(~ ~ - italic) 
 
 
	Клиффорд Саймак "Пересадочная станция" 
 
 
 
	1. 
 
	Грохот стих. Дым, словно тонкие серые пряди тумана, плыл над 
истерзанным полем, разваленными изгородями и персиковыми деревьями, 
которые артиллерийский огонь превратил в торчащие из земли щепки. Над 
огромной равниной, где в порыве застарелой ненависти сошлись в битве 
непримиримые враги, где совсем недавно люди рубились насмерть, а затем, 
истощив все силы, отползли назад, на какое-то мгновение воцарилось - нет, 
не успокоение - безмолвие. 
	Казалось, целую вечность перекатывался от горизонта до горизонта 
пушечный гром, взметалась в небо земля, ржали кони, хрипло кричали 
кони. Свист металла и тупые удары пуль, настигающих жертву, вспышки 
обжигающего огня, блеск клинков, яркие боевые знамена, реющие на ветру. 
	А затем все это кончилось, и наступила тишина. 
	Но тишина в этот день и над этой равниной звучала фальшиво, и 
вот она уже нарушается стонами и криками: кто-то просит воды, кто-то 
молит о смерти - крики, стоны, призывы о помощи будут звучать под 
безжалостным летним солнцем еще долгие часы. Позже распростертые 
фигуры умолкнут и замрут, а потом над полем поплывет удушливый, 
тошнотворный запах. и могилы павших будут совсем не глубоки... 
	Много пшеницы останется неубранной, и не зацветут весной 
неухоженные сады: а на равнине, плавно поднимающейся к каменистому 
хребту, останутся несказанные слова, недоделанные дела и набухшие от 
влаги кучки тряпья, кричащие о бессмысленной расточительности смерти. 
	Железная Бригада, 5-й Нью-Гэмпширский, 1-й Миннесотский, 2-й 
Массачусетский, 16-й Мэнский - то были славные имена, и с годами их 
слава росла, но все же это только имена, откликающиеся эхом в туннелях 
веков. 
	Еще одно имя - Инек Уоллис. 
	Он так и держал в мозолистой руке свой разбитый мушкет. Лицо 
его почернело от пороховой гари. Сапоги покрылись коркой спекшейся 
крови и пыли. 
	Он все еще был жив. 
 
 
 
	2. 
 
	Доктор Эрвин Хардвик в раздражении перекатывал карандаш 
между ладонями и оценивающе разглядывал человека, что сидел напротив 
него. 
	- Я никак не могу понять, - произнес он, - почему вы пришли 
именно к нам. 
	- Ну, вы - это все-таки Национальная академия, и я подумал... 
	- А вы - разведка. 
	- Послушайте, доктор, если это устроит вас больше, давайте 
считать мой визит неофициальным, а меня просто частным лицом. 
Предположим, я столкнулся с необычной проблемой и зашел узнать, можно 
ли рассчитывать на вашу помощь. 
	- Я не против того, чтобы помочь вам, но не вижу, чем могу быть 
полезен. Все это настолько туманно и гипотетично. 
	- Но тем не менее, - сказал Клод Льюис, - вы не можете 
опровергнуть даже те немногие имеющиеся у меня доказательства. 
	- Ладно, - произнес Хардвик, - давайте начнем все сначала и по 
порядку. Вы утверждаете, что этот человек... 
	- Его зовут Инек Уоллис, - сказал Льюис. - По документам ему уже 
давно перевалило за сто. Он родился на ферме близ небольшого городка 
Милвилл в штате Висконсин 22 апреля 1840 года. Единственный ребенок в 
семье Джедедии и Аманды Уоллис. Когда Эйб Линкольн стал собирать 
добровольцев, Инек Уоллис вступил в армию одним из первых и воевал в 
Железной Бригаде, которую уничтожили практически целиком у 
Геттисберга в 1863 году. Но Уоллис был переведен в другое подразделение, 
с которым он сражался в Виргинии под предводительством Гранта до 
самого конца, до Аппоматтокса... 
	- Я смотрю, вы не поленились проверить. 
	- Пришлось разыскивать его документы. Свидетельство о 
зачислении в армию в архиве законодательного собрания штата в 
Мадисоне. Все остальное - включая и запись о демобилизации - здесь, в 
Вашингтоне. 
	- Вы говорите, что он выглядит на тридцать? 
	- От силы на тридцать. Если не моложе. 
	- Но вы с ним не разговаривали? 
	Льюис покачал головой. 
	- Может быть, это не тот человек? Если бы у вас были отпечатки 
пальцев... 
	- Во времена Гражданской войны, - сказал Льюис, - до этого еще не 
додумались. 
	- Последний из ветеранов Гражданской войны, - произнес Хардвик, 
- умер несколько лет тому назад. Если не ошибаюсь, барабанщик из армии 
южан. Должно быть, тут какая-то ошибка. 
	Льюис снова покачал головой. 
	- Поначалу, когда мне поручили это дело, я тоже так думал. 
	- Кстати, как это вообще произошло? С каких пор разведка 
занимается подобными делами? 
	- Должен признать, - ответил Льюис, - случай действительно не 
совсем обычный. Но тут кроются серьезные перспективы... 
	- Вы имеете в виду бессмертие? 
	- И это тоже. Возможность такого явления. Однако тут есть и 
другие соображения. Сама эта странная история требовала расследования. 
	- Но при чем здесь разведка? 
	- Вы, очевидно, думаете, что этим следовало бы заняться какой-то 
научной группе? - Льюис улыбнулся. - Пожалуй, это было бы логично. Но 
дело в том, что Уоллиса случайно обнаружил наш человек. Он был в 
отпуске, гостил у своих родных в штате Висконсин милях в тридцати от 
того места, где живет Уоллис. До него дошел слух об этом человеке. 
Скорее, даже не слух - просто кто-то упомянул о нем в разговоре. После 
чего наш сотрудник попытался выяснить кое-какие подробности 
самостоятельно. Ему не очень-то много удалось узнать, но и этих крох 
хватило, чтобы он заинтересовался. 
	- Меня вот что удивляет, - сказал Хардвик. - Как мог человек 
прожить на одном месте сто двадцать четыре года без того, чтобы не 
прославиться на весь мир? Вы представляете себе, какой шум подняли бы 
газетчики, узнай они о подобном случае? 
	- При мысли об этом, - сказал Льюис, - меня бросает в дрожь. 
	- Однако вы не объяснили мне, как ему удалось остаться в 
безвестности. 
	- Не так-то просто это объяснить, - ответил Льюис. - Нужно знать 
те места и людей, которые там живут. Юго-западная часть штата 
Висконсин ограничена двумя реками: на западе течет Миссисипи, на севере 
- Висконсин. В глубине территории раскинулись бескрайние прерии: земли 
там богатейшие, фермы и города процветают. Но вдоль берегов места 
холмистые, много оврагов, скал, обрывов, и кое-где образовались соврем 
уединенные, отрезанные от мира уголки. Дороги в этих районах неважные, 
а на маленьких примитивных фермах живут люди, которые по духу ближе 
к первым годам освоения этих земель, чем к двадцатому веку. У них, 
конечно, есть машины, радиоприемники и скоро, видимо, будет 
телевидение. Но они консервативны по натуре и держатся друг друга - не 
все, конечно, и даже не то чтобы большая часть, зато это в полной мере 
относится к людям, которые живут в тех забытых богом местах. Когда-то 
там было немало ферм, но в наши дни едва ли можно заработать что-то, 
хозяйствуя по старинке, и экономические обстоятельства постепенно 
вытесняют людей из этих медвежьих углов. Они продают свои фермы за 
гроши и уезжают. По большей части в города, где еще можно устроиться на 
работу. 
	Хардвик кивнул. 
	- А те, кто остается, как раз наиболее консервативны и не жалуют 
чужаков. 
	- Вот именно. Земли в основном перешли к людям, которые не 
живут там и даже не пытаются делать вид, что используют их для 
сельскохозяйственных нужд. Иногда пускают на выпас скот - очень 
небольшие стада, - и на этом дело кончается. Совсем неплохой способ 
получения скидки с налогов для тех, кому такое бывает нужно. Кроме того, 
во времена земельных банков им тоже было сдано немало участков. 
	- Хотите сказать. что эти "лесные жители" - так, что ли, их можно 
назвать - участвуют в заговоре молчания? 
	- Не то чтобы они делали это сознательно или намеренно, - сказал 
Льюис. - Это просто их образ жизни, мораль, унаследованная от старой 
крепкой философии первопроходцев Запада. Они занимаются своими 
делами. Им не нравится, когда люди суются в их дела, а сами они не лезут 
в чужие. Если человеку хочется жить до тысячи лет, это, может быть, и 
удивительно, но это его личное дело - черт с ним, пусть живет. И если он 
хочет жить один, хочет, чтобы его оставили в покое, - это тоже его дело. 
Они, возможно, обсуждают Уоллиса между собой, но ни в коем случае ни с 
кем из посторонних. И скорее всего, им не понравится, если кто то чужой 
будет пытаться разговорить их на эту тему. Мне кажется, они уже просто 
привыкли к тому, что Уоллис остается молодым, хотя их самих годы не 
щадят. Удивление прошло, и, видимо, даже между собой они не очень-то 
его обсуждают. Новые поколения принимают это как должное, потому что 
их родители не видят тут ничего необычного. Да и самого Уоллиса люди 
встречают редко. ведь он живет очень обособленно. А чуть дальше от тех 
мест если кто и думал об этом чуде, то, скорее, как об очередной "утке". 
Еще, мол, одна байка, выдумка, которая гроша ломаного не стоит. Может, 
всего лишь шутка, понятная разве что жителям какого-нибудь медвежьего 
угла вроде Дарк-Холлоу. Как легенда про Рип ван Винкля, - легенда, где 
нет ни слова правды. Скорее всего, люди просто посмеются над человеком, 
который воспримет эту историю всерьез и попытается в ней разобраться. 
	- Однако ваш человек заинтересовался. 
	- Да. И, убей меня бог, не знаю почему. 
	- Тем не менее ему это дело не поручили. 
	- Он был нужен в другом месте. Кроме того, его там знали. 
	- И вы... 
	- Мне потребовалось два года работы. 
	- И теперь вы знаете всю его историю. 
	- Не всю. Надо сказать, теперь вопросов у меня стало еще больше. 
	- Вы видели его самого? 
	- Неоднократно, - ответил Льюис. - Но я никогда с ним не 
разговаривал. И думаю, меня он не видел ни разу. Каждый день, перед тем 
как забрать почту, Уоллис совершает прогулку, но никогда не уходит 
далеко от дома. Все, что ему бывает нужно, приносит почтальон: то пакет 
муки, то фунт бекона, дюжину яиц, иногда спиртное. 
	- Надо полагать, в нарушение правил почтового ведомства. 
	- Разумеется. Но почтальоны делали это годами. Всех такая 
ситуация устраивает, по крайней мере до тех пор, пока кто-нибудь не 
устроит скандал. Но там скандалов не устраивают. Возможно, кроме 
почтальонов, Уоллис ни с кем никогда дружеских отношений и не 
поддерживал. 
	- Насколько я понял, хозяйством он практически не занимается. 
	- Совсем не занимается. У него есть небольшой огород, но это все. 
Земля пришла в полное запустение. 
	- Но должен же он на что-то жить. Где-то ведь он берет деньги? 
	- Да, - ответил Льюис. - Раз в пять или десять лет он отсылает 
одной фирме в Нью-Йорке горсть драгоценных камней. 
	- Как на это смотрит закон? 
	- Вы имеете в виду, что они могут быть крадеными? Нет, не думаю. 
Хотя, если бы кто-то захотел найти к чему прицепиться, это было бы 
несложно. Давным-давно, когда Уоллис только начал отправлять им камни, 
возможно, все было в порядке. Но время шло, законы менялись, и, я 
подозреваю, теперь и он сам, и покупатель кое-какие из них нарушают. 
	- Но вы не вмешиваетесь? 
	- Я проверил фирму, - сказал Льюис, - и они здорово 
забеспокоились. Прежде всего потому, что все эти годы безбожно обдирали 
Уоллиса. Но я сказал им, чтобы они покупали, как и раньше. А если кто-то 
еще будет их проверять, чтобы сразу отсылали этих людей ко мне. Короче, 
посоветовал им держать язык за зубами и ничего не менять. 
	- Вы не хотите, чтобы кто -нибудь его спугнул? - спросил Хардвик. 
	- Совершенно верно. Мне нужно, чтобы почтальон по-прежнему 
продолжал доставлять продукты, а нью-йоркская фирма по-прежнему 
покупала у него драгоценные камни. Я хочу, чтобы все оставалось как есть. 
И если вы спросите меня, откуда берутся эти камни, я вам сразу скажу: не 
знаю. 
	- Может быть, у него там свой прииск? 
	- Хорош прииск. Алмазы, изумруды и рубины - все в одном и том 
же месте? 
	- Надо полагать, что даже при тех ценах, по каким с ним 
рассчитывались, Уоллис получает неплохой доход. 
	Льюис кивнул. 
	- Видимо, он посылает им новую партию, только когда кончаются 
деньги. А денег Уоллис тратит не так уж много, поскольку живет довольно 
просто, если судить хотя бы по тем продуктам, что он закупает. Правда, он 
выписывает множество газет, еженедельников и более десятка научных 
журналов. Кроме того, заказывает по почте много книг. 
	- Технических? 
	- Отчасти. да, но большинство из них - просто популярные издания, 
которые держат читателя в курсе последних достижений науки. Физика, 
химия, биология и все такое прочее. 
	- Но я не... 
	- Вот именно. Я тоже. Он вовсе не ученый. По крайней мере 
настоящего образования Уоллис не получил. В те далекие годы, когда он 
ходил в школу, не очень-то многому там учили - сейчас, во всяком случае, 
естественнонаучным дисциплинам уделяется гораздо больше внимания. 
Кроме того, все, что он мог тогда узнать, давно уже обесценилось. Уоллис 
посещал начальную школу - типичную для тех времен школу, где все 
занимались в одной комнате, - а затем провел зиму в так называемой 
"академии", что просуществовала год или два в городке Милвилл. Если вы 
не в курсе, могу сообщить, что для пятидесятых годов прошлого века это 
относительно высокий уровень образования. Так что он наверняка был 
очень способным юношей. 
	Хардвик покачал головой. 
	- Невероятно! Вы все это проверили? 
	- Насколько было возможно. Приходилось действовать очень 
осторожно. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь догадался о том, что меня 
интересует на самом деле. Да, забыл упомянуть - Уоллис много пишет. Он 
покупает толстые тетради для дневниковых записей дюжинами. И чернила 
- пинтами. 
	Хардвик поднялся из-за стола и прошелся по комнате. 
	- Льюис, - произнес он, - если бы вы не предъявили мне свои 
документы и если бы я не проверил их подлинность, честно говоря, я бы 
решил, что все это просто бездарный розыгрыш. 
	Он вернулся к столу и сел, потом взял карандаш и снова принялся 
перекатывать его между ладонями. 
	- Вы занимаетесь этим делом уже два года. У вас есть какие-нибудь 
предположения? 
	- Никаких, - ответил Льюис. - Я в полном недоумении. И именно 
поэтому я здесь. 
	- Расскажите мне, что вы знаете о нем еще. Я имею в виду - о его 
жизни после войны. 
	- Его мать умерла, когда Уоллис был в армии. Отец с соседями 
похоронили ее там же, на ферме. В те годы многие так поступали. Молодой 
Уоллис получил отпуск, но слишком поздно: на похороны он не успел. 
Никакого замораживания тогда попросту не было, а дорога отнимала много 
времени. Потом он вернулся в действующие войска. Отец Уоллиса остался 
холостяком, в одиночку работал на ферме и жил в достатке. По тем 
сведениям, что мне удалось собрать, он был хорошим фермером, даже 
исключительно хорошим для своего времени. Выписывал кое-какие 
сельскохозяйственные журналы и вводил у себя всякие новшества. Уже 
тогда он использовал севооборот и боролся с эрозией почвы. По 
современным стандартам это была не бог весть какая ферма, но жил он с 
нее совсем неплохо и даже сумел кое-что отложить. Затем с войны вернулся 
Инек, и они больше года работали на ферме вместе. Старый Уоллис купил 
косилку для лошадиной тяги - этакая цилиндрическая конструкция с 
острыми длинными резаками, чтобы убирать сено и зерновые. Весьма 
прогрессивный шаг по тем временам. Вручную за такой штукой не 
угонишься. Но однажды хозяин отправился на косьбу, и лошадей что-то 
испугало: они рванули, и старого Уоллиса бросило вперед, прямо под 
косилку. Далеко не самый лучший способ уйти из жизни... 
	Хардвик передернулся и пробормотал. 
	- Ужасно... 
	- Инек нашел отца и перенес его тело в дом. Затем взял ружье и 
пошел искать лошадей. Отыскал их в дальнем конце пастбища, пристрелил 
на месте, да там и оставил. Это действительно так и произошло. Долгие 
годы на пастбище лежали два лошадиных скелета, запряженные в косилку, 
- до тех пор, пока не сгнила сбруя. Инек вернулся домой и занялся 
приготовлениями к похоронам. Обмыл отца, одел его в выходной черный 
костюм и положил на стол, - потом сколотил в сарае гроб. Могилу он 
выкопал рядом с могилой матери. Закончил уже при свете фонаря и всю 
ночь просидел возле отца. Когда наступило утро, он отправился к 
ближайшему соседу, тот сообщил другим соседям, и кто-то позвал 
священника. Под вечер состоялись похороны, и Инек вернулся домой. С тех 
пор он там и жил, но никогда больше не возделывал землю. Только огород, 
и все. 
	- Вы говорили, что эти люди не любят разговаривать с чужаками, 
однако вам удалось узнать много подробностей. 
	- У меня ушло на это два года. Я, можно сказать, внедрился к ним. 
Купил побитую машину и, остановившись в Милвилле, пустил слух, что 
ищу женьшень. 
	- Что ищете? 
	- Женьшень. Это такое растение. 
	- Я знаю. Но на него уже долгие годы нет спроса. 
	- Ну, небольшой спрос все-таки есть. Время от времени женьшень 
скупают экспортеры. Но я собирал и другие лекарственные травы тоже и 
вообще делал вид, что хорошо знаю народную медицину. Впрочем, "делал 
вид" - не совсем те слова: за два года я это дело неплохо освоил. 
	- Понятно, этакая простая душа, - сказал Хардвик, - тамошние 
таких понимают. Чудак, мол, травы какие-то ищет - это в наше-то время. 
Да и безобидный совсем. Может, даже немного чокнутый. 
	Льюис кивнул. 
	- Да, вышло даже лучше, чем я предполагал. Я просто шатался по 
окрестностям, и иногда люди со мной разговаривали. Мне, кстати, и 
женьшень удалось найти, правда немного. Особенно я подружился там с 
одной семьей, с Фишерами. Они живут ниже по реке, а ферма Уоллиса 
стоит на возвышенности у крутого берега. Причем живут они там почти 
столько же, сколько и Уоллисы, но занимаются соврем другими делами. 
Фишеры всегда охотились на енотов, ловили рыбу - зубатку и гнали 
самогон. В моем лице они, видимо, нашли родственную душу. Я был столь 
же беспечен и склонен к безделью, как они сами. Я им даже помогал с 
самогоном: и гнать помогал, и пить. а пару раз и продавать. Ходил с ними 
ловить рыбу, охотился, разговоры разговаривал, и они показали мне 
несколько мест, где искать жень-шень - "шань", как они его называют. 
Наверно, для социологов эта семейка - золотое дно. У Фишеров есть дочь - 
глухонемая, но очень хорошенькая, - так вот она умеет заговаривать 
бородавки... 
	- Мне это все очень знакомо, - отозвался Хардвик. - Я сам родился 
и вырос в горах на юге. 
	- Они-то и рассказали мне про сенокосилку. Я выбрал денек, 
отправился в дальний конец пастбища Уоллисов и произвел кое-какие 
раскопки. Нашел лошадиный череп и кости. 
	- Но тут вряд ли докажешь, что это лошади Уоллиса. 
	- Пожалуй, - согласился Льюис. - Однако я нашел еще и обломки 
косилки. Осталось от нее не так много, но определить, что это такое, все же 
можно. 
	- Давайте вернемся к истории Уоллиса, - предложил Хардвик. - 
После смерти отца он остался на ферме. И никогда ее не покидал? 
	Льюис покачал головой. 
	- Инек живет в том же самом доме. Там абсолютно ничего не 
изменилось. И похоже, дом состарился ничуть не больше, чем его хозяин. 
	- Вам удалось побывать в доме? 
	- В доме - нет. Только возле дома. Сейчас я и об этом расскажу. 
 
 
 
	3. 
 
	В его распоряжении был час. Льюис знал это совершенно точно - 
последние десять дней он следил за Уоллисом с хронометром в руках, и от 
того момента, когда тот выходил из дома, до возвращения с почтой каждый 
раз получалось около часа. Иногда чуть больше, когда почтальон опаздывал 
или они останавливались поговорить. Но час, говорил себе Льюис, - это все, 
на что он может твердо рассчитывать. 
	Уоллис скрылся за холмом, направляясь к каменистой гряде, что 
поднималась над отвесным берегом реки Висконсин. Там он, зажав 
винтовку под рукой, заберется на скалу и остановится, задумчиво глядя на 
дикую долину реки. Затем спустится по камням вниз и пойдет по лесной 
тропе, вдоль которой в положенное время года цветка розовые "башмачки". 
А оттуда - снова вверх по холму к роднику, что выбивается из земли чуть 
ниже старого поля, непаханного, может, уже сотню лет, потом дальше, до 
почти заросшей дороги и вниз к почтовому ящику. 
	За те десять дней, что Льюис наблюдал за ним, его маршрут не 
менялся ни разу. Возможно, он не менялся годам