ающий секунды голос произнес:
 - Начинаем. Пять. Четыре. Три. Два. Один. Старт.
 Киборг неуклюже  присел над корпусом из оксидированного металла, не
торопясь, вставил  тонкую, как  бритва, отвертку  в почти  невидимую
щель, сделал  точно четверть оборота, повторил это движение еще раз,
в другом  месте, и  снял крышку.  Толстые пальцы аккуратно перебрали
разноцветное спагетти внутренних соединений, нашли сгоревший кабель,
похожий на  длинный леденец  в красно-белую  полоску, отключили его,
сняли обугленную  изоляцию, зачистили  кабель (просто  протянули его
между ногтями) и приложили конец кабеля к контакту. Самым длительным
этапом было ожидание, пока грелся паяльник, это заняло около минуты.
Потом новое  соединение было  припаяно, спагетти  уложено внутрь,  а
крышка закрыта. Киборг поднялся.
 - Шесть  минут, одиннадцать  и четыре  десятых секунды,  -  объявил
голос, который отсчитывал время.
 Директор программы зааплодировал первым. После этого он поднялся на
трибуну и  произнес краткую речь. Он рассказал президенту, что целью
программы Человек Плюс является модификация человеческого тела таким
образом, чтобы  прогулка по поверхности Марса была для него столь же
естественной и  безопасной, как  по  пшеничному  полю  где-нибудь  в
Канзасе. Потом  директор напомнил  об истории  пилотируемых полетов,
начиная с суборбитальных, и кончая космическими станциями и дальними
зондами. Привел  кое-какие основные  данные о  Марсе:  хотя  диаметр
Марса меньше  земного, площадь  суши на  Марсе больше, поскольку там
нет морей.  Температурный диапазон  подходит для жизни, естественно,
должным  образом   модифицированной.   Потенциальные   богатства   -
неисчислимы. Президент  с вниманием слушал, хотя прекрасно знал все,
о чем рассказывал генерал. Потом взял слово сам.
 - Спасибо,  генерал Скэньон. Разрешите мне сказать вам только одно,
- он  снова поднялся на подиум и задумчиво улыбнулся ученым. - Когда
я был  мальчишкой, мир  был проще.  Главная проблема состояла в том,
чтобы помочь  нарождающимся свободным  народам  войти  в  сообщество
цивилизованных стран.  То были времена Железного Занавеса. Были они,
по ту  сторону, под  замком, на  карантине. И  мы, все остальные, по
эту.
 - Что  ж... сейчас многое изменилось. Свободный Мир пережил тяжелые
времена.   Достаточно    выглянуть   за   пределы   нашего   родного
североамериканского континента,  и что  мы увидим?  Куда  ни  глянь,
сплошные диктатуры коллективистов, кроме пары-тройки реликтов, вроде
Швеции или  Израиля. Но я здесь не для того, чтобы ворошить прошлое.
Что было, того не воротишь, и нет смысла искать, кто виноват. Мы все
знаем, кто  потерял Китай и отдал Кубу. Мы все знаем, благодаря кому
рассыпались Англия и Пакистан. Но нам незачем вспоминать об этом. Мы
смотрим в будущее.
 - И я говорю вам, леди и джентльмены, - вдохновенно продолжал он, -
будущее свободного  человечества -  в ваших  руках. Может  быть,  на
нашей родной  планете нам иногда приходилось отступать. Но что было,
то прошло.  Мы можем  устремить наш  взгляд в космос. Устремляем - и
что мы  видим? Видим  вторую Землю.  Планету Марс. Как сказал минуту
назад заслуженный руководитель нашей программы генерал Скэньон, Марс
больше той  планеты, на которой родились мы, во многом - лучше. И он
может принадлежать нам.
 - Именно  там лежит будущее нашей свободы, и вы можете подарить нам
его. Я верю, что можете. И рассчитываю на каждого из вас.
 Президент повел по сторонам задумчивым взглядом, заглядывая в глаза
каждому. Весь зал ощутил харизму старого Дэша.
 - Спасибо  вам, -  неожиданно усмехнувшись,  закончил он  и  отбыл,
сопровождаемый оравой агентов службы безопасности.

 Глава 3

 ЧЕЛОВЕК СТАНОВИТСЯ МАРСИАНИНОМ

 В свое  время  планета  Марс  казалась  почти  что  второй  Землей.
Астроном Скиапарелли,  наблюдавший за  Марсом во  время  знаменитого
противостояния 1877  года, в  свой миланский  телескоп увидел нечто,
напоминавшее русло  реки, и  назвал найденные  образования "canali".
Половина всего  умеющего читать  человечества поняла  это буквально:
"каналы". В  том числе почти все астрономы, которые тут же повернули
свои телескопы в этом направлении и увидели гораздо больше.
 Каналы? Значит,  они выкопаны  с какой-то  целью. С какой? Чтобы по
ним текла вода. По-другому объяснить этот факт было невозможно.
 Силлогизм оказался  весьма  привлекательным,  и  к  концу  столетия
неверующих почти  не осталось.  Существование на  Марсе цивилизации,
более зрелой  и мудрой, чем наша, считалось прописной истиной. Какие
чудеса открылись  бы, сумей  мы к  ним обратиться! Персиваль Лоувелл
взял в руки блокнот, призадумался, и выступил с первым предложением.
Нарисуем в  пустынях Сахары  огромные геометрические  фигуры, сказал
он. Выложим  из хвороста,  или выкопаем  рвы и наполним их нефтью. А
потом, в  безлунную ночь,  когда на  африканском небе  взойдет Марс,
подожжем их. Чужие глаза марсиан, по Лоувеллу, постоянно прикованные
к марсианским  телескопам, тут  же увидят  огненные фигуры, различат
квадраты и  треугольники, догадаются,  что с  ними хотят  вступить в
контакт,  и   в  своей  освященной  веками  мудрости  найдут  способ
ответить.
 Не все  верили так  твердо и  безоглядно,  как  Лоувелл.  Некоторые
считали, что  Марс  слишком  мал  и  слишком  холоден,  чтобы  стать
колыбелью могучей  разумной расы.  Рыть  каналы?  Это  сможет  любой
крестьянин; раса,  умирающая  от  жажды,  прогрызет  в  земле  любую
канаву, даже  заметную с межпланетных расстояний, только бы остаться
в живых.  Но для  чего-то большего  природные условия  были чересчур
суровыми.  Обитающая   там  раса,  скорее  всего,  будет  напоминать
эскимосов, и по сей день обреченных жить за порогом цивилизации: мир
за стенами  ледяных хижин  слишком жесток, чтобы у них нашлось время
забавляться абстрактными  идеями. Если  бы  разрешающая  способность
наших телескопов  была достаточно  высокой,  чтобы  разглядеть  лицо
марсианина,  то,  вне  всяких  сомнений,  мы  увидели  бы  глупую  и
бестолковую рожу,  тупое, как осел, создание, способное, может быть,
пахать или сеять, но никак не раздумывать над высокими материями.
 И все-таки  - разумные  или первобытные, но марсиане на Марсе были.
По крайней мере, согласно тогдашнему общепринятому мнению.
 Потом были  построены  телескопы  сильнее,  открыты  лучшие  методы
интерпретации  увиденного.   К  линзам   и  зеркалам  присоединились
спектроскоп и  фотокамера. В  глазах и в понимании астрономов Марс с
каждым днем  становился все  ближе. И  с каждым шагом, по мере того,
как картина чужой планеты становилась более четкой и понятной, образ
ее воображаемых обитателей становился все туманнее и нереальнее. Там
было слишком  мало воздуха,  слишком мало воды, слишком холодно. При
большем увеличении  каналы распались  на цепочки неправильных пятен,
украшающих  поверхность   Марса.  Городов,   которые   должны   были
находиться на пересечениях каналов, там не было.
 С первыми  полетами "Маринеров" марсиане, никогда не существовавшие
иначе, как в человеческом воображении, умерли окончательно.
 Все еще считалось, что там могут существовать какие-то формы жизни,
низшие растения  или даже  примитивные амфибии.  Но люди  - нет.  На
поверхности  Марса   существо,  дышащее  воздухом,  как  человек,  и
созданное в  основном из  воды,  как  человек,  не  протянуло  бы  и
четверти часа.
 В первую  очередь его  убьет отсутствие воздуха. Даже не удушье, до
этого он  просто не  доживет. При  давлении, равном  на  поверхности
Марса десяти миллибарам, кровь вскипит и наступит мучительная смерть
от газовой  закупорки сосудов,  как при  кессонной болезни. И только
потом, если  жертва как-то  пережила это,  она умрет от удушья. Если
она спасется  и от  удушья -  в маске,  с кислородным  аппаратом  на
спине, подающим  безазотную смесь  под пониженным  давлением, то все
равно умрет.  Умрет от  ничем не  ослабленного солнечного излучения.
Умрет от  перепада марсианских  температур  -  максимальная,  как  в
теплый весенний день, а минимальная ниже, чем в полярную ночь. Умрет
от жажды. И даже если это существо каким-то чудом ухитрилось все это
выдержать - оно все равно умрет, медленно, но неизбежно. На этот раз
от голода,  потому что  на поверхности  Марса не найдется ни единого
кусочка, съедобного для человека.

 Против  выводов,   сделанных  из  объективных  фактов,  существуют,
однако, возражения  несколько другого  порядка. Объективные факты не
ограничивают человека.  Если факты  ему не подходят, он изменяет или
обходит их.
 Человек не  может жить на Марсе. Но он не может жить и в Антарктиде
- и все-таки живет.
 Человек живет  в тех  местах, где  должен бы  умереть,  потому  что
создает себе привычную среду обитания. Он носит с собой все, что ему
нужно. Первым  изобретением человека в этом направлении была одежда.
Вторым -  долго хранящаяся  еда, вроде  вяленого мяса  или толченого
зерна. Третьим  - огонь. Последними - множество систем и механизмов,
позволивших  человеку   шагнуть  на   дно  морей   и  в  космическое
пространство.
 Первой чужой  планетой, на  которую ступил человек, была Луна. Луна
еще менее  пригодна для  жизни, чем Марс: элементов, необходимых для
жизни, которых  на Марсе  очень мало  - воздуха, воды и пищи - здесь
нет вообще.  Несмотря на  это, уже  в 1960-х  люди побывали на Луне,
захватив  с  собой  воздух,  воду  и  все  остальное  -  в  системах
жизнеобеспечения, установленных в скафандрах и в посадочных модулях.
Отсюда  -   прямая  дорога   к  более  крупным  конструкциям.  Из-за
вступающих в  игру величин их создание было более сложной задачей, и
все же  это было  простое и  бесхитростное увеличение  масштаба,  до
границы  полупостоянных,   приближенных  к   автономным,  колоний  с
замкнутым  циклом.  Основной  проблемой  этих  первых  колоний  была
проблема снабжения.  На каждого  человека требуется  столько-то тонн
оборудования,  на   каждый  килограмм   запущенного  в   космическое
пространство  груза   расходуется  столько-то   топлива   и   железа
стоимостью столько-то миллионов долларов. Но это могло быть сделано.
 Марс на  несколько порядков дальше. Луна обращается вокруг Земли на
расстоянии около  четверти миллиона  миль. В  наибольшем приближении
(случающемся лишь несколько раз в столетие) Марс более чем в сто раз
дальше.
 Марс не  только далеко  от Земли, он дальше и от Солнца. В то время
как Луна  получает на  квадратный  сантиметр  столько  же  солнечной
энергии, что  и Земля,  Марс, согласно  правилу обратных  квадратов,
получает едва ли половину этого.
 Ракету с  Земли на Луну можно запустить в любой день и в любой час.
Но Марс  и Земля  не кружат друг вокруг друга, они обращаются вокруг
Солнца, и  поскольку у  них разные  орбитальные скорости, иногда они
находятся не  очень близко,  а иногда  - очень  далеко. Лишь  тогда,
когда они  находятся на  наименьшем расстоянии,  можно запустить  на
Марс ракету  с разумными затратами. Такая оказия случается раз в два
года и длится полтора месяца.
 Даже строение  Марса, благодаря  которому он больше похож на Землю,
работает против  создания марсианской  колонии. Марс  больше Луны, а
значит, его  притяжение ближе  к земному.  Если  притяжение  больше,
значит, ракете  потребуется больше  топлива  для  посадки  и  больше
топлива для последующего взлета.
 Из всего  этого вытекает,  что колонию  на Луне  можно  снабжать  с
Земли. Колонию на Марсе снабжать с Земли нельзя.
 По крайней мере, человеческую колонию.
 А если изменить человека?
 Допустим, мы  возьмем типичный  человеческий организм  и  выборочно
изменим любую  его часть.  На Марсе  нечем  дышать?  Заменим  легкие
миниатюрной системой регенерации кислорода с катализным разложением.
Для этого нужна энергия, но энергия поступает от далекого Солнца.
 В типичном  человеческом организме  закипит кровь? Ладно, избавимся
от крови,  во всяком  случае, в  конечностях и  поверхностном  слое,
пусть руки и ноги будут двигаться с помощью механических двигателей,
а не  мускулов. Доступ  крови сохраним  только к  хорошо защищенному
мозгу. Нормальный  человеческий организм  требует еды,  значит, если
заменить  основную   мускулатуру  механизмами,   потребность  в  еде
отпадет. Только  мозг  должен  постоянно  получать  питание,  каждую
минуту, двадцать  четыре часа  в сутки.  К счастью,  по  потреблению
энергии мозг  - наименее требовательный из аксессуаров человека. Ему
хватит и кусочка хлеба в день.
 Вода? И  она уже  не обязательна,  за исключением  эксплуатационных
расходов,  вроде   пополнения  гидравлической  жидкости  в  тормозах
автомобиля  через   каждые  десять   тысяч  километров.  Когда  тело
превратится в  систему с замкнутым циклом, его вообще не нужно будет
промывать водой в виде питья, кровообращения и выделения.
 Излучение? Палка  о  двух  концах.  Вспышки  на  Солнце  происходят
непредсказуемо, и  тогда даже  на Марсе излучение слишком опасно для
здоровья; значит,  все тело  необходимо спрятать  под  искусственной
кожей. В остальное время остается обычное видимое и ультрафиолетовое
излучение солнца.  Этого слишком мало, чтобы согревать, недостаточно
даже  для   того,  чтобы   просто  видеть,  следовательно,  придется
побеспокоиться о большей площади поглощения тепла - отсюда у киборга
большие, как  у летучей  мыши, уши  рецепторов - и заменить глаза на
механические, чтобы обеспечить наилучшую видимость.
 Если  проделать  все  это  над  человеческим  организмом,  то,  что
получится, будет  уже не  совсем человеком.  Это будет  человек плюс
множество механического и электронного оборудования.
 Человек превратится в кибернетический организм: киборг.

 Первым человеком,  превращенным в  киборга,  был,  вероятно,  Вилли
Хартнетт. Здесь  нет полной  уверенности.  Ходили  упорные  слухи  о
китайском эксперименте,  прошедшем  даже  начальную  фазу,  а  потом
прекращенном. Но  не было  ни  малейших  сомнений,  что  Хартнетт  -
единственный киборг,  живущий и существующий в данный момент. Он был
рожден типичным для человека способом, и в течение тридцати семи лет
обладал  типичной   для  людей   внешностью.  Только   в   последние
восемнадцать месяцев он начал изменяться.
 Сначала перемены были небольшими и кратковременными.
 Сначала ему не удаляли сердце. Время от времени оно просто работало
бок о  бок с  бесшумным  ротативным  насосом  из  мягкого  пластика,
который на неделю прикрепляли к плечу.
 Глаза тоже не удаляли... пока. Пока он учился распознавать размытые
образы,   которые    показывала   противно    зудящая   видеокамера,
хирургически  соединенная   со  зрительными  нервами,  глаза  плотно
заклеивали чем-то вроде лейкопластыря.
 Одна за другой на нем испытывались все системы, которые должны были
превратить его в марсианина. И только после того, как каждый элемент
был испытан,  настроен и  признан работающим нормально, были сделаны
первые постоянные изменения.
 На самом  деле не  постоянные. Хартнетт  судорожно цеплялся  за это
обещание. Хирурги  обещали это  Хартнетту, а  Хартнетт - своей жене.
Все  эти   изменения  можно   будет  восстановить,   и   они   будут
восстановлены. После  выполнения задания  и удачного возвращения вся
электроника  будет   удалена,  ее   место   вновь   займет   мягкая,
человеческая плоть, и он вновь примет нормальный человеческий вид.
 Хартнетт понимал  - этот вид будет не совсем такой, как раньше. Они
не смогут сохранить его собственные органы и ткани, они смогут всего
лишь заменить  их на  равноценные. Мастера  по пересадке  органов  и
пластической хирургии  приложат все усилия, чтобы он снова был похож
на  себя,   однако  вряд  ли  стоило  рассчитывать,  что  он  сможет
путешествовать со старой фотографией в паспорте.
 Это не  особенно огорчало  Хартнетта. Он  никогда  не  считал  себя
красавцем. Его  удовлетворяло сознание  того, что у него снова будут
человеческие  глаза.   Не  свои  собственные,  конечно.  Но  доктора
обещали,  что   они  будут  голубыми,  их  будут  закрывать  веки  с
ресницами, и  если повезет,  то эти  глаза даже  смогут плакать (как
предполагалось, от  счастья). Его сердцем снова станет мышца с кулак
размером, и  она будет  гнать красную  человеческую  кровь  по  всем
уголкам и закоулкам его тела. Грудные мышцы будут всасывать воздух в
легкие,  где   настоящие,  человеческие   альвеолы  будут  поглощать
кислород и  выделять углекислый  газ. Большие,  как у нетопыря, уши-
рецепторы (кстати,  они доставляли массу хлопот, их конструкция была
рассчитана на марсианскую, а не земную силу тяжести, поэтому они все
время  отваливались,  и  с  ними  приходилось  без  конца  бегать  в
лабораторию) будут  демонтированы и  исчезнут. С  такими страданиями
созданную  и   пересаженную  искусственную   кожу  с   не   меньшими
страданиями снимут  и заменят  человеческой, потеющей  и  волосатой.
(Его  собственная   кожа   все   еще   находилась   под   облегающим
искусственным покрытием,  но Хартнетт  и  не  рассчитывал,  что  она
перенесет эксперимент.  На то  время, что  ей придется  провести под
искусственной  кожей,   ее  естественные   функции  необходимо  было
остановить. Кожа почти наверняка утратит эти функции безвозвратно, и
ее придется менять).
 Жена Хартнетта  поставила ему  еще одно  условие. Она заставила его
поклясться, что  пока он  носит карнавальный  костюм киборга,  он не
покажется детям  на глаза.  К счастью, дети были еще в том возрасте,
что слушались,  а соучастие учителей, друзей, соседей, родственников
одноклассников и всех остальных было обеспечено туманными намеками о
тропическом  некрозе   и  прочих   заболеваниях   кожи,   поразивших
Хартнетта. Людям,  конечно, было  любопытно, но  намеки сработали, и
никто  не   настаивал,  чтобы  отец  Терри  пришел  на  родительское
собрание, или чтобы муж Бренды появился вместе с ней на пикнике.
 Сама Бренда Хартнетт пыталась не видеть мужа, но с течением времени
любопытство пересилило  ужас.  Однажды  она  украдкой  пробралась  в
"предбанник" камеры,  где Вилли  тренировался перед  испытаниями  на
координацию, катаясь  по красным  пескам на  велосипеде и балансируя
тарелкой воды,  поставленной на  руль. Дон  Кайман остался  с ней, в
твердой уверенности,  что она упадет в обморок, или завизжит, или ее
вырвет. Однако  она обманула  его ожидания,  удивив себя  ничуть  не
меньше,  чем   священника.  Киборг  слишком  напоминал  чудовище  из
японского фильма  ужасов, чтобы  принимать  его  всерьез.  Только  к
вечеру она,  наконец, связала большеухое и хрустальноглазое создание
на велосипеде  с отцом  своих детей.  А на  следующий день  пришла к
медицинскому директору  программы  и  заявила,  что  Вилли  к  этому
времени, должно  быть, уже  помирает без  хорошего траха,  и она  не
видит, почему  бы ей  не угодить  своему муженьку.  Доктору пришлось
объяснить ей  то, чего  не смог  выговорить сам Вилли - при нынешнем
состоянии знаний  сохранение этих функций организма сочли излишним и
невозможным, а потому их временно, эээ, отключили.

 Тем временем  киборг отрабатывал  свои  испытания  и  ожидал  новых
переделок и новой боли.
 Его  мир   состоял  из   трех  частей.  Первой  было  двухкомнатное
помещение, с  давлением, соответствующим  высоте  около  двух  тысяч
пятисот метров  над уровнем  моря, чтобы  персонал программы мог без
особых трудностей  входить и  выходить. Здесь  он спал,  когда  мог,
здесь он  ел то  немногое, что  ему давали.  Он всегда  был голоден,
всегда. Чувство голода пробовали отключить, но ничего не вышло.
 Вторую часть составляла марсианская камера, в которой он упражнялся
и проходил  испытания,  чтобы  архитекторы  его  нового  тела  могли
увидеть свое творение в действии. Третьей частью была камера низкого
давления на  колесиках, перевозившая  его из  личного  помещения  на
арену для публичных выступлений, или - изредка - куда-нибудь еще.
 Марсианская камера  напоминала клетк