ее, чем предполагалось раньше.
   Венерианские сутки весьма длительны: они равны двумстам тридцати земным.
   Такое резкое отличие хотя и сильно осложняет дело, но на Земле уже
давно научились побеждать темноту, превращать ночь в день.
   Температура атмосферы планеты чрезвычайно высока. И не только из-за
большей близости Венеры к Солнцу, но и из-за обилия углекислоты в
атмосфере и постоянного плотного облачного покрова, создающего парниковый
эффект. Очень мало в атмосфере Венеры азота и кислорода. Когда будут
растения, станет меньше водяных паров в верхних слоях атмосферы и
температура понизится.
   Растительность постепенно уменьшит количество углекислоты и увеличит
процент кислорода, как и произошло на Земле.
   - Но, - продолжала докладчица, - мы не намерены ждать миллионы лет, а
средства для переделки атмосферы Венеры у нас имеются. На планете
свирепствуют страшные грозы, пыльные бури и смерчи. Безусловно,
человечество сумеет укротить стихии, в том числе и яростные недра.
   Мы все стоим за то, что Венеру надо осваивать раньше других планет, -
говорила докладчица, - но когда? Мировой Совет считал, что это надо начать
делать, когда все будет рассчитано и подготовлено. - Она поправилась: -
Простите, я выразилась не совсем точно. Конечно, решительно вс„ рассчитать
заранее невозможно. Человечество всегда в нужных случаях шло на
оправданный риск, на неизбежные жертвы. Подчеркиваю - неизбежные. Но были
ли необходимы эти жертвы сейчас? Или можно было обойтись без них?
   Невозможно было рассчитать, что именно в данном месте и в этот момент
произойдет катастрофическое извержение. Так почему же это место так
категорически было признано самым безопасным? Очевидно, кое-кто о деле
думал больше, чем о людях.
   К выражению скорби на ее лице прибавился оттенок гнева.
   - Мировой Совет, как и большинство человечества, считал, что
откладывать освоение Венеры дольше незачем. На быстрейшем начале работ
больше всех настаивал Мерсье. Своей запальчивостью, страстностью, горением
он увлекал нас всех. После катастрофы были еще раз пересмотрены все
расчеты. Признали, и Мерсье с этим согласился, что можно было найти менее
опасное место для высадки.
   Докладчица замолчала, перевела дух.
   - В конце концов, - сказала она, - виновен в этом не один Мерсье.
Однако он не должен был забывать, что ему очень верят, что он - подлинный
любимец человечества... И потому, что мы все его любим, он должен был
учитывать, что его голос влиятельнее других. Но все же не за это мы его
осудили. Он увлек людей своей настойчивостью, и, несмотря на возражения
противников освоения Венеры, Мировой Совет не счел нужным отложить начало
работ. Многое уже сделано: подготовлена серия космических кораблей нового
типа, продолжают тренироваться новые группы участников Большой экспедиции,
начаты работы на планете, а главное - создался всеобщий большой подъем в
этом деле, и охлаждать это настроение Совет считает себя не вправе. Все
необходимые коррективы будем вносить одновременно с продолжением работ.
   Докладчица опять перевела дыхание. Сергею показалось, что она как бы
невольно оттягивает окончание своей речи.
   - Обсуждая все это, члены Мирового Совета были в тяжелом подавленном
состоянии. Как говорили в старину, над нами витали тени погибших друзей.
Нас мучило сознание, что, может быть, они могли остаться в живых. Конечно,
Мерсье тоже огорчался из-за катастрофы, но мы видели, что, жалея погибших,
он все же главным образом страдает из-за боязни, как бы не сорвалось его
любимое дело. Все мы в этом ему сочувствуем, конечно, но ни на минуту не
забываем, что люди - прежде всего. Мы вспомнили: кое-что в этом роде
замечалось у Мерсье и раньше. То, что в свое время не придали этому
значения, уже наша вина. Но от этого не легче. Теперь, беседуя с Мерсье,
мы пришли к страшному выводу - он недостаточно любит людей!
   Признать это тяжело, но приходится, - продолжала докладчица. - Он весь
горит, когда речь идет о деле. Но никакое дело, а тем более такое важное,
нельзя делать без достаточно сильной любви к людям. Все это до сознания
Мерсье еще как следует не дошло. Он болен тяжелейшей и, к счастью, очень
редкой теперь болезнью - невниманием к людям. А если не призна„шь своей
болезни, то, значит, и не можешь лечить ее. И потому Совет пришел к
следующему решению, которое счел единственно правильным...
   Пауза.
   - Мерсье лишается какой бы то ни было работы до полного излечения.
 
 
 
   Сергей оглянулся.
   Его товарищи по работе, не отрываясь от пультов и приборов, были
погружены в сосредоточенное, скорбное раздумье. Все были поражены
суровостью приговора.
   Сергей вспомнил ясное, открытое лицо Мерсье, живо отражающее каждую
мысль, каждое переживание. Какую боль оно, наверно, сейчас выражает!
   Докладчица правильно назвала Мерсье всеобщим любимцем. И такая тяжелая
кара!
   В памяти Сергея всплыли слова Пушкина:
   Какая б ни была вина, Ужасно было наказанье!
 
   Не работать!
   Конечно, никто не мешает Мерсье наслаждаться духовными богатствами,
накопленными человечеством. Он может читать, посещать театры, музеи. Может
путешествовать. Может общаться с друзьями, никому и в голову не придет
отказать ему в дружбе.
   Сергей знает, что у Мерсье есть семья - жена и дочь значит, он не лишен
и семейных радостей. И все же какое убогое существование предстоит ему!
Только брать, ничего не давая, не обогащать человечество ничем!
   Ему, Мерсье, который до сих пор, до своих пятидесяти лет, так щедро
дарил людям плоды своего труда и таланта... Это страшно!
   Представляя себе состояние Мерсье, глубоко ему сочувствуя, Сергей и
забыл совсем, как резко расходятся они друг с другом в вопросе об освоении
Венеры.
 
 

                                   Глава 4 

 
   Пылающие недра 
 
   - Ты довольна этой работой, Герда?
   Девушка неторопливо повернулась к Жану:
   - Да! Как же. Для молодого вулканолога что может быть...
   Она не договорила, запнулась. Но Жан понял ее.
   Здесь, на Венере, она, ученица Мерсье, стоит у вулканической установки!
   С тех пор как пришло еще несколько транспортных космических кораблей,
такие установки уже работают в разных местах планеты, их обслуживают
ученики Мерсье. А сам он, кому по праву следовало бы руководить всеми
этими людьми и теми, кто там, на Земле, готовится пополнить ряды
покорителей планеты...
   Места для этих установок Пьер наметил задолго до начала Большой
экспедиции.
   Они находятся и у постоянно действующих вулканов, и там, где только
собирается прорваться лава.
   Выпустить на поверхность раскаленную магму до того, как она сама
катастрофически вырвется, направить течение в нужную сторону - такова цель
создания искусственных вулканов. Пока еще таких вулканов считанные
единицы, но их будет много, они помогут усмирить бунтующие недра планеты.
   Жану и Герде поручено решить трудную задачу: поток лавы направить так,
чтобы из него, когда лава застынет, получилась мощная дамба. Она должна
перегородить обширную долину, освобожденную одной из предварительных
экспедиций от хаотического нагромождения скал. Когда на Венере будут
создавать моря, одно из них займет эту долину. Но не всю: именно ту ее
часть, которая намечена планом освоения планеты.
   Пульт управления находится в домике, построенном вблизи вулкана.
Приборы следят за ним на расстоянии и выдают готовые цифры.
   Домик антисейсмичен и оборудован всем необходимым для жизни и работы.
   Приближаться к вулкану вплотную строго запрещено.
   Жан взглянул на часы. В этот момент в недрах вулкана раздался грозный
гул.
   Но он не страшил, как не страшит рев льва в клетке. Извержение
начиналось в точно определенное время - секунда в секунду.
   - По нему хоть часы проверяй, - улыбнулся Жан.
   Гул нарастал. Они увидели сквозь прозрачную стену, как из кратера
вырвалось клубящееся, расплывающееся облако пара, за ним другое. Затем пар
пошел непрерывной тучей, алой, словно от просвечивающего изнутри пламени.
В туче замелькали взлетающие высоко тени - камни, вулканические бомбы.
   Жан и Герда пристально следили за ходом извержения.
   Камней и пепла оказалось немного. Ослепительно белый блеск заставил
отшатнуться. Широким потоком пошла лава.
   В свое время вычислительная машина рассчитала указанные автоматическими
измерителями уклоны местности вплоть до самых незначительных. Русло
лавового потока было заранее в точности определено. Новый толчок -
огненный поток задвигался быстрее. Над ним поднимались клочья дыма и пара.
А пар, вырывающийся из самого кратера, но уже с меньшей силой, поднялся до
облаков и смешался с ними. Лава сверкала белизной у выхода из кратера и
краснела в отдалении от него.
   Жан на секунду отвлекся, задумался. Мерсье не у дел! Герда и он, Жан,
выполняют задание Пьера. А сам Мерсье...
   И еще...
   Вновь перед глазами Жана разверзлась пылающая чудовищная воронка... Он
увидел живую Ванду, ее быстрые, порывистые движения, даже услышал ее
бархатный, пришептывающий голос...
   ...Но работа Большой экспедиции идет успешно. Собран новый пленочный
дом.
   Легкие колонны, легкий купол. Это небольшое сооружение из тончайших
пленок и воздуха почти невесомо. Кажется, дунь ветерок - и унесет. Но
прочный фундамент и скрепы цепко держат его, и оно свободно сопротивляется
ураганным ветрам.
   Пленка много прочнее стали. Поэтому очень высокое наружное давление не
в силах вдавить ее внутрь дома, где поддерживаются нормальное земное
давление, температура и состав воздуха.
   Эта постройка и горстка земных людей, обитающих в ней, могут на первый
взгляд показаться беспомощными среди яростных стихий планеты. Однако за
ними - все земное человечество.
   Герда, глядевшая на указатели, сказала:
   - Смотри!
   Жан увидел: стрелка шкалы вязкости медленно, но безостановочно ползла
вправо - вязкость лавы увеличивалась. На Земле ему приходилось не раз
встречаться с этим, на Венере - впервые.
   - Лава быстрее стала остывать, не так ли? - предположил Жан.
   - Не думаю, - возразила Герда.
   В самом деле, температурная стрелка лишь незначительно изменила свое
положение.
   - Значит, пошла более тугоплавкая порода, - заметил Жан.
   - Наверно.
   Герда вся подобралась и с волнением продолжала следить за указателем
вязкости.
   - Нам же очень важно... - она, торопясь, проглатывала слова, - иной
состав... могут... редкие металлы...
   Она быстро отошла от пульта, схватила темные очки-бинокль.
   Прежде чем Жан понял, что Герда хочет сделать, она одним движением
набросила скафандр, взяла спектрограф-анализатор (стены дома пропускают не
все лучи) и устремилась к шлюзу.
   - Счетчик! - машинально крикнул Жан, не успев сообразить, что должен во
что бы то ни стало остановить ее.
   Герда, не замедляя бега, сделала зигзаг, схватила счетчик
радиоактивности.
   Жан не успел опомниться - она уже миновала шлюз и выбежала наружу.
   - Обратно! - изо всех сил крикнул Жан.
   Но Герда не слышала.
   Такая уж девушка: по внешности увалень, а чуть что - мгновенно
загорается.
   Как Мерсье. Недаром же она его любимая ученица.
   Пока Жан колебался - броситься вслед за Гердой или хоть самому не
нарушать запрета не выходить наружу, - раздался глухой рокот: сначала
тихий, потом, все нарастая, он стал низким, грозным. Вздрогнула и сильно
заколебалась почва.
   Вдруг гораздо ближе к домику, чем раньше, вместе со свистящим облаком
пара вырвалась новая широкая струя лавы и устремилась в том же
направлении, что и прежняя.
   Горсточка раскаленного пепла упала на плечо Герды, скафандр в этом
месте мгновенно почернел. Жан схватил свой скафандр. Ему показались
бесконечными минуты в шлюзе. Только он очутился снаружи и бросился на
помощь Герде, как почувствовал нестерпимую боль в руке. Но не сразу
сообразил, что это ожог.
 
 

                                   Глава 5 

 
   Настойчивое требование 
 
   И опять мучительный диалог, на этот раз уже с пятиминутными паузами:
Земля и Венера дальше разошлись на своих орбитах.
   - Как это случилось?
   Голос Маслакова тревожен, сдавлен. Глубоко запали карие глаза. Он не
отводит взгляд от часов. Цифра упорно не меняется.
   Но вот на экране появилась куполообразная голова Горячева, зазвучал его
твердый, спокойный голос:
   - Сначала шло удачно. Мало пепла, бомб. Лава хорошей текучести.
Двигалась точно. Герда нарушила инструкцию, вышла наружу. Жан - на помощь.
Внезапный взрыв. Жаростойкость скафандра не беспредельна, у Герды сильный
ожог, у Жана - легкий. Сделали прививку с гормоном - стимулятором
регенерации. Опасности нет. В лаве редкие элементы...
   Горячев запнулся, потом сказал:
   - Данные о вулкане лучше всех расшифровал бы Мерсье...
   - О Мерсье говорить не будем! - мягко, но решительно возразил Маслаков.
 
 
 
   Мерсье жадно следил за известиями с Венеры. Он не мог держать связь с
ней через радиостанцию Мирового Совета: это было бы частью его работы, а
права на работу он лишен. Ему можно только, как всем, следить по теле за
общими сообщениями.
   Он знал, что первые искусственные вулканы на Венере вскрыты мастерски,
ими умело управляют. Он гордился своими учениками. Герда и Жан подготовят
новых умельцев, а те - следующих.
   Его глубоко встревожило состояние Герды. С облегчением узнал он вскоре,
что она выздоравливает.
   Пьер теперь жил в Швейцарии. Так по старой памяти называлась местность,
хотя государств уже не было. На земном шаре в основном сохранились
этнический состав населения и языки. Здесь, в окрестностях Женевского
озера, как и раньше, в ходу был французский. Но большинство жителей
владели также немецким, итальянским, русским и английским.
   Сегодня Пьер долго сидел один. Наконец забылся в полудреме: ему
почудилось, что он опустился на дно озера, в терем мифического водяного
царя, куда не доходят звуки и волнения человеческой жизни. Вяло, неуловимо
тянулось время.
   Безделье угнетало его, хотя он еще не успел в полной мере почувствовать
тяжесть вступившего в силу наказания.
   Опять и опять он задавал себе вопрос - можно ли было обойтись без тех
жертв?
   О состоянии недр Венеры был собран богатый материал. Все данные занесли
в соответствующие отделы Мирового Информационного центра, затем передали
вычислительной машине. Пьер возвращается мыслями к тому недавнему, но, как
теперь ему кажется, такому далекому вечеру, воскрешает в себе тогдашнее
настроение.
   ...Он сидел перед цифрами и знаками сводок: испещренный ими лист бумаги
радовал, как радует поэта переписанный набело последний - быть может,
сотый - вариант стихотворения, наконец удовлетворяющий самым придирчивым
его требованиям.
   Надо было выбрать то место на поверхности планеты, где целесообразнее
всего начать работу, разбить первый лагерь Большой экспедиции. Значит,
там, где чуть прохладнее и в то же время меньше оснований ждать внезапного
извержения. Машина уже все подсчитала, она предложила немало решений -
выбор нетруден...
   Нетруден? Это сгоряча показалось.
   Так же сидел он тогда в бездонной тиши своего кабинета. Но та тишина
была полна творческой радости и великой гордости: начинается новый этап
человеческой истории... Та тишина отнюдь не говорила об одиночестве: за
стенами дома он чувствовал бурлящий океан человечества, живущий одной
жизнью с ним.
   Но всегда ли отчетливо он думал о том, что покорение Венеры должно
служить счастью людей? Не увлекся ли величественным замыслом настолько,
что стал видеть в нем самоцель? Не оттого ли так легко отмахнулся от
весьма важного факта: ведь множественность решений вычислительной машины
говорила как раз о том, что нет одного, наиболее верного. А его не было
потому, что в машину заложили недостаточно информации. Много, очень много,
но все же недостаточно.
   Это становится Пьеру ясно теперь, когда, поневоле очутившись в стороне
от грандиозного предприятия, он вдумывается в детали. А тогда он весь
горел, и мысль, что придется отложить Большую экспедицию - и кто знает, на
сколько времени! - казалась ему невыносимой. Его огонь зажег многих...
   Не всех, правда.
   Если бы противники, не отрицая надобности заселения Венеры, потребовали
только продолжения обследований планеты, быть может, это убедило бы Пьера
или хотя бы его единомышленников. А они, возможно, и его охладили бы.
   Он сам себя обманул. Сам себя убедил, что выбрал наиболее верный
вариант из предложенных машиной.
   Тогда все варианты были опубликованы. Противники утверждали, что все
они равноценны. А ведь, пожалуй, так и было.
   Но Пьер бросил на весы весь свой авторитет, всю любовь к нему людей.
   В тот вечер он, в который уже раз, набрал на приемно-передаточном
кольце (такое кольцо носят на пальце, как когда-то простые кольца) индекс
космодрома на искусственном спутнике Земли, откуда стартуют межпланетные
корабли. И опять любовался кораблем небывалых до сих пор размеров. Тот уже
в основном был собран, но на нем еще трудились монтажники, электрики,
отделочники. Не было еще таких многолюдных межпланетных экспедиций.
Знакомое чувство гордости за человечество охватило Пьера.
   За человечество в целом. А думал ли он о людях в отдельности?
   Но нельзя же думать о каждом из восемнадцати миллиардов!
   Правда, на этом первом корабле Большой экспедиции должны были
отправиться не восемнадцать миллиардов, а несколько десятков человек. И он
всех их знает.
   Герду и Жана - больше других. Но представлял ли он себе их переживания,
настроения? Они должны были расстаться с близкими. Может быть, очень
надолго. Или... навсегда... Они должны были выйти на поверхность неведомой
им планеты - неведомой всем им, кроме Горячева, и сразу включиться в
опасную борьбу с ее стихиями. Представлял ли он себе, как каждый из них,
сообразно своему характеру, будет на это реагировать? Да что он знал об их
характерах?
   Он и не думал об этом. А должен был бы: характер человека определяет
его поведение, особенно в необычных условиях. И в этом его равнодушии (да,
равнодушии! Как ни тяжко, приходится в этом сознаться) к участникам
экспедиции не проявилось ли его недостаточное внимание к людям вообще?
   Человечества нет без людей. Нельзя любить человечество, не любя живых,
конкретных людей. Вот сейчас эта мысль, кажется, начинает доходить до его
сознания. Но какой горькой ценой!..
   В этих тягостных думах Пьер потерял представление о течении времени.
   Незаметно прозрачные сумерки сгустились в тьму, и тотчас же снаружи
полился свет искусственного дня. Но он показался слишком ярким.
   Пьер повернул регулятор освещения до отметки "светло-лунный". Свет
ночного электрического солнца сменился нежным серебристым сиянием, словно
от невидимой луны.
   В соседней комнате раздался свежий, энергичный голос Ольги:
   - Ты дома, Пьер?
   Не дожидаясь ответа, она вошла быстрыми, легкими шагами. Повеяло
знакомым, едва уловимым ароматом. Он встал ей навстречу, и ее гибкие руки
обвились вокруг его шеи.
   Ольга участливо заглянула в глаза Пьеру. Этот взгляд смутил его: так
смотрят на тяжелобольного, желая ободрить его и в то же время не умея
скрыть тревогу.
   - Ты сегодня задержалась, Ольга.
   - Как почти всегда, - улыбаясь, ответила она.
   Основная специальность Ольги - химия. Она работала на заводе синтеза
пищевых продуктов. Ольга выходила из дому в девять утра и освобождалась
большей частью в полдень по швейцарскому времени. После работы она иногда
навещала своих родных в Москве - мать и двух братьев. Иногда отправлялась
на лекцию, в театр, на концерт или к кому-нибудь из друзей. Но особенно
много времени проводила в Центральном историческом музее. Возвращалась
домой обычно к вечеру, как и Пьер в последний период подготовки Большой
экспедиции. В те дни он был так занят, что редко бывал у родных и знакомых.
   И вот теперь все это отпало, он сидит дома один, и время тянется, ничем
не заполненное.
   - Ты сегодня не говорила с Анной? - тоскливо спросил Пьер.
   - Говорила, - ответила Ольга, - она