расноватого  свечения  от
собственного тела, и от стен комнаты.
 Он беспокойно пошевелился, и обнаружил, что привязан к кровати.
 На мгновение  внутри плеснулся  ужас: пойман, беспомощен, один. Или
они его  выключили? Может быть, его чувства намеренно отключены? Что
происходит?
 Рядом с ухом заговорил тихий голосок.
 - Роджер? Это Брэд. Судя по твоим показателям, ты не спишь.
 Облегчение было неимоверным.
 - Да, - выдавил он. - Что происходит?
 - Мы  привели тебя  в состояние сенсорной изоляции. Ты слышишь что-
нибудь, кроме моего голоса?
 - Ни звука. Ни-че-го.
 - А свет?
 Роджер сообщил о слабом красноватом свечении.
 - И это все.
 - Отлично,  - ответил  Брэд. - Теперь слушай, Роджер. Мы дадим тебе
возможность  осваиваться  со  своими  новыми  чувствами  постепенно.
Простые  звуки,   простые  образы.   Над  твоим   изголовьем  окошко
диапроектора, а  у дверей стоит экран. Ты его не видишь, конечно, но
он там.  Мы собираемся...  минутку, с  тобой хочет поговорить Кэтлин
Даути.
 Слабый шорох, какая-то возня, потом голос Кэтлин Даути:
 - Роджер,  этот говнюк  забыл сказать  о главном.  Сам знаешь,  что
сенсорная изоляция - опасная штука.
 - Я слышал об этом, - согласился Роджер.
 - Если верить специалистам, самое скверное в ней - чувствовать, что
ты не  можешь выйти  из  этого  состояния.  Поэтому  как  только  ты
почувствуешь себя  неважно, просто скажи. Кто-то из нас будет здесь,
и мы ответим. Брэд или я, или Сьюли Карпентер, или Клара.
 - Вы все сейчас там?
 - О  Господи, да  - и  Дон Кайман  с  генералом  Скэньоном,  и  еще
половина института.  Одиночество тебе  не грозит, Роджер, это я тебе
обещаю. Ну вот. Как насчет моего голоса, он тебя не беспокоит?
 Он немного подумал.
 - Вроде нет. Только немножко скрипучий, как старая дверь.
 - Это плохо.
 - А по-моему, нет. У тебя, кажется, все время такой голос, Кэтлин.
 Она захихикала.
 - Ну ладно, я все равно сейчас замолкну. А голос Брэда?
 - Я  ничего такого  не заметил. Точно не знаю, мне, кажется, что-то
снилось, и  какое-то время  казалось, что  он поет "Ора Ли" под свою
гитару.
 - Это интересно, Роджер! - вмешался Брэд. - А сейчас?
 - Нет. Сейчас голос, как голос.
 - Да,  и показатели  у тебя  нормальные. Ну  ладно,  потом  с  этим
разберемся. Сейчас  мы будем давать тебе простые визуальные сигналы.
Кэтлин уже  сказала, ты можешь разговаривать с нами, сколько угодно,
и мы  будем отвечать,  если захочешь.  Но пока  мы  не  будем  много
говорить, пусть  зрительные системы  немного привыкнут,  а уж  потом
возьмемся за такие сложности, как одновременное зрение и звук.
 - Начинайте, - ответил Роджер.
 Ответа  не  было,  но  через  мгновение  на  противоположной  стене
возникла точечка света.
 Она была  тусклой, и  Роджер подумал, что своими настоящими глазами
он бы  ее вовсе  не увидел.  Но сейчас он ясно различал ее, и даже в
профильтрованном воздухе  палаты  мог  разглядеть  над  головой  еле
заметный лучик света от проектора.
 И больше ничего.
 Роджер ждал, собрав все свое терпение.
 Время шло.
 В конце концов он сдался.
 - Ладно, я вижу. Это точка. Я на нее довольно долго смотрел, но она
все равно  остается точкой.  Кстати, -  добавил он,  оглядевшись  по
сторонам, -  отраженного  света  достаточно,  чтобы  я  мог  немного
разглядеть всю остальную комнату. Это все.
 Голос Брэда рявкнул, как раскат грома:
 - О'кей, Роджер. Подожди немного, сейчас пойдем дальше.
 - Ой! Не так громко, ладно? - взмолился Роджер.
 - Я говорю не громче, чем раньше, - возразил Брэд. И действительно,
пока он говорил это, его голос утих до нормального.
 - Хорошо,  хорошо, -  пробормотал Роджер.  Он уже  начинал скучать.
Через мгновение  на стене  появилась еще  одна точка,  в  нескольких
дюймах от первой. Две точки светились еще довольно долго, а потом их
соединила полоска света.
 - Это довольно скучно, - пожаловался он.
 - Так оно и должно быть, - сейчас это был голос Клары Блай.
 - Привет,  - поздоровался  Роджер. - Слушайте, сейчас здесь столько
света, что я прекрасно все вижу. Что это за провода из меня торчат?
 - Это  твоя телеметрия,  - вмешался Брэд. - Вот почему нам пришлось
тебя привязать.  Чтобы ты  не зашевелился,  и не  поотрывал там все.
Сейчас там  все дистанционное.  Нам пришлось  почти все  вынести  из
твоей палаты.
 - Я заметил. Ладно, продолжайте.
 Скучища так  и осталась скучищей. Занятие было не из увлекательных.
Это могло  быть очень  важно, но  это было еще и очень скучно. После
бесконечной череды  простых геометрических  фигур яркость света была
снижена настолько, что отраженного света, освещавшего комнату, почти
не осталось.  Тогда ему  начали подавать звук: щелчки, чистые тоны с
генератора, звук камертона, шипящий белый шум.
 Работавшие  снаружи  менялись  смена  за  сменой.  Останавливались,
только когда  телеметрия указывала, что Роджеру нужен сон, или пища,
или судно.  Но это  было нечасто.  Роджер  уже  начал  различать  по
малейшим признакам, кто сейчас дежурит. Еле заметная ехидная нотка в
голосе Брэда,  когда в комнату входит Кэтлин Даути, чуть замедленное
и почему-то  более теплое попискивание звуковой ленты, когда дежурит
Сьюли Карпентер. Он обнаружил, что его ощущение времени не совпадает
с ощущениями людей снаружи, или с "реальностью", что бы это слово не
значило.
 - Этого и следовало ожидать, Роджер, - ответил усталый голос Брэда.
- Если  ты потренируешься,  ты  сможешь  управлять  этим  по  своему
желанию.  Ты   сможешь  отсчитывать   секунды,  как  метроном,  если
захочешь. Или  ускорять время, или замедлить, в зависимости от того,
что тебе необходимо.
 - А как это делать? - поинтересовался Роджер.
 - Это  твое тело,  черт  возьми!  -  вспылил  Брэд.  -  Научись  им
пользоваться!
 Затем, извиняющимся тоном:
 - Так  же, как ты учился отключать зрение. Экспериментируй, пока не
получится. А  теперь внимание:  я собираюсь  проиграть тебе  партиту
Баха.
 Время шло.
 Но не  быстро и  не легко. Случалось, что изменившееся время против
его воли  упорно  и  нудно  растягивалось  и  растягивалось.  Иногда
случалось, что  он,  сам  того  не  желая,  думал  о  Дори.  Подъем,
оставшийся после посещения Дэша, забота и внимание Сьюли Карпентер -
все это было приятно, но не могло продолжаться бесконечно. Дори была
реальностью его  иллюзорного мира,  и когда у него вообще было время
думать о  чем-то своем,  он думал  о Дори.  Дори и первые, радостные
годы вместе.  Дори и  ужасное осознание: он больше не мужчина, он не
сможет, как  раньше, утолять  ее  сексуальные  потребности.  Дори  и
Брэд...
 - Не  знаю, чем  ты там  занят, Роджер,  - одернул его голос Кэтлин
Даути, - но твои жизненные показатели летят ко всем чертям! Прекрати
немедленно!
 - Ладно,  - буркнул  он и  выбросил Дори из головы. Вместо этого он
стал думать  о ворчливом,  добром голосе  Кэтлин Даути,  о том,  что
говорил президент. О Сьюли Карпентер. Он заставил себя успокоиться.
 В награду ему показали цветной слайд с букетом фиалок.

 Глава 10

 АНТРАША БЭТМЕНА

 Как ни  странно, как  ни удивительно, но - до старта осталось всего
девять дней.
 Дон Кайман  приплясывал от  холода на  тротуаре у церковного жилого
комплекса,  дожидаясь  машины.  За  последние  две  недели  нехватка
топлива стала  ощущаться еще  сильнее: на Ближнем Востоке шли бои, а
Борцы за  Освобождение Шотландии  взрывали нефтепроводы  в  Северном
море. Сама  программа оставалась  первоочередным  приоритетом,  хотя
горючего не  хватало даже  в ракетных  шахтах; но все-таки персоналу
рекомендовали выключать  свет, подбрасывать  друг друга  на  работу,
снизить  температуру   домового  отопления   и   поменьше   смотреть
телевизор. Ранняя  метель припорошила  прерии Оклахомы,  и заспанный
семинарист у подъезда сгребал снег с тротуара. Снега было немного, и
этот снег  не  радовал  глаз.  Так,  во  всяком  случае,  показалось
Кайману. Показалось,  или это  в самом  деле был  пресловутый "серый
снег"? Неужели  пепел пылающих  лесов Калифорнии и Орегона донесся и
сюда, за полторы тысячи миль?
 Когда Брэд посигналил, Кайман подпрыгнул от неожиданности.
 - Извини,  - заметил он, влезая и захлопывая дверь. - Слушай, может
быть, завтра  поедем на  моей? Она  все-таки жрет  меньше, чем  твоя
махина.
 Брэд угрюмо  дернул плечами и посмотрел в зеркало заднего вида. Из-
за угла вынырнул еще один АВП, легкая спортивная машина.
 - Я  и так  жгу топлива за двоих, - заметил он. - Тот же самый, что
вел меня  во вторник.  Халтурят. А  может, напоминают,  что за  мной
следят.
 Кайман  оглянулся.   Действительно,  преследователь   и  не   думал
притворяться случайным попутчиком.
 - Ты их знаешь, Брэд?
 - А что, в этом есть какие-то сомнения?
 Кайман  промолчал.   Действительно,  сомневаться   не  приходилось.
Президент весьма недвусмысленно объяснил Брэду, что тот ни при каких
обстоятельствах не  может даже  смотреть  в  сторону  жены  монстра.
Объяснение  продолжалось   полчаса,  и  Брэд  живо  запомнил  каждую
мучительную секунду  этого разговора.  А чтобы он случайно не забыл,
сразу после этого началась слежка.
 Для беседы  с Брэдом  это была  неподходящая тема.  Кайман  включил
радио  и  поймал  программу  новостей.  Несколько  минут  они  молча
слушали, как  неумолимо, несмотря  на  старания  цензуры,  наступает
конец света,  потом Брэд  не выдержал  и все  так же  молча  щелкнул
выключателем.  Дальше  ехали  в  полной  тишине,  до  самого  здания
проекта, огромного, одинокого белого куба под свинцовым небом, среди
пустынной прерии.
 Внутрь серость  не  проникала:  лампы  сияли  ярким,  ослепительным
светом, лица  были усталыми, иногда озабоченными - но живыми. Здесь,
по крайней  мере, подумал  Кайман, еще  сохранилось ощущение  цели и
достижения. Программа шла точно по графику.
 И через  девять дней  марсианский корабль  будет запущен, и он, Дон
Кайман, сам будет на борту этого корабля.
 Кайман не  боялся лететь.  Всю свою  жизнь он  готовился к этому, с
первых дней в семинарии, когда он осознал, что может служить Богу не
только с  кафедры, и  когда духовный наставник поощрил его интерес к
небесам, будь то теологический или астрофизический. И все же...
 Он чувствовал  себя неготовым.  Он чувствовал,  что мир  не готов к
этой  экспедиции.   Все   это   казалось   всего   лишь   любопытной
импровизацией, несмотря  на бесконечные усилия, вложенные множеством
людей, и  им в  том числе. Даже экипаж был подобран еще не до конца.
Конечно, полетит  Роджер -  он был  первопричиной возникновения всей
программы. Полетит  и  Кайман,  это  тоже  было  решено  твердо.  Но
кандидатуры двоих  пилотов до  сих оставались  под вопросом.  Кайман
встречался с  обоими, и  они ему  понравились. Они  были  одними  из
лучших в НАСА, один даже летал вместе с Роджером, на челноке, восемь
лет назад.  Но в списке возможных замен было еще пятнадцать других -
Кайман не  знал всех имен, знал только, что их много. Верн Скэньон и
генеральный директор  НАСА летали к президенту обсуждать этот вопрос
лично, чтобы  он утвердил  их выбор, но Дэш, по известным только ему
причинам, оставил  окончательное решение  за собой,  и  все  еще  не
раскрывал карт.
 Единственным звеном,  кажется, полностью готовым к экспедиции, было
звено, недавно считавшееся самым слабым: сам Роджер.
 Обучение шло  просто великолепно.  Сейчас  Роджер  передвигался  по
всему зданию  совершенно самостоятельно, курсируя от палаты, которую
до сих пор считал своим "домом", к марсианской камере, испытательным
лабораториям и  вообще везде,  где хотел. Весь институт уже привык к
шастающему по  коридорам долговязому  созданию с черными крыльями, к
огромным фасетчатым  глазам, узнающим  знакомые лица,  к монотонному
голосу, произносящему  бодрые слова. Вся прошлая неделя принадлежала
Кэтлин Даути.  Роджер, кажется, полностью освоился со своей системой
органов чувств;  теперь настало время научить его пользоваться всеми
возможностями своей  мускулатуры. Кэтлин привезла слепого, балетного
танцора и  бывшего параплегика,  и когда  Роджер стал расширять свои
горизонты, они  взяли на  себя задачу  по его обучению. Звездный час
танцора был уже давно позади, но этот час был, а кроме того, он, еще
ребенком, обучался у Нуриева и Долина. Слепой больше был не слепым -
у него не было глаз, но его глаза заменила зрительная система, очень
напоминающая систему Роджера. Они вдвоем часто сравнивали неуловимые
оттенки цвета  или делились секретами управления параметрами зрения.
Параплегик передвигался  на механических  ногах;  они  были  ранними
предшественниками конечностей Роджера, но у этого человека был целый
год, чтобы  научится с ними обращаться. Теперь они вместе с Роджером
брали уроки танца.
 Правда,  не   совсем  вместе.  Бывший  параплегик,  которого  звали
Альфред, остался  человеком куда  в большей  степени, чем  Роджер, и
среди прочих  его человеческих слабостей была потребность в воздухе.
Когда Кайман  с Брэдом  вошли в  зал управления  марсианской камеры,
Альфред исполнял  антраша по одну сторону огромной стены из двойного
стекла, а Роджер повторял его движения по другую, внутри практически
безвоздушной камеры.  Кэтлин Даути  отсчитывала, а  громкоговоритель
играл вальс  ля-мажор из  "Сильфид". У  стены, повернув стул спинкой
вперед, восседал  Верн Скэньон,  сложив  руки  на  спинке  стула,  и
опустив на  руки подбородок.  Брэд тут  же  отошел  к  нему,  и  они
неслышно принялись говорить.
 Дон Кайман  присел рядом  с дверью.  Монстр и параплегик невероятно
быстро подпрыгивали,  выделывая неуловимые  для глаза  коленца.  Для
антраша музыка  не очень  подходящая, подумал Кайман, но этим двоим,
кажется, все равно. Танцор с непроницаемым выражением лица не сводил
с них  глаз. Должно быть, он хочет стать киборгом, подумал Кайман. С
такими мышцами он покорил бы любую сцену мира.
 Это была  забавная мысль,  но Кайману  почему-то стало  не по себе.
Потом он  вспомнил: он  сидел именно  на этом месте, когда у него на
глазах умер Вилли Хартнетт.
 Казалось, это  было так  давно. Всего  неделю назад Бренда Хартнетт
привела детей,  попрощаться с  ним и  сестрой Клотильдой,  а они уже
почти забыли  об этом.  Теперь звездой был монстр по имени Роджер, а
смерть другого  монстра, занимавшего  это место  еще недавно, ушла в
историю.
 Кайман вынул  четки и  принялся отчитывать полторы сотни Аве Мария.
Повторяя слова  молитвы, он  ощущал приятную,  теплую тяжесть  зерен
слоновой кости,  прохладный контраст  хрусталя. Он  уже  решил,  что
возьмет подарок  Его Святейшества  с собой,  на Марс. Конечно, будет
жаль, если  четки погибнут  - между прочим, если и он погибнет, тоже
будет жаль,  напомнил себе  Кайман. Не  стоит сейчас  думать о таких
вещах. Он  решил положиться на очевидное желание Его Святейшества, и
взять его подарок, эти четки, в самое далекое странствие в их жизни.
 Он почувствовал, что рядом с ним кто-то стоит.
 - Доброе утро, отец Кайман.
 - Привет, Сьюли.
 Он удивленно глянул на нее. В ней было что-то необычное, но что? Он
уже заметил,  что ее  темные волосы золотятся у корней, но в этом не
было ничего  удивительного: даже  священникам известно,  что женщины
меняют цвет  своих волос,  когда захотят. Некоторые священники тоже,
если уж на то пошло.
 - Как идут дела? - спросила она.
 - По-моему, великолепно. Ты только посмотри, как они скачут! Роджер
в отличной  форме, лучше  не бывает.  Я думаю, что мы, Deo volente,4
все же успеем к запуску.
 - Я  вам завидую, - ответила медсестра, глядя в марсианскую камеру.
Кайман вскинул  голову, с  удивлением глядя  на  нее.  В  ее  голосе
слышалось больше  чувств, чем  полагается для  обычной, между прочим
сказанной реплики.
 - Я  серьезно, Дон. В космическую программу я пошла работать прежде
всего потому,  что хотела  полететь сама. Может, у меня и получилось
бы, если...
 Она задумалась и пожала плечами.
 - Вот,  помогаю сейчас  вам с  Роджером. Разве не для этого созданы
женщины, а?  Помощницы. Кроме того, это вовсе не так уж плохо, когда
помогаешь в таком серьезном деле, как это.
 - Что-то ты говоришь не очень убежденно, - заметил Кайман.
 Она усмехнулась и снова посмотрела в камеру.
 Музыка остановилась.  Кэтлин Даути  выбросила сигарету и немедленно
прикурила другую.
 - О'кей. Роджер, Альфред? Десять минут перерыв. Отлично получается,
ребята.
 В камере  Роджер позволил  себе сесть,  скрестив ноги.  Он выглядит
точь-в-точь,  как   дьявол  на  вершине  холма,  в  какой-то  старой
классической ленте Диснея, подумал Кайман. "Ночь на Лысой горе"?
 - Что  такое, Роджер?  -  окликнула  Кэтлин.  -  Ты  не  устал,  не
притворяйся.
 - От  этого -  устал, - огрызнулся он. - Не знаю, зачем мне все эти
танцульки? Вилли этим не изводили.
 - Вилли умер.
 Наступило молчание.  Роджер повернул  голову к  ней,  глядя  сквозь
стекло большими сетчатыми глазами.
 - Ему не дали станцевать?
 - Откуда  тебе знать? Да, конечно, ты сможешь выжить и без этого, -
ворчливо согласилась  она. - Но с этим тебе будет проще. Вопрос не в
том, чтобы  научиться двигаться. Ты должен научиться двигаться еще и
так, чтобы  не разнести  все вокруг. Ты хоть представляешь, какой ты
сейчас сильный?
 За стеной камеры Роджер задумался, потом мотнул головой.
 -  Что-то   я  не  чувствую  себя  особенно  сильным,  -  прозвучал
бесцветный голос.
 - Ты  можешь проломить стену, Роджер. Спроси у Альфреда. За сколько
ты пробегаешь милю, Альфред?
 Экс-параплегик сложил руки на кругленьком брюшке и ухмыльнулся. Ему
было пятьдесят  восемь лет,  и до  того, как миастения разрушила его
конечности, он не отличался особым телосложением.
 - Минута сорок семь, - гордо ответил он.

____________________
 4 Милостию божией (лат.)

 - Думаю,  ты пробежишь  быстрее, Роджер,  -  продолжала  Кэтлин.  -
Поэтому ты должен научиться, как управлять этой силой.
 Роджер что-то неразборчиво буркнул, а потом поднялся.
 - Уравняйте шлюз, - сказал он. - Я выхожу.
 Техник щелкнул  переключателем,  и  мощные  насосы  стали  впускать
воздух в шлюзовую камеру. Звук был такой, будто линолеум рвался.
 - Ой!  - охнула  Сьюли Карпентер  над ухом  у Каймана.  - Я  забыла
надеть контактные линзы!
 И вылетела прочь, пока Роджер еще не вышел наружу.
 Кайман недоуменно  поглядел вслед.  Одна  загадка  разрешилась:  он
понял, что в ней было необычного. Но зачем Сьюли понадобилось носить
линзы, которые меняли цвет ее карих глаз на зеленый?
 В конце концов он пожал плечами и сдался.
 Мы знали  ответ. Нам пришлось немало потрудиться, чтобы найти Сьюли
Карпентер. Обязательные  требования составляли  длинный  список,  но
цвет глаз  и цвет  волос стояли  самым последним  пунктом: и  то,  и
другое можно было с легкостью изменить.

 По мере  приближения старта положение Роджера стало изменяться. Две
недели  он   был  куском  мяса  под  ножом  мясника,  его  рубили  и
разделывали, как  тушу, а он не знал, что с ним происходит, и не мог
даже  возразить.   Потом  он   стал  учеником,  выполняющим  задания
учителей, обучаясь  владеть своими  чувствами  и  использовать  свое
тело. Это  был переход  от лабораторного  препарата  к  полубогу,  и
Роджер уже прошел больше половины пути.
 Он чувствовал,  как это  происходит. Уже несколько дней он требовал
объяснить все,  что его просили сделать - и ему объясняли. Иногда он
даже отказывался.  Кэтлин Даути  была уже  не  строгой  начальницей,
которая могла  приказать ему  сто раз  подтянуться или  час  крутить
пируэты. Теперь  она была его подчиненной, и помогала ему в том, что
хотел делать  он. Брэд,  который все  реже шутил  невпопад,  и  стал
гораздо внимательнее,  теперь просил  Роджера об  одолжении. "Ты  не
прошел  бы  этот  тест  на  цветоделение?  Сделай,  пожалуйста,  это
пригодится для  моей статьи".  Иногда Роджера  можно было уговорить,
иногда - нет.
 Чаще всего  - и  без возражений  - это  удавалось Сьюли  Карпентер,
потому что  она всегда  была рядом и всегда заботилась о нем. Он уже
почти забыл,  ч