ны отдыха, скорости транспортных средств и 
количества психических расстройств. 
	Он знал, что статистические методы, созданные математиками 
Мицара, пригодны для любых условий и для любых ситуаций - но только 
если они применены правильно. Ему же пришлось подгонять модель 
ситуации на чужой планете к тому, что происходит здесь, на Земле. Не 
сказалась ли эта подгонка на работоспособности метода? 
	Инек снова взглянул на таблицу и вздрогнул. Если он нигде не 
ошибся, если все факты учтены правильно, если подгонка не нанесла 
ущерба самой концепции оценки - тогда Земля движется к еще одной 
большой войне, к уничтожительной ядерной катастрофе... 
	Он отпустил края листа, и таблица сама свернулась в трубку. 
	Протянув руку, Инек взял плод, подаренный ему гостем с Сирра, и 
откусил. Покатал на языке, наслаждаясь необычным вкусом, и решил, что 
он действительно выше всяких похвал, как утверждало это странное, 
похожее на птицу существо. 
	Было время, когда он надеялся, что таблица, созданная на основе 
мицарской теории, подскажет ему если не способ покончить с войнами, то 
хотя бы путь к тому, как продлить мир. Но таблица ничем не могла ему 
помочь. Путь, который она указывала, неумолимо вел к войне. 
	Сколько войн смогут еще вынести люди Земли? 
	Никто, конечно, не ответит с уверенностью, но, вполне возможно, 
это будет последняя война. Сила оружия, которое люди готовятся пустить в 
ход, никем еще не проверена в полной мере, и ни один человек не знает 
точно, каковы могут быть последствия. 
	Когда-то люди сражались, держа все свое оружие в руках, и уже 
тогда война была достаточно страшна, но в любой современной войне 
смертоносный груз будет обрушиваться с небес, сметая с лица Земли сразу 
целые города - не скопления войск, а города со всем их населением. 
	Инек протянул руку к таблице, но остановился. Какой смысл 
просматривать ее еще раз? Он и так помнит все наизусть. Никакого 
проблеска надежды! Он может корпеть над таблицей до второго 
пришествия, и это ничего не изменит. 
	Никакой надежды. Над миром снова сгущались грозовые тучи, и 
человечество неумолимо скатывалось к войне. 
	Он откусил еще кусочек - плод показался ему даже вкуснее. "В 
следующий раз, - сказало существо с Сарра, - я привезу тебе еще". Но, 
видимо, пройдет немало времени, прежде чем оно сюда вернется. А может 
быть, они никогда больше не увидятся. Многие путешественники 
показывались тут лишь единожды, хотя было и несколько таких, которые 
объявлялись чуть ли не каждую неделю, - постоянные посетители, они уже 
стали близкими друзьями. 
	Ему вспомнилась небольшая группа сиятелей, навещавших его 
много лет назад. В те далекие годы они заранее договаривались о 
длительных остановках на станции, чтобы можно было вволю посидеть за 
столом, поговорить с Инеком. Прибывали сиятели всегда словно на пикник 
- с огромными плетеными корзинами, полными всякой снеди и напитков. 
	Но в конце концов они перестали появляться. Инек уже давно не 
видел никого из них и грустил: с ними всегда было весело и интересно. 
	Инек выпил еще одну чашку кофе и все сидел за столом, вспоминая 
старые добрые времена, когда его посещала эта маленькая компания 
сиятелей. 
	Тут послышался легкий шорох, и, вскинув взгляд, он увидел на 
диване женщину в скромной юбке с кринолином, какие носили в 
шестидесятых годах прошлого века. 
	- Мэри! - удивленно воскликнул он, вскакивая на ноги. 
	Мэри улыбалась ему, как умела улыбаться только она одна. 
	Какая она красивая, подумал Инек, с ней просто никто не 
сравнится. 
	- Мэри, - сказал он, - я так рад тебя видеть. 
	Тут Инек заметил, что в комнате появился еще один его друг: у 
камина стоял мужчина с пушистыми черными усами, в синей военной 
форме и с саблей на поясе. 
	- Привет, Инек! - сказал Дэвид Рэнсом. - Надеюсь, мы не 
помешали. 
	- Что ты! Как могут помешать двое лучших друзей! 
	Он стоял у стола, а вокруг него вставало прошлое, доброе, понятное 
прошлое, напоенное ароматом роз, прошлое, которое он не так уж часто 
вспоминал, но которое никогда его не покидало. 
	Откуда-то издалека доносились звуки флейты и барабана, бряцание 
оружия и амуниции, юноши уходили на войну под предводительством 
славного полковника при всех регалиях, гарцующего на великолепном 
черном скакуне; на порывистом июньском ветру реяли полковые знамена. 
	Инек прошел через комнату и остановился у дивана. 
	- Ты не возражаешь? - спросил он с легким поклоном. 
	- Садись, пожалуйста, - ответила она. - И если у тебя дела... 
	- Никаких дел. Я так надеялся, что вы придете. 
	Инек опустился на диван, но чуть поодаль от нее. Он смотрел на ее 
руки, чинно сложенные на коленях, и ему хотелось взять их хоть на 
мгновение, подержать в своих руках, но он знал, что не может этого 
сделать. 
	Потому что Мэри здесь не было. 
	- Прошла почти неделя с тех пор, как мы виделись в последний раз, 
- сказала Мэри. - Как твоя работа, Инек? 
	Он покачал головой. 
	- Все те же проблемы. За мной по прежнему следят. А таблица 
предсказывает войну. 
	Дэвид прошел по комнате и, опустившись в кресло, положил саблю 
на колени. 
	- Война, если судить по тому, как сейчас воюют, - заявил он, - 
будет страшна и безжалостна. Мы в свое время воевали совсем не так. 
	- Да, - сказал Инек, - мы воевали не так. Но, хотя война ужасна 
сама по себе, сейчас может произойти нечто еще более ужасное. Если на 
Земле разразится еще одна война, мы закроем себе дорогу к галактическому 
братству - навсегда или по крайней мере на многие века. 
	- Может быть, это и не так плохо, - предположил Дэвид. - Мы пока 
еще не готовы присоединиться к жителям галактики. 
	- Может быть, и не готовы, - произнес Инек. - Я тоже такого же 
мнения. Но когда-нибудь это должно произойти. А если у нас начнется 
война, этот день отодвинется далеко в будущее. Чтобы объединиться с 
другими расами, нужно хотя бы делать вид, что мы цивилизованны. 
	- А если они не узнают? - спросила Мэри. - Я имею в виду, про 
войну. Они ведь нигде, кроме этой станции, не бывают. 
	Инек покачал головой. 
	- Узнают. Я думаю, они за нами наблюдают. И уж во всяком 
случае, прочтут в газетах. 
	- В тех, что ты выписываешь? 
	- Я их сохраняю для Улисса. Вон та стопка в углу. Он каждый раз 
забирает их в Галактический Центр: за годы, что Улисс провел здесь, Земля 
очень заинтересовала его. И я подозреваю, эти газеты, после того как он их 
прочтет, попадают в самые разные уголки галактики. 
	- Представляешь, - сказал Дэвид, - как бы удивились в отделах 
подписки, узнай они, сколь широко распространяются их газеты? 
	Инек улыбнулся. 
	- В Джорджии выходит одна газета, - добавил Дэвид. - Так вот, они 
пишут в своих рекламных объявлениях, что появляются каждое утро так же 
регулярно и повсеместно, как "роса на траве". Придется им придумать что-
нибудь в таком же духе, только про всю галактику. 
	- "Наша "Перчатка", - живо отозвалась Мэри, - годится для всей 
галактики!" Каково? 
	- Вот-вот. 
	- Бедный Инек, - произнесла Мэри с сожалением. - Мы тут сидим и 
развлекаемся шуточками, а у него столько проблем. 
	- Не мне их, конечно, решать, - ответил Инек, - но все-таки они 
меня беспокоят. Впрочем, чтобы избавиться от них, достаточно не 
выходить из дома, и все проблемы исчезнут. Когда дверь дома 
захлопывается, проблемы Земли остаются снаружи. 
	- Но ты не можешь так поступить. 
	- Не могу. 
	- Я думаю, ты прав, полагая, что другие расы наблюдают за нами, - 
сказал Дэвид. - Может быть, с намерением в один прекрасный день 
пригласить человечество присоединиться к ним. Иначе зачем бы им 
понадобилась станция здесь, на Земле? 
	- Они расширяют транспортную сеть постоянно. И станция в нашей 
Солнечной системе была нужна им, чтобы продлить маршрут в этом 
спиральном рукаве галактики. 
	- Да, верно, - согласился Дэвид, - но почему именно на Земле? Они 
могли построить станцию на Марсе. Назначили бы смотрителем кого-
нибудь из своих, и все было бы прекрасно. 
	- Я об этом часто думаю, - сказала Мэри. - Им понадобилась 
станция именно на Земле и смотритель-землянин. Должно быть, для этого 
есть какая-то серьезная причина. 
	- Я тоже надеялся, но, боюсь, они пришли слишком рано. Слишком 
рано для человечества. Мы еще не повзрослели. Мы все еще подростки. 
	- А как жаль! - вздохнула Мэри. - Мы могли бы многому от них 
научиться. Ведь они знают куда больше нас. Взять, например, их 
концепцию религии... 
	- Я не думаю, - сказал Инек, - что это на самом деле религия. У них 
нет тех привычных ритуалов, что мы ассоциируем с религией. И основано 
их мироощущение не на вере. В ней нет необходимости. Их понимание 
основано на знании. Они просто знают. 
	- Ты имеешь в виду энергию духовности... 
	- Да, и это такая же сила, как все другие, из которых складывается 
Вселенная. Энергия духовности существует точно так же, как время, 
пространство, гравитация и все те факторы, что характеризуют 
нематериальную сторону Вселенной. Она просто есть, и люди 
галактического содружества научились ее использовать. 
	- Но, видимо, люди Земли тоже ее ощущают? - спросил Дэвид. - 
Они не знают о ее существовании, но чувствуют что-то. И тянутся к ней. 
Поскольку точного знания нет, людям остается только вера, которая имеет 
давнюю историю. Может быть, еще с пещерных времен. Это грубая, 
примитивная вера, но тоже вера, поиск, попытка. 
	- Очевидно, да, - ответил Инек. - Но на самом деле я думал не об 
энергии духовности. Я имел в виду другое - практические достижения, 
научные методы, философские концепции, которые человечество могло бы 
использовать. Назови любую отрасль науки - и у них наверняка найдется 
что-то для нас новое, потому что они знают гораздо больше нас. 
	Однако мысли Инека возвращались к удивительной концепции 
энергии духовности и еще более удивительной машине, построенной много 
тысячелетий назад, с помощью которой жители галактики черпали эту 
энергию. У машины было название, но подобрать близкое ему по значению 
на родном языке оказалось трудно. Ближе всего подходило слово 
"талисман", но Инек считал его слишком неточным, хотя именно такое 
слово употребил Улисс, когда они впервые разговаривали об этом много 
лет назад. 
	Там, в галактике, существовало столько удивительного, столько 
различных концепций, и многие из них просто нельзя ни изложить, ни 
объяснить ни на одном из языков Земли. Талисман - это не просто 
талисман, и машина, которую так назвали, - не просто машина. Помимо 
определенных механических принципов в нее заложили принципы 
духовные, может быть, некий резонатор психической энергии, неизвестной 
на Земле. Это и еще многое другое. В свое время он знакомился с 
литературой, посвященной энергии духовности и Талисману, и, читая, 
осознавал, насколько далек от истинного понимания, насколько далеко от 
понимания все человечество. 
	Привести Талисман в действие могли лишь некоторые существа с 
определенными особенностями мышления и еще некими свойствами 
(может быть, думал он, это особые качества души?). Термин, которым этих 
существ называли, Инек перевел для себя как "восприимцы", хотя его и 
здесь не оставляли сомнения в точности соответствия. Хранился Талисман 
у наиболее способного, или наиболее умелого, или наиболее преданного из 
галактических восприимцев, который переносил его от звезды к звезде, - 
этакое бесконечное шествие. Через Талисман и его хранителя обитатели 
каждой планеты черпали вселенскую энергию духовности. 
	Мысль об этом буквально потрясала, наполняя душу восторгом. 
Мысль о возможности соприкоснуться с духовностью, заполняющей 
галактику и, без сомнения, Вселенную целиком. Как это, должно быть, 
замечательно, думал он, и сколько уверенности рождает в том, что жизнь 
занимает особое место в великой схеме бытия, что даже один-единственный 
человек, независимо от того, сколь он мал, слаб и незначителен, все же 
наделен важной ролью в грандиозном действе, развертывающемся в 
пространстве и времени. 
	- Что-то случилось, Инек? - спросила Мэри. 
	- Нет, ничего, - ответил он. - Я просто задумался. Прошу прощения. 
	- Ты говорил о том, какие великие открытия ждут нас в галактике, - 
сказал Дэвид. - Вот тот, например, раздел математики, о котором ты когда-
то нам рассказывал... 
	- Ты имеешь в виду математику Арктура? Я и сейчас знаю не 
больше, чем тогда. Слишком для меня сложно. Этот раздел математики 
основан на поведенческом символизме. 
	Трудно даже назвать эту дисциплину математикой, думал он, хотя, 
если вдуматься, математика - самый подходящий термин. Это именно то, 
чего, без сомнения, не хватает ученым Земли, чтобы их социальные 
исследования оказывались эффективными и логичными в такой же степени, 
как эффективны и логичны механизмы, создаваемые на планете с помощью 
традиционных разделов математики. 
	- А вспомни биологию, созданную расой из созвездия Андромеды, 
которая заселила все эти непокорные планеты, - сказала Мэри. 
	- Да, я помню. Но Земля должна развиться и интеллектуально, и 
морально, прежде чем мы сможем рискнуть по их примеру использовать 
такие знания. Хотя, я думаю, даже сейчас им нашлось бы применение. 
	При воспоминании о том, как андромедяне использовали свои 
знания, его охватывала дрожь. Видимо, это доказывало, что он все еще 
гражданин Земли, которому по-прежнему близки все пристрастия, 
предубеждения и привычки человеческого разума. Потому что андромедяне 
поступили в полном соответствии со здравым смыслом. Если ты не можешь 
колонизировать планету, оставаясь самим собой, в том виде, в каком 
существуешь, тогда ты просто изменяешься. Превращаешь себя в существо, 
которое способно на этой планете жить, и подчиняешь ее себе. Если надо 
стать червем, становишься червем. Или насекомым, или моллюском, или 
чем-то еще - чем или кем нужно. И меняешь ты при этом не только тело, но 
и разум, меняешь его до такой степени, какая необходима, чтобы выжить 
на этой планете. 
	- А все их лекарства? - продолжала Мэри. - Все медицинские 
знания, которые можно было бы использовать на Земле. Хотя бы тот 
маленький набор, что прислали тебе из Галактического Центра. 
	- Да, набор лекарств, которые могли бы вылечить практически 
любую болезнь на Земле. Это мучит меня, пожалуй, сильнее всего. Знать, 
что они вот там, в шкафу, то есть уже на этой планете, где в них нуждается 
так много людей... 
	- Ты мог бы отправить образцы каким-нибудь медицинским 
организациям или производителям лекарств, - сказал Дэвид. 
	Инек покачал головой. 
	- Я уже думал об этом. Но я должен помнить и о галактике, о своих 
обязательствах перед Галактическим Центром. Они так старались, чтобы 
станция осталась незамеченной. Мне нужно думать об Улиссе и обо всех 
моих друзьях. Я не могу разрушить их планы. Не могу предать их. И 
вообще, если вдуматься, Галактический Центр и работа, которую они 
выполняют, - все это гораздо важнее, чем одна только Земля. 
	- И нашим, и вашим, значит, - произнес Дэвид с легкой издевкой в 
голосе. 
	- Вот именно. Одно время - много лет назад - я хотел написать 
несколько статей для научных журналов. Не медицинских, разумеется, 
потому что я ничего не смыслю в медицине. Лекарства у меня есть, лежат 
себе на полке, и к ним даже приложены инструкции по использованию, но 
это таблетки, порошки, мази или что-то там еще - все уже готовое. Однако я 
все-таки набрался кое-каких знаний в других областях, что-то понял. Не 
очень много, но, во всяком случае, достаточно, чтобы намекнуть, в каком 
направлении надо двигаться. Для людей сведущих это вполне могло бы 
послужить толчком. 
	- Вряд ли из этого что-нибудь вышло бы, - заметил Дэвид. - У тебя 
нет практического опыта исследования. Ты нигде не учился и не связан ни с 
одним из колледжей или научных центров. Тебя бы просто не напечатали, 
если бы ты не представил каких либо доказательств. 
	- Это я понимаю, конечно. Потому и не стал никуда писать. Я знал, 
что это безнадежно. Да и какие могут быть претензии к научным журналам 
- они ведь должны отвечать за то, что печатают. Их страницы открыты 
отнюдь не для любого желающего. Но даже если бы редакторы отнеслись к 
моим статьям уважительно и захотели их опубликовать, они непременно 
захотели бы узнать, кто я такой. А это привело бы их к станции. 
	- Но даже если бы ты сумел остаться в тени, - добавил Дэвид, - не 
только в этом все дело. Вот ты говорил о своей лояльности к 
Галактическому Центру... 
	- Если бы на меня никто не обращал внимания, все было бы в 
порядке. Если бы я мог просто подбрасывать земным ученым идеи, чтобы 
они сами разрабатывали их дальше, это не принесло бы вреда 
Галактическому Центру. Главная проблема в том, чтобы не раскрывать 
источник идей. 
	- Видимо, даже в этом случае ты все равно не смог бы сообщить 
слишком много, - сказал Дэвид. - У тебя нет достаточно подробных 
данных, чтобы на их основе можно было сделать что-то значительное. 
Галактическая наука слишком далека от привычных наезженных дорог. 
	- Это я понимаю, - ответил Инек. - Например, психотехника 
Манкалинена-III. Если бы Земля располагала этими знаниями, люди 
наверняка нашли бы способы лечения нервных и умственных расстройств. 
Мы освободили бы бесчисленные заведения для нервнобольных, а потом 
снесли бы их или использовали для чего-то другого. Они просто стали бы 
ненужными. Но, кроме жителей Манкалинена-III, нас некому научить. Сам 
я знаю только, что они постигли в психотехнике невероятных успехов, но 
больше мне ничего не известно. Ведь я ничего не смыслю в этой науке. 
Точные знания можно получить только от них, от жителей звезд. 
	- Ты все время говоришь о неизвестных науках, - сказала Мэри. - 
Люди еще даже не подозревают об их существовании. 
	- И не только люди - мы тоже, - добавил Дэвид. 
	- Дэвид! - воскликнула Мэри. 
	- Нам незачем прикидываться людьми, - ответил Дэвид 
рассерженно. 
	- Но вы - люди, - сказал Инек с усилием. - Для меня вы - люди. 
Кроме вас, у меня никого нет. В чем дело, Дэвид? 
	- Мне кажется, пришло время сказать, кто мы на самом деле, - 
ответил тот. - Мы - иллюзии, плод воображения. Мы созданы тобой с 
единственной целью: появляться и разговаривать с тобой, заменяя тебе 
настоящих людей, общения с которыми ты лишен. 
	- Но ты ведь так не думаешь, Мэри! - крикнул Инек. - Ты не 
можешь так думать! 
	Он потянулся к ней и тут же безвольно уронил руки, с ужасом 
осознав, что хотел сделать. Впервые в жизни Инек попытался дотронуться 
до нее, впервые за все эти годы он забылся. 
	- Извини, Мэри. Мне не следовало этого делать. 
	Глаза ее заблестели слезами. 
	- Если бы это было возможно! - вздохнула она. - Я так хотела бы, 
чтобы это было возможно! 
	- Дэвид, - позвал Инек, не поворачивая головы. 
	- Дэвид ушел, - сказала Мэри. - Он не вернется. - Мэри медленно 
покачала головой. 
	- В чем дело, Мэри? Что происходит? Что я такое наделал? 
	- Ничего, - ответила она, - если не считать, что ты сделал нас 
слишком похожими на людей. Настолько похожими, что у нас появились 
все человеческие качества. И теперь мы уже не марионетки, не красивые 
куклы, мы - люди! Мне кажется, именно это мучило Дэвида больше всего - 
не то, что он человек, а то, что, став человеком, он по-прежнему остается 
тенью. Раньше, когда мы были куклами, это не имело значения. У нас не 
было тогда человеческих чувств. 
	- Прости меня, Мэри, - произнес Инек. - Прошу тебя, прости! 
	Она наклонилась к нему, и лицо ее озарилось нежностью. 
	- Ты ни в чем не виноват. Скорее, мы должны благодарить тебя. 
Ты создал нас, потому что любил, и это прекрасно знать, что ты любима и 
нужна. 
	- Но теперь все по-иному, - молил Инек. - Теперь вы приходите ко 
мне сами, по собственной воле. 
	Сколько лет уже прошло? Должно быть, все пятьдесят. Мэри стала 
первой, Дэвид - вторым. Из всех, кого воскрешало его воображение, они 
были ближе и дороже других. 
	А сколько лет минуло с тех пор, как он попытался сделать это 
впервые? Сколько лет провел он, изучая без