семьи. И
вот теперь эта водородная бомба... Сегодня мы хороним Кубосава-сан. А между
тем  премьер  Иосида  сговаривается  с  американцами о  том, как превратить
Японию в атомную базу.
     По толпе  прокатился  сдержанный гул. Теперь  губернатор  хорошо видел
оратора. Это был молодой человек  в грязной рабочей  спецовке, с потрепанной
каскеткой в руке. Струйки дождя, как слезы, стекали по его лицу.
     -- Так  скольких  нам  еще  придется  похоронить,  если  мы  не  скажем
решительно все вместе: "Долой водородную бомбу!"?
     Толпа снова загудела. Кто-то крикнул:
     --  Запретить  американцам  хозяйничать  в  Японии  и на  океане! Пусть
взрывают свои бомбы в Америке! Оратор поднял руку, и все стихло.
     --   Если   мы,  вся  Япония,   все   простые   и  честные  люди  нашей
многострадальной  родины,  не скажем этого,  не схватим  убийц-атомщиков  за
руку, мы  погибнем. Помните это, жители Коидзу! Конечно,  многие из  вас до
сих пор думают: мое, мол, дело сторона, я рыбак, политикой не  занимаюсь...
Но если бы мы догадались заняться этой политикой раньше, кто знает... может
быть, был бы  сейчас  жив Кубосава...  Склады судовладельцев  ломились бы от
рыбы, покой и  тишина  были  бы сейчас в Коидзу  и во всей Японии. Но мы не
хотели заниматься политикой... и вот  стоим у ворот кладбища  и скорбим  над
прахом первой  жертвы  водородной  бомбы.  Как будто  мало было  жертв и без
этого!..  Долой  убийц!  Долой   предателей!  Да  здравствует  свободная  и
демократическая Япония!
     Под крики  и рукоплескания оратор  сошел с импровизированной  трибуны.
Губернатор наклонился к уху стоявшего впереди мужчины  в соломенной накидке
и спросил тихо:
     -- Кто это?
     Тот, не оборачиваясь, бросил:
     -- Сын старого Комати. Из Токио. Специально приехал хоронить земляка.
     -- Он  настоящий бунтовщик, --  проговорил  начальник полиции над  ухом
губернатора.
     Тот пожал плечами:
     -- Почему? Пусть себе болтает... О демократической и независимой Японии
пишут  во  всех наших  газетах, даже  в  правительственных.  А  то,  что он
называет  американцев  убийцами...   Какое  нам  дело?   Или  вы,  господин
начальник полиции, так уж преданы американцам?
     -- Нет, но...
     -- Мы с вами -- японцы,  господин  начальник,  --  внушительно  сказал
губернатор. -- Не будем мешать нашим соотечественникам выражать справедливую
скорбь.
     Маленькие  глазки  начальника  полиции вращались,  словно  у  китайской
куклы.
     -- Но ведь от этаких выступлений недалеко и до красной пропаганды!
     -- А это уже другое дело. Тут надо быть начеку. Тогда вы...
     На  возвышении  появилась маленькая  женщина  в мокром белом  одеянии.
Губернатор читал на ее худом, землистом  от горя лице  всю историю страшных
для нее последних недель. Она  провела рукой по глазам, глубоко вздохнула  и
заговорила тоненьким голосом:
     -- Дорогие земляки и друзья! Вы все знаете, мой муж был честный рыбак и
хороший  человек.  Он никому не причинял зла. И вот его  убили. Убили те же
самые люди, которые сбросили на нашу страну атомные бомбы. Тогда они сожгли
и искалечили много людей. Теперь они придумали еще одну бомбу, и жертвой ее
опять  оказалась Япония. Смертоносная пыль, "пепел Бикини" отнял у меня мужа
и изувечил его товарищей. И я  вас спрашиваю:  зачем все эти мучения,  зачем
эти  жертвы,  когда  мы,  наши  семьи могли  жить  спокойно  и  счастливо?..
Ненавижу,  ненавижу...  эти  атомные  бомбы, атомные болезни,  тех,  кто их
создает!  Нужно  остановить их! Помешать им,  чтобы мой муж  был  последним
убитым...
     В мертвой тишине, наступившей после того,  как  Ацуко Кубосава, трясясь
от рыданий, сошла с помоста, губернатор услыхал  за спиной у  себя какую-то
возню. Он оглянулся.  Начальник  полиции старался вырвать из рук  молодого
пария в брезентовом плаще пачку листовок. Ни тот ни другой не произносили ни
звука. Губернатор повелительным движением руки остановил полицейского.
     -- Дайте мне, -- сказал он.
     Парень, бледный от волнения, протянул ему листок. В  нем было написано:
"Долой водородную  бомбу! Долой правительство Иосида,  превращающее Японию в
атомный  полигон! Долой американцев из Японии! Подписывайтесь под воззванием
о запрещении атомного и водородного оружия!"
     -- Кто вы такой? -- строго спросил губернатор.
     -- Студент.
     -- Зачем вы здесь? Разве рыбаки Коидзу не разберутся в своих делах без
вас?
     -- Это дело не только рыбаков Коидзу. Это дело  всей Японии. И если  вы
японец, вы подпишете воззвание.
     Губернатор медленно смял листовку и швырнул ее под ноги.
     -- Убирайтесь-ка поживее отсюда, молодой человек, -- сказал он, -- и не
попадайтесь мне больше на глаза.
     Студент попятился  и  исчез в толпе. Начальник полиции  покосился  ему
вслед и сказал с раздражением:
     -- Я бы  его взял в кутузку и продержал бы там на прошлогодней  соленой
треске с  месяц!.. Этих  столичных смутьянов нельзя подпускать к провинции и
на пушечный выстрел.
     --  Что делать,  --  вздохнул  губернатор.  --  В  наше  время  иногда
приходится быть либералом. Впрочем,  лучше пусть болтают, чем стреляют.  Я в
этом убежден, господин начальник полиции.
     "Губернатор  стал идеалистом... или  сошел  с ума".  Начальник полиции
недоумевал. В этот момент на помосте появилось новое лицо.
     -- Американец? -- пробормотал кто-то растерянно. -- Вот наглец!
     Раздались насмешливые  и возмущенные крики. Но  американец не смутился.
Вертя в руках лист бумаги, он терпеливо ждал. Понемногу шум утих.
     --  Господа!  --  начал  американец.  --  Я  -- советник  американского
посольства Грэхэм Корн. Прежде всего разрешите мне выразить от своего имени,
от имени моего правительства и от имени  моего народа  глубокое и искреннее
соболезнование по случаю безвременной кончины Кубосава-сан...
     Он говорил по-японски чисто, почти без акцента, и это немного примирило
слушателей с ним.
     --  Весь  мир, все  люди доброй воли  скорбят  вместе с  вами,  объятые
жалостью  к  осиротевшей  семье  покойного.  Нет слов, какими можно  было бы
смягчить  эту   тяжелую  утрату.   Американское  правительство  сделало  все
возможное, для того чтобы спасти Кубосава-сан. Лучшие доктора...
     Американцу не следовало  бы говорить  об этом. -- Знаем мы американских
докторов! -- закричали в толпе.
     -- Почем на черном рынке ампула пенициллина?
     -- Долой водородные бомбы!
     -- Долой испытания!
     -- Не хотим больше слушать! Убирайся вон! Советник посольства давно уже
исчез  с помоста, а народ все  никак не мог успокоиться.  Начальник полиции
смотрел на губернатора вопрошающими глазами.
     Губернатор беззвучно смеялся, положив руку ему на плечо:
     -- Нет, что  ни говорите,  а Ямато-тамасий, дух Японии, еще жив в нашем
народе.
     На помост,  тяжело  дыша, вскарабкался новый оратор.  Он  был в дешевом
европейском костюме и мягкой шляпе.
     --  Друзья! --  крикнул  он.  -- Я  только что из Токио.  Американцы не
приняли нашу делегацию. Они ссылаются на то, что сегодня воскресенье. Они не
желают слушать нас!
     Тысячи сжатых кулаков поднялись над морем голов.
     -- А вот вам позавчерашняя газета с сообщением о смерти Кубосава-сан...
-- Человек в  европейском костюме развернул мокрый газетный лист. -- Вот на
этой стороне фото траурной процессии у  Первого национального госпиталя...
Видите? --  Он перевернул страницу. --  А вот  другое фото:  премьер  Иосида
улыбается американским газетчикам... Позор!
     Он  стоял, выпрямившись, размахивая обеими руками, словно  дирижируя, а
многотысячная толпа, скандируя, кричала хором, хлопая в такт в ладоши:
     -- До-лой бом-бу! До-лой Иоси-да!
     -- До-лой.бом-бу! До-лой  Иоси-да!  Губернатор  хитро подмигнул  вконец
обалдевшему полицейскому и направился к машине.


        " * ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ПОЮЩИЕ ГОЛОСА * "


        "АДМИРАЛ БРЭЙВ"


     Медленно  и  важно  стучали   огромные  стенные  часы.  Тихо   шелестел
настольный вентилятор. По потолку весело прыгали солнечные зайчики от  воды
в сифоне. Адмирал Брэйв  тихонько застонал и уронил  голову на руки. Вот чем
все  это  кончилось!  Что  будет  завтра?  "Вы  не  сумели  должным  образом
организовать операцию.  Вы  не обеспечили лояльность японской прессы. Вы не
смогли  предпринять нужные  меры по  лечению рыбаков. Вы опозорили Америку.
Вы... вы... вы... не сумели,  прозевали... не оказались  на высоте..." Боже
мой! Боже мой!  Как будто это он один виноват во всем! Ну, разумеется, козел
отпущения необходим,  он  должен быть найден. Но  почему именно он.  адмирал
Брэйв, должен  стать этим козлом отпущения! Господи,  зачем только ему  было
соваться  в  эту историю Предчувствия не  обманывали его  --  ведь когда ему
предложили возглавить операцию, какой-то внутренний голос настойчиво шептал:
"Не соглашайся, не соглашайся..." Проклятое честолюбие!.. Все казалось таким
простым и ясным. Немного хлопот, эффектный  фейерверк --  и  слава, ордена,
деньги, положение...  Ведь  теперь  его могут просто взять  и  выставить  из
штаба,  выбросить,  словно  сломанную  куклу... Но  нет, это  не так просто!
Во-первых, он слишком  много  знает... Кроме  того,  в  штабе  у  него  есть
доброжелатели: за него замолвят словечко. Самое плохое, что может случиться,
-- это увольнение  на пенсию. Все-таки у  него есть заслуги,  да и вообще...
Нет,  нельзя  позволять  себе так распускаться! Нервы,  нервы;.,.  Проклятые
японцы!..
     Брэйв  перевел  дух  и   промокнул   платком  вспотевшую  лысину.  Часы
медлительно и важно пробили  одиннадцать.  Распахнулась  дверь,  и  адъютант
почтительно доложил;
     -- Полковник Нортон, сэр.
     -- Пусть войдет, Погги.
     Адъютант повернулся кругом, но Брэйв окликнул ero:
     -- Минуту, Погги. Как самолет?
     -- Будет ровно в час, сэр.
     --  Отлично, отлично...  -- Адмирал  несколько  секунд тупо разглядывал
разбросанные на столе бумаги. -- Вот что.  Погги...  предупредите  штурмана,
что  мы   дадим  небольшой  крюк.  Туда...   на  Бикини.   И   не  забудьте
распорядиться, чтобы оповестили штаб зоны. Все, Погги.
     -- Слушаюсь, сэр.
     Адъютант вышел. Брэйв с  изумлением  раздумывал  над своим  неожиданным
решением,  пытаясь проследить  ход  мыслей, вызвавших его.  Кажется,  что-то
вроде прощального. визита... Нет, не то. Нечистая совесть?
     -- Разрешите, сэр?
     "Вот он, один из виновников катастрофы! Не сумел  вырвать у полумертвых
пациентов  признания  в том, что шхуна  залезла в запретную  зону!  -- Брэйв
смерил Нортона злыми  глазами и указал на кресло. -- Как всегда, франтоват,
сух и спокоен. Подожди, полковник, посмотрим, что ты запоешь через минуту!"
     --  Благодарю вас, сэр, --  сказал Нортон.  Он уселся в плетеное кресло
перед  столом  и   настороженно  взглянул   на  Брэйва.  Тот   с  нарочитой
неторопливостью принялся перебирать бумаги.
     --  Так вот, Нортон... Где это она? Ага, вот... Вызвал я вас для  того,
чтобы  вы ознакомились  с этой вот телеграммой. -- Он  протянул  через стол
желтый лист официального бланка.
     "Брэйву, Нортону. Сдать дела, вылететь немедленно".
     -- Вам все понятно, надеюсь? -- продолжал  Брэйв, с наслаждением следя,
как кирпичный загар на лице полковника приобретает бледно-серый оттенок, --
Это вполне закономерное следствие нашей с вами, -- Брэйв  сделал ударение на
последнем  слове,  -- работы  в Японии. Там,  наверху,  видимо, решили  -- и
совершенно справедливо, Как мне кажется, -- что ваших обещаний и посул с них
вполне достаточно.
     -- Но ведь вы сами, сэр... -- потухшим голосом начал Нортон.
     -- Что  я сам? -- Брэйв вскочил на ноги и хлопнул ладонью по столу. --
За последние четыре месяца  я три раза летал в Вашингтон! Меня  десятки раз
отчитывали по телефону! И все потому, что я полагался на вас! А вы не смогли
вылечить этого... раскисшего Кубосава... И кто  может поручиться, что завтра
не отправится  на тот свет  еще  кто-нибудь  из этих дохлых? Вы? Вы  можете?
Сомневаюсь, полковник...
     --  Лучевая болезнь  --  не грипп, адмирал,  -- с  трудом  сдерживаясь,
сказал Нортон. -- Никто до нас...
     -- Это мне известно. -- Адмирал снова сел и налил себе воды. -- Короче
говоря, сегодня .в  час мы вылетаем. Объясняться будем  в Вашингтоне... Если
нас будут слушать.
     "Постарается все свалить на меня,  -- с ненавистью подумал  Нортон. --
Адмирал... цвет нации! Мерзкая, жирная свинья! И трус вдобавок".
     -- Я вас больше не задерживаю. Не опоздайте.
     -- Слушаюсь, сэр. -- Нортон, гордо вскинув голову, пошел к дверям.
     Выходя, он услышал, как Брэйв приказал адъютанту:
     -- Подайте мне папку с делом "Дракона"... и письмо Окадзаки. И до того,
как нужно будет ехать, не лезьте сюда. И никого не пускайте.

     Темно-тиний океан с  мелькающей  в нем  ослепительной  точкой отражения
солнца и бескрайнее небо, словно сияющая голубая пустота, окружали самолет.
Брэйв, расположившись рядом со  штурманом,  напрасно  вертел головой, силясь
увидеть что-либо, на чем можно было бы остановить взгляд.
     --  Еще  несколько  минут,  сэр!  --  крикнул штурман. Брэйв  кивнул  и
принялся  рассматривать  карту, разостланную у него на  коленях.  В  кабину
заглянул радист и наклонился к штурману. Тот довольно улыбнулся.
     -- Обменялись  позывными со  штабом зоны.  Очень  хорошо,  сэр. Теперь
можно быть спокойным. В прошлом году здесь был сбит один наш самолет. О нем
забыли   послать   в  штаб  оповещение,  а  пилот  не  знал.   Сразу,   без
предупреждения, налетели три "Сэйбра" и... Вот они, Маршаллы!
     Впереди,  на  бархатном  фоне  океана,  появилось  несколько крошечных
пятен. Брэйв схватился за бинокль.
     -- Это  атолл Уджеланг, сэр! -- кричал штурман. -- Там, дальше, видите,
маленькая  точка? Это Эниветок. Сейчас развернемся и пойдем  на Бикини. Тем,
кому часто  приходится  летать  в этих  местах,  всегда  хочется  подняться
повыше. Страшные места, сэр! Говорят, во  время взрыва первого марта за сто
миль отсюда машины тряхнуло так, что они чуть-чуть не рассыпались.
     Брэйв вспомнил  багровый  шар и горы добела  раскаленного пара, и  ему
стало не по себе. Снова, как и тогда, рубашка прилипла к его жирной спине.
     -- А вот и сам Бикини, -- штурман протянул указательный  палец. -- Вон
там, где  видна цепочка  островков -- видите? -- большой  промежуток  между
предпоследними двумя. Там и был остров, на котором взорвали эту штуку.
     Да, через минуту они пролетят как раз над этим местом. Когда-то  здесь
располагалась Полоска  песка,  похожая  па  обломок  иззубренного  серпа. С
небольшой высоты она напоминала загарпуненное морское чудовище. А в ночь на
первое марта здесь был ад. Не какой-либо "сущий ад" -- отвлеченное понятие,
и  не  жалкие  пыточные   камеры  "священного  писания",  а   настоящий  ад,
уничтожающий все -- скалы; воду и воздух. Ад этот создал он, можно сказать,
своими  руками. И вот теперь на дне -- огромная воронка глубиной в несколько
десятков метров. Адмирал открыл  зажмуренные глаза. Рыба и  прочая океанская
живность, заплывающая туда, дохнет...
     --  Сейчас  будут  два  атолла,  совсем  рядом.  Ронгелап  и  Ронгерик.
Кваджелейн остался справа от нас. Прикажете взять курс на Гавайи, сэр?
     -- Да-да, -- слабым  голосом проговорил Брэйв, --  давайте  на Гавайи.
Спасибо, мой мальчик. Спасибо.
     Он сполз с сиденья и прошел в пассажирскую кабину.  Адъютант и Нортон с
интересом глядели в окно, упершись лбами  в стекло.  Адмирал  сел в .кресло.
Ему  было  очень  нехорошо.  Впервые он с  тоскливой  ясностью  осознал  всю
безнадежность своего положения.  Да, провала с японцами ему не простят. Надо
же было этому паршивому "Дракону" попасть под пепел! Но кто виноват? Ветер?
Неужели  этот  мировой  скандал  начался  только потому, что  ветер  дул  на
северо-запад?  Или потому, что Нортон  не сумел поставить  японца  на  ноги?
Ерунда. Конечно, нет. Тут...
     Он  снова,  как и в кабинете,  застонал  и закрыл лицо руками.  Подошел
адъютант и тихо сказал:
     -- Подходим к Гонолулу, сэр.

     Перед самым Вашингтоном адмирал заснул -- сказалось нервное напряжение
последних  суток,  когда  он  лихорадочно  перебирал  в  уме все  возможные
последствия смерти Кубосава. Заснул он неожиданно для себя и так Крепко, что
не слышал, как произвели посадку.  Адъютант разбудил его, вежливо трогая  за
плечо:
     -- Уже прилетели, сэр. Машина ждет.
     -- Уже? -- Брэйв посмотрел на него бессмысленными глазами, затем пришел
в себя. -- Ах, да... Ну, пойдемте. Кто-нибудь встречает?
     -- Да, сэр. Майор Пейнтер из Пентагона.
     Брэйв прикусил  нижнюю губу.  Пейнтер был  незаметной личностью, и это
оскорбляло достоинство адмирала.
     Что ж, этого следовало ожидать!
     -- Где Нортон?
     -- Он уже вышел, сэр.
     -- Хорошо, Погги. Распорядитесь, чтобы багаж послали в гостиницу.
     Он  за  руку  попрощался  со  всеми членами  экипажа,  приложил  руку к
козырьку и двинулся к выходу.
     Всю  дорогу  до  штаба  Брэйв и Нортон молчали.  Пейнтер сидел рядом с
шофером, и  адмирал  с ненавистью рассматривал его узкую равнодушную спину.
Нортон  непре-рывно курил, выбрасывал  окурки на дорогу  и  сгибался,  чтобы
зажечь новую сигарету. Лицо его было бледным и напряженным.
     В приемной дежурный адъютант попросил их подождать минуту  и  исчез за
портьерой,  скрывавшей дверь в  кабинет  шефа.  Пейнтер откланялся  и  ушел.
Каждый дюйм его спины выражал полное равнодушие к Брэйву и Нортону. Видимо,
многих он вводил в эту приемную, чтобы оставить их с глазу на глаз с неясной
судьбой.
     --  Вас  просят,  господин  адмирал,  --  прошелестел дежурный,  снова
появляясь из-за портьеры. -- Господин  полковник, вам  придется пока  побыть
здесь.
     Брэйв решительно одернул мундир, гулко прокашлялся и шагнул в кабинет.
     Шеф,  красивый  седой  мужчина  в  простом штатском костюме,  сидел  за
огромным  столом  черного  дерева.  После  приемной  комната  шефа  казалась
погруженной в  полумрак, свет  скупо  пробивался через неплотно  задернутые
шторы.  Холодные блестящие глаза  шефа  уперлись в  лицо адмирала, и  четкое
воинское приветствие перешло в неразборчивое бормотание.
     -- Здравствуйте, Брэйв, --  негромко отозвался  шеф.  Тон его был почти
ласковым.  --  Вы  опоздали,  я  ждал вас еще  вчера. Впрочем,  вы, кажется,
совершили экскурсию на Маршаллы?
     -- Я...
     -- Понимаю вас, Брэйв.
     Адмирал достал платок и вытер шею и лысину. Так вот как это делается!
     -- Я вызвал вас на два слова. Всего на  два  слова.  Вы умный человек и
понимаете меня. Ваша репутация сильно пострадала, Брэйв, вам это известно.
     -- Я думаю, сэр... -- пробормотал адмирал. -- Мне казалось...
     Шеф с сожалением покачал головой:
     -- Значит, я ошибся, считая, что вы сами понимаете ситуацию, так?
     -- Нет, я понимаю. Простите, сэр.
     -- Вот и отлично. Отправляйтесь в гостиницу. Вам  дадут  знать,  когда
вопрос  о  вашем  положении  будет решен.  Да  захватите с  собой  вашего...
"специалиста" Нортона. Я не желаю говорить с ним.
     Ничего не видя перед собой,  с трудом передвигая ноги, Брэйв побрел  из
кабинета. Дежурный подал ему воды, усадил в кресло. Тогда он открыл глаза и
увидел над собой встревоженное лицо Нортона.
     -- Все...  кончено, -- прошептал адмирал.  -- Все кончено,  Нортон. Мы
вышвырнуты. Мы больше никому не нужны...

     Горничная  долго  звонила  по  телефону,  затем  принялась  стучать...
Наконец щелкнул  ключ,  и на  пороге,  в халате,  хмурый  и  злой, появился
Нортон.
     -- Что вам нужно? -- резко спросил он.
     -- Вам письмо, сэр. Приказано передать срочно, с вашего разрешения. --
Горничная протянула Нортону конверт, повернулась и пошла прочь.
     Нортон   разорвал  конверт.  "Звонил  вам,   но  не  мог  дозвониться.
Немедленно зайдите ко мне. Брэйв".
     Номер  Брэйва помещался пятью этажами