ем холодов. Вместо слаженного отлета
к югу кто-то принялся бы убедительно доказывать, что  угроза  зимы  -  это
коммунистическая пропаганда, что зим  на  самом  деле  не  бывает;  кто-то
заявил бы, что зима страшна только  тем,  у  кого  лапки  короче  какой-то
определенной величины, вот у них пусть голова и болит; кто-то попытался бы
нагреть руки - крылья,  скажем  так  -  на  продаже  оставляемых  на  зиму
гнезд... Я уже не говорю о том, что особи, заинтересованные  в  торможении
эволюционного процесса и в сохранении - любой ценой, пусть  даже  в  ущерб
популяции - неизменности существующего распорядка вещей, у людей  наделены
внебиологическими средствами насилия. Вместо клыков и когтей вожака стада,
ничем, в принципе, не отличающихся от клыков и  когтей  прочих  самцов,  -
армия,  ФБР,  экономический  остракизм,  дезинформация  и  манипулирование
сознанием... Все же Эзоп недосчитал, когда ему велели  принести  с  базара
самую лучшую и самую худшую вещи. Не  язык  нужно  было  взять,  а  мозги.
Обидно, что социальное разделение  функций,  которому  мы,  собственно,  и
обязаны прогрессом, сыграет с нами теперь такую  злую  шутку,  что  именно
из-за него день пятый - день чудовищ - так и не сменится шестым днем, днем
сотворения человека..."
     Хлестнул  телефонный  звонок.  Жена,  вскинулся   Постников,   срывая
телефонную трубку:
     - Алло?
     Молчание. Но кто-то дышал. Не по-женски.
     - Алло!
     - Павку позови, - сказал незнакомый мужской голос.
     - Здравствуйте,  -  сказал  Постников.  Молчание.  Пришлось  ответить
самому: - Павки нет.
     - Ну, передай ему: курты японские забросили. Есть его номер.
     - Куда забросили-то?
     - Передай: курты. Он рюхнет.
     Гудки. Постников повесил  трубку.  Придвинул  латинскую  машинку.  Он
давно взял себе за правило отвечать на письма  немедленно  -  а  то  потом
неделями не соберешься, все некогда да некогда, а на душе висит... Вставил
лист лучшей, только для чистовиков, бумаги, перевел рычажок интервалов  на
"полтора" и, стараясь не думать ни о Павке, ни вообще о чем-то конкретном,
натужно выискивая буквы на непривычной клавиатуре, начал писать:  "Дорогой
сэр! Наши прогнозы не столь пессимистичны..."





                             Вячеслав РЫБАКОВ

                               СВОЕ ОРУЖИЕ




     Это  оказался  лес.  Праздничный   калейдоскоп   солнца   и   листвы.
Мимолетные, невесомые  просверки  паутинок.  Лиловые  от  вереска  поляны,
наполненные,  как  чаши,  горячим  медовым  настоем.  Мрачноватые  сумерки
древних елей.
     Затаенно бормочущий ручей в густой тени.
     Солт пересек ручей вброд - волны мерцающего  жидкого  света  медленно
перекатывались в воде от шагов - и  сделал  привал.  Было  около  полудня,
прошло уже пять часов. Становилось жарко. Солт  выпростал  руки  из  лямок
рюкзака, лихо швырнул его  на  мягкий  мох,  лихо  упал  рядом.  С  минуту
полежал, потягиваясь, потом достал еду. Интересно, встретимся мы или  нет,
благодушно думал он. Директор сказал, это совсем не обязательно.  Впрочем,
и директор ничего не знал наверняка. Какой он, мой соперник?  Гадать  было
бессмысленно, но Солт не мог удержаться.  О  других  городах  и  горожанах
знали лишь,  что  они  есть  и  что  они  совсем  другие.  А  какие?  Солт
непроизвольно улыбался, волнение отступило, невозможно было волноваться  в
таком лесу. Да и что волноваться? Первая  и  единственная  заповедь  бойца
гласила: будь собой. Как оценивают твои поступки  Сокровенные,  все  равно
никогда не узнать.  Большая  птица  скользнула  между  деревьями  и  шумно
взгромоздилась  на  толстую  рыжую  ветку.  Солт  поднял  голову.   Сквозь
трепещущие листья ослепительно рябили осколки солнца. Птица  одним  глазом
смотрела на Солта. У-у, здоровенная...  Может,  это  и  есть  -  он?  Солт
улыбнулся птице и, закинув рюкзак на спину, двинулся дальше. Привал  занял
меньше получаса.
     Как его провожали... Директор города обнял и сам проверил, удобно  ли
сложены вещи в рюкзаке. Отец трижды расцеловал при всем  народе,  прямо  у
подножия лестницы. И Жале, покраснев  до  слез,  зажмурилась  и  прильнула
губами к его подбородку, тоже на виду у всех...
     А потом он поднялся по винтовой лестнице на  круглую  платформу  -  и
очутился в лесу.
     Солт, конечно, любил свой город и был  уверен  в  победе.  Совсем  не
обязательно, что случится встреча с тем, другим. Директор  сказал:  только
если Сокровенные не смогут  отдать  предпочтения  никому,  они  как-нибудь
сведут соперников. Тогда нужно  будет  стараться  вести  себя  так,  чтобы
морально  победить.  В  любой  ситуации   ощутить   свою   правоту,   свое
превосходство. Ничего более конкретного  даже  директор  не  мог  сказать.
Только не делать ничего, что самому не хочется. Ну, это и так ясно - какой
дуралей вздумает делать, чего не хочется. Драться я, конечно, не стану,  в
сотый раз с достоинством думал Солт. Хотя в  случае  чего  смогу  за  себя
постоять. Эта мысль доставила ему особенное удовольствие. Силы переполняли
его. Упиваясь уверенностью в  собственном  теле,  он  без  разбега  высоко
подпрыгнул и достал кончиками пальцев ветку сосны. Рюкзак грузно  и  мягко
поддал его по спине.
     Солт знал, что победит.
     Жалко того. Когда он проиграет Солту, его  город  расформируют.  Всех
заберут  в  эти  жуткие  Внутренние  миры,  о  которых  толком  ничего  не
известно...
     Но иначе нельзя, конечно. Это неизбежно.  Население  городов  растет,
они должны расширяться, значит, количество их должно сокращаться.  Сколько
всего городов? Солт понятия не имел. Собственно, о мире, расположенном  за
формирующими город силовыми рубежами, никто ничего не знал. Но Сокровенные
знали все. Время от времени они устраивали  состязание.  Директор  получал
сигнал и предлагал городу избрать бойца. Поднимаясь  на  платформу,  Солт,
никак не думавший, что выбор падет на него, не подозревал,  где  окажется.
Но парки города он любил и очень обрадовался, что попал в лес. Он  шел,  а
Сокровенные наверняка следили за каждым его шагом и оценивали  каждый  его
шаг.  Так  они  проверяли  перспективность  и  жизнеспособность   городов:
выигравший город расширялся, а проигравший исчезал с лица земли. Но правил
игры ни один горожанин не знал. Чем руководствуются Сокровенные, определяя
победителя, было выше человеческого понимания.
     А кто такие Сокровенные? Они ни во что не вмешивались, никто  никогда
их не видел и не слышал... Никто, собственно,  и  не  стремился  -  только
дети, играя в Сокровенных, пытались проникнуть в эту тайну, привычную, как
зима и лето. Взрослые не задумываются над такими вопросами, у  взрослых  -
дела.
     Ладно, думал  Солт,  бесшумно  идя  по  плотному  слою  хвои.  Столбы
голубого  света  висели  в  ярком,  насыщенном  ароматами   воздухе.   Там
разберемся. Если придется встретиться. А может, и не придется. Все-таки он
волновался. Пока все вроде нормально, все правильно - иду, лес не порчу...
Интересно, а что делает сейчас тот?
     День близился  к  концу,  когда  Солт  вышел  на  просторную  поляну,
усеянную неподвижными брызгами цветов. Посреди, покосившись  от  старости,
стояла седая, в  напластованиях  зеленого  мха  избушка.  Она  была  такая
неправдоподобно  древняя,  такая   сказочная,   что   напоминала   елочное
украшение, плавающее в золотистых лучах заката. Только курьих  ног  ей  не
хватало. Солт замер и даже рот приоткрыл.
     - Избушка-избушка, повернись ко мне передом,  -  негромко  сказал  он
потом. Но избушка и так стояла к нему передом.
     - Хозяева дома? - застенчиво позвал Солт.  Мальчишеское  предвкушение
чудес, не оставлявшее его с самого утра, вновь усилилось.
     Было очень тихо.
     Солт  подошел  к  крылечку  и  поставил  ногу  на  ветхую  ступеньку.
Подождал. Из какой-то вежливости к жилищу скинул рюкзак и,  держа  его  за
лямку левой рукой, неспешно вошел.
     Внутри была одна лишь комната, с узкими окнами в двух  стенах,  грубо
сколоченным столом и огромным сундуком у стены. Ну вот, подумал Солт, стоя
у порога и озираясь. Как удачно я набрел. В избушке никого не  бывало,  по
крайней мере, с осени - на полу, занесенные октябрьскими  ветрами,  лежали
скорченные коричневые листья. Солт  положил  рюкзак  на  стол  и  прошелся
взад-вперед. Половицы скрипели  и  прогибались.  Подмести  бы...  Кое-как,
ногами, Солт сгреб хрупкие листья в угол и пожалел - комната потеряла свой
заброшенный уют. Вышел на крыльцо. Вечереющий лес был безмятежен.
     - Ну, скажите на милость, - громко произнес Солт,  -  как  тут  можно
поступать неправильно?
     Он ожидал другого -  трудностей,  препятствий,  предельных  нагрузок.
Направо - огнедышащий дракон, налево - камнепады... Происходящее  походило
на каникулы. Дальше бы так. Странно, подумал Солт, глубоко  вдыхая  лесной
воздух, неужели утром  я  был  еще  дома?  Проснулся  в  своей  постели...
Спокойное солнце коснулось деревьев, тени ползли  к  избушке  по  росистой
траве. Хорошая завтра будет погода, с удовольствием подумал Солт.  Гордясь
собой, с приятным  ощущением  добротно  сделанного  дела,  он  вернулся  в
избушку, расстегнул  рюкзак.  Проглотил  несколько  питательных  таблеток,
запил глотком воды из фляги. Хорошо! Спать можно на сундуке.  Неплохо  бы,
наверное, нащипать травы под голову - он читал об  этом.  Но  рвать  живую
траву только чтоб  стало  мягко  голове  лежать  -  казалось  ему  злобным
безумством. Интересно, что в сундуке?
     Там стояли один на другом ящики самых разнообразных габаритов и форм.
Отблескивала  сталь,  матово  темнела  пластмасса  -   картина   оказалась
неожиданно суровой, далеко не  буколической.  С  легким  щелчком  открылся
первый - широкий, плоский, - внутри расположился целый  продуктовый  склад
из таблеток и тюбиков. Видно было, что выпущены они на разных  фабриках  и
возраст у них разный. Но Солт  знал,  что  концентраты  могут  сохраняться
практически вечно.
     - Спасибо, друзья, - проговорил Солт, - но у меня есть.
     И вдруг сообразил, что не первый  попал  в  эту  избушку,  что,  быть
может, все играющие, из раза в раз, проходят этим путем. Догадка ошеломила
его. Значит, он здесь не случайно? И избушка эта, и все, что в  ней  -  не
просто так? Он шел по лесу куда глаза глядят, километров сорок,  наверное,
отмахал - а пришел, куда его вели? Ему стало зябко.
     Верно, был кто-то первый, оставивший здесь еду, -  возможно,  незачем
оказалось нести ее дальше, возможно, заботясь о  тех,  кто  придет  потом.
Говорят, есть города, где люди голодают. Может, там даже  бойца  не  могут
снарядить в дорогу... Наша еда самая вкусная, подумал Солт и, вытряхнув на
ладонь полтора десятка своих таблеток, аккуратно  уложил  их  в  свободные
гнезда. Лопай, брат... наслаждайся. Солт вытащил карандаш и пометил:  "Это
- лучшие". Хотел поставить и дату, но подумал, что в других городах  может
оказаться другой календарь. А  письменность,  вспомнил  он.  Он  не  знал,
смогут ли его прочесть.
     Вот  странно,  подумал  Солт.  Им  овладела  приятная,  расслабленная
задумчивость  -   дела   завершены,   можно   поразмыслить   о   предметах
умозрительных... Знаем, как из воздуха делать пищу, из магмы  глубоко  под
городом - ткани и стройматериалы... а что за люди живут  за  непроницаемой
пленкой силового контура - представления не  имеем...  Собственно,  откуда
мне известно, что "это - лучшие"? Он  с  неудовольствием  качнул  головой.
Взял одну таблетку, придирчиво  рассосал.  Нет,  успокоенно  заключил  он.
Вкуснятина, как ни крути.
     Темнело. Из окон веяло ночной летней прохладой;  засыпающие  деревья,
казалось, были впаяны в синий воздух единой, чуть туманной массой.  Широко
размахивая крыльями, над  избушкой  проплыла  крупная  птица  -  в  тишине
стонуще посвистывали перья. Может, и  впрямь  противник  мой  вокруг  меня
вьется, с улыбкой подумал Солт - ему показалось, это  та  самая  птица,  с
которой он встретился днем.  Тогда  поди  докажи  тут  свою  правоту.  Ему
вспомнилась сказка о том,  как  подружились  птица  и  рыба  и  немедленно
заспорили - рыба говорила: недотепа ты, по  воздуху  летаешь,  -  а  птица
отвечала: дурища, в воде плаваешь... В пылу  полемики  птица  свалилась  в
воду. Рыба принялась ее одобрять и учить плавать, но птица просто пошла ко
дну. Тогда рыба взвалила ее на спину и отнесла к  берегу,  проворчав:  иди
уж, летай, раз  ничего  лучше  не  умеешь.  Но  тут  спасительницу  волной
вышвырнуло на берег.  Птица  страшно  обрадовалась,  стала  приглашать  ее
полетать, но сообразила, что рыба не от хорошей жизни молотит  хвостом  по
песку, и оттащила ее в море, буркнув: ладно, плавай, что с тебя  взять.  С
тех пор они держались поблизости друг от друга,  одна  в  воде,  другая  в
воздухе, присматривая, чтобы с подружкой не случилось несчастья...
     В следующем ящике лежал карабин.
     Солт  присвистнул.  Он  сразу  узнал  его.  Солт  любил  механизмы  и
частенько заходил в технологический музей - там имелись и образцы  оружия.
Поговаривали, что существуют города, где оно до сих пор в ходу, но Солт не
особенно верил, карабин был  для  него  такой  же  машиной,  как,  скажем,
трактор, -  забавной,  шестеренчатой  и  допотопной.  Он  осторожно  вынул
карабин из повторяющего его очертания гнезда, обитого мягкой синей тканью.
Карабин оказался удобным и приятно тяжелым. Вот это да,  обалдело  подумал
Солт,  неужто  в  состязаниях  раньше  разрешалось  использовать   оружие?
Директор говорил, это совершенно исключено, с собой даже ножика  взять  не
разрешили... Солт, как в историческом фильме, прицелился. В  кучу  листьев
на полу. Затем,  будто  заметив  нечто,  нападающее  сверху,  стремительно
вскинул карабин, ловя торчащий из стены ржавый  гвоздь  в  кольца  дульной
фокусировки.  Что-то  очень  властное  было  в  этой  точно  и  продуманно
исполненной машине, что-то раскрепощающее,  диктующее  темп.  Ну  и  дела,
подумал Солт. Валяется столько лет...  Неужто  и  вправду  друг  в  дружку
палили, доказывая свое моральное превосходство?  Вот  бред!  Какое  ж  это
превосходство, если просто взять  да  шарахнуть  из  кустов  в  ничего  не
подозревающего человека? Солт даже фыркнул от негодования.  Интересно,  он
хоть заряжен? Индикатор стоял  у  середины  -  то  ли  и  впрямь  когда-то
стреляли, то ли разряжается, подтекает помаленьку... Солт снова прицелился
в листья, и стартер как бы сам собой залез под палец, и палец как  бы  сам
собой тронул стартер.
     Мгновенная тень плеснулась в углу.
     Солт медленно опустил карабин.
     Над опаленными половицами кружился, опадая, черный прах.
     У Солта ослабели ноги, и он сел. Карабин больно ударил его по колену,
и  Солт  обнаружил,  что  все  еще  держит  его  в  руках.  Эту  страшную,
омерзительную машину.
     С отвращением Солт  оттолкнул  карабин.  Глянул  на  пальцы.  Влажные
пальцы дрожали. Солт принялся вытирать их о  брюки;  тер,  тер  и  не  мог
остановиться. Потом он вспомнил, что за ним наблюдают.
     Это его отрезвило. Он вздохнул и пружинисто встал.  Аккуратно,  очень
отчужденно уложил карабин в его мягкое гнездо,  захлопнул  ящик.  Поставил
все как было. Закрыл сундук. Он совершенно не желал  знать,  что  там  еще
таится.
     Независимо посвистывая, подошел к окну.
     Лес спал, закрылись цветы. Из-под  смутных  седых  деревьев  выползал
туман, паря над самой травой тонкими  призрачными  слоями.  Лесная  тишина
стала мягкой и влажной, и такой чистой, что,  кажется,  было  слышно,  как
звезды Летнего Треугольника - Вега, Денеб, Альтаир - с  беззвучным  звоном
проклевываются в синеве. Солт жадно  вхлебывал  душистый  воздух.  Мерзкая
машина, думал он. Душная. Отчего-то ему было тревожно.
     Он проснулся  на  рассвете,  под  неистовый  гомон  птиц,  словно  от
ощущения близкой опасности. Мышцы были  странно  напряжены.  Солт  сел  на
полу.
     - Погоди, - сказал он  громко,  будто  надеясь,  что  привычный  звук
собственного голоса развеет кошмар. Он не узнал собственного голоса.
     Кошмар не развеялся.
     Ведь если он, Солт, попал в избушку не случайно, то и  карабин  нашел
не случайно. Значит, его противник, каким бы  он  ни  был,  вчера  вечером
пришел в такую же избушку и нашел такой же карабин!
     А если он из города, где привыкли к оружию?
     Да что мямлить? Надо сказать себе прямо...
     - Если он возьмет карабин и меня убьет? - вслух спросил Солт.
     Погоди, сказал он себе. Погоди... Разве это даст победу?
     А разве можно знать, что даст победу?
     Дикость. Да как мне в голову взбрело такое? Разве можно вот  так  вот
вдруг убить? За что?
     Чтобы расформировали не его город, а мой.  Весь  город.  Весь  родной
город.
     Откуда я знаю, что он может, а что - нет? Я же  ничего  про  него  не
знаю! Все что угодно может быть!
     Солту стало жутко. Впервые в жизни он  ощутил  беспомощность,  и  его
захлестнул тупой ужас.
     Погоди... только спокойнее, прикрикнул он  на  себя.  Не  дрожи!  Мне
такая  мысль  не  явилась  бы,  потому  что  убить  -  немыслимо...   Даже
пригрозить, что убьешь, унизить другого - мне... это несвойственно.
     А ведь я должен быть собой и не делать ничего  себе  несвойственного,
вспомнил он. Это же так просто!
     Да, но тот, другой, может оказаться действительно...  другим,  совсем
другим! И оружие для него - счастливая находка...
     Нет же! Ведь не исключено, что он не любопытен и не полез в сундук...
Тьфу! Даже если полез! Оружие брать с собой запрещено.  Значит,  применять
его нельзя. Значит, воспользоваться такой находкой нечестно.  Значит,  это
просто испытание на порядочность и, значит, нельзя брать! А  я  и  так  не
собираюсь брать!
     У Солта гора  с  плеч  свалилась.  На  то  и  дана  человеку  голова,
удовлетворенно подумал он,  чтобы,  когда  подводит  интуиция,  исходя  из
правил морали вычислить правильное поведение.
     Ему хотелось смеяться. Как же все просто разрешилось, дальше бы  так.
Испытание порядочности! Ну что же - мы его  выдержали  дважды,  думал  он,
доставая из рюкзака завтрак, - и интуитивно, и интеллектуально... А  мы  -
ничего, с почти детским самодовольством заключил он.
     Ну, сейчас перекусим и в дорогу. Красота-то в лесу какая! Росища...
     А откуда  известно,  что  представления  Сокровенных  о  порядочности
совпадают с моими?
     Солт задохнулся, словно от ожога.
     Ведь это лишь нашего города порядочность. Вот я доказал то, что и без
доказательств считаю правильным. Логикой что угодно  можно  доказать,  она
опирается на аксиомы. Так нельзя! Мне  не  мои  аксиомы  нужны  сейчас,  а
универсальные! Аксиомы Сокровенных!
     А откуда мне их знать?
     А  есть  ли  они?  Могут  ли  быть  универсальные  аксиомы?  Или  для
Сокровенных знак жизнеспособности  -  то,  насколько  глубоко  в  сознание
среднего горожанина вошли аксиомы, формирующие культуру  его  собственного
города, насколько естественно и достаточно для  жизни  соответствующее  им
поведение? Смогла ли данная культура создать своего человека или  осталась
набором искусственных, не уважаемых ритуалов, исполняемых лишь  из  страха
оказаться отщепенцем?
     Где-то порядочность может быть совсем иной. Она может состоять в том,
чтобы ради победы рвать  у  судьбы  каждую  случайность,  дающую  перевес,
пользоваться любой мелочью -  ведь  на  карту  поставлена  судьба  родного
города!
     И не только судьба того города поставлена на карту,  вдруг  с  ужасом
понял Солт. Ведь и мой...
     Впервые до него отчетливо дошло, что состязание может  окончиться  не
так, как он до сих пор был уверен. Собственно, впервые он осознал то,  что
для Сокровенных он, Солт, изначально ничем  не  лучше  того...  Дальнейшее
существование  родного  мира,  казавшееся  доселе  единственно   реальным,
вечным, - только от Солта зависело теперь. И  могло,  действительно  могло
прекратиться навсегда.
     Нет, н