м.
     Скорее,  скорее!  Теперь могут спасти  минуты!..  Ага! Самойлов  громко
свистнул, замахал рукой. К обочине подкатила "Победа" с клетчатым пояском.
     В Новый поселок, скорее!
     Захлопнулась дверца, машина полетела по шоссе в снежную темноту.


     ... Еще полчаса назад они сидели в  комнате  и  обсуждали, что  следует
сделать, чтобы повторить опыт Голуба. Теперь они знали, что искать.
     А  ты помнишь, спросил Яков,  месяц  назад было  сообщение  об  атомном
взрыве в Америке,  в Нью-Хэнфорде, на нейтрид-заводе? Не случилось  ли у них
что-то подобное, а?
     Помню...  в  раздумье  проговорил Николай. Но  ведь  там делали атомные
снаряды  из нейтрида. Представитель  концерна  сам  признал,  что  на заводе
хранился обогащенный уран... Вряд ли.
     Ладно, давай  не отвлекаться, решил Яков. Но это был первый толчок. Как
приходят в голову идеи? Иногда достаточно небольшого внешнего  толчка, чтобы
возникла вереница ассоциаций, из которых рождается новая мысль; больше всего
это похоже на  пересыщенный  раствор соли, в котором от  последней брошенной
крупинки с прекрасной внезапностью рождаются кристаллы.
     Вопрос Якова повернул мысли Самойлова к своему заводу. Подумать только,
ведь он не был больше месяца! Как-то управляется Кованько? Постой, а над чем
возились они  тогда, в  последние дни  перед катастрофой?  Николай  вспомнил
странные мерцания в камерах... Это был второй толчок.
     Мерцания! Ведь он хотел о них поговорить с Иваном Гавриловичем. Николай
достал  из  кармана  блокнот,  перелистал  исписанные  цифрами  и  формулами
страницы.
     "Подумать: 1.  Вакуум поднялся до 10-20 миллиметра ртути, за
пределы возможного для вакуумных насосов. Почему? Влияние нейтрида?
     2. В главных камерах странные микровспышки на стенах из нейтрида. Когда
буду в ядерном, обсудить с Иваном Гавриловичем".
     От этих торопливо записанных строчек на Самойлова повеяло еше не совсем
осознанным  ужасом: Мерцания  и  Вакуум!..  Догадка  промелькнула  в  голове
настолько быстро, что изложение ее займет в тысячи раз больше  времени. Якин
о чем-то спрашивал, но Николай уже не слышал его.
     ... На  стенках мезонаторов мерцали голубые звездочки то в  одном, то в
другом месте. Луч  отрицательных мезонов несет в себе  мезоны разных энергий
это  следует из статистики.  Часть  их, пусть  небольшая, будет с повышенной
энергией,  и  они не  усвоятся  ртутью,  а  рассеются  и осядут  на  стенках
нейтрида, образуют антипротоны.
     Теперь о  фильтрах. Фильтры не могут вытянуть  из камеры абсолютно  все
положительные  мезоны;   часть   обязательно  останется   та  же   квантовая
статистика. Значит,  в камерах заводских  мезонаторов есть  все условия  для
образования антивещества.
     "Спокойно, спокойно!  уговаривал  себя Николай. Без горячки...  Значит,
мерцания  на стенках камеры это  следы элементарных взрывов атома воздуха  и
антиатома.  Кроме  того,  создается  вакуум невероятный,  идеальный  вакуум!
Антивещество уничтожало остатки воздуха, оно съедало его..."
     Он посмотрел на Якова и поразился его  безучастности: тот причесывался,
смотрясь  в  оконное стекло, Когда  Николай  рассказал ему свои рассуждения,
Якин пришел в возбуждение:
     Я ведь тебе сказал о заводе! Я предчувствовал!
     Слушай  дальше!  увлеченно продолжал  Самойлов.  Мезонаторы  работают в
форсированном режиме три смены в сутки. Кто знает, всегда ли хорошо работали
вытягивающие фильтры, всегда ли  мезонный луч был настроен правильно,  много
ли мезонов  ушло  на  нейтридные стенки  за эти  десять  месяцев непрерывной
работы?  Об этом никто  не думал! Антивещество может  накопляться незаметно.
Оно накопляется за счет нейтрида, оно разъедает нейтридные стенки...
     И, когда оно проест хоть  мельчайшее отверстие, ревниво подхватил Яков,
в камеру пойдет воздух и.... взрыв, как в Америке!
     После этого они и бросились  в мокрую декабрьскую  пургу. На  улицу! На
завод!


     Город кончился. По свободному от машин и автоинспекторов шоссе водитель
выжал предельную скорость; на  пологих  вмятинах асфальта  "Победу" бросало,
как на булыжниках.
     - Во всяком  случае,  следует  проверить, успокаиваясь, сказал Николай.
Может быть, нам не придется повторять опыт Голуба, а удастся просто получить
антивещество.
     Американцы, наверное, тоже гнали мезонаторы несколько лет  подряд вот у
них нейтрид и разрушился... в раздумье продолжал свою мысль Яков.
     Завод  занимал   огороженное   каменным  забором  квадратное   поле   с
километровыми сторонами.  Такси затормозило у  проходной. Возле окошка курил
молодцеватый  дежурный  заводской  охраны.  Увидев   начальство,  он  бросил
папиросу и выпрямился.
     Ах ты,  черт возьми! с досадой  вспомнил, глянув  на Якина, Самойлов. У
тебя же нет пропуска! И как мы не заказали днем?.. Не пропустят.
     Так   точно,  товарищ  главный  технолог,   не  пропущу!   сочувственно
подтвердил дежурный. Не  могу... Ночью не  имею права. Мне за это знаете как
влетит?
     Ох, канитель!.. Самойлов па секунду задумался. Ну ладно, придется тебе,
Яша, подождать меня здесь. Я найду начальника охраны, скажу ему...
     Николай отдал  свой  жетон  и  ушел  во  двор  завода. Яков  растерянно
посмотрел ему вслед: "Вот так так!" сел на скамью, закурил и стал ждать.
     В мезонаторном цехе было так  деловито спокойно,  что Николай на минуту
усомнился  в основательности своих страхов. Длинной шеренгой стояли  черные,
лоснящиеся  в  свете лампочек  громады  мезонаторов.  Возле  пультов  сидели
операторы в  белых халатах. Некоторые, глядя на экраны, что-то регулировали.
Огромный высокий зал был наполнен сдержанным усыпляющим гудением.
     В приходе показалась высокая фигура в халате.
     Самойлов  узнал   своего  помощника  и  заместителя  Кованько  молодого
инженера,  отличного  спортсмена.  Его  острый   нос   был   снизу   прикрыт
респиратором.
     А, Николай  Николаевич! Кованько приподнял  респиратор, чтобы  речь его
звучала яснее. Что это вы, на ночь глядя? А как в институте?
     Потом, Юра...  Самойлов нервно  пожал  ему руку. Скажи, все  мезонаторы
загружены?
     Все. А что?
     Давай погасим один. На каком сейчас сильно мерцает?
     На всех... (от его спокойствия Самойлову стало не по себе.) Вот давайте
отключим двенадцатый...  Кованько подошел  к ближайшему мезонатору, выключил
ускорители,  ионизаторы и  взялся  за  рубильники  вакуумных  насосов, чтобы
остановить их.
     Стой! Не выключай! крикнул Самойлов и схватил его за руку.


     В полночь  охрана в проходной сменилась. Новый дежурный  посматривал на
Якина подозрительно.
     "Как  же!  Будет  Николай искать  начальника охраны! Он, наверное,  как
вошел в цех, так и забыл обо  мне... тоскливо раздумывал Яков. Зачем ему  я?
Он на заводе хозяин,  сам все  сделает...  Пропуск, видите  ли, он не  может
организовать! А ведь это я первый подал ему мысль о заводе... Ну и Самойлов,
ну и Коля! Товарищ называется! Оттереть меня хочет, в гении лезет... Ну нет,
я его дождусь".


     Не  в манере  Юрия Кованько расспрашивать начальство. Он любил до всего
доходить самостоятельно. Но сейчас, глядя на Самойлова, впившегося глазами в
экран, на бисеринки пота на его лбу, он не выдержал:
     Да скажите же, в чем дело, Николай Николаевич!
     Самойлов не услышал  вопроса. Его взгляд  притягивала небольшая  группа
непрерывно  мерцающих  в темноте камеры звездочек  в  левом нижнем углу,  на
стыке трех пластин нейтрида. Он включил  внутреннюю подсветку и направил луч
в  этот  угол. Оттуда блеснула  маленькая капелька.  "Антиртуть! А  вон  еще
небольшой подтек тоже антиртуть".
     Он поднял голову, кивнул Кованько:
     Смотри... Вон видишь капелька в углу, крошечная. Видишь?
     Вижу... помолчав, сказал Кованько. Я что-то раньше не замечал.
     Это  то  самое вещество, от которого... Самойлов почувствовал за спиной
дыхание и вовремя оглянулся: вокруг них молча стояли операторы.
     Их собрало любопытство  все  знали,  что  Самойлов  расследует  причины
катастрофы в 17-ой лаборатории. "Скажи я сейчас, мелькнуло в голове Николая,
ох и паника начнется!"
     Он сухо обратился к операторам:
     Между прочим, вы здесь находитесь для того, чтобы непрерывно следить за
работой  мезонаторов. Идите  по  своим  местам,  товарищи...  (Белые  халаты
сконфуженно  удалились.)  У тебя  ключи от  кабинета?  (Кованько  порылся  в
карманах, достал ключи.) Я пойду  позвоню директору, а ты  пока  проверь все
вакуумные системы и включи дополнительную откачку.
     Самойлов прочел немой вопрос в карих глазах Кованько.
     Вот это... то самое, от чего произошел взрыв в лаборатории Голуба! тихо
сказал Самойлов. Только никому ни  слова, иначе сам понимаешь... И он снял с
аппарата телефонную трубку, набрал номер.
     В трубке прогудел сонный  благодушный голос  Власова.  Директор, видно,
собирался отойти ко сну.
     Здравствуй, Николай Николаевич! Откуда это ты звонишь?
     Я с завода, Альберт Борисович... Самойлов запнулся. Товарищ директор, я
настаиваю на немедленной остановке завода, точнее мезонаторного цеха.
     Что-о?  Ты  с  ума сошел! сонливости  в  директорском голосе как  и  не
бывало. Это в конце-то года? Мы же провалим план! В чем дело?
     Дело неотложное. Я прошу вас приехать на завод сейчас же.
     Хорошо! Власов сердито повесил трубку.
     Якин, сидя в проходной, видел,  как, сверкнув фарами, подъехала длинная
черная  машина.  Мимо  быстро прошел невысокий,  толстый  человек  в плаще и
полувоенной  фуражке. Дежурные охраны  вытянулись.  "Директор Власов!"  Якин
посмотрел ему вслед. Значит, Николай уже начал действовать... Следовательно,
их  предположения оказались  правильными, вот  даже директор приехал.  А  он
сидит  здесь, как бедный  родственник, никому  не  нужный. Яков покраснел от
унижения, вспомнив, как четверть часа ему  пришлось  объясняться с дежурным:
кто он такой, почему здесь и кого ждет...
     Он посмотрел на часы: боже, уже половина второго!  А что, если Самойлов
застрянет там на всю ночь? И такси не  найдешь,  а до города пять километров
по снегу...
     Через  полчаса  случилось  самое  унизительное:  вышел Самойлов  и,  не
замечая сидящего на скамейке Якина, быстро пошел к машине. Якин окликнул его
звенящим от возмущения голосом.
     Николай повернулся, хлопнул себя по щеке:
     Ах ты, черт! Ведь я о тебе совсем забыл! А знаешь...
     Знаю!  высоким голосом  перебил  его Якин:  он решил высказать все, что
думает о Самойлове. Давно понял, что ты хочешь  оттереть меня от этого дела!
Ну что ж, Якина все оттирали! Мавр сделал свое дело мавр может уйти, так?
     До  Николая не  сразу  дошло,  о чем говорит  Яков,  в голове произошло
какое-то болезненное  раздвоение.  Там  страшная  опасность,  затаившаяся  в
мезонаторах.  Новое вещество, из-за  которого погибли Голуб и  Сердюк. Здесь
стоит Яшка Якин, с которым они вместе учились, вместе работали, вместе пошли
в  разрушенную  лабораторию  под  обстрелом  смертельной  радиации,  и несет
какую-то чушь... Наконец он понял:
     Дележку захотел устроить, сволочь?!
     Самойлов глядел на Якова такими  бешеными глазами, что тот почувствовал
сейчас  ударит,  и, помимо воли, втянул голову в плечи. Этот миг  перевернул
все: Яков почувствовал себя таким мерзавцем, каким на самом деле,  возможно,
и  не  был.  "Что  я  говорю?!"  Он  поднял  глаза  на  Николая  и  виновато
пробормотал:
     Прости меня, Коля! Я сам не знаю,  что несу. Я идиот! Черт  бы взял мой
нелепый характер!..
     Самойлов  уже  "отходил"  и  хмуро  посмотрел на  него.  "Сейчас не  до
скандала. Да и я хорош забыл о нем".
     Ладно... Садись в  машину поедем в  институт за  своими  скафандрами  и
приборами...
     Они сидели на заднем сиденье и молчали. Потом Николай сухо сказал:
     Проверили  три мезонатора. Во всех оказалось это  антивещество,  точнее
антиртуть.  Небольшими капельками на стенках и  в сгибах камеры. Решили пока
остановить  завод,  выключить  все,  кроме  вакуум-насосов,  и  добывать эту
антиртуть. Потом испытать  где-нибудь...  Только  вот  как извлекать ее? Она
жидкая,  растекается,  а  каждый  оставшийся  миллиграмм это  взрыв  сильнее
бомбы...
     Якин кивнул.  Они снова  замолчали.  Яков почувствовал, что  сейчас  он
сможет себя  реабилитировать только какой-нибудь  дерзкой выдумкой,  и  стал
размышлять. Когда подъезжали к институту, он несмело сказал:
     Слушай, Коля, а ведь очень просто...
     Что просто? буркнул Самойлов.
     Брать  эту  антиртуть. Понимаешь, нужно трубочки из нейтрида из той  же
нейтрид-пленки охлаждать в жидком азоте.  Они часов десять, по меньшей мере,
будут  сохранять  температуру  минус  сто  девяносто  шесть  градусов:  ведь
теплопроводность  нейтрида  ничтожна!  И  антиртуть  будет  к этим трубочкам
примерзать.  Понимаешь?  Очевидно, у  нее, как и у обыкновенной ртути, точка
замерзания минус тридцать восемь градусов. Верно?
     Николай рассмеялся:
     Ведь ты гений, Яшка! и добавил: Хоть и дурак...
     Яков виновато вздохнул:
     Характер мой идиотский! Сам  не понимаю, что на меня нашло. Вообще,  ты
напрасно мне в морду не дал крепче бы запомнил!
     Ничего... Если  сам понимаешь, что напрасно, значит не напрасно. Забыли
об этом! Все!..
     Яков молча закурил и отвернулся.


        ИСПЫТАНИЕ В СТЕПИ

     ... Мощная  трехоска  защитного цвета  ехала по  заснеженной  волнистой
полупустыне,  то  исчезая между валами, то  появляясь на  гребнях  невысоких
барханов.
     В этих местах,  на границе  степи и бескрайной песчаной пустыни, раньше
была база испытания атомных бомб. Испытания уже давным-давно не проводились,
и  в зоне  оставалась только  маленькая  инженерная команда,  поддерживающая
порядок.  Небольшой   аэродром   с  бетонированной  взлетной  площадкой  для
реактивных  самолетов  выделялся  на  снежном  поле  серой  двухкилометровой
полосой. Вдали маячили домики  служб,  позади них, в нескольких  километрах,
находились старые блиндажи для наблюдений за взрывами. Машина проезжала мимо
остатков испытательных построек: глинобитные стены  были разрушены почти  до
основания, обломки кирпичей ровно сброшены взрывной волной в одну сторону.
     Морозный  резкий  ветер  бил  в лицо.  Машина  ревела, буксуя в  снегу.
Наконец  она пробралась  туда, где на расчищенной от  снега площадке  стояло
несложное устройство:  небольшой,  но  многотонный  цилиндрик  из нейтрида и
намертво  соединенный  с  ним  электродвигатель  следящей   системы.  Внутри
цилиндрика  находилось  около  двух десятых  грамма  добытой из  мезонаторов
антиртути.  Мотор  должен был  свинтить с  цилиндрика герметическую  крышку,
чтобы в его пустоту через малое, с булавочный укол, отверстие вошел воздух и
затем сгорел в огне ядерной вспышки.
     Николай  Самойлов  стоял  в  кузове и  следил,  как с большого барабана
быстро сматывается и ложится на снег длинная черная змея кабеля.
     Когда  он летел  сюда,  оставив  Якина  и  Кованько на  заводе добывать
остальную антиртуть, в самолете его охватили сомнения. А что, если это вовсе
не антиртуть? Может быть, просто ртуть, самая  обыкновенная? Когда эта мысль
впервые пришла ему в голову, он покраснел от стыда: тогда остановка завода и
вся шумиха окажутся позорным и преступным делом.
     Он  очень устал,  Николай  Самойлов. В  этой  огромной  белой  степи он
чувствовал  себя маленьким человечком, на которого взвалили груз непосильной
ответственности.
     Горячка на заводе,  потом эти полтора месяца, в  которые было затрачено
больше  энергии  и сил,  чем  за  полтора  года. Он измотался:  впалые щеки,
запавшие  глаза, морщины на лбу от постоянных размышлений. Самойлов потрогал
щеку щетина. "Когда же я брился?"
     Сомнения  одолевали, терзали его.  "А что, если это не  минус-вещество?
Собственно,   на  чем  мы  основывались?  На   очень   немногом:   небывалый
сверхвакуум, мерцания... Не  слишком  убедительные доказательства для такого
огромного открытия. Почему бы вакууму  не возникнуть просто  так: от хорошей
герметизации и непрерывной работы насосов? Почему бы мерцаниям не возникнуть
от  того, что в эти капельки ртути (просто ртути) изредка попадали  мезоны и
вызывали свечение атомов? Ведь прямого доказательства еще нет. Может быть, у
Голуба получилось одно, а  у них совсем  другое?  Может быть...  Бесконечные
"может быть" и ничего определенного..."
     Сегодня  утром прилетела комиссия  из центра: за исключением  директора
завода  Власова,  все  незнакомые.  Недоверчивое,  как  казалось  Самойлову,
внимание  членов комиссии окончательно расстроило его. Вот и сюда  он уехал,
чтобы  быть подальше  от  этого внимания, хотя прокладку  кабеля можно  было
доверить другим инженерам.
     Машина, тихо урча, остановилась  у площадки.  Из кабины  вышел стройный
даже в полушубке техник в очках, закурил папиросу:
     Товарищ Самойлов, киньте мне конец.
     Николай  снял  с барабана конец кабеля, подал его, и сам слез с кузова.
Техник снял перчатки, посмотрел на папиросу, засмеялся:
     Привычка!
     Что курение? не понял Николай.
     Да  нет! Я  бывший  минер-подрывник.  За  послевоенные годы столько мин
подорвал не  счесть!  И всегда бикфордов шнур  поджигал от папиросы. Удобно,
знаете!  С  тех  пор  не  могу к  взрывчатке подойти без папиросы.  Условный
рефлекс! Он снова засмеялся и потянул кабель к электродвигателю.
     Николай огляделся:  снег  уходил к  горизонту,  белый, чистый.  Кое-где
из-под него  торчали  вытянувшиеся по ветру  кустики  ковыля. Шофер, пожилой
человек с  усами, вышел  из кабины  и от нечего  делать  стучал  сапогом  по
скатам.   Техник,    что-то   напевая,   прилаживал   кабель   к   контактам
электродвигателя...  Все это было так обыденно,  что  Николая снова охватили
сомнения: не может быть, чтобы так просто произошло великое открытие.
     Он подошел к закрепленному на врытой в землю бетонной тумбе цилиндрику,
потрогал его  пальцем.  Так что же в нем:  антиртуть или  просто ртуть?.. На
заводе он ставил манипуляторами этот цилиндрик в мезонную камеру и  бросил в
него свернутые из нейтрид-фольги охлажденные трубочки  с  примерзшими  к ним
блестящими брызгами, потом осторожно завинтил  крышку. Черный бок цилиндрика
ожег  палец  холодом.  "Что  же   там?"  Самойлов   положил   руку  на  диск
соединительной муфты.
     "А что, если... крутнуть  сейчас муфту?" Страшное, опасное любопытство,
как то,  которое  иногда тянет человека броситься  под колеса мчащегося мимо
поезда или  с  высокой  скалы, на  секунду  овладело им. "Крутнуть  муфту  и
цилиндр откроется. В него  хлынет воздух... И сразу все станет ясным..."  Он
даже шевельнул мускулами, сдерживаясь, чтобы не "крутнуть".
     Товарищ Самойлов,  все готово!  будто издалека донесся  голос  техника.
Можете проверить.
     Уф,  черт! Николай отдернул руку, оставив на морозном  металле  кусочек
кожи. "Я, кажется, с ума схожу..."
     Он подошел к технику, подергал прикрепленные к контактам кабели:
     Хорошо, поехали обратно...


     Темно-серое  с  лохматыми  тучами  небо  казалось из блиндажа  особенно
низким. В  амбразурах посвистывал ветер,  плясали  снежинки. Члены  комиссии
подняли воротники пальто, засунули в карманы озябшие руки.  Власов подошел к
Николаю, тревожно посмотрел ему  в  глаза, но ничего не сказал и отошел.  "А
нос у него синий", бессмысленно отметил Николай. Его бил нервный озноб.
     Председатель комиссии академик из Москвы,  грузный стареющий  красавец,
посмотрел на часы:
     Что   ж,  Николай  Николаевич,  если   все  готово,  скажите  несколько
сопровождающих слов и начинайте...
     Все замолчали, посмотрели на Самойлова.  Ему стало  тоскливо, как перед
прыжком в осеннюю, леденящую воду.
     Я  кратко,  товарищи,  внезапно   осипшим  голосом  начал  он.  Там,  в
цилиндрике,  около  двухсот   миллиграммов   добытого  нами  из  мезонаторов
антивеще