Они повозились, забираясь под одеяло.
     - Не спи, - сказал он.
     - Угу, - пробормотала она.
     - Тебе хорошо?
     - Угу.
     - А если за ухо?
     - Угу... Отстань, больно.
     - Слушай, а нельзя здесь пожить недельку?
     - Можно.
     - А где?
     - Я спать хочу. Дай поспать бедной пьяной женщине.
     Он замолчал и лежал не шевелясь. Она  уже  спала.  Так  я  и  сделаю,
подумал он. Здесь будет хорошо, тихо. Только не вечером. Не станет  же  он
пьянствовать каждый вечер, ему же лечиться надо... Пожить здесь денька три
- четыре... пять-шесть.. и меньше пить, совсем не  пить,  и  поработать...
давно я не работал... Чтобы начать работать,  надо  хорошенько  заскучать,
чтобы  ничего  больше  не хотелось...  Он  вздрогнул,  задремывая.  Насчет
Ирмы...  Насчет Ирмы я напишу Роц-Тусову, вот что я сделаю.  Не струсил бы
Роц-Тусов, трус он. Должен мне девятьсот  крон...  Когда  речь  заходит  о
господине Президенте,  все  это  не  имеет  значения,  все  мы  становимся
трусами. Почему мы все-таки трусы? Чего мы, собственно, боимся? Перемен мы
боимся. Нельзя  будет  пойти  в  писательский  кабак  и  пропустить  рюмку
очищенной... швейцар не будет кланяться... и  вообще  швейцара  не  будет,
самого сделают швейцаром. Плохо,  если  на  рудники...  это  действительно
плохо... Но это же редко, времена не те... смягчение нравов. Сто раз я  об
этом думал и сто раз обнаруживал, что бояться в  общем-то  нечего,  а  все
равно боюсь. Потому что тупая сила, подумал он. Это страшная штука,  когда
против тебя тупая, свиная со  щетиной  сила,  неуязвимая  ни  для  логики,
неуязвимая ни для эмоций... И Дианы не будет...
     Он задремал и снова проснулся, потому что под открытым  окном  громко
разговаривали и ржали, как животные. Затрещали кусты.
     - Не могу я их сажать, - сказал пьяный  голос  полицмейстера.  -  Нет
такого закона...
     - Будет, - сказал голос Росшепера. - Я депутат или нет?
     - А такой закон есть, чтобы под городом - рассадник заразы? - рявкнул
бургомистр.
     - Будет, - упрямо сказал Росшепер.
     - Они не заразные, - пробормотал фальцетом  директор  гимназии.  -  Я
имею ввиду, что в медицинском отношении...
     - Эй, гимназия, - сказал Росшепер, - расстегнуться не забудь.
     - А такой  закон  есть,  чтобы  честных  людей  разоряли?  -  рявкнул
бургомистр. - Чтоб разоряли, есть такой закон?
     - Будет, я тебе говорю! - сказал Росшепер. - Я депутат или нет?
     "Чем бы их садануть?" - подумал Виктор.
     - Росшепер! - сказал полицмейстер. - Я тебе друг?  Я  тебя,  подлеца,
выбирал, я тебя, подлеца, на руках носил. А теперь они шляются, заразы  по
городу. Ничего не могу. Закона нет, понимаешь?
     - Будет, - сказал Росшепер.  -  Я  тебе  говорю,  будет.  В  связи  с
заражением атмосферы...
     -  Нравственной!  -  вставил  директор  гимназии.  -  Нравственной  и
моральной.
     - Что?.. В связи,  говорю,  с  отравлением  атмосферы  и  по  причине
недостаточности обрыбления прилежащих водоемов... заразу  ликвидировать  и
учредить в отдаленной местности. Годится?
     - Дай, я тебя поцелую, - сказал полицмейстер.
     - Молодец, - сказал бургомистр. - Голова. Дай я тебя тоже...
     - Ерунда, - сказал Росшепер. - Раз плюнуть... Споем? Нет,  не  желаю.
Пошли еще по маленькой.
     - Правильно. По маленькой - и домой.
     Снова затрещали кусты, Росшепер сказал уже где-то в  отдалении:  "Эй,
гимназия, застегнуться забыл!"  и  под  окном  стало  тихо.  Виктор  снова
задремал и  просмотрел  какой-то  незначительный  сон,  а  потом  раздался
телефонный звонок.
     - Да, - сказала Диана хрипло. - Да, это я...  -  Она  откашлялась.  -
Ничего, ничего, я слушаю... Все хорошо, он был по-моему доволен...
     Она  разговаривала,  перевалившись  через   Виктора,   и   он   вдруг
почувствовал, как напряглось ее тело.
     - Странно, - сказала  она.  -  Хорошо,  я  сейчас  посмотрю...  Да...
Хорошо, я ему скажу.
     Она положила трубку, перелезла через Виктора и зажгла ночник.
     - Что случилось? - спросил Виктор сонно.
     - Ничего. Спи, я сейчас вернусь.
     Сквозь прижмуренные веки он смотрел, как  она  собирает  разбросанное
белье, и лицо у нее было такое серьезное, что он встревожился. Она  быстро
оделась, и вышла, на ходу одергивая белое платье. Росшеперу плохо, подумал
он, прислушиваясь. Допился, старый мерин. В огромном здании было тихо и он
отчетливо слышал  шаги  Дианы  в  коридоре,  но  она  шла  не  направо,  к
апартаментам Росшепера, как он ожидал, а налево. Потом скрипнула  дверь  и
шаги стихли. Он п вернулся набок и попробовал снова  заснуть,  но  сна  не
было он понял, что ждет Диану и что ему не заснуть, пока  она  не  придет.
Тогда он сел и закурил. Желвак на  затылке  принялся  пульсировать,  и  он
поморщился. Диана  не  возвращалась.  Почему-то  он  вспомнил  желтолицего
плясуна с орлиным профилем. Он-то здесь при чем? - подумал Виктор. Артист,
который играет другого артиста, который играет третьего... А,  вот  в  чем
дело: он вышел как раз оттуда, слева, куда ушла Диана. Дошел до лестничной
площадки и превратился в пижона. Сначала играл светского льва, потом  стал
играть разболтанного хлыща... Виктор снова прислушался. На редкость  тихо,
все спят... храпит кто-то... Потом снова скрипнула  дверь,  и  послышались
приближающиеся шаги. Диана вошла,  лицо  ее  по  прежнему  было  серьезно.
Ничего не кончилось, происшествие продолжается. Диана подошла к телефону и
набрала номер.
     - Его нет, - сказала она. - Нет-нет, он  ушел...  Я  тоже...  Ничего,
ничего, что вы... Спокойной ночи.
     Она положила трубку, постояла немного, смотря  в  темноту  за  окном,
затем села на кровать рядом с Виктором. В руке у  нее  был  цилиндрический
фонарик. Виктор закурил сигарету и подал ей. Она молча  курила,  о  чем-то
напряженно думая, а потом спросила:
     - Ты когда заснул?
     - Не знаю, трудно сказать.
     - Но уже после меня?
     - Да.
     Она повернула к нему лицо.
     - Ты ничего не слышал? Какого-нибудь скандала, драки...
     - Нет, - сказал Виктор. - По-моему, все было очень мирно. Сначала они
пели,  потом  Росшепер  с компанией  мочился  у нас  под окнами,  потом  я
заснул... Они уже собирались разъезжаться.
     Она бросила сигарету за окно и поднялась.
     - Одевайся, - сказала она.
     Виктор усмехнулся и протянул руку за трусами. Слушаюсь  и  повинуюсь,
подумал  он.  Хорошая  вещь  -  повиновение.  Только  не  надо  ни  о  чем
спрашивать. Он спросил:
     - Пойдем или поедем?
     - Что?... Сначала пойдем, а там видно будет.
     - Кто-нибудь пропал?
     - Кажется.
     - Росшепер?
     Он вдруг поймал на себе ее взгляд. Она смотрела на него с сожалением.
Она уже немного раскаивалась, что позвала его. Она спрашивала себя: а  кто
он, собственно, такой, чтобы брать его с собой?
     - Я готов, - сказал он.
     Она все еще сомневалась, задумчиво играя фонариком.
     - Ну, ладно... тогда пошли. - Она не двигалась с места.
     - Может быть, отломать у стула ножку?  -  предложил  Виктор.  -  Или,
скажем, у кровати...
     Она встрепенулась.
     - Нет, ножка не годится. - Она выдвинула ящик стола и вынула огромный
черный пистолет. - На, - сказала она.
     Виктор насторожился было, но это оказался спортивный  мелкокалиберный
пистолет. И к тому же без обоймы.
     - Давай патроны, - сказал Виктор. Она непонимающе посмотрела на него,
потом посмотрела на пистолет и сказала:
     - Нет. Патроны не понадобятся. Пошли.
     Виктор пожал плечами и сунул пистолет  в  карман.  Они  спустились  в
вестибюль и вышли на крыльцо. Туман поредел, моросил хилый дождик. Машин у
крыльца не было. Диана свернула в аллейку между мокрыми кустами и включила
фонарик. Дурацкое положение, подумал Виктор. Ужасно  хочется  спросить,  в
чем дело, а  спросить  нельзя.  Хорошо  бы  придумать,  как  спросить.  Не
спросить, а так - отпустить замечание с вопросом в  подтексте.  Как-нибудь
облитически. Может быть, драться придется? Неохота... Буду бить рукояткой.
Прямо между глаз... А как там мой  желвак?  Желвак  оказался  на  месте  и
побаливал. Странные, однако, обязанности у медсестры в этом санатории... А
ведь я всегда считал, что Диана - женщина с тайной. С  первого  взгляда  и
все пять дней... Ну и сырость, надо было глотнуть перед уходом. Как только
вернусь, сейчас же глотну... А я молодец, подумал  он.  Никаких  вопросов.
Слушаюсь и повинуюсь.
     Они  обошли  крыльцо,  пробрались  через  сирень  и  оказались  перед
оградой. Диана посветила. Одного железного прута в ограде не было.
     - Виктор, - сказала она негромко. - Сейчас мы пойдем по тропинке.  Ты
пойдешь сзади. Смотри под ноги, и ни шагу в сторону. Понял?
     - Понял, - покорно сказал Виктор. - Шаг влево, шаг вправо, - стреляю.
     Диана пролезла первой и посветила Виктору. Потом они  очень  медленно
двинулись под гору. Это  был  восточный  склон  холма,  на  котором  стоял
санаторий.  Вокруг  шумели  под  дождем  невидимые  деревья.   Раз   Диана
поскользнулась, и Виктор едва успел схватить ее за плечи. Она  нетерпеливо
вывернулась  и пошла дальше.  Каждую минуту  она  повторяла:  "Смотри  под
ноги... Держись за мной..." Виктор послушно смотрел вниз,  на ноги  Дианы,
мелькающие в прыгающем светлом круге.  Сначала  он  все  ожидал  удара  по
затылку, прямо по желваку, или чего-нибудь в этом  роде,  а  потом  решил:
вряд  ли.  Концы  с  концами  не  сходились.   Просто,   наверное,   удрал
какой-нибудь псих - например, у Росшепера случилась белая горячка,  и  его
придется вести обратно, пугая разряженным пистолетом...
     Диана неожиданно остановилась и что-то сказала, но ее слова не  дошли
до сознания Виктора, потому  что  в  следующую  секунду  он  увидел  возле
тропинки  чьи-то  блестящие  глаза,  неподвижные,   огромные,   пристально
глядевшие из-под мокрого выпуклого лба - только  глаза  и  лоб,  и  ничего
больше, ни рта, ни тела - ничего. Сырая тяжелая темнота и в светлом  круге
- блестящие глаза и неестественно белый лоб.
     - Сволочи, - сказала Диана перехваченным голосом. - Так  я  и  знала.
Зверье.
     Она упала на колени, луч скользнул вдоль черного тела и Виктор увидел
какую-то блестящую металлическую дугу, цепь в траве, а Диана скомандовала:
"Скорее, Виктор". Он присел рядом с нею на корточки и только теперь понял,
что это капкан, а в капкане - нога человека. Он обеими руками  вцепился  в
железные челюсти и попытался их развести,  но  они  подались  чуть-чуть  и
сомкнулись снова. "Дурак! - крикнула Диана.  -  Пистолетом!"  Он  скрипнул
зубами, ухватился поудобнее, напряг все  мускулы  так,  что  заскрипело  в
плечах, и челюсти разошлись. "Тащи", - хрипло  сказал  он.  Нога  исчезла,
железные дуги сомкнулись снова и сжали ему пальцы.  "Подержи  фонарик,"  -
сказала Диана. "Не могу, - виновато сказал Виктор.  -  Попался.  Возьми  у
меня из кармана пистолет..." Диана чертыхнулась, полезла к нему в  карман.
Он снова  развел  капкан,  она  вставила  между  скобами  рукоятку,  и  он
освободился.
     - Подержи фонарик, - повторила она. - Я посмотрю, что с ногой.
     - Кость раздроблена, - сказал из темноты напряженный голос. -  Несите
меня в санаторий и вызывайте машину.
     - Правильно, - сказала Диана. - Сейчас, Виктор, давай фонарь,  возьми
его. Она посветила.
     Человек сидел на прежнем месте, прислонившись к стволу дерева. Нижняя
половина его лица была закутана черной повязкой. Очкарик, подумал  Виктор.
Мокрец. Как он сюда попал?
     - Бери же, - нетерпеливо сказала Диана. - На спину.
     - Сейчас, - отозвался он. Ему вспомнились желтые круги  вокруг  глаз.
Подкатило к горлу. - Сейчас... - Он присел возле  мокреца  на  корточки  и
повернулся к нему спиной. - Возьмите меня за шею, - сказал он.
     Мокрец оказался тощим и легким. Он не двигался и, даже  казалось,  не
дышал, и он не стонал, когда Виктор поскальзывался, но всякий раз его тело
сводило судорогой. Тропинка была гораздо круче, чем думал Виктор, и  когда
они дошли до ограды, он основательно запыхался. Трудно оказалось протащить
мокреца через щель в ограде, но и с этим они в конце концов справились.
     - Куда его? - спросил Виктор, когда они подошли к подъезду.
     - Пока в вестибюль, - ответила Диана.
     - Не надо, - тем же напряженным голосом произнес мокрец.  -  Оставьте
меня здесь.
     - Здесь дождь, - возразил Виктор.
     - Перестаньте болтать, - сказал мокрец. - Я останусь здесь.
     Виктор промолчал и стал подниматься по ступенькам.
     - Оставь его, - сказала Диана.
     Виктор остановился.
     - Какого черта, - сказал он. - Здесь же дождь.
     - Не будьте дураком, - повторил мокрец. - Оставьте... здесь...
     Виктор, не говоря ни слова, шагая через  три  ступеньки,  поднялся  к
двери и вошел в вестибюль.
     - Кретин, - тихо сказал мокрец и уронил голову на его плечи.
     - Болван, - сказала Диана, догоняя Виктора и хватая его за  рукав.  -
Ты его убьешь, идиот! Немедленно вынеси и положи  под  дождь!  Немедленно,
слышишь? Ну, чего стоишь?
     - С ума вы все посходили, - сердито и растерянно сказал Виктор.
     Он повернулся, пнул дверь и вышел на крыльцо. Дождь словно  только  и
ждал этого. Только что он лениво моросил, а  тут  вдруг  хлынул  настоящим
ливнем.  Мокрец  тихонько  застонал,  поднял  голову   и   вдруг   задышал
часто-часто,  как  загнанный.  Виктор   все   еще   медлил,   инстинктивно
осматриваясь в поисках какого-нибудь навеса.
     - Положите меня, - сказал мокрец.
     - В лужу? - язвительно и горько спросил Виктор.
     - Это безразлично... Положите.
     Виктор осторожно опустил его на керамические плиты крыльца, и  мокрец
сразу вытянулся, и раскинул  руки,  правая  нога  его  была  неестественно
вывернута, огромный лоб в  свете  сильной  лампы  казался  синевато-белым.
Виктор сел рядом на ступеньку. Ему хотелось уйти в вестибюль, но это  было
невозможно - оставить под проливным дождем  раненого  человека,  а  самому
уйти в тепло. "Сколько раз меня сегодня называли дураком?" -  подумал  он,
обтирая лицо ладонью. Ох, что-то много.  И,  кажется,  в  этом  есть  доля
истины, поскольку, дурак, он же болван,  он  же  кретин  и  прочее  -  это
невежда, упорствующий в своем невежестве. А ведь ей-богу, ему  под  дождем
лучше! И глаза открыл, и не такие они у него странные...  Мокрец,  подумал
он. Да, пожалуй мокрец а не очкарик. Как  это  его  в  капкан  занесло?  И
откуда  здесь  капкан?  Второго  мокреца  сегодня  встречаю,  и  у   обоих
неприятности...
     Диана в вестибюле говорила по телефону. Виктор прислушался.
     - Нога! ...Да. Раздроблена кость... Хорошо. Скорее, мы ждем.
     Сквозь стеклянную дверь Виктор увидел,  как  она  повесила  трубку  и
побежала вверх по лестнице.  Что-то  у  нас  в  городе  стало  нехорошо  с
мокрецами. Возня какая-то вокруг них. Что-то они всем стали  мешать,  даже
директору гимназии. Даже  Лоле,  вспомнил  он  вдруг.  Кажется,  она  тоже
проходилась насчет них... Он посмотрел на мокреца. Мокрец смотрел на него.
     - Как вы себя чувствуете? - спросил Виктор. Мокрец молчал.
     - Вам что-нибудь нужно? - спросил Виктор,  повышая  голос.  -  Глоток
джину?
     - Не орите, - сказал мокрец. - Я слышу.
     - Больно? - сочувственно спросил Виктор.
     - А вы как думаете?
     На редкость неприятный человек, подумал Виктор. Впрочем, бог  с  ним.
Встретились и разошлись. А ему больно...
     - Ничего, - сказал он. - Потерпите еще  несколько  минут.  Сейчас  за
вами приедут.
     Мокрец ничего не ответил, лоб его сморщился, глаза закрылись. Он стал
похож на мертвеца - плоский и неподвижный под проливным дождем. На крыльцо
выскочила Диана с докторским чемоданчиком, присела рядом  и  стала  что-то
делать  с  покалеченной  ногой.  Мокрец  тихонько  зарычал,  но  Диана  не
произнесла успокаивающих слов, какие обычно говорят в таких случаях врачи.
     - Тебе помочь? - спросил Виктор. Она  не  ответила.  Он  поднялся,  и
Диана, не поворачивая головы, проговорила:
     - Подожди, не уходи.
     - Я не ухожу, - сказал Виктор. Он смотрел, как она ловко  накладывает
шину.
     - Ты еще понадобишься, - сказала Диана.
     - Я не ухожу, - повторил Виктор.
     - Вообще-то, ты можешь сбегать наверх.  Сбегай,  хлебни  чего-нибудь,
пока есть время, но потом сразу возвращайся.
     - Ничего, - сказал Виктор. - Обойдусь.
     Потом где-то за пеленой дождя зарычал мотор, вспыхнули  фары.  Виктор
увидел какой-то джип, осторожно заворачивающий в ворота. Джип  подкатил  к
крыльцу, и из него грузно выбрался Юл Голем в своем  неуклюжем  плаще.  Он
поднялся по ступенькам, нагнулся над мокрецом, взял его  за  руку.  Мокрец
глухо сказал:
     - Никаких уколов.
     - Ладно, - сказал Голем и посмотрел на Виктора. - Бери его.
     Виктор взял мокреца на руки и  понес  к  джипу.  Голем  обогнал  его,
распахнул дверцу и залез внутрь.
     - Давайте его сюда, - сказал он из темноты. - Нет,  ногами  вперед...
Смелее... Придержите за плечи...
     Он сопел и возился в машине. Мокрец снова зарычал, и Голем сказал ему
что-то непонятное, а может быть выругался, что-то вроде  "Шесть  углов  на
шее..." Потом он вылез наружу, захлопнул дверцу  и,  усаживаясь  за  руль,
спросил Диану:
     - Вы им звонили?
     - Нет, - ответила Диана. - Позвонить?
     - Теперь уже не стоит, - сказал Голем, - а то они все законопатят. До
свидания.
     Джип тронулся с места, обогнул клумбу и укатил по аллее.
     - Пойдем, - сказала Диана.
     - Поплывем, - сказал Виктор.  Теперь,  когда  все  кончилось,  он  не
чувствовал ничего больше, кроме раздражения.
     В вестибюле Диана взяла его под руку.
     - Ничего, - сказала она. -  Сейчас  переоденешься  в  сухое,  выпьешь
водочки, и все станет хорошо.
     - Течет, как с мокрой собаки,  -  сердито  пожаловался  Виктор.  -  И
потом, может быть, ты объяснишь, что здесь произошло?
     Диана устало вздохнула.
     - Да ничего здесь особенного  не  произошло.  Не  надо  было  фонарик
забывать.
     - А капканы на дорогах - это у вас в порядке вещей?
     - Бургомистр ставит, сволочь...
     Они поднялись на второй этаж и пошли по коридору.
     - Он сумасшедший? - осведомился Виктор. - Это же уголовное дело.  Или
он действительно сумасшедший?
     - Нет. Он просто сволочь и ненавидит мокрецов. Как и весь город.
     - Это я заметил. Мы их тоже не любим, но капканы... А что мокрецы  им
сделали?
     - Надо же  кого-то  ненавидеть,  -  сказала  Диана.  В  одних  местах
ненавидят евреев, где-то еще негров, а у нас мокрецов.
     Она остановилась перед дверью. Диана повернула ключ, вошла  и  зажгла
свет.
     - Подожди, - сказал Виктор, озираясь. - Куда ты меня привела?
     - Это лаборатория, - ответила Диана. - Я сейчас...
     Виктор остался в дверях и смотрел, как она ходит по огромной  комнате
и закрывает окна. Под окнами темнели лужи.
     - А что он здесь делал ночью? - спросил Виктор.
     - Где? - спросила Диана, не оборачиваясь.
     - На тропинке... Ты ведь знала, что он здесь?
     - Ну, понимаешь, - сказала она, - в лепрозории плохо с медикаментами.
Иногда они приходят к нам, просят...
     Она закрыла последнее  окно  и  прошлась  по  лаборатории,  оглядывая
столы, заставленные приборами и химической посудой.
     - Гнусно все это, - сказал  Виктор.  -  Ну  и  государство.  Куда  ни
приедешь - везде какая-нибудь дрянь... Пошли, а то я замерз.
     - Сейчас, - сказала Диана.
     Она взяла со стола какую-то темную одежду и встряхнула  ее.  Это  был
мужской  вечерний  костюм.  Она  аккуратно  повесила  его  в  шкафчик  для
спецодежды. Откуда  здесь  костюм?  -  подумал  Виктор.  Причем,  какой-то
знакомый костюм...
     - Ну вот, - сказала Диана, - ты как  хочешь,  а  я  сейчас  залезу  в
горячую ванну.
     - Послушай, Диана, - сказал Виктор осторожно. - А кто был  этот...  с
таким вот носом... желтолицый? С которым ты плясала...
     Диана взяла его за руку