промахнуться и сейчас... 
	Мушка остановилась на голове крысоподобного существа, но оно 
качнулось в сторону. Потом обратно. 
	- Стреляй! - снова крикнул Улисс. 
	Инек нажал на курок. Раздался сухой треск выстрела. Крыса, 
наверное, еще целую секунду стояла на камнях, хотя от ее головы осталась 
только половина, с которой в разные стороны разлетались, словно 
стремительные насекомые, черные ошметки, едва заметные на фоне 
потемневшего западного неба. 
	Выронив винтовку, Инек упал на землю и вцепился пальцами в 
мягкий мох. От мысли о том, что могло бы случиться, его била дрожь, но 
тут же накатила слабость, вызванная чувством облегчения и благодарности 
за то, что этого не произошло, за то, что годы тренировок в его 
фантастическом тире наконец-то окупились сторицей. 
	Странно, подумалось ему, как много бессмысленных вещей 
формирует наши судьбы. Тир предназначался для одной только цели - 
ублажать смотрителя станции. Казалось бы, совершенно бессмысленное 
занятие, как бильярд или игра в карты, однако время, что он там провел, 
выкристаллизовалось в одно это короткое мгновение на склоне холма. 
	Беспокойство и боль постепенно оставляли его - будто уходили в 
землю, и в душе воцарялся покой. Покой леса, покой холмов, покой первых 
тихих шагов наступившей ночи. Небо, звезды и само пространство словно 
склонились над Инеком, нашептывая о том, что он един с ними, что он 
тоже частица этого большого мира. На мгновение ему показалось, что он 
сумел ухватиться за краешек какой-то великой истины, а вместе с истиной к 
нему пришло успокоение и неведомое ранее ощущение величия жизни. 
	- Инек, - прошептал Улисс. - Инек, брат мой... 
	В его голосе Инеку послышался судорожный, взволнованный 
вздох. Раньше он никогда не называл землянина братом. 
	Инек поднялся на колени и увидел над грядой камней мягкий, 
восхитительный свет, словно там зажег свой фонарик гигантский 
светлячок. Свет перемещался, спускаясь по камням к ним, а рядом шла 
Люси - как будто она несла в руке горящую лампу. 
	Рука Улисса протянулась откуда-то из темноты и сдавила плечо 
Инека. 
	- Ты видишь? - спросил Улисс. 
	- Да, вижу. Что это? 
	- Это Талисман, - произнес Улисс восхищенно и от волнения 
немного хрипло. - А рядом его новый хранитель. Именно такого хранителя 
мы искали долгие долгие годы. 
 
 
 
	33. 
 
	Привыкнуть к такому просто невозможно, говорил себе Инек, когда 
они возвращались лесом к станции. Талисман наполнял своим теплым 
сиянием каждое мгновение его жизни, и хотелось сохранить это ощущение 
навсегда. Разумеется, Талисман будет рядом не вечно, но он точно знал: 
ему никогда уже не забыть того, что произошло у него в душе. 
	Охватившее его чувство не поддавалось описанию: было в нем что-
то от материнской любви, и от гордости отца, и от обожания милой сердцу 
женщины, и от товарищеской верности, и еще многое-многое другое. Это 
чувство приближало далекое, а сложное делало простым и понятным, оно 
уносило прочь страх и печаль, хотя в нем самом тоже звучала нотка печали 
- словно бы от понимания, что никогда в жизни не будет больше такого 
возвышенного мгновения, что в следующую секунду оно уйдет 
безвозвратно и отыскать его уже не удастся. Однако мгновение длилось. 
	Крепко прижимая к груди сумку с Талисманом, Люси шла между 
ними, и, глядя на нее, Инек невольно представлял себе маленькую девочку 
с любимым котенком на руках. 
	- Наверное, уже несколько веков - а может быть, и вообще никогда 
- не светился Талисман так ярко, - проговорил Улисс. - Я, во всяком случае, 
такого не припоминаю. Замечательно, да? 
	- Замечательно, - ответил Инек. 
	- Теперь мы снова станем едины, - сказал Улисс. - Снова 
почувствуем, как на самом деле близки. И снова будет не много народов, а 
одно галактическое содружество. 
	- Но это существо, которое... 
	- Хитрый негодяй, - сказал Улисс. - Он хотел получить выкуп за 
Талисман. 
	- Значит, Талисман все-таки был украден? 
	- Мы еще не знаем всех обстоятельств этой истории, но, 
разумеется, узнаем. 
	Какое-то время они шли молча. Далеко на востоке появились над 
верхушками деревьев первые отсветы поднимающейся луны. 
	- Я одного не понимаю... - начал было Инек. 
	- Спрашивай. 
	- Как могло это существо носить с собой Талисман и не 
чувствовать его? Ведь если бы оно чувствовало, разве пришло бы ему в 
голову украсть Талисман? 
	- Среди многочисленных жителей галактики попадается лишь один 
на несколько миллиардов, кто способен... как бы это вернее сказать? - 
настроить Талисман, привести его в действие. На меня или на тебя он 
просто не отреагирует. Но стоит этому одному существу прикоснуться к 
Талисману, как он тут же оживает. Нужна особая восприимчивость, которая 
связывает машину с резервуарами вселенской энергии духовности. Дело не 
в самой машине - она лишь помогает избранному существу дать нам 
возможность ощутить энергию духовности. 
	Машина, аппарат, инструмент - технологический родственник 
мотыге или гаечному ключу, но как же далеки они друг от друга! Как 
человеческий мозг от первой аминокислоты, зародившейся на Земле, когда 
эта планета еще была молода. Можно даже сказать, что это предел 
эволюции инструмента, последняя вершина, выше которой уже не 
подняться. Впрочем, это неверное заключение - скорее всего, развитию нет 
предела, а значит, последней вершины тоже нет; едва ли наступит время, 
когда какое-то существо или группа существ остановится в своем развитии 
у определенной точки и скажет: "Все. Дальше мы не пойдем. В этом нет 
смысла". Ведь каждый шаг вперед открывает в свою очередь множество 
новых возможностей, множество новых путей, и следующий шаг по одному 
из них снова открывает новые дороги. И нет им конца... 
	Они добрались до края поля и пошли напрямик к станции. Откуда-
то спереди послышались быстрые шаги - кто-то бежал им навстречу. 
	- Инек! - донесся из темноты знакомый голос. - Инек. это ты? 
	- Да, Уинслоу. Что случилось? 
	Почтальон подбежал ближе и, переводя дух, остановился за кругом 
света, падающего от Талисмана. 
	- Инек, они все-таки собрались! Погрузились в две машины и едут. 
Но, надеюсь, мне удалось их задержать. В том месте, где начинается 
грунтовая дорога к твоему дому, я высыпал в колеи фунта два кровельных 
гвоздей, и на какое-то время они там застрянут. 
	- Кровельных гвоздей? - недоумевающе спросил Улисс. 
	- Толпа, - пояснил Инек. - Они собираются расправиться со мной. 
А гвозди... 
	- Понятно, - сказал Улисс. - Чтобы проколоть шины... 
	Уинслоу шагнул ближе, пристально глядя на светящийся сквозь 
ткань сумки Талисман. 
	- Это Люси Фишер, да? 
	- Точно, - ответил Инек. 
	- Ее старик только что примчался в город и начал вопить, что она 
опять исчезла. Там все вроде бы уже поутихло, но Хэнк их снова накрутил. 
Я послушал-послушал и двинулся в скобяную лавку. Прихватил гвоздей и 
успел сюда раньше них. 
	- Толпа? - снова переспросил Улисс. - Я не... 
	- А этот тип, что искал женьшень, ждет тебя у дома, - перебил его 
Уинслоу, захлебываясь от желания поскорее рассказать все, что ему 
известно. - У него там грузовик. 
	- Это Льюис с телом сиятеля, - пояснил Инек Улиссу. 
	- Он, по-моему, здорово расстроен, - добавил Уинслоу. - Говорит, 
ты должен был его ждать. 
	- Может быть, нам не стоит тогда задерживаться, - сказал Улисс. - 
Я не все понимаю, но догадываюсь, что назревает некий кризис. 
	- Послушай, что здесь происходит? - удивленно спросил Уинслоу. - 
Что это за штука у Люси в руках? И кто это стоит рядом с тобой? 
	- Потом. - сказал Инек. - Я все объясню тебе потом. Сейчас не до 
объяснений - надо спешить. 
	- Но, Инек, сюда направляется пьяная толпа... 
	- Когда они появятся, я и с ними разберусь. А сейчас есть более 
важное дело. 
	Продираясь сквозь бурьян, вымахавший местами по пояс высотой, 
все четверо бегом поднялись по склону. Впереди, на фоне ночного неба, 
темнело угловатое здание станции. 
	- Они уже у поворота! - задыхаясь, крикнул Уинслоу. - Я только 
что видел, как там мелькнул свет фар. 
	Инек, а за ним и остальные вбежали в ворота и, не сбавляя шага, 
бросились к дому. В отсветах Талисмана уже можно было разглядеть 
массивный кузов грузовика. От темного силуэта машины отделилась 
фигура человека и заторопилась им навстречу. 
	- Уоллис, это вы? 
	- Да, - ответил Инек. - Извините, что меня не оказалось на месте. 
	- Я, признаться, расстроился, когда понял, что вас тут нет. 
	- Непредвиденные обстоятельства, - коротко сказал Инек. - Мне 
срочно потребовалось отлучиться. 
	- Тело почтенного мыслителя в машине? - спросил Улисс. 
	Льюис кивнул. 
	- К счастью, нам удалось его вернуть. 
	- Через сад тело придется нести, - сказал Инек. - Машина туда не 
пройдет. 
	- В прошлый раз тело нес ты, - произнес Улисс. 
	Инек кивнул. 
	- Друг мой, я надеялся, что сегодня ты доверишь мне эту почетную 
обязанность... 
	- Конечно, - ответил Инек. - Думаю, и он не стал бы возражать. 
	На язык просились другие слова, но Инек сдержался, решив, что 
было бы неуместно благодарить Улисса за то, что он снял с него тяжкую 
необходимость приносить покаяние перед умершим. 
	- Они уже идут, - пробормотал Уинслоу, стоявший рядом. - Я 
слышу на дороге какой-то шум. 
	И действительно, со стороны дороги доносился звук шагов, 
неторопливых, уверенных, точно поступь чудовища, которому незачем 
спешить - жертва все равно никуда не денется. Инек стал лицом к воротам 
и вскинул винтовку. 
	За его спиной заговорил Улисс: 
	- Наверное, будет правильнее и достойнее похоронить его при 
полном свете нашего возвращенного Талисмана... 
	- Она тебя не слышит, - сказал Инек, не оборачиваясь. - Ты забыл, 
что Люси глухонемая. Надо ей показать. 
	Не успел он договорить, как все окружающее пространство 
озарилось вдруг ослепительным сиянием. Со сдавленным возгласом 
удивления Инек повернулся к своим товарищам и увидел, что сумка, где 
хранился Талисман, лежит у ног Люси, а сама она гордо держит над 
головой маленькое солнце, заливающее светом и двор, и древний дом, и 
даже край поля. 
	Стало так тихо, будто весь мир затаил дыхание и замер, 
встревоженно ожидая страшного грохота, который вот-вот должен 
прокатиться по земле, но его все не было и не было. 
	А вместе с тишиной пришло устойчивое ощущение мира и 
спокойствия, заполнившее каждую клеточку каждого живого существа 
вокруг. Не просто мир, который объявили и которому пока позволяют 
остаться, нет, - настоящий, прочный мир, покой в мыслях, какой приходит 
вместе с закатной прохладой после долгого жаркого дня или с теплым 
призрачным сиянием весенней зари. Мир в душе и вокруг, достигающий 
самых дальних пределов бесконечности; устойчивый, надежный мир, 
который сохранится до последнего дыхания вечности... 
	Опомнившись, Инек медленно повернулся к полю и увидел на 
границе освещенного участка серые силуэты людей, сбившихся в кучу, 
словно стая присмиревших волков в слабых отблесках костра. Пока он 
смотрел, люди по одному таяли в темноте и исчезали в том же 
направлении, откуда пришли. Вскоре скрылись все, кроме одного, который 
вдруг сорвался с места и бросился вниз по склону холма к лесу, подвывая 
от ужаса как испуганная собака. 
	- Это Хэнк побежал, - заметил Уинслоу. 
	- Жаль, что мы его напугали, - серьезным тоном произнес Инек. - 
Никто не должен этого бояться. 
	- Он сам себя боится, - сказал почтальон, - потому что живет со 
страхом в душе. 
	Видимо, он прав, подумал Инек. Человек всегда был таким. 
Человек долго жил со страхом и больше всего на свете боялся самого себя. 
 
 
 
	34. 
 
	Все пятеро стояли у невысокого земляного холмика. Беспокойный 
ветер шелестел в ветвях залитого лунным светом яблоневого сада, а где-то 
вдалеке у реки переговаривались в серебряной ночи птицы козодои. 
	Инек попробовал прочесть надпись, выбитую на грубо отесанном 
камне, но лунного света не хватало. Впрочем, он и так помнил ее наизусть: 
	~Здесь лежит гость с далекой звезды, но эта земля ему не чуждая, 
ибо, умерев, он вернулся в большую Вселенную.~ 
	"Ты, когда писал эти строки, думал, как мы", - сказал ему 
посланник с Веги-ХХI всего днем раньше. Инек тогда ничего ему не 
ответил, но сиятель был не прав, потому что суждение это не только 
веганское, но и вполне земное. 
	Язык сиятелей - не самый легкий на свете, и, выбивая зубилом 
слова, Инек допустил две или три ошибки. Но камень был гораздо мягче 
мрамора или гранита, которые обычно используют в таких целях, и 
неумело сделанную надпись вряд ли ждала долгая жизнь. Через несколько 
десятков лет солнце, дожди и морозы раскрошат выбитые на плите 
символы, а спустя еще такой же срок они исчезнут вовсе, и там, где были 
слова, останутся лишь шероховатые выступы. Но слова все равно 
сохранятся - если не на камне, то в памяти. 
	Инек взглянул на Люси, стоявшую по другую сторону могилы. 
Талисман вернулся в сумку, и свечение стало немного слабее, но Люси по-
прежнему прижимала его к груди, и на лице ее сохранялось все то же 
восторженное, отрешенное выражение, словно она жила уже не в этом 
мире, а в каком-то другом измерении, где, кроме нее, не было никого, где 
не существовало прошлого. 
	- Ты думаешь, она пойдет с нами? - спросил Улисс. - Я имею в 
виду, мы сможем взять ее с собой в Галактический Центр? Земля 
отпустит?.. 
	- Земли это не касается, - сказал Инек. - Мы свободные люди, и она 
сама решит, как ей поступить. 
	- Как по-твоему, она согласится? 
	- Думаю, согласится. Мне кажется, этого дня Люси ждала всю свою 
жизнь. Может быть, она предчувствовала его даже без Талисмана. 
	Она и вправду жила словно в каком-то особом мире, недоступном 
всему остальному человечеству. Что-то было в ее душе такое, чем не 
обладал ни один другой житель Земли. Это всегда чувствовалось, хотя не 
поддавалось описанию. Ей очень хотелось использовать свой дар, и она 
пробовала - слепо, неуверенно, неумело. Заговаривала бородавки, лечила 
бабочек, бог знает что еще делала. 
	- А ее отец? - спросил Улисс. - Тот, что убежал от нас с криками? 
	- С Хэнком я договорюсь, - сказал Льюис. - Мы с ним хорошо 
знакомы. 
	- Ты хочешь взять ее с собой в Галактический Центр прямо сейчас? 
- спросил Инек. 
	- Если она согласится, - ответил Улисс. - И надо срочно сообщить 
им радостную весть. 
	- А из Центра в путешествие по всей галактике? 
	- Да. Она нам очень нужна. 
	- А нам вы ее одолжите на денек другой? 
	- Одолжить?.. 
	- Ну да, - сказал Инек. - Земле Люси тоже нужна. Просто 
необходима. 
	- Конечно. - сказал Улисс, - однако... 
	- Льюис, - перебил его Инек, - как вы полагаете, сможем ли мы 
уговорить кого-нибудь в правительстве - например, государственного 
секретаря - включить Люси Фишер в состав делегации на мирную 
конференцию? 
	Льюис начал что-то говорить, поперхнулся, потом наконец 
выговорил: 
	- Думаю, это можно будет организовать... 
	- Представляете себе, какой эффект произведет девушка с 
Талисманом за столом переговоров! 
	- Кажется, представляю, - сказал Льюис, - но государственный 
секретарь непременно захочет поговорить с вами, прежде чем объявить о 
своем решении. 
	Инек повернулся к Улиссу, но тот понял его и без вопроса. 
	- Конечно. Дайте мне знать когда, и я тоже с удовольствием 
поучаствую в разговоре. Кстати, можете передать уважаемому секретарю, 
что было бы неплохо сразу приступить к формированию всемирного 
комитета. 
	- Какого комитета? 
	- По вопросу вступления Земли в галактическое содружество. Разве 
это дело, если хранитель Талисмана будет с неприсоединившейся планеты? 
 
 
 
	35. 
 
	У края скалы, что возвышалась над рекой, деревьев было совсем 
мало, и камни, лежавшие под открытым небом, белели в лунном свете, 
словно огромный скелет какого-то доисторического зверя. 
	Инек остановился у большого валуна и взглянул на мертвого 
инопланетянина, лежавшего темным комом среди каменных глыб. 
	Жалкий неудачник... Умереть так далеко от дома, и, главное, ради 
чего? 
	Впрочем, отчего же жалкий? В его мозгу, теперь уже безвозвратно 
погибшем, зародился колоссальный план. нечто сравнимое с планами 
Александра, Ксеркса или Наполеона, циничная мечта о беспредельной 
власти, требующая осуществления любой ценой, мечта столь грандиозная, 
что она просто вытеснила все другие моральные соображения. 
	Инек попытался представить себе такой план и понял, что это ему 
не под силу: слишком многого он не знал о галактике, слишком многого не 
понимал. 
	Тем не менее что-то в этом плане не сработало. Ведь ясно, что 
Земля там не учитывалась - разве что в качестве запасного варианта, 
укромного уголка, где можно отсидеться в случае непредвиденных 
осложнений. Лежащее среди камней существо привела сюда последняя, 
отчаянная попытка скрыться, однако и это ему не удалось. 
	Но вот ирония судьбы - беглец с украденным Талисманом попал 
буквально к порогу дома настоящего восприимца, хотя вряд ли кому 
пришло бы в голову искать восприимца здесь, на Земле. Вспоминая 
недавние события, Инек уже не сомневался, что Люси каким-то образом 
почувствовала присутствие Талисмана, и ее потянуло к нему, как иголку к 
магниту. Она, наверное, ничего больше и не осознавала, кроме того, что 
Талисман рядом, что он непременно нужен ей, что это именно то, чего она 
ждала всю свою одинокую жизнь, не понимая, чего ждет, и не надеясь 
найти. Как ребенок, который вдруг замечает на рождественской елке 
сверкающий шар и, решив, что на свете нет ничего прекрасней, хочет во 
что бы то ни стало им завладеть. 
	Должно быть, думал Инек, это существо обладало и 
значительными способностями, и большой изобретательностью. 
	Иначе ему вряд ли удалось бы украсть Талисман, долгие годы 
скрывать его от всех и проникнуть в секреты Галактического Центра. Но 
разве стало бы это возможно, если бы Талисман действовал в полную силу, 
размышлял Инек. Если бы Талисман действовал в полную силу, ни у кого 
бы просто не возникло мысли о допустимости подобного шага и не 
расцвела бы так пышно алчность, побудившая к краже. 
	Однако теперь все это позади. Талисман нашелся, и, что не менее 
важно, у него появился новый хранитель - глухонемая девушка с Земли. А 
на самой Земле будет мир, и со временем она присоединится к 
галактическому содружеству. 
	И никаких теперь проблем, и не надо ничего решать. Люси 
избавила от необходимости принимать решения сразу всех. Станция теперь 
никуда не денется. Можно будет распаковать коробки и поставить дневники 
обратно на полки. Теперь он может вернуться на станцию и заняться своей 
обычной, будничной работой. 
	"Прости, - мысленно проговорил Инек, обращаясь к мертвому 
инопланетянину. - Я очень сожалею, что именно моя рука оборвала твою 
жизнь". 
	Он повернулся и пошел к обрыву, где далеко внизу, у подножья 
скалы, несла свои воды река. Постоял немного, держа винтовку в поднятой 
руке, а затем швырнул ее изо всей силы вперед и долго смотрел, как она 
падает, медленно переворачиваясь и поблескивая сталью в лунном свете. 
Река приняла ее с еле заметным всплеском, но до вершины скалы по-
прежнему доносилось только удовлетворенное журчание воды, 
перетекающей по камням у подножья и уплывающей в какие-то далекие 
края. 
	Теперь на Земле установится мир, подумал Инек. Войны уже не 
будет. Если за столом переговоров на конференции будет Люси, ни у кого и 
мысли не возникнет о войне. Даже если кто-то не выдержит живущего в 
душе страха - страха, который окажется настолько сильным, что он 
заслонит красоту и покой, даруемый Талисманом, - даже тогда войны все 
равно не будет. 
	Но человечеству предстоит пройти долгий путь, прежде чем 
подлинный, прекрасный мир поселится в каждом сердце. 
	Настоящий мир не наступит, пока будет скулить от страха (любого 
страха) хотя бы один человек. Род человеческий не добьется мира, пока не 
выбросит оружие (любое оружие) последний его обладатель. И винтовка, 
подумалось Инеку, далеко не самое страшное оружие из того, что создано 
на Земле, - можно сказать,