, Роджер?
 - Вроде  того. Кажется,  я вспомнил  о том,  о чем  мне  не  стоило
вспоминать, Клара.
 - Прошу тебя, больше этого не делай!
 - Постараюсь.
 Но мысли  о Дори и Брэде все еще рыскали где-то там, в подсознании.
Он сменил тему:
 - И вот еще что: я стараюсь закрыть глаза и не могу.
 Она подошла  поближе и  с ласковым  сочувствием  погладила  его  по
плечу.
 - У тебя получится, милый.
 - Угу.
 - Правда-правда. Я присматривала за Вилли, где-то в это же время, и
его это  тоже страшно  расстраивало. Но  он справился.  А сейчас,  -
продолжала она,  отойдя к  стене, -  я это сделаю за тебя. Спокойной
ночи, гасим свет. Утром ты должен быть свежим, как яблочко.
 - Это еще зачем? - подозрительно спросил он.
 - Нет,  нет, больше  резать тебя  не будут.  С этим пока все. Разве
Брэд тебе  не говорил?  Завтра тебя  подключают к  компьютеру, чтобы
начать со  всеми этими  медиаторами. У тебя будет куча работы, Родж,
так что поспи немного.
 Она  погасила   свет,  и   Роджер  увидел,  как  ее  темное  личико
разгорается мягким свечением, напомнившим ему персик.
 Тут ему кое-что пришло в голову.
 - Клара? Сделай мне одолжение?
 Та остановилась, уже коснувшись рукой двери.
 - Что такое, милый?
 - Я хочу тебя кое о чем спросить.
 - Ну, спрашивай.
 Он  поколебался,   не  зная,   с  какой   стороны  подступиться   к
задуманному.
 - Я хотел бы выяснить, - начал он, на ходу подбирая слова, - как бы
это... ага, вот. Я хотел бы спросить, Клара, вот вы с мужем, в каких
позах вы занимаетесь любовью?
 - Роджер!!!
 Яркость ее  лица подскочила на полдецибела, сквозь кожу было видно,
как набухает горячей кровью сеточка жилок.
 - Извини меня, Клара, - робко сказал он. - Наверное... наверное, от
этого  бесконечного   лежания  в  голову  лезет  черт  знает  что...
Пожалуйста, забудь, что я ляпнул, ладно?
 Клара  помолчала.   Когда  она   ответила,  ее   голос  снова   был
накрахмаленным голосом образцовой медсестры, вовсе не голосом друга.
 -  Конечно,  Роджер.  Все  в  порядке.  Ты  просто...  застал  меня
врасплох. Просто...  нет, нет,  все в  порядке, ты просто никогда не
задавал таких вопросов.
 - Я знаю. Извини. Мне очень жаль.
 Но ему было не жаль, вернее, не совсем жаль.
 Он проводил  ее взглядом.  Дверь закрылась,  и он  принялся изучать
прямоугольную  каемку   света,  пробивавшегося   из   коридора.   Он
благоразумно старался  сохранять  спокойствие.  Не  хотелось,  чтобы
мониторы снова подняли тревогу.
 Однако его мысли упорно возвращались на самую границу опасной зоны.
Как получилось,  что вспыхнувший  на щеках у Клары после его выходки
смущенный румянец  был так  похож на резкое повышение яркости лица у
Брэда, когда Роджер спросил, не заходил ли тот к Дори?

 На следующее  утро мы  находились в  состоянии  полной  готовности.
Системы были  проверены, резервные  цепи подключены,  автоматические
предохранители отрегулированы  так,  чтобы  сработать  при  малейшем
признаке неисправности.  Брэд прибыл  в 6.00, еще слабый, но с ясной
головой и  готовый к работе. Тут же вслед за ним появились Вейднер и
Джон Фрилинг. Хотя основная работа сегодня ложилась исключительно на
Брэда, они  все равно  не выдержали  и пришли.  Конечно,  явилась  и
Кэтлин Даути,  она приходила на каждую операцию, не потому, что того
требовали ее обязанности, а потому, что так диктовало сердце.
 - Смотрите,  не замучайте  моего мальчика,  - проворчала  она из-за
сигареты. -  На будущую  неделю,  когда  я  возьмусь  за  него,  ему
потребуются все силы.
 - Кэтлин, - ответил Брэд, отчетливо выговаривая каждый слог. - Черт
бы меня побрал, если я не сделаю все, что в моих силах.
 - Да,  да. Я  знаю, -  она погасила  сигарету и  тут  же  прикурила
другую. -  Просто у  меня никогда  не было  детей, так  что Роджер и
Вилли в некотором роде... заменяют их, что ли.
 - Угу, - кивнул Брэд, уже не слушая.
 У него  не было ни квалификации, ни допуска на работу с 3070-м и со
вспомогательными системами. Оставалось только смотреть и ждать, пока
техники и  программисты закончат  свою работу. Когда третья проверка
прошла без сучка и задоринки, он наконец вышел из компьютерного зала
и поднялся лифтом на три этажа выше, в палату Роджера.
 Перед дверью  он приостановился, пару раз глубоко вздохнул, а потом
с улыбкой на губах вошел.
 - Все  почти готово  к подключению, парень. Как ты себя чувствуешь,
справишься?
 Стрекозиные глаза повернулись к нему.
 - Я  не знаю,  как я  должен себя чувствовать, - ответил бесцветный
голос Роджера. - Честно говоря, что я чувствую, так это страх.
 - Ну,  ну, тут  нечего  бояться,  -  усмехнулся  Брэд  и  торопливо
добавил:
 - Сегодня мы только испытаем промежуточную обработку, и все.
 Черные крылья затрепетали и пошевелились.
 - Это убьет меня? - спросил ужасающе монотонный голос.
 - Ну хватит, Роджер! - внезапно вспылил Брэд.
 - Это только вопрос, - все так же монотонно протикал голос.
 - Это дерьмовый вопрос! Я прекрасно знаю, каково тебе сейчас...
 - Сомневаюсь.
 Брэд осекся,  уставившись на непроницаемое лицо Роджера. Наконец он
заговорил снова:
 - Повторю  еще раз. Моя цель - не убить тебя, а наоборот, сохранить
в живых.  Конечно, ты  думаешь о том, что случилось с Вилли. С тобой
этого не  случится. И  ты сможешь справиться со всем, что может тебя
ожидать, здесь, или на Марсе, что самое главное.
 - Сейчас самое главное здесь.
 - О  Господи. Когда  система будет  включена полностью,  ты  будешь
видеть и слышать только то, что тебе потребуется. Или только то, что
захочешь. Ты  сможешь самостоятельно управлять этим, в очень широких
пределах. Ты сможешь...
 - Я даже собственных глаз не могу закрыть, Брэд.
 - Ты  сможешь это. Ты сможешь пользоваться всем, абсолютно всем. Но
ты не  сдвинешься  с  места,  пока  мы  не  начнем.  Тогда  вся  эта
электроника отфильтрует  ненужные сигналы,  чтобы ты  не  запутался.
Вилли умер именно потому, что запутался.
 Пауза. Мозг, скрывающийся за жуткой маской, переваривал услышанное.
Помолчав, Роджер заметил:
 - Ты паршиво выглядишь, Брэд.
 - Извини. Я и в самом деле чувствую себя неважно.
 - Ты уверен, что справишься?
 - Я  уверен. Слушай,  Роджер. Что ты хочешь сказать? Ты что, хочешь
все перенести?
 - Нет.
 - Так чего же ты тогда хочешь?
 - Я сам хотел бы знать. Ладно, Брэд, берись за дело.
 К этому  моменту мы  были в  полной готовности;  табло "Готовность"
мигало зеленым  уже несколько  минут. Брэд  пожал плечами  и  понуро
скомандовал дежурной санитарке:
 - Поехали.

 После  этого   началась  десятичасовая   процедура  запуска  систем
промежуточной обработки, включение одного блока за другим, проверки,
регулировки, пробы  новых ощущений  на пятнах  Роршаха и колориметре
Максвелла. Для  Роджера этот  день  пролетел,  как  одно  мгновение.
Ощущение времени  стало изменчивым.  Теперь  оно  регулировалось  не
биологическими  часами,   тикающими  внутри   каждого  человека,   а
электронными  компонентами:   они  замедляли  восприятие  времени  в
спокойной ситуации, и резко ускоряли его в случае необходимости.
 - Не так быстро, - тянул он, глядя на санитарок, носившихся вокруг,
как пули.  Зато когда Брэд, валившийся с ног от усталости, опрокинул
поднос с  тушью  и  мелом,  Роджеру  показалось,  что  эти  предметы
буквально поплыли  вниз. Не  стоило никакого  труда  подхватить  два
пузырька с тушью и сам подносик прежде, чем они достигли пола.
 Подумав об  этом потом, он понял, что это были те предметы, которые
могли разбиться  или залить  весь пол.  Восковым мелкам  он спокойно
позволил упасть.  В крошечную  долю секунды, оставшуюся для решения,
он выбрал  те предметы,  которые необходимо было поймать, и позволил
остальным упасть, даже не отдавая себе в этом отчета.
 Брэд был на седьмом небе.
 - У тебя отлично получается, - заметил он, стоя в ногах у Роджера и
опираясь об  спинку кровати. - Я поехал домой, немного вздремнуть, а
завтра после операции буду у тебя.
 - Операции? Какой операции?
 - Так,  пустяки. Последний  штрих, - ответил Брэд. - По сравнению с
тем, что ты прошел, полная ерунда. Можешь мне поверить.
 - С  этого момента  твое создание  почти закончено,  -  добавил  он
направляясь к  дверям. -  Дальше ты  будешь только  расти.  Учиться.
Научишься владеть тем, что тебе дано. Самое страшное уже позади. Как
дела с глазами? Уже научился отключать?
 - Брэд,  - загремел бесцветный голос, громче обычного, но все такой
же монотонный, - какого черта тебе от меня надо? Я стараюсь!
 - Знаю, знаю, - ответил Брэд примирительно. - Ну, до завтра.
 В  первый   раз  за   этот  день   Роджер  остался   один.  Немного
поэкспериментировал со  своими новыми  чувствами. Он  понимал, что в
жизненно важных  ситуациях они  могут оказаться очень полезными. И в
то же  время они сбивали с толку. Все мелкие повседневные шумы стали
усиливаться. Из  коридора он слышал болтовню сменяющихся санитарок и
разговор Брэда  с Фрилингом.  Ушами, которые  его матушка  заботливо
взрастила в  своем чреве,  он не  услышал бы  даже шороха,  а сейчас
четко различал слова:
 - ...под  местным обезболиванием,  но я  не хочу. Я хочу его просто
выключить. Он и так пережил достаточно потрясений.
 Это был Фрилинг, он обращался к Брэду.
 Свет тоже  стал  ярче,  чем  прежде.  Роджер  попробовал  уменьшить
чувствительность зрения,  но ничего  не получилось.  Честно  говоря,
подумал он,  хватило бы и одного елочного фонарика. Такая лампочка -
это все,  что  нужно,  а  от  этих,  заливающих  все  вокруг  яркими
потоками, только  в глазах  мельтешит. И  потом, они так пульсируют,
что с  ума можно  сойти. Он различал каждый импульс переменного тока
частотой шестьдесят  герц.  Внутри  флуоресцентных  ламп  был  виден
светящийся газовый пучок, бьющийся, как змея. Зато лампы накаливания
были почти  темными, кроме  яркой нити  в середине,  которую он  мог
разглядывать во  всех подробностях.  При этом  не  чувствовалось  ни
малейшего  напряжения  глаз,  даже  если  смотреть  на  самую  яркую
лампочку.
 Он услыхал  в коридоре  новый голос,  и навострил  уши. Клара Блай,
только что явилась на ночное дежурство.
 - Как наш пациент, доктор Фрилинг?
 - В  порядке. Кажется  неплохо отдохнувшим.  Вчера вечером обошлось
без снотворного?
 - Да.  Он себя  прекрасно чувствовал.  Даже, - тут она хихикнула, -
даже слишком.  Даже пробовал  со мной  заигрывать... никогда  бы  не
подумала.
 - Угу,  - озадаченная  пауза. - Ну, с этим проблем больше не будет.
Пойду проверю показания датчиков. Присмотри тут.
 Роджер подумал,  что теперь  должен быть особенно любезен с Кларой.
Это будет  не  так  уж  и  трудно  -  она  была  его  самой  любимой
санитаркой. Он  лежал на  спине, вслушиваясь  в шелест  своих черных
крыльев и ритмичное урчание стойки с телеметрией. Он порядком устал.
С каким бы удовольствием он сейчас уснул...
 И вскочил от неожиданности. Свет погас! И тут же зажегся вновь, как
только он понял, что света нет.
 Он научился закрывать глаза!
 Роджер  обрадованно   улегся  обратно,  на  ласково  заколыхавшуюся
кровать. Это верно. Он действительно учится.

 Его разбудили,  накормили, а  потом усыпили для последней операции.
Без наркоза.
 - Мы  просто тебя  выключим, -  объяснил Джон Фрилинг. - Ты даже не
почувствуешь.
 И действительно,  он ничего  не почувствовал. Сначала его вкатили в
соседнюю комнату,  операционную с капельницами, трубочками, дренажом
и тому  подобным. Запаха  дезинфектанта не  чувствовалось, но Роджер
знал, что  этот запах  есть; он  видел свет,  отражающийся от граней
каждого  металлического   предмета,   видел   тепло   стерилизатора,
казавшееся солнечным бликом на стене.
 А потом доктор Фрилинг попросил выключить его, и мы выключили. Один
за одним  мы ослабляли его сенсорные сигналы. Ему казалось, что свет
тускнеет, звуки  тихнут, прикосновения  к коже  становятся нежнее  и
незаметнее. Мы  подавили болевые  ощущения по  всей его  новой коже,
полностью отключив  их там,  где  пройдет  скальпель  Фрилинга,  или
воткнется игла.  Это была довольно сложная проблема. Когда он придет
в себя,  у него  должно остаться достаточно много болевых окончаний.
Когда он  окажется на поверхности Марса, у него должна быть какая-то
предупредительная система, которая просигнализировала бы об ожоге, о
полученной ране  или аварии.  Боль  была  лучшим  сигналом  тревоги,
который мы  могли ему  дать. Но для значительной части его тела боль
осталась в  прошлом. Однажды отключенные нервы полностью исключались
из его системы чувств.
 Конечно, сам Роджер не знал обо всем этом. Он просто уснул, а потом
снова проснулся.
 Поднял глаза и заорал.
 Фрилинг устало  потягивался и  разминал пальцы.  Услышав вопль,  он
чуть не подскочил и выронил маску.
 - Что такое?
 - О  Господи! Я  только что  увидел... сам не знаю. Может быть, это
был сон?  Я видел  всех вас  вокруг меня, глядящих сверху вниз, и вы
были похожи  на  банду  привидений.  Скелеты.  Черепа.  Улыбались  и
скалили зубы! А потом вы снова стали сами собой.
 Фрилинг посмотрел на Вейднера и пожал плечами.
 - По-моему, это твой медиатор в действии. Понимаешь? Он преобразует
то, что ты видишь, в то, что ты сразу можешь понять.
 - Мне это не нравится, - сердито ответил Роджер.
 - Мы поговорим с Брэдом. Но честно говоря, Роджер, я думаю, так оно
и должно  быть. Думаю,  что компьютер  принял твои ощущения испуга и
боли, ну,  знаешь, то,  что каждый  испытывает во  время операции, и
наложил это на зрительные сигналы: наши лица, маски, все вместе. Это
очень интересно.  И вот  что меня  еще интересует:  что из  этого  -
результат промежуточной обработки, а что - обычный послеоперационный
бред?
 - Я очень рад, что тебя это интересует, - надулся Роджер.
 Но правду  сказать, ему  тоже было  интересно. Снова  оказавшись  в
своей комнате,  он дал  волю воображению.  Оказалось,  что  вызывать
фантастические картины  по заказу  он еще  не умеет. Они появлялись,
когда им  того хотелось,  но уже  не такие  пугающие, как то первое,
жуткое мимолетное видение голых челюстей и пустых глазниц. Появилась
Клара с  судном в  руках, он отрицательно махнул рукой, и она вышла.
Когда она  исчезала за дверью, тень двери вдруг превратилась в устье
пещеры, а  сама Клара  - в  пещерного медведя,  сердито ворчащего на
Роджера.  Он   все  еще   немного  рассержена,  понял  он.  Какой-то
инфракрасный  оттенок  ее  лица  был  принят  его  органами  чувств,
проанализирован   урчащим    внизу   3070-м,    и    показан,    как
предостережение.
 Зато в  следующий раз  у нее  оказалось  лицо  Дори.  Лицо  тут  же
расплылось, и  вместо него  вновь возникла  знакомая темная  кожа  и
светлые глаза,  вовсе непохожие на глаза Дори, но Роджер принял это,
как знак - между ними все снова в порядке...
 Между ним и Кларой.
 Нет, подумал  он, между  ним и  Дори. Он  покосился  на  телефон  у
кровати. По его просьбе видеокамера была отключена: он опасался, что
позвонит кому-нибудь, позабыв, что его могут увидеть. И все равно ни
разу не  взялся за  телефон, чтобы позвонить Дори. Довольно часто он
тянулся к трубке и всякий раз отдергивал руку обратно.
 Он не знал, что ей сказать.
 Как спросить  у собственной  жены, а  не спит ли она с твоим лучшим
другом? Просто и откровенно спросить, подсказывал Роджеру внутренний
голос. Он  так и  не  смог  заставить  себя  сделать  это.  Не  было
достаточной уверенности. С такими обвинениями не шутят - ведь он мог
и ошибаться.
 Весь фокус  в том, что он не мог даже посоветоваться с друзьями, ни
с кем  из них.  Так просто было бы спросить совета у Дона Каймана; в
конце концов,  это обязанность  священника. Но  Дон Кайман  был  так
явно, так мило и так нежно влюблен в свою симпатичную монашку, что у
Роджера просто не хватало духу говорить с ним об измене.
 Что до  остальных приятелей... проблема была в том, что они и вовсе
не  поняли  бы,  в  чем  проблема.  "Открытый"  брак  был  настолько
распространен в  Тонке - как, впрочем, и во всем западном мире - что
предметом  сплетен   становились  скорее  тесные  супружеские  пары.
Признаться в ревности было нелегко.
 И потом, одернул себя Торравэй, дело совсем не в ревности... или не
совсем  в   ревности.  Речь  шла  о  другом.  Никакого  сицилийского
machismo, никакой ярости самца-собственника, обнаружившего, что кто-
то перелез через забор и вторгся в его райские кущи. Речь шла о том,
что Дори  должна желать только его любви. Потому что он любит только
ее...
 Тут он сообразил, что понемногу скатывается в такое настроение, что
телеметрия  вот-вот  разразится  сигналами  тревоги.  Этого  ему  не
хотелось, и он решительно увел мысли прочь от своей жены.
 Он немного  потренировался открывать  и закрывать  глаза. Овладение
этим новым  искусством придавало  уверенности в себе. Как именно это
происходит, он  понимал ничуть  не лучше  Вилли Хартнетта, и все же,
когда ему хотелось отключить зрительные сигналы, электронные схемы в
голове и внизу, в 3070-м, могли превратить это желание в реальность.
Он  мог   даже  выборочно  ослаблять  свет,  или  делать  его  ярче.
Оказалось, он  мог отфильтровать  весь спектр световых волн, оставив
только выбранную полосу пропускания, или наоборот, или сделать любой
из цветов ярче или темнее остальных.
 Это действительно  придавало уверенность,  хотя  вскоре  наскучило.
Хорошо бы,  чтоб сегодня  был обед,  с тоской  подумал он.  Но обеда
сегодня не  предвиделось, во-первых,  из-за операции, во-вторых, его
вообще постепенно  отучали от  еды. В  следующие недели ему придется
пить и  есть все  меньше и меньше; к тому времени, когда он окажется
на Марсе, ему вообще потребуется не больше одного завтрака в месяц.
 Он откинул простыню в сторону и рассеянно окинул взглядом артефакт,
которым стало его тело.
 А секунду  спустя испустил  пронзительный,  хриплый  вопль  боли  и
ужаса. Телеметрия  полыхнула ослепительным красным. Клару Блай вопль
застиг  в  коридоре,  она  крутнулась  на  пятке  и,  сломя  голову,
понеслась  к  его  палате.  В  холостяцкой  квартирке  Брэда  сигнал
опасности взвыл  на долю  секунды позднее, вырвав его из тревожного,
усталого сна известием о чем-то неотложном и серьезном.
 Распахнув двери,  Клара  Блай  увидела  Роджера,  с  плачущим  воем
скорчившегося на  кровати, как  младенец в  утробе. Рука, просунутая
между крепко сжатыми ногами, прикрывала пах.
 - Роджер! Что случилось?!
 Голова поднялась,  и стрекозиные  глаза слепо  уставились  на  нее.
Роджер не ответил ни слова. Он просто убрал ладонь.
 Там, у  него между  ног, не  было ничего.  Ни  члена,  ни  яиц,  ни
мошонки. Ничего,  кроме лоснящейся  искусственной плоти и прозрачной
повязки, прикрывающей швы. Словно ничего и не было. На месте внешних
признаков  мужского  пола...  полная  пустота.  Пустячная  операция,
"последний штрих", после которого не осталось ничего.

 Глава 9

 ДЭШ У ЛОЖА БОЛЬНОГО

 Момент был  выбран неудачный,  но у Дона Каймана не было выбора: он
обязан был  заглянуть к  портному. К  несчастью,  ателье  находилось
довольно далеко,  на Меррит  Айленд, штат  Флорида, в  Атлантическом
Испытательном Центре.
 Он садился  в самолет  мрачный, и  вышел мрачный.  Тревожило его не
только случившееся  с Роджером  Торравэем -  с этим они, слава Богу,
справились, хотя Кайман никак не мог избавиться от ощущения, что они
чуть не потеряли Роджера. Кто-то серьезно оплошал, не подготовив его
к этой  "чисто косметической"  операции. Вероятно,  потому, что Брэд
заболел, подумал  он милосердно.  И все  равно, они  были в  шаге от
того, чтобы провалить всю программу.
 А еще Кайман беспокоился вот почему: его не покидало тайное чувство
вины, осознание  - в  глубине души  он хотел именно этого. Он хотел,
чтобы программа  провалилась. У него уже был тяжелый разговор с тихо
плачущей сестрой  Клотильдой, когда  вероятный полет  на Марс  обрел
неизбежность приказа.  Они поженятся?  Нет. Нет, и на то были вполне
земные  причины.   Не  было   никакого  сомнения:  испросив  у  Рима