ии, ибо что это за бог, который умирает? На высоком  месте  в  Старом
Городе стоит сверкающий храм, священный для мислемов,  огражденный  стеной
из огромных серых камней, почитаемой  зеберами.  Вещи  остались,  а  идеи,
которые они выражали, утеряны. Когда я был среди Летописцев, никто не  мог
объяснить мне, почему нужно обожествлять стену или сверкающий храм. Однако
древние  архивы  говорят,  что  эти  верования  Первого  Цикла  отличались
глубиной и значимостью.
     В старом Городе есть место времен Второго Цикла, которое представляло
большой интерес для меня и Олмейн. Когда  мы  в  темноте  глядели  на  его
очертания, Олмейн сказала:
     - Завтра нужно подать заявления в  дом  возрождения.  -  Ты  возьмешь
меня, Томис?
     - Бессмысленно рассуждать об этом, - сказал я. - Мы пойдем, обратимся
с заявлением, и ты получишь ответ.
     Она еще что-то говорила, но я уже не слушал ее, ибо в этот момент над
нами пролетело трое Летателей:  мужчина  и  две  женщины.  Летательница  в
центре была  стройной,  хрупкой  девушкой,  двигалась  она  с  изяществом,
которое встретишь не у всех Летателей.
     - Эвлюэлла, - задохнулся я.
     Все  трое  исчезли  за   парапетами   Старого   Города.   Оглушенный,
потрясенный, я прижался к дереву, стараясь отдышаться.
     - Томис? - окликнула Олмейн. - Ты, что заболел?
     - Я знаю, это была Эвлюэлла. Мне сказали, что она вернулась  в  Хинд,
но это была она.
     - Ты говоришь это о каждой Летательнице, после того, как мы  покинули
Перриш, - холодно выдавила Олмейн.
     - Нет, сейчас я не ошибся. Где поблизости мыслешлем? Я  узнаю  все  в
общежитии Летателей.
     Олмейн взяла меня за руку.
     - Уже  поздно,  Томис.  Ты  весь  как  в  лихорадке.  Из-за  какой-то
костлявой Летательницы. Что ты в ней нашел?
     - Она...
     Я запнулся, не зная, как выразить все словами. Олмейн  знала  историю
моего путешествия из Эгапта с этой девушкой. Она  знала,  как  безобразный
старый  Наблюдатель  испытывал  к  девушке  отеческую  любовь,  хотя   мне
казалось, что я испытывал нечто большее. Как я потерял ее и она  попала  к
лже-Измененному Гормону, а потом к Принцу Роума. Однако, что  же  все-таки
Эвлюэлла значила для меня? Почему  один  вид  кого-то,  кто  напомнил  мне
Эвлюэллу, привел меня в такое страшное смятение? Я  искал  ответ  в  своем
бушующем рассудке и не мог его найти.
     - Пойдем в гостиницу, отдохнем, -  предложила  Олмейн.  -  Завтра  мы
обратимся с заявлением о возрождении.
     Однако сперва я надел мыслешлем и связался с жилищем Летателей, задал
вопрос и получил нужный ответ. Да, Эвлюэлла  из  Летателей  в  самом  деле
находилась в Ерслеме.
     - Передайте ей, пожалуйста, - попросил я, - что Наблюдатель, которого
она знала в Роуме, и который сейчас Пилигрим,  будет  ждать  ее  завтра  в
полдень у дома возрождения.
     После этого я вернулся с Олмейн в  наше  жилище.  Она  была  какой-то
угрюмой и отчужденной, и когда сняла маску в моей  комнате,  все  ее  лицо
было перекошено - отчего? От ревности? Да. Для  Олмейн  все  мужчины  были
рабы, даже такой изношенный, как я.  И  у  нее  вызывало  отвращение,  что
другая женщина может так зажечь  меня.  Когда  я  вынул  звездный  камень,
Олмейн поначалу не присоединилась ко мне.  И  лишь  когда  я  приступил  к
ритуалу, она согласилась. Но я был в таком напряжении, что не смог войти в
единение с Волей, и Олмейн тоже. Мы угрюмо глядели друг на друга  полчаса,
потом разошлись спать.



                                    9

     Идти в дом возрождения нужно самому по себе.  На  заре  я  проснулся,
вступил на некоторое время в единение с Волей и, не позавтракав, ушел  без
Олмейн. Через полчаса я стоял у золотой стены Старого  города,  еще  через
полчаса я пересек аллеи  внутреннего  города.  Я  прошел  мимо  золоченого
купола  исчезнувших  мислемов  и  повернул  налево,  следуя   за   потоком
Пилигримов, которые в столь ранний час шли к дому возрождения.
     Дом этот был построен во Втором Цикле,  ибо  именно  тогда  зародился
процесс возрождения и из всех наук того времени, только возрождение  дошло
до нас примерно в том же виде, как его практиковали тогда.
     Прямо при входе меня  приветствовали  члены  Возрождающих  в  зеленом
одеянии - первый член этой гильдии, которого я встречал за всю свою жизнь.
Возрождающих набирают из Пилигримов, которые  хотят  остаться  работать  в
Ерслеме и помогать другим возрождаться. Эта  гильдия  подчиняется  той  же
администрации, что и гильдия Пилигримов, даже одеяние  у  них  одинаковое,
хотя и разного цвета.
     Голос Возрождающего был веселым и бодрым:
     - Добро пожаловать в этот дом, Пилигрим. Кто ты и откуда?
     - Я Пилигрим Томис, ранее Томис из Летописцев,  а  еще  ранее  я  был
Наблюдателем и при рождении мне  было  дано  имя  Вуэллиг.  Я  родился  на
Исчезнувших континентах. Много путешествовал до и  после  того,  как  стал
Пилигримом.
     - Чего ты здесь ищешь?
     - Возрождения. Искупления.
     -  Пусть  Воля  дарует  тебе  исполнение  твоих  желаний,  -   сказал
Возрождающий. - Пойдем со мной.
     Через узкий, слабо освещенный коридор  он  привел  меня  в  небольшую
каменную камеру. Он сказал мне, чтобы я снял  маску  и  крепко  сжал  свой
звездный камень. Привычные ощущения единения охватили меня, но единства  с
Волей не было. Я скорее испытывал, что связан с умом другого человеческого
существа. Хотя мне показалось это странным, я не сопротивлялся.
     Кто-то изучал мою душу. Все было выложено как на ладони: мой эгоизм и
моя трусость, мои ошибки и падения, мои сомнения и мое отчаяние,  и  сверх
всего - самое позорное действие, которое я совершил,  продав  завоевателям
документ. Я видел все это и знал, что недостоин возрождения. В  этом  доме
можно продлить срок своей жизни в два-три  раза,  но  почему  Возрождающие
должны оказывать это благо мне, недостойному?
     Я долго размышлял о своих  недостатках.  Затем  контакт  прервался  и
вошел другой Возрождающий.
     - Воля благоволит  к  тебе,  друг,  -  сказал  он,  протянув  кончики
пальцев, чтобы коснуться моих.
     Когда я услышал этот низкий голос, увидел эти белые пальцы, я  понял,
что уже встречал его раньше, когда стоял  перед  воротами  Роума  в  сезон
перед тем, как пала Земля.  Тогда  он  был  Пилигримом  и  пригласил  меня
путешествовать с ним в Ерслем, но я отказался, так как меня звал Роум.
     - Твое Паломничество было удачным? - спросил я.
     - Да, оно было ценным, - ответил он. -  А  у  тебя  как?  Ты  уже  не
Наблюдатель, как я погляжу.
     - Да, это у меня уже третья гильдия за год.
     - Будет еще одна, - сказал он.
     - И что же, я должен стать Возрождающим?
     - Я не имел этого в виду, друг Томис. Но мы поговорим об этом,  когда
ты сбросишь часть своих лет. Тебя приняли к возрождению, я  рад  тебе  это
сообщить.
     - Несмотря на мои грехи?
     - Из-за твоих грехов. Таких,  какие  они  есть.  Завтра  на  заре  ты
войдешь в первую ванну возрождения. Я буду проводником в этом твоем втором
рождении. Я - Возрождающий Талмит. Ты  можешь  идти,  а  когда  вернешься,
спросишь меня.
     - Один вопрос...
     - Да?
     -  Я  совершал  Паломничество  с  женщиной  Олмейн,  ранее  она  была
Летописцем из Перриша. Ты  не  можешь  мне  сказать,  приняли  ли  ее  для
возрождения?
     - Я ничего о ней не знаю.
     - Она плохая женщина, - сказал я. - Тщеславная,  властная,  жестокая.
Но все же, я думаю, она может спастись. Ты можешь помочь ей?
     - У меня нет никакого влияния, -  ответил  Талмит.  -  Ее  подвергнут
допросу, как и всех прочих. Могу сказать  только  одно  -  добродетель  не
является единственным критерием для возрождения.
     Он проводил меня до выхода. Холодное солнце освещало город. Я был как
выжатый лимон, опустошенный, и даже не радовался тому, что меня  допустили
к возрождению. Был полдень, я вспомнил о свидании  с  Эвлюэллой  и  обошел
вокруг дома с возрастающим беспокойством. Придет ли она?
     Она стояла перед зданием позади памятника времен Второго Цикла.  Алый
жакет, меховые чулки, стеклянные сандалии на ногах, два явных  горбика  на
спине - даже с расстояния было видно, что это Летательница.
     - Эвлюэлла! - крикнул я.
     Она повернулась. Она была бледна, худа и выглядела  еще  моложе,  чем
тогда, когда я видел ее в последний раз. Ее глаза изучали мое лицо в маске
и на мгновение она была озадачена.
     - Наблюдатель? - спросила она. - Это ты?
     - Зови меня теперь Томис, - сказал я.  -  Но  я  тот  самый  человек,
которого ты знала в Эгапте и в Роуме.
     - Наблюдатель! О, Наблюдатель! Томис. - Она прижалась ко мне.  -  Как
давно это было! Сколько всего произошло!
     Она зарделась и бледность исчезла с ее щек.
     - Пойдем, найдем гостиницу и поговорим. Как ты нашел меня здесь?
     - С помощью твоей гильдии. Я увидел тебя в небе вчера вечером.
     - Я прилетела сюда зимой. Я была в Фарсе некоторое время  по  пути  в
Хинд, а затем передумала. Домой не нужно возвращаться! Теперь я живу около
Ерслема и помогаю...  -  Она  резко  прервала  свое  предложение.  -  Тебя
допустили к возрождению, Томис?
     Мы спустились в более спокойную часть внутреннего города.
     - Да, ответил я. - Меня омолодят. Мой проводник Возрождающий  Талмит.
Помнишь, мы встретили его у Роума?
     Она не помнила. Мы сели в дворик около гостиницы и Слуги принесли нам
вино и пищу. Ее радость была очевидной - я почувствовал,  что  возрождаюсь
от одного общения с ней. Она рассказывала о тех последних  днях  в  Роуме,
когда ее забрали во дворец наложницей, о том как Измененный Гормон поразил
Принца в тот вечер падения Земли. Он объявил,  что  он  не  Измененный,  а
завоеватель, и лишил Принца трона, наложницы и зрения.
     - Принц умер? - спросила она.
     - Да, но не от слепоты.
     И я рассказал ей, как Принц переоделся Пилигримом и удрал  из  Роума,
как я сопровождал его в Перриш, как мы жили среди  Летописцев,  как  Принц
связался с Олмейн и его убил муж Олмейн.
     - В Перрише я встретил Гормона,  -  сказал  я.  -  Его  теперь  зовут
Победоносный Тринадцатый. Он в совете завоевателей.
     Эвлюэлла улыбнулась.
     - Мы с Гормоном оставались вместе очень недолго после завоевания.  Он
хотел поездить по Эйропе, я летала с ним в Донски Свед, а затем он охладел
ко мне. Тогда  я  почувствовала,  что  должна  вернуться  домой,  а  потом
передумала. Когда начинается твое возрождение?
     - На заре.
     - О Томис, а как же будет, когда ты станешь молодым? Ты знал,  что  я
тебя любила? Все время, что мы путешествовали  вместе  и  когда  я  делила
постель с Гормоном, и была наложницей Принца я  хотела  тебя.  Но  ты  был
Наблюдателем и это было невозможно. И ты был таким старым. Теперь  ты  уже
не Наблюдатель и скоро вернешь молодость и... - Ее рука сжала мою. - Я  бы
никогда тебя не бросила. Мы были бы избавлены от многих страданий.
     - Страдания учат нас, - пояснил я.
     - Да, да. Я понимаю. Сколько времени будет проходить возрождение?
     - Обычно, сколько потребуется.
     - А после, что ты будешь делать? Какую гильдию ты выберешь? Ты же  не
можешь быть Наблюдателем.
     - Нет, и Летописцем тоже. Мой проводник  Талмит  говорил  о  какой-то
новой гильдии, но не назвал ее. Он считает, что  я  вступлю  в  нее  после
возрождения.



                                    10

     Возрождающий Талмит встретил  меня  у  входа  и  повел  по  коридору,
облицованному зеленой плиткой к первой ванне возрождения.
     - Пилигрим Олмейн, - сообщил он мне,  -  принята  для  возрождения  и
придет позже. Это была последняя информация, которую  я  услышал  о  делах
другого человеческого  существа.  Талмит  ввел  меня  в  маленькую  низкую
комнату, узкую и влажную, освещенную тусклыми лампами  и  слегка  пахнущую
цветком смерти. У меня забрали одеяние и маску и Возрождающий возложил мне
на голову золотисто-зеленую сетку из какого-то легкого металла.  На  сетку
подали ток, и когда он снял ее, на голове не осталось ни одного волоса.
     - Легче вводить электроды, - объяснил  Талмит.  -  Можешь  входить  в
ванну.
     Я спустился по плавному  уклону  и  почувствовал  под  ногами  теплую
мягкую  грязь.  Талмит  сказал  мне,  что  это  -   регенеративная   грязь
стимулирующая деление клеток.  Я  вытянулся  в  ванной,  а  над  мерцающей
темно-фиолетовой  жидкостью  возвышалась  только  моя  голова.  Грязь  как
колыбель ласкала мое усталое  тело.  Талмит  крутился  надо  мной,  держал
какие-то медные провода. Когда он приложил эти провода к моему  оголенному
черепу, они распустились  и  погрузились  сквозь  кожу  и  череп  в  серую
морщинистую массу. Я чувствовал только легкое покалывание.
     - Электроды, - объяснил Талмит, - сами ищут в мозгу центры  старения.
Мы  посылаем  сигналы,  которые  раскручивают  обратно  обычные   процессы
старения, а мозг перестает понимать, в какую  сторону  течет  время.  Тело
становится более восприимчивым к  стимулирующему  действию  ванны.  Закрой
глаза.
     На мое лицо он наложил дыхательную маску, слегка  толкнул  меня  и  я
весь погрузился в середину. Ощущение  тепла  усилилось.  Я  слышал  легкие
булькающие звуки. Я  представил  себе,  как  черные  фосфористые  пузырьки
поднимаются из грязи, в которой  я  плавал.  Я  представил,  что  жидкость
приобрела цвет грязи. Я дрейфовал в открытом море и ясно ощущал,  как  ток
идет по электродам, как что-то щекочет мой мозг, как меня затягивает грязь
и  ампиотическая  жидкость.  Откуда-то  издалека  доносился  густой  голос
Возрождающего Талмита, который звал меня  в  юность,  тянул  меня  обратно
через десятилетия, поворачивал для меня время вспять. Во рту  у  меня  был
привкус соли. Снова я пересекал земной океан, на меня нападали пираты и  я
защищал от них свои приборы для  Наблюдения.  Снова  я  стоял  под  жарким
эгаптским солнцем, увидел Эвлюэллу в первый раз. Я вернулся в места своего
рождения на западных островах Исчезнувших  континентов,  что  прежде  были
Сша-амрик.  Во  второй  раз  я  видел,  как  пал  Роум:  фрагменты  памяти
проплывали сквозь мой податливый мозг. Не было никакой последовательности,
никакого естественного развития событий. Я был  ребенком.  Я  был  древним
стариком. Я был среди Летописцев. Я посетил Сомнамбулистов. Я  видел,  как
Принц Роума пытался купить глаза в Дижоне.  Я  торговался  с  Прокуратором
Перриша. Я схватил свои приборы и начал Наблюдение.  Я  ел  деликатесы  из
далеких миров, я вдыхал аромат весны в  Палаше,  я  дрожал  по-стариковски
одинокой холодной зимой, я плыл в бурном море,  веселый  и  счастливый,  я
пел, я плакал, я сопротивлялся искушению, и  уступал  ему,  я  ссорился  с
Олмейн, я обнимал Эвлюэллу, я ощущал скользящую смену ночей и  дней  в  то
время, как мои биологические часы двигались в странном обратном ритме и  с
ускорением.
     Мне виделись галлюцинации. Огонь нисходил с неба; время  двигалось  в
нескольких направлениях. Я сделался маленьким, а затем громадным. Я слышал
алые и бирюзовые голоса. Музыка звучала с гор. Биение  моего  сердца  было
грубым и огненным. Я находился в ловушке между ударами поршня моего мозга.
Руки мои были прижаты к бокам, чтобы я занимал  как  можно  меньше  места.
Звезды пульсировали, сжимались, расплавлялись. Эвлюэлла сказала мягко:
     "Мы получаем вторую молодость от благословенных импульсов Воли, а  не
из-за добросовестного выполнения своей работы!.."
     Олмейн воскликнула: "Какая я стала тонкая!"
     Талмит  изрек:  "Эти  колебания  процесса  постижения  означают  лишь
растворение желания по отношению к саморазрушению, которое лежит в  основе
процесса старения".
     Гормон сказал: "Эти ощущения колебаний означают лишь  самоуничтожение
желания по отношению  к  растворению,  которое  лежит  в  основе  процесса
старения сердца".
     Прокуратор Человековладетель Седьмой сказал: "Мы посланы  в  ваш  мир
как средство очищения. Мы выполняем Волю".
     Землетребователь Девятнадцатый возразил:
     "С другой стороны позвольте не согласиться. Сочетание судеб  Земли  и
наших - чисто случайное явление".
     Мои веки окаменели. Маленькие создания,  что  наполняли  мои  легкие,
стали цвести. Кожа отслаивалась, открывая мускулы, прижавшиеся к костям.
     Олмейн сказала:
     "У меня уменьшаются  поры.  Моя  плоть  становится  плотной.  У  меня
уменьшается грудь".
     Эвлюэлла сказала: "Потом ты полетишь с нами, Томис".
     Принц Роума прикрыл глаза руками. Башни Роума качались  от  солнечных
ветров. Я схватил шаль пробегающего Летописца. Клоуны  плакали  на  улицах
Перриша.
     Талмит будил меня:
     "Теперь проснись, Томис. Томис, очнись, открой глаза!"
     - Я уже молодой, - сказал я.
     - Твое возрождение только началось, - возразил он.
     Я больше не мог двигаться. Помощники  подхватили  меня,  обернули  во
что-то пористое, положили на каталку  и  повезли  меня  ко  второй  ванне,
крупнее размером, в которой плавало с десяток людей. Их обнаженные  черепа
были усеяны электродами,  глаза  закрыты  розовой  лентой,  а  руки  мирно
соединены на груди. Я вошел в эту ванну. Здесь не было видений,  я  просто
дремал без всяких сновидений и в этот раз  проснулся  от  шума  прибоя.  Я
увидел, что ноги мои проходят через узкую водопроводную трубу  в  какую-то
закрытую ванну, где я дышал только жидкостью, и где пребывал больше минуты
и меньше столетия. А грехи мои в это время слущивались с  моей  души.  Это
была тяжелая, трудоемкая задача. Хирурги работали на расстоянии. Их руки в
перчатках управляли крошечными ножами, снимая кожу.  Они  снимали  с  меня
скверну - слой за слоем, вырезая и чувство вины, и печаль, и  ревность,  и
гнев, и жадность, и похоть, и нетерпение.
     Когда они закончили свою работу, открыли крышку и вынули меня. Без их
помощи я не мог стоять. Они прикрепили  приборы  к  моим  конечностям  для
массажа и восстановления тонуса. Я снова мог ходить. Я  взглянул  на  свое
обнаженное тело, сильное и мощное с  упругими  мускулами.  Пришел  Талмит,
бросил вверх пригоршню зеркальной пыли, чтобы я мог себя увидеть и,  когда
крошечные частички соединились, я взглянул на свое сверкающее отражение.
     - Нет, - сказал я. - Лицо не похоже.  Я  не  так  выглядел.  Нос  был
острее, губы не были такими толстыми, а волосы такими черными.
     - Мы работали по записям  гильдии  Наблюдателей.  Ты  на  себя  похож
больше, чем тебе это запомнилось.
     - А такое возможно?
     - Если хочешь, мы сделаем тебя таким, каким ты себя представляешь. Но
это не серьезно и займет много времени.
     - Нет, - сказал я. - Не имеет значения.
     Он  согласился.  И  сообщил,  что  мне  придется  пребывать  в   доме
возрождения еще  некоторое  время,  пока  я  к  себе  привыкну.  Мне  дали
нейтральное одеяние без обозначения какой-либо  гильдии  -  мой  статус  в
качестве Пилигрима завершился.
     Со своим возрождением я мог вступить теперь в любую гильдию.
     - Сколько длилось возрождение? - поинтересовался я, одеваясь.
     - Ты пришел сюда летом, сейчас - зима. Это быстро не делается пояснил
он.
     - А как дела у Олмейн?
     - С ней ничего не получилось.
     - Не понимаю.
     - Хочешь ее увидеть? - спросил Талмит.
     - Да, - ответил я, думая, что он поведет меня в комнату Олмейн.
     Вместо этого он повел меня к ее ванне. Я стоял  рядом  и  смотрел  на
закрытый контейнер. Талмит дал мне фибрильный телескоп, я взглянул  в  его
глазок и  увидел  Олмейн,  вернее  то,  что  от  нее  осталось.  Это  была
обнаженная девочка  лет  одиннадцати,  с  гладкой  кожей,  безгрудая.  Она
лежала, прижав колени  к  груди.  Сперва  я  не  понял,  а  когда  ребенок
пошевелился, я узнал младенческие черты Олмейн.
     Ужас охватил меня и я сказал Талмиту:
     - Что произошло?
     - Когда тело так  сильно  загрязнено,  Томис,  его  нужно  резать  на
большую глубину. Это был  сложный  случай.  Мы  не  должны  были  за  него