я  застройка  с  домами-гроздьями  и  "шайбами".  И,
естетсвенно, аборигены, гордые сознанием того, что судьба  позволила  им
жить в этом "самом лучшем уголке Вселенной".
   - "Плоскостники" вообще забыли, что идет война, - сказал я.
   - Для  них  она  далеко,  -  пожал  плечами  Корвен,  рассматривая  в
иллюминатор красный  гигант  с  двумя  большими,  в  тысячи  километров,
темными пятнами смерчей, которые кружатся тысячи лет.
   - Далеко?.. За год мы потеряли две планеты и двести тысяч человек.
   -  Еще  вспомни  погибший  линкор,   одиннадцать   крейсеров...   Это
"плоскостникам" ничего не  говорит,  -  Корвен  закинул  в  рот  сладкую
хрустящую пластинку и бросил опустевший пакет в  угол.  Оттуда  появился
чавкающий хобот уборщика, запрограммированного мной  из-за  ненависти  к
беспорядку подбирать все плохо лежащее.
   - Но две планеты...
   - Они умом понимают  это.  Но  поверить  не  могут.  Война  идет  уже
семьдесят лет.
   - За семьдесят лет мы потеряли восемь планет... А тут две в год.
   - А ты знаешь, что немало  "плоскостников"  вообще  ничего  не  имеет
против того, чтобы сдаться? - посмотрел на меня с насмешкой Корвен,
   - Знаю, - кивнул я, вспоминая разговоры  знакомых  и  соседей  в  той
далекой, теперь кажущейся нереальнои жизни, когда свет для меня  еще  не
сошелся клином на космофлоте, на линкоре "Бриз".  Да,  я  немало  слышал
пространных рассуждений и о том, что под Мерканой  ничуть  не  хуже,  а,
может, даже и лучше, чем под Лемурией.
   - Все дело в том, что война идет слишком долго. И она слишком далеко.
Ненависть, движущая массы, иссякла. Тем более что в большинстве  случаев
боевые действия ограничиваются схваткой флотов, и высадка на захваченные
планеты происходит достаточно мирно. И  после  оккупации  "плоскостники"
продолжают жить, как жили -  четырехчасовой  рабочий  день,  сенсоригры,
тысяча и одно  удовольствие.  Кстати,  в  вопросе  удовольствий  меркане
достигли куда больше, чем мы. Тут с ними трудно  состязаться.  "Простому
человеку не все равно, кто пишет  для  него  законы".  Не  слышал  такое
мнение?
   - Слышал.
   - Внизу полно пораженцев... Они перестали верить во врага, считая всю
информацию о нем пропагандой военных.
   - Кстати, меркане должны были появиться здесь еще пять суток назад, -
сказал я.
   - Заждался? Не терзай себя. Коротай время до смерти.
   - Что у тебя за язык, Корвен?!
   - Вся наша  жизнь  -  это  коротание  времени  до  смерти.  Просто  у
некоторых  это  получается  интереснее  и  удается   растянуть   процесс
подольше...
   -  Корвен,  а  почему  наши  разговоры  все  время   скатываются   на
философствование?
   - Наверное потому, что мы пилоты-философы, - засмеялся Корвен.
   - А может, враг вообще не доберется  сюда?  И  мы  просто  бесполезно
болтаемся в космосе?
   - Возможно. Разведывательная система флота время от времени  дает  не
правильную информацию. Датчики контроля какие-то  непонятные  возмущения
вакуума принимают за движущиеся космические корабли. Все  может  быть...
Но не будет.
   - Почему?
   - Потому что у меня чешется нос. А это к хорошей потасовке.
   - Хохмач.
   - На том стоим... Хотя лично мы  можем  вообще  не  попасть  в  дело.
Пилотов-стажеров  пустят  в  последнюю  очередь.  Да  и  мы  -  дивизион
прикрытия. То есть должны прикрывать кого-то. В лучшем случае  будем  на
подхвате... Но если дойдет  до  дела,  мы  многих  недосчитаемся,  Серг.
Несработавшиеся стажеры горят, как факелы, вместе с ведущими.
   - Хорош тоску навевать, - поморщился я, зная, насколько он прав.
   - Напоминание, - пропел компьютер. - Готовность - десять минут.
   - Пора, - сказал я.
   Через десять минут начнется патрулирование. Боевые машины делятся  по
кубам и патрулируют их, пока контрольдатчики прощупывают вакуум.  Каждый
вылет - одиннадцать часов.
   Патрулирование - род деятельности, где первую скрипку  обычно  играет
скука. Только не с  СС!  С  ней  каждый  полет  становился  продолжением
"камеры пыток". Правда,  наш  "Альбатрос"  не  нарывался  на  плазменные
заряды, но зато перегрузки настоящие, а не иллюзорные, и кости после них
болят на самом деле.
   - Пошли, - кивнул Корвен. И тут по ушам рубануло.
   -  Боевая  тревога!  -  хлопнул   в   ладоши   Корвен   с   отчаянной
бесшабашностью. Не даром чесался нос. - Серг, меркане здесь!
   Сердце  у  меня  бешено  забилось  в  груди.  Все,  шутки  кончились.
Начинается боевая работа.
 
*** 
 
   Капитан третьего класса, прислонившись  к  стереоэкрану  в  коридоре,
будто пытался высмотреть то, что отсюда не разглядеть, - корабли меркан.
Он  говорил  сам  с  собой  и  время  от  времени  бил  забинтованным  в
регенерационный бинт кулаком о стекло, и из-под повязки сочилась кровь,
   - Шарх! Они погубили нас, - бормотал он.  -  Сколько  ребят.  Сколько
ребят... Шарх возьми. Мы не дождемся  подмоги...  Меркане  возьмут  этот
мир... Шарх возьми, тупицы!.. Нельзя защитить  систему  одной  эскадрой.
Шарх возьми. Сколько ребят...
   К нему подскочил лейтенант первого класса,  зло  зыркнув  на  меня  и
Корвена, непрошенных свидетелей.
   Капитан бил по экрану все сильнее и походил на безумного.
   - Лор, пошли, - взял капитана за локоть лейтенант. - Ты хочешь, чтобы
за тебя взялся Торрел?
   Зловещее имя всесильного начальника контрразведки флотилии  несколько
отрезвило капитана. Действительно, за  подобную  истерику  вполне  могут
предъявить обвинения в деморализации личного состава в боевых  условиях.
Врезав напоследок по экрану так, что регенерационная повязка  слетела  и
кровь  забрызгала  стекло,  капитан  резко   оттолкнул   лейтенанта   и,
выпрямившись, зашагал к лифту.
   Я знал в лицо этого капитана. Еще несколько дней назад он был веселым
человеком, балагурил и рвался в бой. Теперь его будто подменили.
   Мерканское соединение вынырнуло из супервакуума и набросилось на нас,
как оголодавшая волчья стая на добычу, решив смять и раздавить сразу.
   Меркане атаковали значительными силами, похоже,  бросив  в  бой  свои
обычно оберегаемые резервы. Непонятно, почему  они  прицепились  к  этой
заштатной системе, но, видимо, какой-то интерес у них  был.  И  началась
мясорубка.
   Первый натиск мы отбили с  большим  трудом,  при  этом  потеряли  два
эсминца. Я просматривал в записи, как они гибли. Зрелише  было  воистину
устрашающим. Под напором бьющих с нескольких сторон плазменных  батарей,
как комья  грязи,  отваливается  почерневшая  обшивка.  Плазма  пожирает
переборки, механизмы, людей, добираясь до  кваркового  реактора.  И  вот
очертания   изуродованного,   истерзанного   корабля-пробойника    вдруг
становятся нечеткими, по нему будто бегут  полосы,  как  по  барахлящему
стереоэкрану, - это реактор идет в разнос,  ломая  пространство.  И  все
рассыпается в пыль...
   Мы выстояли. Только чего это стоило!  Меркане  сумели  развалить  два
спутника  планетной  обороны.  Третья  эскадрилья   второго   штурмового
дивизиона  перестала  существовать  -  из  пятидесяти  пилотов  в  живых
осталось пять, они сейчас в реанимационных блоках. Пятая  эскадрилья  не
вернулось ни одного... Список можно продолжать...
   Какая-то глухая, пустая жуть охватывает, когда видишь, что становится
меньше людей в синих  комбинезонах.  Пилотов  стало  меньше.  И  мне  не
хотелось, чтобы стало меньше еще на одного стажера...  Ну  нет,  меркане
пусть и не мечтают! Сегодня мы их накрошим всласть.
   Пятеро  суток  длилась  эта  бойня.  Наши  "Альбатросы"  берегли   до
последнего.  Мы  участвовали  в  боях  только  на   дальних   подступах,
контролируя подходы и ни  разу  не  ввязавшись  в  бой.  Пока  мясорубка
перемалывала других...
   - Как твой нос? - спросил я  Корвена,  стараясь  выкинуть  из  головы
сцену истерики боевого капитана.
   - Чешется еще больше.
   - И что это значит?
   - Что сейчас выбивают наши основные боевые подразделения. И в  прорыв
двинут нас. Три сотни лет назад во время Последней  Большой  планетарной
войны у Островной Империи были летчики-смертники,  таранившие  вражеские
авианосцы.
   - И что?
   - А то, что если нас двинут в прорыв в такой  молотиловке,  шансов  у
нас будет ненамного больше...
   Я угрюмо кивнул.
   Если двинут в прорыв?..
   А дела шли все хуже. И когда весы битвы качнулись неуверенно, адмирал
кинул  на  прорыв  всех.  Наше  звено  двинули  первым.  Как  тех  самых
летчиков-смертников Островной Империи. Только целью  был  не  старинный,
покачивающийся на волнах авианосец, а мерканский фрегат, вклинившийся  в
линию нашей обороны и продавливающий ее медленно, но верно...
   Когда зазвенел сигнал сбора нашей эскадрильи, я уже понимал,  что  он
означает. А означать он мог одно - "переферийное прикрытие без  активных
боестолкновений" позади. Нас бросают если не в самое пекло, то близко  к
нему.
   Я коснулся указательным пальцем браслета связи, этот жест  означал  -
вызов принят. И двинул к лифту,  ведущему  в  стартовый  ангар  "первого
дивизиона прикрытия".
 
*** 
 
   В последнее время я привык не спешить и  не  дергаться  без  причины.
Каждое движение у меня теперь уверенное, точно рассчитанное Передо  мной
расползается проем лифта. Я спрыгиваю с  платформы  на  пружинящий  пол.
Стартовый ангар Я прибыл секунда в секунду
   Ангар представлял из себя длинное, ярко освещенное, как операционная,
помещение,  в  котором  застыли  на   пусковых   магистралях   магнитных
разгонщиков несколько десятков машин класса "Альбатрос".
   Вот и моя машина - похожая на лобастого черного дельфина.  "Плавники"
генератора полей гравитационной нейтрализации по бокам. Четыре  раструба
орудий. Диски магнитных стабилизаторов внизу.  Прозрачный  "лоб"  -  это
кабина первого  пилота.  Горб  на  "спине"  -  моя  кабина,  она  теснее
пилотской, но в истребителе не до комфорта - каждый грамм веса  посвящен
трем задачам: скорости, маневренности, огневой мощи.  Человек  потерпит.
Главное, чтобы он мог выжить в этой машине  И  выполнить  боевую  задачу
Выжить удавалось не всем. Моему "три-восемь" стукнуло четыре года, и  он
пережил  трех  пилотов.  На  последнем   издыхании   он   добирался   до
корабля-носителя. Ремонтники подлатывали его,  меняли  реактор,  орудия,
чистили кабину от гари и крови... Машину легче залатать,  чем  человека.
Машина  способна  вырваться  из   огня   с   восемьюдесятью   процентами
повреждений и снова стать в строй.
   Я хлопнул по борту "Альбатроса" ладонью,  и  он  слегка  качнулся  на
посадочных опорах.
   - Лейтенант, - услышал я сзади.
   Обернулся. Вот и СС.
   - Пробуете машину на прочность? - усмехнулась она.
   - Никак нет, содруг капитан, - отчеканил я.
   - Смирно! - послышался вопль расторопного лейтенантика.
   Это появился командир эскадрильи.
   - Вольно, - небрежно  махнул  рукой  спрыгнувший  с  платформы  лифта
Арвин. - Ведущие - ко мне. Получить полетное задание.
   Он раздал небольшие квадратные карточки. В них было закодировано  все
необходимое для этого боя - связь, направление движения, взаимодействие.
Бортовой  комп  "Альбатроса"  проглотит  эту   информацию.   Истребители
накачиваются  данными   и   из   командного   пункта,   но   обязательно
дублирование.
   - Ну что, братья пилоты, -  криво  улыбнувшись,  обвел  всех  глазами
Арвин. - Туризм закончился. Начинается нормальная работа... Если что, не
поминайте лихом... И хранит вас бог войны... По машинам...
   Я положил ладонь на идентификационную панель. Тонкий звук, как  будто
дернули за струну - идентификация проведена. Купол кабины  оружейника  с
легким шуршанием - так сыплется песок - поднялся, и я скользнул на  свое
кресло, тут же услужливо подстроившееся под  меня.  Талана  заняла  свое
место.
   Купол опустился надо мной, отрезая от внешнего мира  и  привязывая  к
истребителю.
   Я опустил  прозрачное  забрало,  провел  ладонью  по  шлему,  замыкая
контакты и сращивая скафандр воедино. Все - теперь можно хоть в  вакуум,
хоть в лаву вулкана на купание.
   Зазвучала странная, привычная музыка - это оживал истребитель, и  его
системы замыкались на контактном контуре моего шлема.
   Я прикрыл глаза. Некоторые чудаки  умудряются  работать  с  открытыми
глазами, но это на большого любителя.
   - Второй пилот. Контакт установлен, - продублировал комп пульсирующий
зеленый сигнал голосом.
   - Принято, - ответил я.
   Теперь   я   хозяин   вооружения.    Плазмопробойники,    одиннадцать
самонаводящихся торпед, ловушки-обманки для сбивания с толку  противника
и еще множество всякой техники, включая  системы  аварийной  регенерации
истребителя, замкнуты на меня.
   Несколько секунд нужно на то, чтобы освоиться. Стать новым  существом
- с иными органами чувств и с иными возможностями. Одиннадцать секунд...
Провал произошел. Картинка - стопроцентная. Перед  глазами  обработанная
компом тактическая информация со всем необходимым, что нам  нужно  знать
об "объеме боя". Я сросся воедино с компом "Альбатроса".  И  теперь  мои
собственные человеческие возможности  дополняла  фантастическая  реакция
бездушного  искусственного   интеллекта.   У   компьютера   -   быстрота
вычислений. У меня то, что имеет  только  живое  существо,  -  интуиция,
эмоции и ощущения,  способность  из  тысяч  возможных  вариантов  наугад
выбрать единственный  правильный.  Уже  не  первый  век  предпринимаются
попытки создать полностью автоматизированную боевую машину.  Вот  только
все эти чудеса техники выбивают в первые минуты боя...
   Голубые точки, расположенные в ряд, срывались и уходили вперед. Это с
площадок стартовых ангаров магнитными разгонщиками  выстреливались,  как
пули из ствола пистолета, машины моей эскадрильи. "Триодин" ушел - в нем
Арвин и Корвен. Да будет с вами удача!  "Три-два"  устремился  следом...
"Три-три" - ушел...
   - Вперед, - крикнула Талана.
   "Альбатрос" стрелой вылетел из стартового ангара. По машине пробежала
дрожь -  броня  корпуса  истребителя  перестраивалась  в  боевой  режим,
черный, с синим отливом суперорганический металлокерамит менял свойства,
превращаясь в зеркало, которому нипочем удары лазерных орудий.
   Навалилась перегрузка -  большую  ее  часть  погасили  гравитационные
нейтрализаторы, но все равно приложило крепко.  СС  все  нипочем  -  она
сделана из железа. Ей лучше работать компьютером, заразе такой!
   - Выход на расчетную траекторию, - послышался доклад компьютера.
   Я и сам видел это. Мы шли  в  боевом  строю.  До  цели  нас  отделяло
несколько сот километров. На  "плоскости"  -  это  пропасть  расстояния.
Здесь же, в космосе, где машины в бою двигаются со скоростью десятков  и
сотен километров в секунду, - это миг...
   Вдруг внутри у  меня  стало  пусто.  И  вспыхнуло  в  сознании  яркой
вывеской - БОЙ! Мы шли в самое пекло.  В  первый  мой  настоящий  бой  -
прошлое прикрытие чужих спин не в счет.  И,  может  быть,  мне  остались
мгновения. А потом моя фамилия казенно удлинит список потерь.
   По телу поползли мурашки. Мне отчаянно не хотелось вперед. А хотелось
спрятаться, уйти в сторону, Вот она, та самая кардинальная разница между
"картонной коробкой"  и  реальным  боем  -  жить  или  умереть  решается
по-настоящему,  а  не  понарошку.  Это  тот   порог,   который   удается
перешагнуть не всем. Часть пилотов просто ломается. Я впадал в панику...
Закусил губу до крови, боль немножко отрезвила меня. Но все  равно  было
страшно.  И  сознание  напрочь  отказывалось  охватывать  этот   простой
бескомпромиссный расклад - мне предстоит сейчас  сгореть  в  машине  или
уцелеть. И шансы примерно равны...
   - Спокойнее, лейтенант,  -  почувствовав  мое  состояние,  произнесла
Талана. - Сегодня хороним мы меркан. А не они нас.
   - Мы устроим им наш "фестиваль"! - воскликнул я.
   - И никак иначе! - с неожиданно прорвавшимся задором воскликнула СС.
   А после этого мне стало не  до  переживаний  и  досужих  размышлений.
Потому что мы попали в самый, центр свары...
   Я знал, что Талана  -  отличный  пилот.  В  "картонной  коробке"  она
демонстрировала   прекрасную,   ювелирно-точную    работу,    с    долей
сумасшедшинки, конечно. Но сейчас у нее вообще сорвало  тормоза...  И  я
мысленно поблагодарил ее, что  в  "камере  пыток"  мы  работали  на  ста
процентах УРРЕАЛа. Иначе я бы позорно выключился в первую минуту боя.
   Наша  задача  -  совместно  с  восемью  штурмовыми  звеньями   легких
истребителей класса "Морской ястреб" и четырьмя малыми катерами  огневой
поддержки класса "Саламандра" атаковать  прикрывавший  "объем"  22х24с11
мерканский фрегат.
   Понятное дело, нас ждали. И нам готовили  радушную  встречу.  Меркане
умеют воевать. И любят воевать.
   Никто не лезет в бой, не просчитав предварительно шансы.  И  по  всей
строгости тактического расчета шансы эти при любой попытке атаки фрегата
у нас были не слишком велики. Но и не настолько малы,  чтобы  впадать  в
уныние.  Однако  с  первым  залпом  плазменного  орудия   первоначальные
тактические расчеты и прикидки  перестали  что-то  значить.  Мастерство,
удача, кураж, боевой задор весили на переменчивых весах бога войны никак
не меньше, чем количество, огневая мощь и маневренность машин.
   "Объем" прочертил первый залп, едва не накрывший нашего "первого".  И
начался наш "фестиваль" Мой первый настоящий "фестиваль"...
   Я с трудом успевал различать траектории, линии. Но все-таки  успевал.
Точки гасли одна за другой - это гибли их  и  наши  машины.  Весы  войны
неустойчиво балансировали, не желая клониться ни в  одну,  ни  в  другую
сторону.
   Талана вывела "Альбатрос" на линию  атаки,  и  я  успел  послать  три
торпеды в  направлении  фрегата.  Уклоняясь  от  залпа  бортовых  орудий
зависшего за спиной мерканского "Синего паука", Талана  начертила  такое
"кружево", что от перегрузок сознание с готовностью покинуло меня...  Но
вскоре вернулось снова. Я был в отключке не  больше  десяти  секунд,  но
картина боя успела разительно измениться.
   В следующий раз я отключился, когда мы  получили  в  борт  скользящий
удар из плазмоорудия. Машину тряхнуло, и последнее, что я подумал, - она
сейчас развалится.
   Очнулся я быстро. Талана продолжала  "плести  кружево",  то  есть,  в
переводе  с  пилотского  на  общеупотребительный,  закладывала   виражи,
уклоняясь от ударов.
   У меня  перед  глазами  ползли  отливающие  красным  тревожные  цифры
бортового  диагноста,  показывающие,  что  поврежден  один   из   дисков
магнитного  стабилизатора.  Это  значит,  мы  теряем  десять   процентов
скорости и пятнадцать - маневренности. Пятнадцать процентов  повреждения
защитного покрытия корпуса... Шарх, еще одно попадание, и мы превратимся
из истребителя в мишень.
   - Тысяча шархов! - воскликнул я.
   И перегрузка опять вжала меня в кресло...
   - Выберемся, - Талана продолжала "плести кружева".
   Слева проплыл в пределах видимости  окутанный  дымкой  силового  поля
зеркальный  белый  диск  с  плоскими  отростками  накопительных  дуг   -
мерканский фрегат, наша цель.
   Отвлекаться на глазение на  него  я  не  имел  возможности.  Замигала
лиловая точка, и я зашипел, как  от  зубной  боли.  Истребитель  Корвена
подбит.
   - Работай! - диким голосом заорала Талана. - Не спи!
   Я высадил несколько плазменных зарядов, пытаясь, чтобы они  пересекли
синюю линию - траекторию противника. Не получилось...
   Что было потом  -  помню  плохо.  Держались  мы  на  плаву  благодаря
искусству СС ни на миг не терять самообладания, "плести  кружева"  и  не
обращать внимания на перегрузки.
   Мне  все  труднее  становилось  следить,  как  меняются  наши  боевые
порядки. Но они сохранялись - порой в диком виде. Мы пытались отвоевать,
взять под  контроль  более  значительную  часть  "объема  боя".  Меркане
стремились к тому же. И у них  получалось  лучше.  Они  теснили  нас.  И
вскоре стало понятно, что если они прогнут "объем боя", то вытеснят нашу
эскадрилью  прямо  под  орудия  своего  фрегата.  Строй  распадется.   А
распавшаяся шту