звышалось над южным берегом Сены, как раз напротив огромного  дворца
Графа.  Но  покои  свергнутого  Графа  размещались  в  старинном   здании,
по-настоящему старинном. То была длинная спиральная  постройка  из  серого
камня с зеленой металлической  крышей  в  традиционном  перришском  стиле,
возведенная еще в Первом Цикле. А Зал Летописцев представлял  собой  белую
колонну без окон.  Вокруг  нее  донизу  вилась  спираль  из  полированного
металла, на которой была отражена вся история человечества. Верхние кольца
спирали не были исписаны. Издали я не мог ничего  прочитать  и  задумался:
сочли ли своей обязанностью Летописцы Земли?..  Позже  я  узнал,  что  они
этого не сделали,  таким  образом,  официальная  история  фактически  была
доведена лишь до момента вторжения.
     Наступила ночь. И Перриш, который выглядел так  уныло  этим  туманным
дождливым  днем,  расцвел  красотой,  как  знатная  вдова,  приехавшая  из
Ерслема,  где  ей  вернули  юность   и   сладострастие.   Городские   огни
обворожительно лучились. Мягкая дымка сглаживала углы, прятала въевшуюся в
стены грязь тысячелетий, примитивность становилась поэзией:  дворец  Графа
из неуклюжего тяжелого строения превратился в воздушный  волшебный  замок.
Башня Перриша,  подсвеченная  сумерками,  казалась  воплощением  грации  и
очарования. Зал Летописцев с его целомудренной белизной и спиралью истории
поражали своей красотой. Перришские Воздухоплаватели в этот час давали над
городом грандиозное балетное  представление.  Их  прозрачные  крылья  были
широко  распахнуты,  а  изящные  тела  парили,  протянувшись   до   самого
горизонта. Они были прекрасны, эти генетически измененные дети Земли,  эти
удачливые члены гильдии, которая требует от своих участников только одного
- чтобы  они  получали  удовольствие  от  жизни.  К  их  воздушному  танцу
присоединились и завоеватели. Я не мог понять, каким образом они летали, -
их длинные конечности  были  прижаты  к  телу.  Я  обратил  внимание,  что
Воздухоплаватели не  выказывали  неприязни  чужакам,  они  приглашали  их,
освобождая место в танце.
     Высоко в небе плыли с запада на восток две ложные луны,  полированные
и пустые. Пятна искусственного света  кружились  в  водовороте  в  средних
слоях атмосферы, этим зрелищем тоже с удовольствием  любовались  перришцы.
Из динамиков, плававших  под  облаками,  лилась  приятная  музыка.  Где-то
слышался смех девушек.
     Я почувствовал аромат искрящегося вина. Это Перриш, который завоеван,
каков же был он свободным?!
     - Мы уже у Зала Летописцев? - спросил Принц.
     - Да, - подтвердил я. - Вон та белая башня.
     - Я знаю, как он выглядит, дурак. Но теперь я хуже вижу  в  сумерках.
Вон то здание?
     - Вы показываете на двор Графа, Ваше Высочество.
     - Тогда вон там?
     - Да.
     - Почему же мы не входим?
     - Я любуюсь Перришем, -  ответил  я.  -  Никогда  не  видел  подобной
красоты. Роум тоже красив, но по-другому.  Роум  похож  на  императора,  а
Перриш на куртизанку.
     - Ты как будто стихи читаешь, высохший старик.
     - Я чувствую, как годы слетают с моих плеч. Сейчас я мог  бы  плясать
на улицах. Город поет для меня.
     - Войдем. Мы должны увидеть Летописцев. Пусть город  споет  для  тебя
после.
     Я вздохнул и повел его ко входу в большой зал. Мы пошли по переходной
дорожке из какого-то блестящего черного камня. Лучи света  ощупывали  нас,
обследуя и запоминая. Чудовищной величины дверь из черного дерева  шириной
в пять человек и высотой в десять оказалась оптическим обманом. - На самом
деле она оказалась гораздо меньше.  Когда  мы  проходили  через  дверь,  я
почувствовал какое-то тепло и ощутил странный аромат.
     За ней открывался вестибюль, почти  такой  же  ужасающий,  как  и  во
дворце принца Роума. Все было белым. Камень излучал свет  изнутри,  и  все
вокруг сверкало. Направо и налево массивные  порталы  вели  во  внутренние
помещения.  Хотя  наступила  ночь,  много  людей  толпилось  возле  банков
информации у задней стенки вестибюля  -  там,  где  с  помощью  экранов  и
мыслешлемов можно  было  получить  любые  сведения  из  основных  картотек
гильдии Летописцев. С интересом я обнаружил, что  среди  тех,  кто  пришел
сюда со своими вопросами о прошлом человечества, было много завоевателей.
     Наши шаги звонко раздавались по всему огромному помещению,  когда  мы
пересекали вестибюль, ступая по плиткам его пола.
     Я не заметил ни одного Наблюдателя и потому пошел к банку информации,
надел мыслешлем и сообщил забальзамированному  мозгу,  с  которым  он  был
связан, что я разыскиваю Летописца Бэзила.
     - Какое у тебя к нему дело?
     - Я принес ему шаль, которая оказалась у  меня,  когда  он  бежал  из
Роума.
     - Летописец Бэзил вернулся в Роум, чтобы завершить свое  исследование
с разрешения завоевателей. Я пришлю другого члена гильдии, чтобы он забрал
шаль.
     Нам не пришлось долго ждать. Мы  стояли  в  глубине  вестибюля,  и  я
размышлял о том, как много придется узнать завоевателям.  Через  несколько
мгновений к нам подошел плотно сбитый человек с кислым выражением на лице.
Он был на несколько лет младше меня, но  все  же  уже  не  молод.  На  его
широкие плечи была накинута церемониальная шаль его гильдии.
     - Я Летописец Элегро, - представился он с важным видом.
     - Я принес шаль Бэзила.
     - Пошли. Следуйте за мной.
     Он появился из какого-то незаметного места  в  стене,  где  массивный
блок двигался на шарнирах. Теперь он вновь отодвинул его и  быстро  пошел.
Затем Летописец Элегро остановился в  нетерпении.  Его  рот  с  опущенными
уголками кривился, короткие пальцы теребили густую черную бороду. Когда мы
догнали его, он  пошел  медленнее.  Мы  миновали  бесчисленное  количество
переходов и очутились в обиталище Элегро, где-то на вершине башни.
     Комната, довольно темная, была  полна  экранов  мыслешлемов,  пишущих
приспособлений,  разговорных  аппаратов  и  других   технических   средств
обучения. Стены покрывала темно-пурпурная ткань, очевидно живая, ибо по ее
краям была заметна ритмическая пульсация.
     - Где шаль? - спросил Элегро.
     Я достал ее из кошеля. Меня забавляло то, что я мог носить  ее  в  те
первые смутные дни завоевания. В конце концов Бэзил сам оставил ее в  моих
руках, когда побежал по улице. Я не собирался  выдирать  ее  у  него,  но,
очевидно, потеря  мало  волновала  его.  Вскоре,  однако,  я  спрятал  ее,
поскольку вызывал удивление окружающих в своих одеяниях Наблюдателя и шали
Летописца. Элегро резко взял у меня шаль, развернул и  тщательно  осмотрел
так, как будто искал вшей.
     - Как она попала к тебе?
     - Мы встретились с Бэзилом как раз во время нашествия. Он был  сильно
взволнован. Я попытался задержать его,  когда  он  пробегал  мимо,  но  он
убежал, оставив шаль в моих руках.
     - Он рассказывал другую версию этой истории.
     - Сожалею, если скомпрометировал его, - сказал я.
     - По крайней мере ты все-таки вернул шаль. Я сообщу об  этом  в  Роум
сегодня вечером. Ты ждешь вознаграждения?
     - Да.
     Явно недовольный Элегро спросил:
     - Чего же именно?
     - Я хочу поступить учеником к Летописцам.
     Он пришел в изумление.
     - Но ты ведь принадлежишь к гильдии.
     - В эти дни быть Наблюдателем - это все равно, что не принадлежать  к
ней. Зачем мне вести наблюдение? Я свободен от обязательств.
     - Возможно. Но ты стар, чтобы вступить в новую гильдию.
     - Не слишком стар.
     - У членов нашей гильдии нелегкая жизнь.
     - Я намерен  упорно  работать.  Я  желаю  учиться.  Хоть  я  и  стар,
любопытство еще не оставило меня.
     - Стань Пилигримом, как твой друг. Повидай мир.
     - Я видел мир. Теперь я хочу изучить прошлое.
     - Ты можешь получить всю интересующую  тебя  информацию  внизу.  Наши
банки информации открыты для тебя, Наблюдатель.
     - Это не то. Примите меня в гильдию.
     - Вступи учеником в гильдию Индексаторов, - предложил Элегро.  -  Они
имеют доступ к  информации,  но  к  их  работе  не  предъявляется  столько
требований.
     - Нет, я прошу Летописцев принять меня в ученики.
     Элегро тяжело вздохнул. Он ломал свои пальцы,  вертел  головой,  губы
его кривились. Он  явно  был  в  замешательстве.  В  это  время  открылась
внутренняя дверь, и в комнату вошла женщина в одеяниях летописцев. В руках
у нее был небольшой музыкальный шар.  Она  остановилась,  явно  удивленная
тем, что у Элегро посетители, кивнула и сказала:
     - Я приду позже.
     - Останься, - предложил ей Элегро.
     Нам с Принцем он представил ее:
     - Это моя жена - Олмейн. А это Путешественники, только что  пришедшие
из Роума, - объяснил он жене. -  Они  принесли  шаль  Бэзила.  Наблюдатель
хочет поступить учеником в нашу гильдию. Что ты скажешь на это?
     Олмейн поморщила свой белоснежный лоб. Она положила музыкальный шар в
темную хрустальную вазу. Шар включился и, прежде, чем она  его  выключила,
раздалось несколько звенящих звуков.  Затем  она  принялась  рассматривать
нас, а я ее. Она была явно моложе своего мужа. Он был средних лет, а  она,
казалось, только прошла первую пору зрелости.  Очевидно,  подумал  я,  она
побывала в Ерслеме, чтобы возродить свою юность. В таком  случае  странно,
что ее муж не сделал то же самое.  Внешность  ее,  безусловно,  отличалась
привлекательностью. На ее широком лице выделялись высокий лоб,  выдающиеся
скулы, крупный, чувственный рот и выступающий вперед  подбородок.  Черноту
ее волос резко оттеняла необычная бледность кожи. Сейчас у нас редко можно
встретить белую кожу, хотя теперь я знаю, что в древние времена  это  было
обычным явлением. Эвлюэлла, моя  любимая  малышка  Летательница,  обладала
таким же сочетанием черного и белого, но на этом сходство этих двух женщин
заканчивалось.  Эвлюэлла  казалась   воплощением   хрупкости,   а   Олмейн
олицетворяла силу. Ее длинная изящная шея покоилась на  плечах  прекрасной
формы. У нее было цветущее тело, высокая грудь и крепкие ноги. А осанка  -
поистине королевская.
     Она некоторое время изучала нас своими широко расставленными  темными
глазами и, наконец, спросила:
     - Наблюдатель считает, что у него достаточно способностей  и  знаний,
чтобы поступить в нашу гильдию?
     Казалось, вопрос был обращен к любому,  кто  взялся  бы  ответить.  Я
колебался. Элегро тоже. Наконец Принц Роума сказал повелительным тоном:
     -  У  этого  Наблюдателя  достаточно  знаний  и  способностей,  чтобы
вступить в вашу гильдию.
     - А кто ты такой? - требовательно спросила Олмейн.
     Принц мгновенно изменил тон.
     - Я несчастный слепой Пилигрим, который пришел пешком из Роума вместе
с эти человеком. Если мне позволено рассудить, я считаю, что  вы  сделаете
ошибку, если не примете его в ученики.
     Элегро поинтересовался:
     - А что ты намерен делать? Какие у тебя планы?
     - Я ищу здесь  только  убежище,  -  ответить  Принц.  -  Я  устал  от
бродяжничества, и мне нужно  многое  осмыслить.  Позвольте  мне  выполнять
здесь какие-нибудь мелкие поручения. Я не хотел бы  разлучаться  со  своим
спутником.
     Мне Олмейн сказала:
     - Мы обсудим твою просьбу. В случае  согласия  ты  будешь  подвергнут
испытаниям. Я буду твоим поручителем.
     - Олмейн! - воскликнул Элегро, явно изумленный.
     Она улыбнулась всем нам безмятежной улыбкой.
     Казалось вот-вот разразится семейная ссора, но  этого  не  произошло.
Нам предложили еду, соки, крепкие  напитки  и  ночлег.  Пока  мы  ужинали,
Летописцы собрались, чтобы обсудить мою необычную просьбу. Принц  пребывал
в каком-то странном возбуждении. Он глотал пищу не пережевывая,  опрокинул
флягу вина, нервно перебирал обеденные принадлежности,  время  от  времени
касался своих металлических зрачков.
     Наконец он попросил тихо, но нерешительно:
     - Опиши мне ее.
     Я сделал это, стараясь нарисовать картину, как можно более полно.
     - Ты говоришь, она красивая?
     - Мне кажется, да. Вы знаете, в моем  возрасте  нужно  полагаться  на
зрение, а не на гормоны, которые выделяют железы.
     - Ее голос возбуждает меня, - признался Принц. - В ней есть сила. Она
божественна. Должно быть, она красива, было бы несправедливо, если  бы  ее
тело не соответствовало голосу.
     -  Она,  -  напомнил  я  сурово,   жена   другого   и   оказала   нам
гостеприимство.
     Я вспомнил тот день в Роуме, когда паланкин Принца вынесли из дворца,
и Принц высмотрел Эвлюэллу,  приказал  привести  ее  к  нему  и,  задернул
занавески. Властитель может командовать людьми  более  низких  гильдий,  а
Пилигриму это не позволено, и я опасался намерений Принца Энрика. Он снова
потрогал свои глаза, его лицо пришло в движение.
     - Обещайте мне, что вы не будете ее беспокоить, - сказал я.
     Уголок его рта дернулся, он готов был сердито ответить, но сдержался.
     - Ты неправильно судишь  обо  мне,  старик.  Я  буду  уважать  законы
гостеприимства. Будь добр, возьми вина.
     Я протянул руку в нишу и получил еще одну фляжку.  Это  было  крепкое
красное вино - не такое, как золотистое в Роуме. Я налил вина, мы  выпили.
Фляжка скоро опустела. Через несколько мгновений вошла Олмейн. Она сменила
свою одежду. Раньше на ней было дневное платье темного оттенка  из  грубой
ткани, а теперь  она  надела  алое  платье,  закрепленное  на  груди.  Оно
подчеркивало все достоинства ее фигуры. Меня удивило,  что  пупок  ее  был
открыт. Ее соблазнительность привела в волнение даже меня.
     Она произнесла благосклонно:
     - Твоя просьба удовлетворена. Ты  будешь  под  моим  попечительством.
Сегодня же ты подвергнешься испытаниям. -  В  ее  глазах  вдруг  появилась
лукавая искорка. - Больше всего, чтобы ты  знал,  недоволен  мой  муж.  Но
неудовольствия моего мужа не следует бояться. Пойдемте со мной оба.
     Она протянула руки и взяла нас с Принцем  за  руки.  Пальцы  ее  были
прохладными. Я внутренне дрожал как в лихорадке, и  удивленно  думал,  что
ощутил этот призрак юности, даже не побывав в  водах  дома  возрождения  в
святом Ерслеме.
     - Пошли, - повторила Олмейн и повела нас к месту испытаний.



                                    3

     Так я попал в гильдию Летописцев.
     Испытания были обязательными. Олмейн привела нас  в  другую  комнату,
где-то наверху башни. Ее стены украшали  панели  из  редких  пород  дерева
различных оттенков. Вокруг стояли скамьи, а в центре  возвышалась  спираль
высотой с человека, исписанная буквами, такими мелкими, что их  невозможно
было прочитать. Полдюжины Летописцев сидели или  стояли,  прислонившись  к
стене. Они собрались явно из-за прихоти Олмейн, ибо не испытывали никакого
интереса к старому обшарпанному Наблюдателю, которого она взялась опекать.
     Мне дали мыслешлем.  Скрипучий  голос  внутри  задал  мне  с  десяток
вопросов,  стараясь  выявить  типичные  ответы  и   интересуясь   деталями
биографии. Я дал свои идентификационные данные в гильдии, чтобы они могли,
войдя в контакт с местным мастером гильдии, проверить правдивость  ответов
и освободить меня от клятв. В обычное время невозможно  было  освободиться
от клятв, которые давал Наблюдатель, однако теперь настали другие времена,
и я знал, что моя гильдия сокрушена.
     Через час все кончилось. Сама Олмейн набросила мне шаль на плечи.
     - Вам дадут жилище около наших покоев, - сказала  она.  -  Ты  должен
сменить  одеяние  Наблюдателя,  а  твой  друг  может  остаться  в   одежде
Пилигрима. Твое обучение начнется после испытательного периода. А пока  ты
имеешь полный доступ  к  цистернам  памяти.  Ты  понимаешь,  конечно,  что
пройдет лет десять или больше прежде, чем ты станешь  полноправным  членом
гильдии.
     - Понимаю, - ответил я.
     - Теперь твое имя будет Томис, - сообщила мне Олмейн. -  Но  пока  не
Летописец Томис, а Томис из Летописцев. Это разные вещи. Твое прошлое  имя
недействительно.
     Нам с Принцем отвели небольшую комнатку. Это было  довольно  скромное
жилище, но там имелись приспособления для мытья,  выходные  отверстия  для
мыслешлемов и других информационных устройств и  пищевая  отдушина.  Принц
Энрик обошел комнату,  ощупывая  вещи,  определяя,  как  они  расположены.
Шкафы, кровати, стулья и другая  мебель  выдвигались  из  стен,  когда  он
нажимал кнопки. Наконец он все изучил, нажал нужную  кнопку,  и  из  стены
опустилась кровать, на которой он растянулся.
     - Скажи мне одну вещь, Томис из Летописцев.
     - Да?
     - Удовлетвори любопытство, которое меня  гложет.  Как  тебя  звали  в
прошлой жизни? Или ты снова откажешь мне?
     - Теперь это не имеет значения.
     - Ты ведь не связан сейчас никакими клятвами.
     - Это просто старая привычка, - пояснил я. - Долгое  время  мне  было
запрещено называть свое имя.
     - Так скажи его сейчас.
     - Вуэллиг, - назвался я.
     В том,  что  я  это  сделал,  проявилось  какое-то  странное  чувство
освобождения от прошлого. Мое прежнее  имя,  казалось,  висело  в  воздухе
около моих губ, носилось по комнате, как прекрасная птичка, выпущенная  на
свободу.
     Я задрожал.
     - Вуэллиг, - повторил я еще раз. - Меня звали Вуэллиг.
     - Больше нет Вуэллига.
     - Есть Томис из Летописцев.
     Мы вдруг начали смеяться и смеялись до колик в животе.  Слепой  Принц
вскочил на ноги и хлопал  в  знак  дружбы  меня  по  руке,  мы  непрерывно
выкрикивали  его  и  мое  имя,  как  маленькие  дети,   которые   внезапно
обнаружили, как мало силы в словах, казавшихся им страшными.
     Так я вошел в жизнь Летописцев.
     Первое время я вообще не выходил из Зала Летописцев. Мои дни  и  ночи
были полностью заняты. Принц, у которого было больше времени,  тоже  почти
все время находился в здании, уходя  только  тогда,  когда  им  овладевала
тоска или ярость. Иногда с ним уходила Олмейн, чтобы ему не было одиноко в
его темноте. Но я знаю, что  иногда  он  покидал  здание  сам,  с  вызовом
демонстрируя, что, даже слепой, он может передвигаться по городу.
     Мои занятия состояли из трех основных процессов: первичная ориентация
в истории, изучение обязанностей ученика, личные исследования.
     Для меня не было неожиданностью, что я оказался намного старше других
учеников. В большинстве своем  это  были  дети  взрослых  Летописцев.  Они
глядели на меня с изумлением, не понимая, как такой старик может  быть  их
товарищем по обучению.
     Встречались, правда, и ученики,  которые  ощутили  свое  призвание  в
зрелом возрасте, но не нашлось ни одного моего ровесника.
     Каждый день в  течение  некоторого  времени  мы  изучали  технику,  с
помощью которой Летописцы проникали в прошлое Земли.  С  широко  открытыми
глазами я ходил по лаборатории, где обрабатывали образцы грунта.  Я  видел
детекторы, которые, установив время распада нескольких атомов,  определяли
возраст образцов. Я  наблюдал,  как  многоцветные  лучи  превращали  кусок
дерева в  пепел  и  таким  образом  раскрывали  его  секреты.  Мы  повсюду
оставляем свои отпечатки - частицы света исходят от  наших  лиц,  а  поток
фотонов разносит их повсюду. Летописцы собирают частицы,  распределяют  по
категориям, фиксируют.
     Однажды я вошел в комнату,  где  в  голубой  дымке  фантасмагорически
мелькали различные лица: исчезнувшие короли и мастера  гильдий,  пропавшие
герцоги, герои древнейших времен. Я увидел, как  техники  с  бесстрастными
глазами извлекали историю  из  пригоршни  пепла.  Я  видел  влажные  куски
мусора, которые рассказывали о революциях  и  политических  убийствах,  об
изменениях культуры, о падении нравов.
     Затем меня поверхностно обучили технике  полевых  исследований.  Меня
познакомили с летописцами, которые с помощью вакуумных стержней  проникали
вглубь руин городов в Эфрике и Эйзи.  Я  участвовал  в  подводных  поисках
остатков цивилизаций исчезнувших Континентов. Группы  Летописцев  зашли  в
полупрозрачные подводные  корабли  каплевидной  формы,  похожие  на  кус