к нему равнодушные  бессмысленные  лица.
Вот и все, подумал Виктор. Выпить бы. Где же Диана?
     Он медленно пошел обратно в город.

     Солнце было  справа,  оно  то  пряталось  за  крышами  особняков,  то
выглядывало  в  промежутках,  то  брызгало  теплым  светом  сквозь   ветви
полусгнивших деревьев. Тучи исчезли, и небо было  удивительно  чистое.  От
земли поднимался легкий туман. Было  совершенно  тихо,  и  Виктор  обратил
внимание на странные, едва слышные звуки, доносившиеся  словно  бы  из-под
земли. Но потом он привык и забыл о  них.  Удивительное  чувство  покоя  и
безопасности охватило его. Он шел, как пьяный, и почти все  время  смотрел
на небо. На проспекте Президента возле него остановился джип.
     - Садись, - сказал Голем.
     Голем был серый от усталости и какой-то придавленный, а рядом  с  ним
сидела Диана, тоже усталая, но все равно красивая, самая красивая из  всех
уставших женщин.
     - Солнце, - сказал Виктор, улыбаясь ей. - Поглядите, какое солнце!
     - Он не поедет, - сказала Диана. - Я вас предупреждала, Голем.
     -  Почему  не  поеду?  -  удивился  Виктор.  -  Поеду.  Только  зачем
торопиться?
     Он не удержался и снова посмотрел на небо. Потом посмотрел назад,  на
пустую улицу. Все было залито солнцем. Где-то  в  поле  тащились  беженцы,
отступающая армия, драпало начальство, там были пробки, там висела ругань,
орали бессмысленные команды и угрозы, а  с  севера  на  город  надвигались
победители, и здесь была пустая полоса  покоя  и  безопасности,  несколько
километров пустоты, и в пустоте машина и три человека.
     - Голем, это идет новый мир?
     - Да, - сказал Голем. Он вглядывался в Виктора из-под опухших век.
     - А где ваши мокрецы? Идут пешком?
     - Мокрецов нет, - сказал Голем.
     - Как так нет? - Спросил Виктор. Он поглядел на  Диану.  Диана  молча
отвернулась.
     - Мокрецов нет, - повторил Голем. Голос  у  него  был  сдавленный,  и
Виктору показалось, что он вот-вот заплачет. - Можете считать, что их и не
было. И не будет.
     - Прекрасно, - сказал Виктор. - Пойдемте прогуляемся.
     - Вы поедете или нет? - вяло спросил Голем.
     - Я бы поехал, - сказал Виктор, улыбаясь,  -  но  мне  надо  зайти  в
гостиницу, забрать рукопись... и вообще посмотреть. Вы знаете, Голем,  мне
здесь нравится.
     - Я тоже остаюсь, - сказала вдруг Диана и вылезла из  машины.  -  Что
мне там делать?
     - А что вам здесь делать? - спросил Голем.
     - Не знаю, - сказала Диана. - У меня  же  нет  никого  больше,  кроме
этого человека.
     - Ну хорошо, - сказал Голем. - Он не понимает. Но вы же понимаете.
     - Но он должен посмотреть, -  возразила  Диана.  -  Не  может  же  он
уехать, не посмотрев...
     - Вот именно, - подхватил Виктор. - На кой черт я нужен,  если  я  не
посмотрю? Это же моя обязанность - смотреть.
     - Слушайте, дети, - сказал Голем. - Вы соображаете, на что вы  идете?
Виктор, вам же говорили: оставайтесь на своей стороне, если хотите,  чтобы
от вас была польза. На своей!
     - Я всю жизнь на своей стороне, - сказал Виктор.
     - Здесь это будет невозможно.
     - Посмотрим, - сказал Виктор.
     - Господи, - сказал Голем. - Как-будто мне не  хочется  остаться!  Но
нужно же немножко думать головой! Нужно же разбираться, черт  побери,  что
хочется и что должно... - Он словно убеждал самого себя. - Эх вы...  Ну  и
оставайтесь. Желаю вам приятно провести время. - Он  включил  скорость.  -
Где тетрадь,  Диана?  А,  вот  она.  Так  я  беру  ее  себе.  Вам  она  не
понадобится.
     - Да, - сказала Диана. - Он так и хотел.
     - Голем, - сказал Виктор. - А вы почему бежите?  Вы  же  хотели  этот
мир.
     - Я не бегу, - строго сказал Голем. - Я еду. Оттуда, где я больше  не
нужен, туда, где я еще нужен. Не в пример вам. Прощайте.
     И он уехал. Диана и Виктор взялись за руки и пошли вверх по проспекту
господина Президента в пустой город,  навстречу  наступающему  победителю.
Они не разговаривали, они полной грудью вдыхали непривычно  чистый  свежий
воздух, жмурились на солнце, улыбались друг другу  и  ничего  не  боялись.
Город смотрел на них пустыми окнами,  он  был  удивителен,  этот  город  -
покрытый плесенью, скользкий, трухлявый, весь в  каких-то  злокачественных
пятнах, словно изъеденный экземой, словно он пробыл много лет на дне моря,
и вот, наконец, его вытащили на поверхность на посмешище солнцу, и солнце,
насмеявшись вдоволь, принялось его разрушать.
     Таяли и испарялись крыши, жесть и черепица дымились  рыхлым  паром  и
исчезали на глазах.  В  стенах  росли  проталины,  расползались,  открывая
обшарпанные обои,  облупленные  кровати,  колченогую  мебель  и  выцветшие
фотографии. Мягко подламывались уличные  фонари,  растворялись  в  воздухе
киоски и рекламные тумбы  -  все  вокруг  потрескивало,  тихонько  шипело,
шелестело, делалось пористым, прозрачным, превращалось в сугробы  грязи  и
пропадало. Вдали башня  ратуши  изменила  очертания,  сделалась  зыбкой  и
слилась с синевой неба. Некоторое время в небе, отдельно от всего,  висели
старинные башенные часы, потом исчезли и они...
     Пропали мои рукописи, весело  подумал  Виктор.  Вокруг  уже  не  было
города - торчал кое-где чахлый кустарник, и остались  больные  деревья,  и
пятна зеленой травы, только вдалеке за туманом  еще  угадывались  какие-то
здания, остатки  зданий,  а  недалеко  от  бывшей  мостовой,  на  каменном
крылечке, которое никуда не вело, сидел  Тэдди,  вытянув  раненую  ногу  и
положив рядом с собой костыли.
     - Привет, Тэдди! - сказал Виктор. - Остался?
     - Ага... - сказал Тэдди.
     - Что так?
     - Да ну их, - сказал Тэдди. - Набились,  как  сельди  в  бочку,  ногу
некуда вытянуть, я говорю снохе, ну зачем тебе, дура, сервант? А она  меня
кроет... Плюнул я на них и остался.
     - Пойдешь с нами?
     - Да нет, идите, - сказал Тэдди.  -  Я  уж  посижу.  Ходок  я  теперь
никудышный, а мое меня не минует...
     Они пошли дальше. Становилось жарко, и Виктор сбросил на землю  плащ,
стряхнул с себя ржавые остатки автомата и засмеялся от  облегчения.  Диана
поцеловала его и сказала: "Хорошо!" Он не возражал.  Они  шли  и  шли  под
синим небом, под горячими лучами солнца, по земле, которая уже  зазеленела
молодой травой, и пришли к тому месту, где была  гостиница.  Гостиница  не
исчезла вовсе - она стала огромным серым кубом из грубого шершавого бетона
- пограничный знак между старым и новым миром. И едва он это подумал,  как
из-за глыбы бетона беззвучно выскользнул реактивный истребитель  со  щитом
Легиона на фюзеляже, беззвучно промелькнул над головой, все еще  беззвучно
вошел в разворот где-то возле солнца  и  исчез,  и  только  тогда  налетел
адский, свистящий рев, ударил в уши, в лицо, в душу, но навстречу уже  шел
Бол-Кунац, повзрослевший, с  выгоревшими  усиками  на  загорелом  лице,  а
поодаль шла Ирма, тоже почти взрослая, босая, в простом легком  платье,  с
прутиком в руке. Она посмотрела вслед истребителю, подняла прутик,  словно
прицеливаясь и сказала: "Кх-х!"
     Диана рассмеялась. Виктор посмотрел на нее и увидел, что это еще одна
Диана, совсем новая, какой она никогда прежде не была, он и не предполагал
даже, что такая Диана возможна - Диана Счастливая.  И  тогда  он  погрозил
себе пальцем и подумал: все это прекрасно, но вот что, не  забыть  бы  мне
вернуться.