потихоньку забывали или делали вид, что
забыли о моем существовании. Контрразведка больше к  себе  не  звала.  С
равванскими десантниками я практически  не  пересекался.  "Бриз"  -  это
целый город, встретиться в котором без обоюдного желания  не  так  уж  и
легко. Кроме того, я предпочитал не бывать там, где  бывают  они.  Краем
уха я слышал, что капитан Боль-ген  как-то  надрался  и  обещал  стянуть
шкуру с выродка. Это, наверное, с меня.
   И все-таки пару раз я столкнулся с моими недоброжелателями. В баре  я
увидел Вольгена с его обезьянами и благоразумно исчез. Во время одной из
учебных тревог, на которые был так щедр  помощник  начальника  штаба,  я
оказался  на  лифтовой  платформе  рядом  с   Вольгеном.   В   толкучке,
изогнувшись, как бы невзначай он  пнул  меня  локтем  так,  что  дыхание
перехватило, за этим последовал легкий тычок в болевую точку, и в глазах
потемнело, как при перегрузке на боевом вираже. К своей чести, на  ногах
я удержался.
   - Пока живи, мерканский выродок, - прошипел он. - А там посмотрим...
   Придя в себя и вернув себе право дышать, я  с  горечью  подумал,  что
проблема с Вольгеном никуда не денется. Нелюбовь ко мне с  его  стороны,
как любое воистину искреннее и горячее чувство,  вовсе  не  затухала  от
отсутствия непосредственного  общения,  а  наоборот,  росла.  Я  не  мог
понять, чего он на меня так взъелся. Странно все это.  Ведь  на  корабле
полно народу, куда больше достойного его внимания.
   Однажды мерное  течение  флотской  жизни  было  взбаламучено  большим
шумом. К нам  прибывала  инспекция.  Да  еще  во  главе  с  заместителем
командующего флотом по тыловым вопросам адмиралом второго  класса  Долма
Сару - типичным  образцом  паркетного  вояки,  известным  паталогической
страстью к порядку, Порядок этот старый  перечник  понимал  по-своему  -
чтобы все было выровнено однообразно, хоть и безобразно, в ряд, блестело
и чтоб "вообще как положено". Адмирал досадовал,  что  живет  не  в  век
водного флота, когда палубы драили швабрами. Для нас и технарей  настали
тяжелые времена. Все чего-то латали, проверяли, чинили. Через неделю все
корабли  эскадры  сияли,  будто  новые.  "Бриз"  все  больше  приобретал
выставочно-показательный вид. На таких кораблях не живут и не воюют.  На
таких кораблях услаждают взор адмиралов из Главного командования...
   - Всех взгреют, - потирал руки Корвен. - Нашего адмирала отчитают как
мальчишку - принародно и грубо. Сару  это  обожает.  С  головой  у  него
проблемы. Да еще он окончательно оторвался от жизни. Ничего не знает, не
понимает и понимать не хочет.
   - А чему ты радуешься? - возмутился я.
   - Хоть какое-то разнообразие. Если с  самого  начала  настроиться  на
восприятие  инспекции  как  циркового   представления,   то   становится
интересно. Если принимать все  на  полном  серьезе,  то  сойдешь  с  ума
Противопоказано для здоровья воспринимать флотские маразмы серьезно.
   Он, как всегда, был прав.
   Малый крейсер вышел из супервакуума тютелька в тютельку в  положенное
время. Пришвартовался к блоку боевой  орбитальной  защитной  станции.  И
грозный адмирал Долма Сару отправился на флагманский линкор.
   "Бардак! Посмешище флота! Всех на "грунт"  спущу!"  -  представление,
называемое "плановая инспекционная  поездка",  неустанно  сопровождалось
воплями торжествующего дикаря, увидевшего мамонта и собравшегося порвать
его руками. У адмирала  был  натренированный  глаз,  который  выхватывал
мелкие недостатки там, где их  не  замечал  никто.  В  первый  же  обход
линкора он наткнулся на "Альбатрос", на котором тест-система барахлила и
выдавала вместо нормальных данных такую околесицу, что это было  заметно
даже такой тыловой крысе, как адмирал Сару. Он влез в единственное место
на разгонной палубе, куда не добрались сервисные роботы и не  выкрасили,
не  вычистили  его  до  блеска.  На  нижней  палубе  он   наткнулся   на
единственного расхлябанного и слегка выпившего офицера,  к  тому  же  не
заметившего адмирала.
   - Разгоню к шарху весь  этот  курорт  "плоскостников"!  -  бесновался
адмирал Сару. - Плохо! Это флот? Это разве флот?!
   Голос эхом отлетал от  переборок  и  затухал  в  пластике  коридоров.
Высокая персона передвигалась со  свитой,  наш  командующий  с  каменным
лицом  брел  следом,  адъютанты  вились  как  мухи,   что-то   неустанно
записывали  в  компблокноты  и   фиксировали   видеошариком   выявленные
недостатки, а заодно и площадную ругань адмирала.
   Нам с Корвеном повезло. Адмирала Сару мы видели только издалека и  не
были осчастливлены его командной бранью.
   - Нашему адмиралу, кажется,  сильно  достанется  сказал  я,  провожая
глазами исчезающую в переплетении коридоров процессию.  -  Не  снимут  с
эскадры?
   - Да ты что? - удивился моей неискушенности  Корвен,  еще  на  старом
месте службы переживший не одну инспекцию. - Хуже, если бы Сару не нашел
ничего. Он потерял бы аппетит и затаил злобу. А так вся злость уходит  в
шум.
   - И в какой шум!
   - Ты по летной школе не понял всех этих премудростей?
   - Там все было иначе.
   - Принцип один и тот же. Адмиралами  становятся,  чтобы  тешить  свое
самолюбие.
   На крейсере, доставившем адмирала  Сару,  прибыло  пополнение  взамен
выбитых пилотов. Там были офицеры  и  с  других  эскадр,  и  из  центров
переподготовки. И,  конечно,  новая  партия  стажеров.  Пилотские  школы
Фемиды, Дирра... Галахвара? Нет на Галахваре больше пилотской школы.
   Когда я устремился по сигналу сбора и  увидел  в  коридорах  спешащих
взволнованных новобранцев, меня как обожгло. Прошло полгода, когда я так
же, как и они, шагал на первое построение на "Бризе".
   Кажется, пролетел лишь миг. И вместе с тем я будто  постарел  лет  на
сто. Я  стал  другим.  Пропасть  от  новобранца  до  пилота,  прошедшего
"фестиваль" и сбившего вражеский истребитель, огромна.
   Все  происходило,  как  обычно  Строевой  зал.  По  квадратам  стояли
подразделения. Мое место - дивизион прикрытия.
   На  возвышении  теперь  было  два  адмирала  -  наш   командующий   и
инспектирующий  тыловик.  Сару  стоял  насупившись  и   недобро   озирал
собравшихся. Гор Лармен коротко представил пополнение.
   -  Эскадру  укомплектовали  полностью,  -  прошептал  Корвен,   когда
последовала команда "вольно".  -  Значит,  впереди  заваруха.  Полностью
укомплектовывают перед особенно веселыми "фестивалями".
   - Похоже на то, - кивнул я.
   Слово  взял  адмирал  Сару.  Набычившись,  он  издал  утробный   рык,
длившийся минут десять. В нем можно было разобрать отдельные слова  -  о
традициях флота, о том, что новые офицеры должны влиться с  достоинством
в славную боевую семью, оправдать высокое звание - и  дальше  в  том  же
духе. Потом платформа, на которой стояли два  адмирала,  торжественно  и
неторопливо опустилась. Пришло время вручения наград
   Отрадно, что  первая  золотая  раковина  досталась  капитану  первого
класса  Парку  Лоргу,  командиру  нашего   дивизиона,   за   уничтожение
вражеского фрегата, определившего момент перелома в битве.
   Адмирал Сару обнял нашего командира и с чувством похлопал по  плечам,
будто разминая ему кости
   - Служи и дальше честно, сынок.
   Серебряные раковины  получили  одиннадцать  человек,  отличившихся  в
последнем "фестивале". С каждым новым орденом Сару колотил  награжденных
по плечам и спинам все сильнее, обнимал все крепче, и в конце  концов  я
увидел  выступившие  на  его  глазах  слезы  -  адмирал  был   чертовски
сентиментален.
   Мне захотелось поаплодировать, когда объявили о  вручении  серебряной
раковины Арвину, но он получить награду не мог  -  был  в  госпитале  на
"плоскости", и неизвестно, когда снова ступит на "палубу".
   Напоследок  командующий  припас  объявления  о  переводах  в   другие
подразделения и присвоении очередных и внеочередных званий.
   В основном перемещались по службе офицеры,  хорошо  зарекомендовавшие
себя в полетах на двухместных тяжелых истребителях класса "Альбатрос"  и
созревшие для  легких  одноместных  машин,  которые  создавали  основную
ударную силу  флота.  Пилот  одноместной  машины  -  это  более  высокий
уровень, чем стрелок. Сегодня этой чести удостаивались те, кто прибыл на
"Бриз" почти на год раньше  меня,  да  и  то  не  все.  Многие  на  годы
застревают в кресле пилота-оружейника "Альбатроса".
   - Присвоить звание "лейтенант второго класса"  и  перевести  в  пятое
звено  третьей  штурмовой  эскадрильи  Серга  Кронбергшена,  -   объявил
командующий эскадрой.
   Интересно, меня не обманывают  мои  уши?  Штурмовая  эскадрилья!  Это
означает одноместный "Морской ястреб"!
   Скосив глаза, я увидел, что губы Таланы тронула улыбка. В этот момент
я почти любил ее... Я готов был полюбить весь свет... Кроме меркан.
   Я стиснул зубы. Не хватало сейчас пустить слезу... А очень хотелось!
 
*** 
 
   - Ну вот, Серг, ты  почти  пилот,  -  с  грустью  произнесла  Талана,
опрокидывая почти полный бокал прозрачной обжигающей жидкости.
   Я внутренне сжался, представив, каково ей сейчас -  проглотить  бокал
этого высокоградусного пойла. Но она только прижмурилась, втянула  резко
ноздрями воздух и удовлетворенно крякнула.
   - Пей, - кивнула она. Мой бокал был наполнен так, как еще недавно был
наполнен ее. Я отхлебнул немножко, горло обожгло.
   - Кто так пьет, лейтенант? - насмешливо посмотрела на меня Талана.
   Я со злостью опрокинул весь стакан, намереваясь тут же  скончаться...
Дыхание сперло. Слезы брызнули из глаз. Кто сказал, что  самое  страшное
для пилота - заряд мерканской плазмы в грудь?.. Я  нашарил  бутерброд  с
ветчиной, проглотил, и только  после  этого  стал  улавливать  очертания
окружающих предметов.
   - Теперь ты и пьешь почти как человек, Серг.
   - Я вообще чем-то похож на человека,  если  вы  еще  не  заметили,  -
выпитое меня расслабило, и я почувствовал себя в обществе с Таланой чуть
свободнее, чем обычно, то есть комфортнее, чем в комнате со змеями.
   - Похож на человека? - она усмехнулась. - Это ненадолго.  Ты  станешь
настоящим пилотом. И превратишься просто  в  элементарную  частицу  этой
войны. И однажды поймешь, что, кроме войны, у тебя ничего нет.
   - Так уж ничего?
   - Ничего важного. Все  отходит  на  второй  план.  То,  что  казалось
жизненно необходимым, становится второстепенным,  то,  что  было  ярким,
блекнет. То, что должно быть дорогим,  перестает  им  быть.  Потому  что
нельзя задерживаться. Нельзя долго оплакивать друзей. Ни во  что  нельзя
вкладывать слишком много души, кроме как в нее, в эту шархову войну!
   - Но мы возвращаемся с этой шарховой войны.
   - Мы... - она сделала ударение на "мы", - не возвращаемся. Кто-то  из
них, - обвела рукой полный бар, - может вернуться. Отвоевать свой  срок.
Потешить самолюбие. Получить награды, звания, деньги. И  писать  мемуары
для глобальной сети... Но мы из другого теста.
   - Почему вы выделяете меня?
   - Потому что ты из того же теста, что и я. Потому что ты,  лейтенант,
живешь по-настоящему только в кабине истребителя...
   Я попытался собраться, прогнать волну хмеля, туманящего мозг. А  ведь
она права! Я  вспомнил  тот  первый  бой.  И  понял,  что  действительно
по-настоящему жил только тогда.
   - Ты мой пятый стажер, Серг.
   - Как?
   Цифра внушительная. Выпустить пять пилотов.
   - В живых из предыдущих осталось двое. Один воюет до сих пор в другом
секторе. Другой надолго застрял в  клинике  психической  реабилитации...
Троих уже нет... Скажи, сколько раз в день ты мечтал придушить меня?
   - Я не считал, капитан.
   - До стольких  считать  не  умеешь?  -  засмеялась  она.  -  Ты  меня
ненавидел, Серг.
   - Никак нет.
   - Тебе сколько лет?
   - Двадцать пять.
   - Мне - тридцать три. Не такая большая разница.
   Я задумался. А ведь действительно, восемь лет по современным меркам -
это ничто. И вместе с тем такая пропасть. Мне кажется, ей лет сто.
   - Поэтому приказываю сегодня плюнуть на звания, Серг. Я - Талана.
   - Годится, - не слишком уверенно произнес я.
   - Ты, конечно, понял, для  чего  я  тянула  твои  жилы.  Только  ради
одного. Чтобы ты сталпилотом,  Серг.  Стал  частью  этой  войны,  боевой
единицей, а не отважной жертвой, которую спалят через месяц-другой...  И
по возможности выжил... Я устала терять людей...
   Я ощутил, как на меня накатывает  волна  сентиментальности,  тут  она
подсунула в руку еще один бокал.
   - Давай, Серг. Пьем за нас. За пилотов... Мы  осушили  бокалы.  Пойло
было послабее, чем предыдущее, дух так не вышибало, но било крепко
   - "Плоскостники" считают нас или героями, или маньяками, - продолжила
Талана,  на  нее  спиртное  почти  не  действовало,  она  только  слегка
раскраснелась, и голос стал более глубокий. -  Ничего  подобного.  Пилот
знает, за что умирает. Это не простая война. Против нас враг, с  которым
не может быть примирения.
   - Я знаю это.
   - Наверняка вас в пилотской школе  чуть  ли  не  наизусть  заставляли
учить агитки о подлой сущности меркан. Несмотря на  тупоумный  стиль,  в
них сущая правда. Но это надо не знать,  а  чувствовать.  Меркане  -  не
просто враги. Это - сама тьма...
   - Почему?
   - Что ты знаешь о них?
   - Под протекторатом Мерканы  пятьдесят  шесть  планет.  Они  образуют
Объединение  мерканских  свободных  миров.  Форма  правления  -   внешне
демократическая. Фактически  теневое  правление  осуществляет  замкнутая
каста "бессмертных".
   - Все это сооружение стоит на трех опорах - сложнейшей и  чрезвычайно
затратной технологии продления жизни избранным; самых диких технологиях,
которые в нашем  мире  отнесены  к  категории  запретных;  и  изощренном
глобальном  психоконтроле  над  населением.  Этого   достаточно,   чтобы
превратить  жизнь  на  этих  пятидесяти  шести  планетах  в  ад.  Внешне
благопристойный ад...
   - "Плоскостники" считают, что в таких оценках  больше  милитаристской
пропаганды.
   - "Земляные черви" могут  считать,  что  им  угодно.  Это  ничего  не
меняет.  Мы  пытаемся  остановить  наступление  тьмы,  Серг...   А   она
надвигается все быстрее.
   - Меркане давят нас все крепче.
   - Да. Притом давят по всему фронту.  Продавливаются  к  центру  нашей
сферы. А мы выдыхаемся. После гибели Галахварской школы еще острее встал
вопрос о недостатке летного состава. И мы проигрываем одно  сражение  за
другим. Меркане лезут, как болотные  слизни  Арзаны  перед  наступлением
дождей - изо всех дыр... Эти расчетливые твари не заботятся о  ресурсах.
Они будто не думают о  будущем,  не  боятся  истощить  себя...  Что  это
значит?
   - Они на что-то рассчитывают.
   - Точно  Они  приберегли  какой-то  сюрприз.  Мне  кажется,  что  они
надеются  получить  козыри  в  этой  игре.  И  просто   избавляются   от
вооружений, которые вскоре станут ненужными.
   - Им станут ненужными их эскадры?
   - Не знаю... Они что-то готовят, чую. Не знаю, понимают ли это умники
в штабах. Но  меня,  старую  боевую  клячу,  не  проведешь...  Наступают
тяжелые времена, Серг...
   Я пожал плечами.
   - Может произойти то, что наши стратеги  видят  в  страшных  снах.  И
называется  это  -  подавляющее  стратегическое  преимущество,   -   она
потянулась, загребла горсть орехов и кинула  в  рот.  -  Понимаешь,  что
значит это слово?
   - Безнаказанность.
   - Точно. Они безнаказанно будут  уничтожать  флоты  и  города.  Будут
высаживать десанты. И однажды мы обнаружим, что отступать больше некуда.
   Она  грохнула  бокалом  о  стол,  и  синтетикхрусталь   распался   на
мельчайшие частички.
   - Шарх, я боюсь об этом думать, Серг... Но  я  знаю,  что  вскоре  ты
сможешь попробовать, на что способен  твой  "Морской  ястреб"  бортномер
35-111 в бою. Меркане полезут снова. Где-нибудь в системе Водоноса.
   Она как в воду глядела. На следующий день наша оперативная эскадра по
сигналу тревоги была приведена в боевую готовность и  вскоре  нырнула  в
супервакуум, двигаясь в сторону системы Водоноса - разведслужбы  засекли
продвижение к ней кораблей противника. Мне не  пришлось  долго  томиться
мечтой опробовать свой "Морской ястреб" в бою...
 
Глава девятая 
УСПЕТЬ В ПОСЛЕДНИЙ ВАГОН 
 
   Когда эскадра вынырнула  из  супервакуума,  меркане  уже  догладывали
планетарную оборону Токсаны. Две защитные станции были разнесены в пыль.
Ожерелье из боевых автоматизированных модулей  было  ополовинено.  Врагу
оставалось совсем немного.
   Я  сидел  расслабившись  в  кабине  "Морского  ястреба",   достаточно
свободной  по  сравнению  с  кабиной  оператора   управления   огнем   в
"Альбатросе". По боевому уставу, который, в отличие от строевого устава,
написан  кровью,   при   выныривании   корабля-пробойника   в   реальный
пространственно-временной континуум все пилоты должны находиться в своих
машинах, чтобы в случае необходимости сразу вступить в бой.
   Самый опасный момент при "заходе на боевой" - выход из  супервакуума.
Можешь нос  в  нос  упереться  в  эскадру  противника.  А  так  как  при
выныривании  происходит  разряжение   энергетических   колец,   корабль,
лишившийся на несколько минут полноценного  защитного  поля,  становится
доступной добычей для вражеских орудий.
   - Шарх! - воскликнул я, преодолевая тошноту и головокружение, приступ
которых обеспечен после выныривания на поверхность, и во все глаза глядя
на постепенно проявляющуюся в деталях картинку.  Компьютеры,  анализируя
данные всех видов контроля среды, рисовали объемную картину с раскладкой
противостоящих сил. Не нужно было  много  времени,  чтобы  понять  -  мы
влипли!
   Мы вынырнули в непосредственной близости от главных  сил  противника.
Наш флагманский линкор очутился в крайне невыгодной позиции.  Но  другим
было еще хуже. С отчаянием я видел, что ближайший к  нам  эсминец  "Глаз
циклона" попал в  капкан  -  угораздило  его  вынырнуть  как  раз  между
мерканскими линкором и двумя фрегатами!
   Если бы нам дали хоть немного времени, мы бы очухались и  вступили  в
бой. Но меркане не первый день воевали. И плазменные сгустки устремились
к "Бризу"...
   - Шарх, шарх, - повторял я, как заводной, слушая, как тягуче  ведется
отсчет.
   Со  стартовых  ангаров  "Бриза"   один   за   другим   выстреливались
истребители. Они вылетали в черноту космоса и устремлялись  вперед  -  в
огненную преисподнюю.
   - "Восьмой" - ушел, - щелкал компьютер. - "Девятый" ушел...
   "Девятый" - это истребитель Таланы, ведущего нашей двойки.
   - Приготовиться. Старт.
   Меня вжало в кресло. "Морской  ястреб"  покинул  стартовый  ангар  со
скоростью  снаряда,  но  гравитационный   нейтрализатор,   как   всегда,
бескомпромиссно задавил ускорение.
   Первый мой боевой заход на "Морском ястребе"!
   Главный комп "Бриза" выдал покидающим корабль звеньям боевые  задачи,
которые  сумел  оптимизировать  за  считанные  мгновения.   Наше   пятое
штурмовое звено рвалось к мерканским  кораблям,  навалившимся  на  "Глаз
циклона".
   На  объемной  схеме  было  видно,  как  от   "Глаза   циклона"   тоже
отваливаются точки - это истребители, кто мог, устремлялись на волю.
   Я закусил губу, глядя, как с трех сторон плазменные  резаки  вспороли
обшивку эсминца, не защищенную полем. Плазма выжигала  суперорганический
металлокерамит обшивки, металл, пластик. На корпусе  вспухали  облака  -
вырывавшийся из взломанных отсеков воздух моментально кристаллизовался.
   "Глаз циклона"  огрызался  орудийными  залпами,  экипаж  предпринимал
титанические усилия, чтобы стабилизировать защитное поле и выйти из зоны
поражения.  Не  успевал.  Еще  один  пробой  в  корпусе...  Еще  один...
Двигательная  секция  корабля-пробойника  отделилась.   Стабилизационные
кольца стали отваливаться. Эсминец распадался.
   - Шарх!
   Сознание губкой впитывало поступающую информацию. Я старался  держать
в голове весь "объем боя" и не упускать из виду своих соратников.
   Коммуникация при быстротекущем космическом сражении - вещь  нелегкая.
В былые времена, когда увлека