диация
растет, мы сейчас все взорвемся! (Убегает).
     Треск вдруг стихает. Красная надпись гаснет.

     ГОЛДВИН. Уф-ф... значит,  это еще  не русские!  Тогда...  неужели - он?
(Подходит  к телефону,  набирает  номер). Мисс,  пригласите  ко  мне доктора
Гарди. Немедленно!  (Кладет трубку). Так мы можем  доработаться1  Неужели он
осуществил второй вариант?

     Разносится по Центру гулкий радиоголос: "Доктор Гарди, вас требует шеф!
Доктор Гарди,  немедленно  к шефу!" Под  эти  звуки  в кабинет входит Фрэнк.
Треск счетчика заметно учащается.

     ГОЛДВИН.  Доктор Гарди,  от  вашей  лаборатории  распространился выброс
проникающего излучения. Что произошло? Вы не находите, что о подобных опытах
следует извещать меня? Вы подвергаете опасности всех!
     ФРЭНК.  Больше  не  повторится, Бен...  простите, профессор. Больше  не
повторится.  Вы  позволите?  (Направляется  к  креслу. Когда  проходит  мимо
лабораторного стола,  треск счетчиков еще более  учащается. Останавливается,
берет щуп, водит около тела. Счетчик ревет). О... более двух тысяч  рентген.
Н-да...
     ГОЛДВИН (с  ужасом). Боже  милостивый,  Фрэнк, вы  так облучились?  Как
же?.. У вас там отличная биозащита!
     ФРЭНК. От нейтрино нет защиты. (Садится).

     ГОЛДВИН. Ах, как  же это вы неосторожно...  я сейчас врача!  (Поднимает
трубку).

     ФРЭНК.  Не надо, Бен, прошу вас!  Вы же отлично знаете,  что при дозе в
две тысячи рентген врачи могут только  испортить настроение. Слушайте лучше,
что  я скажу.  Тем  более, что,  судя по приборам,  у  меня мало  времени...
Словом,  так:  комбинация  реактора  и плазменного  генератора  дает  потоки
нейтрино, которые быстро возбуждают стабильные ядра.
     ГОЛДВИН. Накопление  нейтрино в  нуклонных оболочках ядер  и мгновенный
сброс, как в лазере?
     ФРЭНК. Да.  Вы  рассчитали этот  случай?  (Голдвин кивает). Вот видите,
опыт подтверждает теорию. Режим записан в журнале... (Откидывает голову).

     ГОЛДВИН. Вам плохо, Фрэнк?
     ФРЭНК. Нет еще. Я просто  не спал  две ночи... Что я еще хотел сказать?
Да! Там  есть и другая возможность:  если снижать концентрацию антинейтрино,
все  будет  наоборот.  Повышение устойчивости.  Я  не  успел проверить  этот
вариант, повернул ручки не в ту сторону. Но должно получиться, это ясно.
     ГОЛДВИН. Я сейчас проверял именно этот вариант, Фрэнк.
     ФРЭНК. Да?  Вот видите, как все хорошо...  как у нас с вами все хорошо.
Вы проверяете  один  вариант, я другой...  как  всегда. Как  будто ничего не
было. Ничего и не было да, Бен?
     ГОЛДВИН. Д-да, Фрэнк. Ничего не было.
     ФРЭНК. И отлично. Как в  детстве,  мири-мири навсегда,  кто  поссорится
свинья... Вы обо мне  подумали  немного хуже, чем  следовало, Бен.  Я просто
хотел,  чтобы  все  вышло хорошо... думал, если  взяться,  как  следует,  то
получится... и получилось! Получилось... Только по моему  пути идти  нельзя,
Бен. Это  крышка! В нашей Галактике вспыхнет еще одна "сверхновая". И ученые
других  миров   будут   ломать   головы,   пытаясь  объяснить  ее  появление
естественными причинами. Надо вертеть ручки в другую сторону, Бен.
     ГОЛДВИН. Я понимаю, Фрэнк. Так и будет.
     ФРЭНК. Да-да...  Что  я  еще хотел?  Я прикидывал  там, в журнале  есть
возможность полного  управления  ядром.  Очень  тонкая  регулировка  энергий
нейтрино  и антинейтрино, локализация пучков  и все получится. Это... это же
золотой  век,  Бен! Любые запасы  энергии, любые превращения веществ,  любые
структуры... Золотой век, мимо которого человечество пройдет! Потому что это
тоже нельзя, Бен. Это оружие. То самое,  с великолепной скоростью  доставки:
от объекта А к объекту В или наоборот. Это тоже нельзя, Бен!
     ГОЛДВИН. Я знаю, Фрэнк.
     ФРЭНК. Что  я еще  хотел? (Улыбается). Мы сейчас, как  в  аэропорту  за
минуту  до  вылета,  все,  что  собирался сказать  напоследок,  вылетает  из
головы...  (Поднимается,  подходит  к  лабораторному  столу, берет  урановый
образец).

     ГОЛДВИН. Что вы делаете, Фрэнк, это же уран!
     ФРЭНК.   Неважно...  (Перекидывает   образец  с  руки  на   руку).  Еще
неизвестно,  кто  сейчас больше  испускает частиц:  он  или  я...  Дерьмовый
все-таки металл, этот уран. Окисляется,  со всякими средами взаимодействует.
Даже  столовую ложку  из  него отлить  нельзя. Цвет гнусный... И  это дрянцо
держит в страхе  целый мир! (Кладет образец обратно). Нет. Вздор. Не он люди
сами  держат  в страхе друг друга  (возвращается к креслу, шатается. Голдвин
бросается  к нему). Ничего,  Бен, все в порядке (садится). Но на  этот  раз,
кажется, обойдется. В мире все останется по-прежнему. Есть только один путь:
грубый, примитивный  но  надежный.  И  мир уцелеет... Только  одно... только
одно:  какой мелкой  сволочью должен  почувствовать после этого себя  каждый
мало-мальски думающий  человек  на  Земле! Его  спасли,  ему  снисходительно
разрешили  жить  дальше до новой опасности, когда снова придется трястись от
страха,  бояться  неба,  воды,  земли,  друг  друга  всего!  Что может  быть
постыднее! А ведь все в руках их самих, всех людей  Земли. И не требуется ни
героизма,  ни жертвенности... ни даже большого ума. Только одно:  понимаешь,
что твоя работа опасна для  людей  брось  это дело! Найди другое:  выращивай
сады, сей хлеб, играй в джазе, строй дома не пропадешь, прокормишь и себя, и
семью... Но нет, как  это:  бросить?! Я брошу,  а кто-то  другой займет  мое
хорошее место? И я  останусь в дураках?  Вот так и получается...  Крик души:
устроиться, устроиться, устроиться! Чтобы меньше  работать, больше получать!
Урвать,  урвать  любой  ценой! Бегающие  глаза,  устремленный  вид  и потные
ладони... И  все останемся в  дураках  (помолчав). "Чем  вас привлекает наша
фирма?  Сколько  вы  получали  раньше? Сколько  откладывали? Есть ли  у  вас
девушка  и любит  ли она  бейсбол? Какую религию вы исповедуете?" Какое дело
вам,  что  я исповедую,  лавочники?! Будь ты  проклята,  планета лавочников,
планета напуганных  идиотов! Сгоришь  туда  тебе  и дорога...  (Прикладывает
ладони к лицу). Нет, не то...  Это у меня  от общения с  Хенишем, Кеннетом и
его  высокопревосходительством, господином министром.  Не все же такие,  как
они...
     А,  знаете,  Бен:  первое  время  мне  это  льстило.  "Разрешите,  сэр,
представить  вам  доктора  Гарди,  руководителя  экспериментального  сектора
Центра..." "Вы настоящий американец,  док!" Куда к черту... А  теперь, после
общения  с  ними, такое отвращение к жизни, что и умирать не  страшно. Зачем
они? Для чего они живут на Земле?
     ГОЛДВИН. Не вспоминайте о них, Фрэнк.
     ФРЭНК. Да-да... перед смертью полагается вспоминать бога, а не дьявола.
Я  веду себя  не  так, как подобает умирающему  да,  Бен? Не  умиротворенно?
(Поднимается).  Нет  во мне  умиротворенности. Нет!  Человек умирает  это не
страшно.  Человек  смертен. Человечество  может  погибнуть вот что  страшно.
Человечество  должно  быть бессмертно.  Должно! Иначе жизнь  теряет смысл...
(Ослабевает, опускается). ТИКАЕТ СЧЕТЧИК ГЕЙГЕРА.
     Занавес.



        Действие четвертое. БУДЕТ РАННЯЯ ВЕСНА


     Освещена  левая  половина  сцены:  комната  поисковой  группы "Эврика".
Обстановка  прежняя,  только стену  украсило еще  одно  изречение:  "И  клоп
полезен науке!" К. Прутков, инженер". САМОЙЛОВ сидит на столе, возле  доски.
ВАЛЕРНЕР и АШОТ слушают его.

     САМОЙЛОВ.  Теперь  смотрите. В  принципе возможно  сфокусировать  поток
нейтрино  в  точку   размером  10-13  сантиметра  так  значит!  и
обрабатывать ею каждый нуклон ядра в отдельности. То есть, скажем так: берем
кирпич. Кирпич обыкновенный. Наводим на него  пучки  нейтрино, в каждом ядре
меняем количество протонов и нейтронов в  нужную  нам сторону так, значит? и
получаем любые  комбинации  атомов,  любые  вещества.  Например,  образовали
прослойки   чистого   полупроводникового   кремния   так,    значит!   Затем
металлические контакты к  ним,  прожилки  алюминия все это  есть  в  простом
кирпиче, так, значит! Образовали емкости  сопротивления, транзисторы, диоды,
магнитные ячейки  памяти,  соединили их  по  схемам проводниками  нейтрннным
пучком это  будет проще сделать, чем нарисовать мелом так, значит! И  кирпич
обыкновенный стал микроэлектронной машиной сложностью с человеческий мозг!
     ВАЛЕРНЕР.  Чепуха,  Петр  Иванович. Реникса...  Надо  ж  еще  научиться
фокусировать нейтрино в такие пучки. (Подходит к доске, берет мел). Слушайте
лучше о более близкой возможности:  как дарма добывать энергию...  (Пишет на
доске символы и числа). Вообще, мне от Ивана Ивановича  влетит, что я не тем
занимался, но  не мог. Не мог оторваться. Ведь  это же хоть сейчас пробовать
можно!  Смотрите:  если  облучать  вещества  нейтрино  таких  энергий  любые
вещества, заметьте! Атомный номер не играет роли то из ядер будет выделяться
тепловая и световая энергия. Медленно и постепенно.
     АШОТ. Ну, подумаешь. Это мы в опытах получали, да?
     ВАЛЕРНЕР. Что вы получали?! Вы в опытах  красивый пшик получали вот что
вы  получали!  А это  можно  делать  в  масштабах континентов.  В  масштабах
планеты. Почву можно  прогревать в зоне  мерзлоты. Воду в  холодных океанах.
Климат  изменять!  Они  получа-али...  Или  воздух  греть  в  городах как  в
квартирах. Улицы  освещать  и  дороги самосветящимся  воздухом.  И  главное:
затрат-то энергии никаких.  Вся энергия уже имеется в ядрах... Вы понимаете,
братцы: через десять лет  жителям Чукотки, Новой Земли и прочих там Таймыров
будет казаться чушью, нонсенсом, искажением советской действительности,  что
когда-то они кутались, замерзали!
     АШОТ.  Это что!  (Вскакивает, подходит к доске).  Вот  ты слушай лучше.
Бэрем обыкновенные металлы да?  и облучаем их  нейтрино  да?  прэвращаем все
протоны в  нейтроны  да?  имеем  сверхпрочный  ядерный  материал. Для  любых
температур! Для любых напряжений! Все можно им делать, да?
     САМОЙЛОВ.  Верно, Ашотик!  Верно, Шарль Борисович! И это можно.  Теперь
все  можно... Ух, ребята, и какое же мы огромное дело своротили, а? Ведь, по
сути,  только теперь ядерная  физика выходит на настоящую дорогу. Раньше-то,
раньше болтали, что получение искусственных изотопов  в реакторе современная
алхимия. Мура то была, а не алхимия! Ведь получались радиоактивные изотопы а
из  них  разве что  сделаешь! А теперь...  теперь  все  будет по-настоящему.
Нейтринные  пучки  и  самообогрев  Ледовитого  океана,  таймырские  пляжи  в
пальмах,  яблоневые  сады и  апельсиновые рощи  в  бывшей тундре! Нейтрино и
ракеты,  запросто  пролетающие сквозь Солнце!  Нейтрино и светящиеся  облака
горкоммунхоза для освещения парков и улиц. Нейтрино и тоннели в горах... ну,
облучили  ненужную  часть горы и она  превратилась  в  воздух, так,  значит?
Нейтрино  и... ух, ребята!  (Хватает на руки Ашота,  кружит его по комнате).
Ух, Ашотик!
     АШОТ (дрыгает ногами).  Пусти! Пусти,  говорю! (САМОЙЛОВ ставит его  на
пол. Он одергивает пиджак, топорщит усы). Я тебе  что  девушка, да? на руках
меня носить!
     САМОЙЛОВ. Нет, скажи:  разве  мы  не молодцы? В два года сделали  такое
дело. А ведь с ничего начинали!
     АШОТ. Вот-вот... сэбя не похвалишь, сидишь, как оплеванный, да?

     Входят Макаров и Шардецкий.

     ШАРДЕЦКИЙ. Здравствуйте... (Устало опускается на стул).

     МАКАРОВ. Здравствуйте, товарищи. (Шардецкому).  Может,  лучше у  вас  в
кабинете, Иван Иванович?
     ШАРДЕЦКИЙ. Э, все равно... Здесь  это началось, пусть здесь и кончится.
(Самойлову). Петр Иванович, будьте добры, пригласите сюда всех руководителей
отделов и лабораторий.
     САМОЙЛОВ. Хорошо... (Направляется к телефону).

     Короткое  затемнение.  Свет.  В  комнате  человек двадцать  начальников
отделов и лабораторий.

     ШАРДЕЦКИЙ. Олег Викторович, начните, пожалуйста, вы.
     МАКАРОВ.   Хорошо.   (Подходит   к   доске).   Значит...   вот    какие
обстоятельства,  товарищи.  В  течение  последних  дней  наше  правительство
предпринимало энергичные попытки договориться с Соединенными Штатами Америки
о  мирном  применении нейтрино-генераторов,  об исключении  вашей  работы  и
аналогичной  работы у них из военной  сферы.  Но договориться не удалось.  В
Америке  сейчас, после провозглашения  известной  вам "доктрины опережающего
удара"  обстановка истерии. Любые  наши действия,  любые попытки  обменяться
мнениями по  существу дела воспринимаются как подвох, как попытка разведать:
какая у них степень готовности нейтринного оружия. Могу, например, сообщить,
что американское  правительство отказало Ивану  Ивановичу Шардецкому  в  его
просьбе поехать в США, чтобы обсудить  с  американскими учеными и экспертами
эту  проблему.  Отклонило  оно и альтернативное  предложение:  командировать
американских физиков к нам. Тогда... Иван Иванович, может, дальше вы сами?
     ШАРДЕЦКИЙ. Нет, продолжайте, пожалуйста. У вас хорошо выходит...
     МАКАРОВ.  Гм...  Тогда  в   правительстве  был  заслушан  доклад  Ивана
Ивановича о возможностях нейтрино-генераторов, а также доклады наших военных
и  политических  деятелей. И на  основе всего этого  (торжественно  повышает
голос) с целью устранения  военной опасности нашему государству и всему миру
было  принято  предложение академика  Шардецкого о  единственно  возможном в
сложившейся обстановке варианте применения нейтринных генераторов...
     ШАРДЕЦКИЙ (поднимается). Что  это за  вариант, я скажу сам. Собственно,
вам всем он ясен, товарищи. Надо будет запустить все генераторы на излучение
нейтрино малых энергий с тем, чтобы резко повысить их концентрацию в Земле и
в околоземном пространстве. Тем самым...
     ВАЛЕРНЕР (вскакивает). Но позвольте, Иван Иванович! Это же... конец!
     ШАРДЕЦКИЙ. Тем самым мы на  долгое время  повысим устойчивость  атомных
ядер всех тяжелых и сверхтяжелых элементов...
     САМОЙЛОВ (хватается за голову). И это  предложили  вы?! Вы физик! Да вы
понимаете, что это значит!
     ШАРДЕЦКИЙ.  Да,  понимаю!  Это  значит, что все радиоактивные  вещества
перестанут  излучать  частицы  и гамма-кванты.  Это значит,  что прекратятся
цепные  реакции  деления,  погаснут  реакторы  все,  в  том  числе  и  наши,
испускающие потоки первичных нейтрино.
     САМОЙЛОВ.  Да  это ж конец ядерной  физики  и ядерной техники! Теперь к
ядру сто лет не подступиться...
     АШОТ  (вскакивает). А  как  же  все  наши  применения,  наши расчеты? Я
рассчитал, как можно  получить ядерный  материал, да? Вы же сами  предлагали
нам думать, Иван Иванович!
     ВАЛЕРНЕР. А способ добычи тепловой и световой энергии из ядер? Я я ночи
не  спал. Рассчитывал и... и мечтал,  как это будет! (Голос его дрожит). Это
же запасы энергии для человечества на тысячи лет. А теперь... эх!
     САМОЙЛОВ  (рывком  переворачивает доску,  показывает  свои записи). Вот
способ, как нейтринными пучками  осуществлять любые  превращения структур. И
методика уже рассчитана. Я выполнил ваше приказание, товарищ директор! Вы же
сами говорили! И установку уже спроектировал... (Ломает палочку мела). Я вам
что Ванька?!
     ШТЕРН. Действительно, Иван Иванович, как же так?  Мы же губим  будущее!
Будущее, которое уже вот-вот... почти в руках.
     ШАРДЕЦКИЙ. Тихо! Тихо!.. Зачем вы мне это говорите? Разве я не мечтал о
тех грандиозных  проблемах,  которые  может  решить наша работа? Да, все это
можно. И ничего этого  не  будет... И  не смотрите на меня так, будто  я вас
обманул, будто я виноват. Не  смейте на меня  так смотреть! Не я виноват. Мы
не знаем, как вели и куда завели свою работу американцы. Мы не знаем, на что
может толкнуть их страх.  Будущее... Будущее  должно  быть это прежде всего.
Будут люди жить дальше решат остальные проблемы: и насчет энергии,  и насчет
материалов, и структур.  Не так иначе, не  через год через десятилетие... но
решат! А если нет и говорить не о чем... И чтобы спасти мир, спасти будущее,
мы должны, обязаны... не думал, что придется мне говорить  такое, не думал и
дожить закрыть свою науку. Это была великая наука. Интереснее ее я ничего не
знал... и, наверно, уже не узнаю. Но не ко времени она пришлась...
     ВАЛЕРНЕР. Ядерная  физика и была! Как о покойнике... Эх! Пятнадцать лет
работы, пятнадцать лет жизни псу под хвост! (Отходит к окну).

     МАКАРОВ. Товарищи,  к порядку! Не надо так отчаиваться. Вы не дали даже
договорить  Ивану  Ивановичу. Он  не сказал, что эту  меру решено  применить
только в качестве ответной если американцы начнут  действовать. Может, все и
обойдется...

     Открывается дверь. Вбегает ЯКУБОВИЧ. Он бледен.

     ЯКУБОВИЧ. Иван Иванович,  минуту назад темп распада урана уменьшился на
полпроцента!
     ШАРДЕЦКИЙ.  Ну вот... Не  обошлось,  Олег Викторович.  Действуйте, Илья
Васильевич, вы ведь дежурный.
     САМОЙЛОВ  (шагает   навстречу  Якубовичу).  Стой!  Ты  его  делал,  это
открытие?! (Ко  всем). Ну, товарищи, что вы?.. Может, это  так? (Подбегает к
окну). Смотрите: ночь,  звезды, снег... все тихо. Не может  быть,  чтобы они
начали. Нельзя это, нельзя! Ведь мы убиваем открытие! Такое открытие!
     ЯКУБОВИЧ (после колебания). Вы лучше сами, Иван Иванович. Я не могу.
     ШАРДЕЦКИЙ  (подходит  к  окну).  Ночь,  звезды...  22  июня 1941  года,
помнится,  была   такая  же  звездная  ночь.  (Поворачивается  к  Самойлову.
яростно).  И  нас  били!  За  самонадеянность  били,  за   доверчивость,  за
беспечность! Смертным  боем  били... Так вот: этого больше не будет! (Быстро
подходит  к  телефону,  набирает номер).  Первый  экспериментальный? Говорит
Шардецкий.  Включить  все  нейтрино-генераторы в заданном режиме!  (Набирает
другой   номер).   Второй  экспериментальный?   Шардецкий.   Включайте   все
генераторы.  На  полную  мощность,  да.  (Набирает  третий   номер).  Третий
экспериментальный? Включить  нейтрино-генераторы  на полную мощность. Да, я!
(Кладет трубку). Вот и все...

     Тихо в  комнате.  Все сидят  неподвижно.  От сверкающих  где-то  в сети
мощных переключений помигивает свет под потолком.

     САМОЙЛОВ (крутит  головой). Хорошо  было в каменном  веке.  Не сходятся
двое  во  взглядах  на  жизнь  ну,  он  ему  в  морду,  тот  ему  обратно. И
объяснились. До чего это было возвышенно и благородно...
     ВАЛЕРНЕР. Смотрите! (Показывает в окно).
     Кто-то тушит свет,  все  сходятся  к окну.  За  окном, освещая комнату,
разгорается клубящееся зелено-синее зарево.

     МАКАРОВ. Что это, Иван Иванович?
     ШАРДЕЦКИЙ. Радион, подпочвенный  радиоактивный  газ. Только  теперь  он
избавляется от излишней энергии не  альфа-частицами,  а  множеством световых
квантов.
     ВАЛЕРНЕР. Красиво горит наша наука...
     САМОЙЛОВ  (стоит,  сжав кулаки). Убивают  открытие,  убивают  открытие!
Клубись,  зеленый  дым, клубись... Все  уходит сейчас с тобою,  зеленый дым.
Опадает  яблоневый  цвет  с  садов, в тундре не  вырастут сады. Обрушиваются
туннели в горах. Не будет блистающих  над дорогами и городами облаков. Топор
страха  рубит  пальмы  на берегу  Ледовитого  океана... Те,  кого  мы  могли
насытить и  обогреть  будут  голодны  и холодны.  Те,  кого  могли  вылечить
останутся больными. Страх, будь он проклят, страх мохнатое чудище на паучьих
ногах топчет нашу мечту, нашу работу...
     АШОТ. Пойдем отсюда, Петро, да? Не надо  смотреть. Пойдем,  пожалуйста,
да?


     Затемнение слева. Освещается правая сторона: кабинет военного министра.
Он пуст. Только АДЪЮТАНТ работает над столом-пультом.

     ПИРНЕЙ (входит). Хелло!  Ффу... насилу  пробрался через  пикеты! Джеймс
Пирней, корреспондент "Нью-Йор