людей и зверей.
     - Зачем ты рисовал? Я не велел.
     - Я люблю. Я решил сам, потому что ты не велишь, а я люблю.
     Вождь сдержался.
     - Зачем ты рисовал такое? - спросил он, пряча руки за  спину.  -  Это
самое вредное, что ты нарисовал.
     - Я рисовал, что видел. Я рисовал, что думал.
     - Ты рисовал, как медведь вас ел.
     - Да.
     - Некоторые уже  видели,  и  некоторые  еще  увидят.  Мы  сотрем,  но
некоторые увидят, пока мы не  сотрем.  Они  никогда  не  решатся  войти  к
медведю. Он страшный.
     - Да, - подтвердил художник, - он страшный.
     - Ты для этого рисовал?
     - Нет.
     - Для чего же ты рисовал?
     - Я не мог не нарисовать.
     Вождь задумался, морща лоб.
     - Ты испугал все племя, - сказал он.
     - Я не думал об этом.
     - О чем ты думал?
     Художник помедлил.
     - О себе. Когда я рисую, я всегда думаю о себе и о том, чего хочу.  И
что люблю. Я думал о том, как мне больно. И  еще  я  думал  о  растирающем
глину.
     Вождь быстро оглянулся по  сторонам,  проверяя,  не  подслушивает  ли
кто-нибудь их разговор, и резко спросил:
     - Тогда почему медведь похож на меня?!
     Художник молчал. Об этом он не знал.
     - Я сразу понял, - сказал вождь. - Ты хотел сделать мне плохо.
     - Нет, - ответил художник безнадежно. - Я не люблю  делать  плохо.  Я
люблю делать хорошо.
     - Тогда ты пойдешь и сотрешь, - сказал вождь. - И  нарисуешь  все  не
так, потому что так страшно. Твой медведь - страшный.
     - Он не мой медведь. Он сам медведь, и был такой.
     - Ты нарисуешь другого. Ты нарисуешь маленького-маленького медведя  и
больших-больших охотников с  большими-большими  копьями.  Тогда  никто  не
станет бояться. Я сам буду водить охотников смотреть на  твою  картину.  А
потом велю им убить медведя.
     - Нет, - сказал художник. - Медведь был не такой. Я не могу  рисовать
не такого медведя, потому что могу рисовать только такого, какой был.
     - Тогда ты будешь изгнан, - сказал вождь, - и погибнешь один в  лесу.
И даже если ты найдешь чужих, они сперва поманят и похвалят тебя, а  потом
съедят.
     Так или иначе, меня везде съедят, подумал художник. У  него  заболели
едва затянувшиеся раны. Он промолчал.
     - Когда все станут смелыми от маленького медведя, они его убьют, -  и
у нас будет пещера.
     - Когда они, - не выдержал художник,  -  увидят  настоящего  большого
медведя, они испугаются еще больше, потому что думали,  что  он  маленький
медведь.
     - Пусть, - ответил вождь  спокойно.  -  Когда  медведь  бросится,  им
придется драться, потому что он бросится на них.
     - Он многих убьет.
     - Да. Но у нас будет большая пещера.
     - Когда многие погибнут, большая пещера станет не нужна.
     Вождь поразмыслил.
     - Большая пещера всегда нужна, - сказал он.  -  Медведя  надо  убить,
потому что мы уже сказали, что его надо убить, и теперь не можем  сказать,
что убивать не надо.
     Художнику нечего было ответить. Он опустил голову.
     - В новой пещере я разрешу тебе рисовать на стене и дам помощника,  -
мягко сказал вождь. - Иди.
     Художник пошел, и вождь  довел  его  до  выхода,  поддерживая  своими
мощными руками. Он так  поддерживал,  что  художнику  казалось,  будто  он
выздоровел и даже никогда не был ранен, - вот как легко  было  идти,  пока
поддерживал вождь. Но вождь поддерживал  недолго,  и  весь  путь  художник
прошел один.
     У валуна, опершись на копья,  стояли  два  молодых  охотника  и  тихо
разговаривали. Художник, навалившись на костыль, остановился за кустами  и
уставился в их широкие коричневые спины.
     - Смотри, -  говорил  один  другому.  -  Вот,  оказывается,  где  был
медведь.
     - Да, - отвечал другой. -  Смотри,  как  он  прыгнул.  Передние  лапы
вытянуты, а брюхо беззащитно. Если прыгнуть ему навстречу и поднять копье,
он брюхом напорется на копье.
     - Но они этого не знали. А видишь, как здесь нарисовано. Удобно зайти
с двух сторон.
     - Да. Помнишь прием, который мы придумали?
     - Жаль, что они не знали приема, который мы придумали.
     - Жаль, что они не знали, как прыгнет медведь.
     - Жаль, что они не знали, где сидит медведь.
     Они неловко помолчали, поглядывая на валун.
     - Но мы-то теперь знаем, - сказал один.
     Второй облегченно вздохнул и перекинул копье в правую руку.
     - Да, - сказал он. - Мы знаем.
     Больше они не говорили. Стискивая копья, они еще раз посмотрели  друг
другу в глаза и ушли, проскальзывая  сквозь  кустарник  беззвучно,  словно
тени.
     Художник опустился на землю. Из него будто вынули  все  мышцы  и  все
кости. Он мучительно жалел, что не может пойти с теми двумя, и раз  уж  он
не может пойти, то не стоило шевелиться совсем. Оставалось только ждать.
     Небо затуманилось, и по  листьям  зашуршал  тихий  дождь.  В  воздухе
повисла мелкая водяная пыль, тревожа ноздри, обостряя пряные  запахи.  Под
первыми же каплями рисунок сморщился и потек, через минуту и следа его  не
осталось на потемневшем, шероховатом боку валуна. Но художник  этого  даже
не заметил, глядя вслед тем двум, которые не  захотели  плакать  и  болеть
вместе с ним. Которые просто пошли. Я их нарисую,  думал  художник.  Я  их
обязательно нарисую, чем бы ни кончилась их попытка.




                          ПРОЩАНИЕ СЛАВЯНКИ С МЕЧТОЙ
                         (траурный марш в двух частях)

                                 Светлой памяти Ивана Антоновича Ефремова,
                                 верившего в возможность
                                 качественно нового будущего.


        1. ТИБЕТСКИЙ ОПЫТ в условиях развитого реального коммунизма

     Установка Кора Юлла находилась  на  вершине  плоской  горы,  всего  в
километре от Тибетской обсерватории Совета Звездоплавания. Высота в четыре
тысячи метров не  позволяла  существовать  здесь  никакой  растительности,
кроме привезенных из Чернобыля  черновато-зеленых  безлистных  деревьев  с
загнутыми внутрь, к верхушке, ветвями. Светло-желтая трава  клонилась  под
ветром в долине, а эти обладающие  железной  упругостью  пришельцы  чужого
мира стояли совершенно неподвижно.
     Неподалеку  от  девятиметрового  памятника  Ленину,  с   изумительной
дерзостью  воздвигнутого  на  этой  высоте  еще  в  последние   годы   Эры
Разобщенного Мира и до сих пор  снабженного  скрытыми  хромкатоптрическими
инверторами,  фиксировавшими  и  отождествлявшими  любого,  кто  хотел  бы
надругаться над древней тибетской святыней, возвышалась стальная трубчатая
башня, поддерживающая две ажурные дуги. На них, открытая в небо  наклонной
параболой, сверкала огромная спираль сверхдефицитной  бериллиевой  бронзы.
Рен Боз, скребя пальцами в лохматой голове, с удовлетворением  разглядывал
изменения в  прежней  установке.  Сооружение  было  собрано  в  невероятно
короткий срок силами добровольцев-энтузиастов из числа приписанного к  АХЧ
Академии  Пределов  Знания  спецконтингента,  на   свой   страх   и   риск
переброшенных сюда  Реном  Бозом.  Энтузиасты,  естественно,  ожидавшие  в
награду зрелище великого опыта, облюбовали для своих палаток пологий склон
к  северу  от  обсерватории,  и  теперь  привольно  катящийся  с  ледников
Джомолунгмы ветер доносил до ученых едва слышные, но отчетливые в  великом
молчании гор собачий лай,  переливы  гармоники  и  голоса,  нестройно,  но
задорно выводящие чеканные строфы  древней  песни:  "Эх,  ты,  Зоя!  Зачем
давала стоя начальнику конвоя?.."
     Мвен Мас, в  чьих  руках  находились  все  связи  космоса,  сидел  на
холодном камне напротив физика и, слегка  поеживаясь,  пытался  бездумным,
забористым разговором отвлечь смертельно уставшего гения  от  напряженных,
но уже тщетных, по кругу идущих раздумий о близящемся эксперименте.
     - А вы знаете, что у председателя Мирового Совета под носом шишка?  -
закончил он  очередную  историю,  готовый  поддержать  смех  при  малейшем
признаке  веселости  у  Рена  Боза,  но  тот,  не  в  силах  ни   на   миг
переключиться, даже не улыбнулся.
     - Высшее напряжение тяготения в звезде Э, - проговорил Рен  Боз,  как
бы ничего не слыша, - при дальнейшей эволюции светила ведет к  сильнейшему
разогреву. У него уже нет красной части спектра  -  несмотря  на  мощность
гравитационного поля, волны лучей  не  удлиняются,  а  укорачиваются.  Все
более мощными становятся кванты, наконец, преодолевая переход нуль-поле  и
получается  зона  антипространства  -  вторая  сторона  движения  материи,
неизвестная у нас на Земле из-за ничтожности наших масштабов.
     Со  стороны  городка  энтузиастов  донеслись  отрывистые  команды   и
металлическое клацанье, свидетельствовавшие о начале смены караула.
     - Сегодня мы  создадим  эту  зону  здесь,  на  Земле,  -  вдохновенно
проговорил Мвен Мас и успокаивающе положил руку на  острое,  худое  колено
Рена Боза. -  На  раскрытых  сыновних  ладонях  мы  поднесем  человечеству
взлелеянный нами в тайне подарок. Мы шагнем в будущее,  Рен.  Я  не  люблю
громких слов, но начнется воистину новая  эра.  Великое  братство  Кольца,
братство десятков разумных рас, отделенных друг от друга пучинами космоса,
обретет плоть и кровь.
     Рен Боз вскочил.
     - Я отдохнул. Можно начинать!.
     Сердце Мвена Маса забилось, волнение сдавило горло. Африканец глубоко
и прерывисто вздохнул. Рен  Боз  остался  спокойным,  только  лихорадочный
блеск его глаз выдавал необычайную концентрацию мысли и воли.
     -  Вектор  инвертора  вы  ориентировали  на  Эпсилон  Тукана,  как  и
собирались, Мвен? - просто спросил он, словно речь шла о чем-то обыденном.
     - Да, - так же просто отвечал Мвен Мас.
     -  Лучшим  из   онанизонных   звездолетов   понадобилось   бы   около
восемнадцати тысяч лет, -  задумчиво  сказал  Рен  Боз,  -  чтобы  достичь
планеты, расстояние до которой мы сегодня  просто  отменим...  Грандиозный
скачок. Хоть бы удалось!
     - Все будет хорошо, Рен.
     - Надо предупредить  резервную  Ку-станцию  на  Антарктиде.  Наличной
энергии не хватит.
     - Я сделал это, она готова.
     Физик размышлял еще несколько секунд.
     -  На  Чукотском  полуострове  и  на  Лабрадоре   построены   станции
Ф-энергии. Если бы договориться с ними, чтобы включить в  момент  инверсии
поля - я боюсь за несовершенство аппарата...
     - Я сделал это.
     Рен Боз просиял и махнул рукой. Потом резко  повернулся  и  энергично
пошел вверх по каменистой тропинке, ведшей к  блиндажу  управления.  Перед
глазами двинувшегося следом африканца запульсировало, то распахиваясь,  то
почти складываясь, обширное отверстие на брюках физика - ткань  протерлась
от ветхости, лопнула, и белая, давным-давно не знавшая  солнца  кожа  Рена
Боза при каждом шаге высверкивала наружу.
     - Ваши брюки прохудились, Рен, - вежливо сказал Мвен Мас, - вы знаете
об этом?
     Рен Боз, не оборачиваясь и не сбавляя шага, равнодушно пожал плечами.
     - Разумеется, - проговорил он. - Но это  последний  комплект  одежды,
полагавшийся мне в текущей пятилетке. А Эвда Наль слишком занята у себя  в
институте и никак не может выкроить время, чтобы поставить заплату.
     Мвен Мас украдкой вздохнул. Тут он ничем  не  мог  помочь  коллеге  и
другу.  Нормы  распределения  все  урезались.  Официально  это  никак   не
объяснялось, поскольку официально это никак и не отмечалось, но,  судя  по
разговорам,  все  ресурсы  направлялись  сейчас  на  реализацию  программы
освоения прекрасной планеты зеленого  солнца  Ахернар,  проведенную  через
Мировой Совет великим Эргом Ноором несколько лет назад.
     У входа в блиндаж Рен Боз резко остановился, и задумавшийся Мвен  Мас
едва не налетел на него сзади.
     - Что это? - голосом, чуть охрипшим от внезапного  гнева,  проговорил
Рен Боз. - Кто приказал?
     Пока ученые беседовали внизу, над  входом,  на  высоте  пяти  метров,
вдоль массивного силикоборового козырька протянулось кумачовое  полотнище,
упруго вздувающееся в такт порывам тибетского ветра. Поднявшись к нему  на
небольшой гравиплатформе, под присмотром лениво, полулежа курившего "козью
ножку" проводника с овчаркой, один из энтузиастов, тяжелой кистью,  смиряя
биения  ткани,  тщательно  выводил  изящные  буквы  всемирного   алфавита:
"Вперед, к новой победе разума под руководством вели..."
     На голос проводник и  овчарка  повернули  головы.  Овчарка  сдержанно
заворчала, а проводник, прищурившись, сказал:
     - Инициатива снизу.
     - Это нужно немедленно снять, - вполголоса проговорил Рен Боз.
     - Не безумствуйте, - так же тихо ответил Мвен Мас.
     Проводник   положил   руку   на   пульт   дистанционного   управления
гравиплатформой,  готовый  по  первому   приказу   опустить   выжидательно
обернувшегося энтузиаста. С кисти капала в ведро белая краска.
     - Но это немыслимо, - еще тише проговорил Рен Боз. - Я  не  суеверен,
но даже у меня нет уверенности в успехе. Писать сейчас о победе - это...
     - И тем не менее смиритесь, Рен, - уже жестче проговорил Мвен  Мас  и
взял физика за локоть. - Если вы распорядитесь это снять,  мы  еще  первых
кнопок не нажмем, как старшина уведомит спецотдел Академии Чести и Права о
сопротивлении с нашей  стороны  проведению  наглядной  агитации  -  и  все
окончится, не успев начаться.
     Рен Боз громко втянул воздух носом.
     - Молодцы! - сказал он. - Но поторопитесь. К моменту начала опыта вам
необходимо удалиться на безопасное расстояние.
     Проводник еще секунду смотрел на ученых, и  в  маленьких  глазах  его
таяло невнятно-хищное разочарование, будто долгожданная рыба  сорвалась  у
него с крючка в последний момент. Потом он  запрокинул  голову  и  крикнул
вверх:
     - Слышал, падаль? Поторапливайся!
     По узкой винтовой лестнице,  один  за  другим,  ученые  спустились  в
подземелье, и здесь их пути разошлись. Каждый занял свой пост.
     Исполинский столб энергии пронзил атмосферу.
     Индикаторы  забора  мощности  указывали  на  непрерывное  возрастание
концентрации  энергии.  Как  только  Рен  Боз  подключал  один  за  другим
излучатели поля, указатели наполнения скачками  падали  к  нулевой  черте.
Почти инстинктивно Мвен Мас подключил обе Ф-станции.
     Ему показалось, что приборы погасли, странный бледный  свет  наполнил
помещение. Еще секунда, и  тень  смерти  прошла  по  сознанию  заведующего
станциями,  притупив   ощущения.   Мвен   Мас   боролся   с   тошнотворным
головокружением, всхлипывая от усилий и ужасающей боли в позвоночнике.
     Вдруг точно разодралась колеблющаяся завеса, и Мвен Мас  увидел  свою
мечту. Краснокожая женщина сидела на верхней площадке лестницы  за  столом
из белого камня. Внезапно она увидела  -  ее  широко  расставленные  глаза
наполнились  удивлением  и  восторгом.  Женщина  встала,  с   великолепным
изяществом выпрямив свой стан, и протянула к африканцу  раскрытую  ладонь.
Грудь ее дышала глубоко и часто, и в этот бредовый миг Мвен  Мас  вспомнил
Чару Нанди. Мелодичный, нежный и сильный голос проник в сердце Мвена Маса:
     -  Партиясы  йо  мэй   йо?   [Есть   ли   у   вас   Партия?   (искаж.
тюрко-китайский)]
     "Е-мое", - успело пронестись в голове  могучего  негра,  и  в  то  же
роковое мгновение сила, куда более могущественная, нежели сила  любого  из
людей, скрутила его втрое и сплющила о нечто  твердое.  На  месте  видения
вздулось зеленое пламя, по комнате пронесся сотрясающий свист.


     Когда расчистили заваленный обломками спуск в подземную камеру, нашли
Мвена Маса на коленях у каменной лестницы. Среди энтузиастов  было  немало
врачей. Могучий организм африканца с помощью  не  менее  могучих  лекарств
справился с контузией.
     - Рен Боз?
     Начальник охраны хмуро ответил:
     - Рен Боз жестоко изуродован. Вряд ли долго проживет.
     - Его надо спасти во что бы то ни стало! Это величайший ученый!
     - Мы в курсе. Там пятеро врачей.  Рядом  лежат  сто  восемьдесят  два
энтузиаста, добровольно пожелавших дать кровь.
     - Тогда ведите меня в переговорную. О, если бы за лечение  взялся  Аф
Нут!
     И тут снова все помутилось в голове Мвена Маса.
     - Эвде Наль сообщите сами, -  прошептал  он,  упал  и  после  тщетных
попыток приподняться, замер. Начальник охраны  сочувственно  посмотрел  на
тело, так беспомощно распростертое сейчас на жесткой траве  под  усыпанным
звездами фиолетовым небом, и двинулся к переговорному пункту.
     Центром  внимания  на  обсерватории  в  Тибете   сделался   небольшой
желтолицый человек с веселой  улыбкой  и  необыкновенной  повелительностью
жестов и слов. Узнав, что наследственная карта Рена Боза еще не  получена,
Аф Нут разразился негодующими восклицаниями, но так же быстро  успокоился,
когда ему сообщили, что ее составляет и привезет сама Эвда Наль.
     Точное знание наследственной структуры  каждого  человека  нужно  для
понимания  его  психического  сложения.   Не   менее   важны   данные   по
неврофизиологическим     особенностям,     сопротивляемости     организма,
избирательной чувствительности к травмам и аллергии  к  лекарствам.  Выбор
лечения не может быть точным  без  понимания  наследственной  структуры  и
условий, в которых жили предки. Когда  Эвда  Наль,  спеша,  выпрыгнула  на
землю из кабины спиролета, знаменитый хирург сбежал по  ступеням  походной
операционной ей навстречу.
     - Наконец-то! - воскликнул он. - Я жду уже полтора  часа.  Я  не  мог
даже связаться с вами -  эфир  забит  переговорами  высоких  инстанций  по
поводу инцидента,  а  свободные  частоты  заглушены,  чтобы  не  допустить
преждевременной утечки информации о происшедшем.
     - Мировой Совет напоминает разворошенный  муравейник,  -  подтвердила
психолог, подавая бумаги Афу Нуту, и они вместе вошли  в  безлюдное,  ярко
освещенное помещение под надувным сводом. - Везде проверки, проверки...  Я
думала, что уже никогда не долечу.
     Опытным  взглядом  хирург  стремительно  просматривал  наследственную
карту Рена Боза.
     - Так... так... в течении тридцати поколений предки на оккупированных
территориях не проживали... спецналогами не облагались... спецпереселениям
не подвергались... к спецконтингентам не относились...  собственностью  не
владели... в "сигналах" не фигурировали... так... так... - он мерно  кивал
седой головой в такт строчкам,  которые  пробегали  его  острые  глаза.  -
Угу... Хорошо. Думаю, можно лечить. Вы вовремя успели.  Но  тут  есть  еще
один момент... один нюанс, - он помедлил, не зная, как сказать.
     - Я слушаю вас, Аф, - стараясь сдерживать  волнение,  с  достоинством
произнесла Эвда Наль.
     - Час назад, уже будучи здесь и уже развернув операционную по просьбе
здешнего начальства, я узнал, что опыт, который провел  ваш  возлюбленный,
не был согласован ни с Советом Звездоплавания,  ни  с  Академией  Пределов
Знания, ни с какой-либо иной  ответственной  инстанцией,  -  непроизвольно
понизив голос, начал  знаменитый  хирург.  -  Мой  потенциальный  пациент,
находящийся сейчас в состоянии клинической  смерти  вот  за  этой  стеной,
провел его самоуправно. Получается, я сильно рискую. Я, лечивший Рена Боза
после его проступка и, более  того,  в  связи  с  его  проступком  -  ведь
травмирован он был именно в результате своего анархического эксперимента -
могу быть привлечен,  как  соучастник.  Но.  Фактически  этим  безупречным
документом, - Аф Нут потряс  наследственной  картой  Рена  Боза,  а  потом
небрежно швырнул ее на стол, - вы покрываете  преступника  и  провоцируете
меня на действия, несовместимые с честью гражданина и врача.  Перед  лицом
закона вы его соучастница, а уж в десятую очередь -  я,  попавший  в  ваши
сети.
     Эвда Наль пошатнулась, яркие губы ее затрепетали. Она хотела сказать,
что узнала о самоуправстве Рена только сейчас,  от  самого  Афа  Нута,  но
поняла, что это бесполезно.
     - Чего же вы хотите от меня? - тихо спросила она. Аф Нут со значением
промолчал.
     - Ради Рена я не пожалею ничег