излагать ей свои соображения
относительно антисонного препарата, она с изумлением увидела, что и Дина
тоже смущена. От ее авторитетного тона не осталось и следа.
   - Да, - сказала она, - наши гипнологи окончательно убедились, что дело
не только в препарате.
   - Так почему спим? И клонит ко сну?
   - Знаешь, - сообщила Дина, - они пришли к выводу, что все же не удалось
еще окончательно преодолеть рефлекс.
   - И нет выхода? - разочарованно произнесла Герда.
   Дина вынула из стенного шкафчика рулон пленки и положила его перед
недоумевающей Гердой.
   - Что это?
   - Запись биотоков коры головного мозга нормально бодрствующего человека.
   - И что же?
   - Ее подключают к мозгу другого человека или того же самого, когда
наступает час его периодической потребности во сне. Подключают после
приема антисонного препарата. Одну и ту же запись можно использовать много
раз.
   - Думаешь, окончательно уничтожит потребность во сне?
   - Уничтожает. Уже доказано. Оказывается, в то время как мы работали,
пытаясь улучшить состав антигипнотоксина, другая группа физиологов
производила на себе эти опыты. Они не спят уже по неделе и больше и
чувствуют себя великолепно.
   - А это, - спросила Герда, - чьи биотоки?
   - Мои собственные, - ответила Дина, - я на себе их и испытываю.
Впрочем, испытания заканчиваем. Уже ясно. Этот метод скоро начнем широко
применять.
   - И как токи действуют?
   - Они подавляют и заменяют собой те биотоки, которые излучает кора
головного мозга в период возникшей потребности во сне. Дело в сущности не
новое. Ведь давно уже лечат биотоками здорового человека самые разные
заболевания:
   нервные, сердечные, многих внутренних органов. Больное, аритмичное
сердце начинает нормально биться. Больные секреторные железы начинают
правильно работать. Особенно благотворно воздействие заимствованными
биотоками на центральную нервную систему, да это и не удивительно: мозг
командует всеми функциями организма.
   - Можно и мне? - спросила Герда, указывая на рулон.
   - Нет. Этот метод еще не введен в общее употребление, а Рашков запретил
подвергать тебя каким бы то ни было экспериментам, пока не закончено
лечение: уж очень оно сложно.
   Рашков. Едва Дина назвала это имя, разом исчезло все: и лаборатория, и
пленка, и Дина - остались только глубокие глаза Рашкова, темные, манящие.
   "Рашков. Но ведь он намного старше меня. Ну и что? Для кого это имеет
значение, кроме Информационного центра?"
 
    
 
   И вот Герда вновь сидит против Рашкова в его кабинете. Его предок, до
удивления похожий на него, смотрит со стены с той же приветливой,
ободряющей улыбкой. На стол, на пол и противоположную стену легла широкая
полоса солнечного света. За окном вьются первые снежные пушинки вновь
наступающей зимы. Очень легкие, они нерешительно колеблются в воздухе,
прежде чем лечь на землю, на крыши, на деревья.
   Обе руки Герды лежат на столе. Нормальные человеческие руки.
   - Завтра улетаешь, - сдерживая себя, почти без всякого выражения
говорит Рашков.
   Герда молчит.
   - Ты счастлива?
   Теперь в его тоне появился как бы оттенок упрека.
   Еще короткое мгновение молчания. И ответ:
   - Конечно. Как же иначе? Снова вступаю в строй.
   - Разве на Земле нет для тебя дела?
   - Как могу не вернуться туда? Будет отступлением. И не смотри на меня
так, не за пределы Солнечной системы улетаю!
 
 

                                   Глава 34 

 
   Ощутимые результаты 
 
   Прошло несколько лет.
   По всемирному вещанию было передано важное сообщение: в освоении Венеры
сделаны первые значительные успехи. Количество кислорода в атмосфере
продолжает увеличиваться, хотя его все еще мало. Содержание водяных паров
заметно возросло, а углекислоты - уменьшилось, правда пока недостаточно.
   Шаг за шагом жизнь на Венере приближается к земной.
   С уменьшением количества углекислого газа медленно понижаются
температура и атмосферное давление. Среди облаков изредка появляются
просветы, и ослабевает парниковый эффект.
   Очевидно, сравнительно скоро температура и давление уменьшатся
настолько, что из облаков хлынут обильные горячие дожди. Они будут
сопровождаться усилением гроз, и без того невероятно мощных. Это будет
страшный разгул стихий. Но ведь он предусмотрен. Меры принимаются. Жилье,
все другие сооружения и аппаратуру обезопасят от наводнений. Стихия в
буквальном смысле войдет в берега: уже подготовлены ложа будущих морей,
определены их размеры, контуры, глубины. Проложены русла рек.
   Постепенно моря станут остывать, в них начнет зарождаться жизнь. Но
люди не будут ждать миллиарды лет ее естественного развития. Они сами
заселят нужными организмами воды Венеры, ее сушу, ее леса, сады и степи,
которые они создадут.
   Много еще шагов должны сделать люди для освоения планеты. Но поступь
человечества неуклонна.
   И Ольге пришло в голову... Представим себе: на Венере вырастет большая
ветвь земного человечества. Постепенно жизнь войдет в норму.
   И пожалуй, там заблаговременно нужно начать создавать исторический
музей.
   Как филиал земного. И со своим особым отделом истории завоевания Венеры.
   В Мировом Совете эту мысль одобрили и поручили Ольге организацию музея.
   Поставили условие: она должна отправиться на Венеру, чтобы своими
глазами увидеть первый период ее освоения.
   Мировой Совет находит, что поселенцы Венеры не должны терять
преемственную связь с жизнью Земли. Их будущие поколения станут изучать
историю близких и далеких предков на материале нового музея.
   О помощниках в строительстве музея, а затем и в работе его позаботятся
на месте.
   Итак, она будет на одной планете с Пьером!
   И все же...
   Оставалось еще одно обстоятельство, которое сильно тревожило Ольгу.
   Расстаться с дочерью - к этому она внутренне себя подготовила. Но как
отнесется к этому Анна? Ведь она и с отцом уже рассталась надолго.
   Да, Анна огорчилась. Но все же не настолько, как боялась Ольга. Совсем
новое чувство захватило Анну.
 
    
 
   Ольга внимательно присматривалась к мужу. Он сильно изменился. Все эти
годы Пьер жил в ее памяти таким, каким был до катастрофы. Короткие письма
мало что меняли в ее представлении о нем. И потому ее болезненно поразила
перемена в Пьере: отсутствие прежней стремительности, порывистости,
замедленный по сравнению с прежним строй движений, речи, мыслей.
   Но они встретились сперва ненадолго: у Пьера своя работа, а Ольге надо
безотлагательно отправиться на строительство музея.
   И все-таки она теперь на одной планете с Пьером!
 
    
 
   Место для музея было выбрано на высоком плоскогорье. И это плато, и его
окрестности выглядели непривлекательно, да и где на Венере можно найти
приятный для глаза пейзаж?
   Кругом разворошенный, вздыбленный, выбитый из недр вулканическими
силами рыжий камень. Недалеко от площадки, где сел доставивший Ольгу
микросамолет, плоскогорье круто обрывается, и там, внизу, все то же
нагромождение камней, потоки застывшей лавы.
   Но здесь уже расчищена площадь для строительства.
   Тоскливый дневной свет вдруг стал ярче. Ольга подняла голову. Небо
было, по обыкновению, закрыто тяжелыми, густыми, низко плывущими облаками.
Но на западе открылась чистая глубокая синева. Там засияло солнце. И
тотчас же исчезло.
   На Земле так часто видят солнце. Пусть не такое большое, как здесь,
зато ласковое, доброе, щедрое. А здесь его появление все еще редкость.
   Милая зелень лесов, садов, полей! Аромат земных цветов! Земные
растения, животные, птицы, насекомые - все то, что составляет неповторимый
колорит Земли, лицо родины и колыбели человечества.
   Ну что ж? Разве не для того она и покинула все это, чтобы принять
участие в создании здесь новой Земли, быть может еще более прекрасной?
   Ольга вместе со своими новыми друзьями - девушками и юношами - занялась
строительством. Хотя первоначальная работа и не требовала особой
квалификации, сюда направили тех, кто интересовался по преимуществу
историей. Они, по всей вероятности, останутся работать в музее.
   Оглядывая внимательно место, предназначенное для его постройки, Ольга
не могла не оценить удачный выбор. В ее распоряжении уже был план всего
комплекса зданий и окружающей местности: как она будет выглядеть после
завершения реконструкции планеты.
   Огромная ровная площадь. Прекрасный вид вниз, на будущие дальний лес и
степь. Запроектированная широкая река, которая прорежет их и вольется в
море. Берег его будет недалеко. Вокруг музея раскинется парк.
   Уже многие дома на Венере, опирающиеся на упругие первые этажи, отлично
выдержали сильнейшие землетрясения. Не менее устойчивы и здания на
рессорах.
   Постройки этих типов и будут воздвигнуты на территории музея. Он не
должен быть копией земного. Об этом позаботятся зодчие. Им предстоит
создать оригинальный и выразительный архитектурный комплекс.
   Он будет готов не скоро. Но радость созидания начинается с первого же
дня - сегодняшнего.
   Ольга подняла голову. Вс„ те же тяжело плывущие, грузные, непроницаемые
облака...
 
    
 
   Шоу вызвал к теле Пьера. Тон председателя Штаба освоения Венеры был
суховат, официален.
   - Пьер Мерсье, - сказал он, - удовлетворен ли ты своей работой?
   - Да, - ответил Мерсье, - а главным образом тем, что вообще работаю.
   Шоу пристально глядел на него.
   - А мы не удовлетворены, - сказал он. - Каждый человек должен давать
обществу все, на что он способен. А ты на рядовой работе. Мы предлагаем
тебе другую.
   - Какую? - настороженно спросил Пьер.
   - Ты должен войти в Штаб освоения, стать моим ближайшим помощником. А
еще лучше - занять мое место. Ты к этому более способен, и знаний у тебя
неизмеримо больше.
   - Нет! - вырвалось у Пьера.
   - Почему?
   - Я не могу... не знаю... но не могу.
   Шоу нахмурился.
   - Никто не может заставить тебя работать там, где ты не хочешь. Но
подумай.
   Как бы у тебя не возникло чувство неудовлетворенности.
   Он отключился.
   Пьер долго и мучительно думал.
   "Нет, - сказал он самому себе. - Я не тот. И наверно, уже не буду
таким, как прежде. Это хорошо, я многое понял. Но не чувствую себя вправе
стать руководителем".
   Он, пожалуй, не мог бы объяснить себе, почему не вправе, но знал: это
так.
 
    
 
   Вскоре после разговора с Шоу Пьер принимал у себя дорогую гостью -
Ольгу.
   Они не могли еще жить вместе. Собственно, почему не могли? Пьер
выполнял несложную работу, какую можно было бы найти и вблизи
строительства исторического музея. Да, но для этого надо было бы
обратиться в Штаб освоения с просьбой опять перебросить кого-то вместо
него на другое место, и притом уже не на короткий срок. Здесь и без того
люди не пользуются такой свободой выбора места работы и жительства, как на
Земле. Нет, нет! Не нужно ради своего удобства просить лишний раз
перебрасывать человека.
   А Ольга, его чуткая Ольга, он знал, отлично его понимала, хоть они ни
разу и не заговорили об этом.
   Чтобы от строительства музея добраться до Северного полярного района,
Ольге пришлось дожидаться попутного самолета. Затем она пересела на
рейсовый самолет местного сообщения.
   На этом полушарии несколько часов назад началась долгая венерианская
ночь.
   Машина шла выше облачного слоя. Блестели, медленно мерцая, крупные
звезды. В западной части неба все ярче и ярче разгоралось полярное сияние.
Оно охватило огромное пространство и было похоже на пелену с разорванными
зубчатыми краями. Пелена колебалась, она словно жила и дышала и была так
прозрачна, что сквозь нее просвечивали звезды и даже часть Млечного Пути.
   Сначала пелена была пепельного цвета, потом в ней стало зарождаться
голубовато-розовое свечение, сперва в глубине, затем начало выбиваться на
поверхность, постепенно усиливаясь и все заметнее окрашивая ее.
   А внизу неровные, бугристые слои туч лежали, словно неведомая,
пустынная, всхолмленная страна. Нет, не лежали, а двигались в одном
направлении - на восток, куда несло их атмосферное течение. Они плыли,
плыли нескончаемо.
   Кое-где в них отражалось полярное сияние, а местами они были темными,
мрачными.
   Встреча с Пьером была для Ольги радостной. И чуть грустной.
   Были причины и для радости, и для грусти.
   Вот он, рядом с ней, любимый человек, муж, отец ее дочери. Ее
неуравновешенный, полный неиссякаемой энергии Пьер. Теперь он уже иной.
   Лучше, чем был? Да, конечно. Но тяжело травмированный, это все время
чувствуется. Будет ли он когда-нибудь вполне счастлив? Кто знает?
   И Анна... Как ни налаживается жизнь на Венере, очень нескоро настанет
такое время, когда любой день, при желании, она сможет провести в
родительском доме. Правда, в последнее время и на Земле это бывало редко.
Но там все же есть сознание полной возможности...
   Ольга и Пьер стояли у раскрытой двери. Искусственный дневной свет
озарял все вокруг. Чуждая планета...
   Наверно, те, кто пришли с Земли, никогда не забудут ее. Все лучшее на
Венере станет напоминать им Землю. Даже когда здесь будет совсем хорошо,
эта память полностью не изгладится. От нее будут свободны только те, кто
родится и вырастет здесь, кто будет знать Землю по рассказам других, по
книгам, картинам, фильмам, теле. Придет время - они смогут видеть Землю и
ее жизнь отсюда так же отчетливо, как теперь видят ее с Луны. Мало того,
наступит и такое время, когда они сумеют посещать Землю как туристы.
Возможно, появятся и переселенцы с Венеры на Землю. Но родина их будет
здесь. И на Земле они станут тосковать по Венере, как земные люди тоскуют
по родной планете.
 
 

                                   Глава 35 

 
   Перспективы и надежды 
 
   Сверху кажется, что невысокие, сильно вытянутые здания висят в воздухе,
как бы приподняты над почвой. Как лучи звезды, они исходят из одного
центра, расходясь в разные стороны, - все одной длины и на равных
расстояниях друг от друга. Их окружает густой хвойный лес. Когда самолет
стал медленно опускаться на маленькую лесную поляну, Жан с наслаждением
вдохнул запах хвои.
   Это был первый созданный человеческими руками сосновый лес на Венере.
Но тот, кто без предупреждения увидел бы его впервые, мог подумать, что
этим стройным, высоким деревьям лет по сто. А на самом деле прошло всего
пять земных лет с тех пор, как привезенные с Земли однокрылые семена легли
во взрыхленную и удобренную почву сравнительно спокойной в сейсмическом
отношении равнины. Выкачали магму, поставили дома на высоких рессорах.
   Изредка здания все же сотрясали мощные подземные толчки, рессоры
сжимались и расправлялись, а внутри зданий почти ничего не чувствовалось.
   Живя на Земле, Жан не задавал себе вопрос, как ее покрыли богатыми
лесами.
   Он принимал этот дар не очень отдаленных предков как нечто само собой
разумеющееся. Люди обычно живо интересуются тем, что делается в настоящем
или намечено сделать в будущем. Но далеко не все задумываются над тем, что
застали готовым.
   А ведь подавляющая часть земных лесов была создана так, как этот,
венерианский. Население Земли слишком долго расточительно обращалось с
природой. Множество лесов свели, погубили. Когда был создан Мировой Совет,
одним из первых его мероприятий было восстановление лесов. К тому времени
уже были найдены сильные стимуляторы роста.
   Жан углубился в лес.
   Стройные колонны сосен унесли ввысь небольшие редкие вершины - пучки
зеленых и желтеющих раздвоенных игл. На желтую бумагу похожа тонкая
облупливающаяся кора, у основания стволов она толстая, внутри красная, а
снаружи морщинисто-корявая и покрыта, как сединой, светло-серыми
наростами. Кое-где вытекает тягучая янтарная смола и падает вниз
удлиненными каплями, за которыми тянутся быстро застывающие смоляные нити.
Внизу к стволам крепко присосались каменно твердые плоские грибы -
наросты. Местами на склонах низеньких холмиков алеют крупные ягоды
земляники. Конструкторы леса не забыли и о ней. Почва устлана постоянно
осыпающейся желтой хвоей. Повсюду разбросаны миллионы коротких
растопыренных шишек. Щебечут, чирикают птицы.
   Вдали торопливо стучит дятел. Со стуком, подпрыгнув, упала шишка. Жан
поднял голову; шишку сшибла, очевидно, мелькнувшая в вышине рыжеватая
белка.
   Вот и ручеек бежит. По берегам его пышно разросся низкий папоротник с
широкими резными листьями.
   Тихо шелестят кроны деревьев.
   Жан идет по узкой тропинке. Шуршит сухая хвоя. Он разгребает ее ногами,
а под ней желтые грибы - лисички на толстых пузатых ножках. Шляпки у них
узкие, почти одной толщины с ножками. А вот затаился большой боровик.
   У подножия сосны широкий конус муравейника, сложенный из пожелтевшей
хвои.
   Рыжеватые насекомые суетятся на нем. Их завезли с Земли.
   Жан нагнулся, сорвал крупную ягоду земляники. Она растаяла под языком и
оставила чудесный аромат земной ягоды.
   Еще не целиком взята в руки планета. Но можно ли теперь допустить хоть
долю сомнения? Вся будет в наших руках!
   Однако Жан нерадостен. Не веселые обстоятельства привели его - в
который уже раз! - в Венерианский филиал Института комплексной медицины. В
вестибюле одного из зданий его встретила Ли. Наряду с прибывшими с Земли
учеными в филиале работают наиболее опытные врачи Венеры.
   - Панаит ждет тебя, - сказала она. Детские черты ее лица были очень
серьезны.
   - Вс„ то же, не так ли? - спросил Жан.
   - Почти.
   - Почти! Значит, появилась надежда?
   - Мы никогда от нее не отказывались.
   - Есть ли какой-нибудь новый способ лечения?
   Ли чуть замешкалась с ответом:
   - Не хочу тебя заранее обнадеживать. Но кое-что испытываем.
   - Что, если можно спросить?
   - Можно, конечно.
   Она еще помолчала.
   - Дело это очень сложное. Язык, на котором после травмы заговорил
Панаит, как ты уже знаешь, принадлежит давным-давно вымершему индейскому
племени.
   Прежде всего надо было узнать, почему, забыв все нынешние языки, он
вспомнил этот. Изучал ли он его когда-нибудь? Или мы тут имеем дело со
своеобразным проявлением родовой памяти?
   - А она существует?
   - Вне всякого сомнения. И не только у человека, но и у животных. Что
такое инстинкт? Ну, вот так... Выяснить, изучал ли Панаит этот язык,
оказалось довольно легко. Не изучал. А вот происходит ли он от того
племени, доискаться было очень сложно.
   - Неужели все-таки доискались?
   - Да, но, как видишь, очень нескоро. Дело-то старинное. Этим занимались
этнографы, анатомы, физиологи, цитологи, генетики. Когда они изучали
строение организма, хромосомы, гены, им стало почти ясно, что его
отдаленные предки принадлежали к этой народности.
   - Почти? Не наверняка?
   - Этого и не требовалось. Ведь подтверждение - язык. Ну и теперь
начинаем лечить.
   - И вылечите?
   - Не знаю...
   - Постой, - спохватился Жан, - я ведь не так уж редко бывал... Но ни
ты, ни кто другой не говорили мне об этих исследованиях.
   - Собственно, и теперь не следовало бы, - заметила врач, - чтобы не
внушать тебе преждевременной надежды.
   - Хорошо, не буду надеяться, - не очень искренно сказал Жан. - Так что
же вы намерены предпринять?
   - Видишь ли, еще в двадцатом столетии установили, что носитель памяти -
рибонуклеиновая кислота мозговых клеток. Только тогда еще не умели
дифференцировать и изменять ее тончайшее строение. Теперь уже известно,
что один состав несет в себе индивидуальную память, а другой - родовую. И
даже больше: состав дифференцируется в зависимости от количества минувших
поколений, только количество это, разумеется, не определяется с точностью
до единиц, а в десятках и сотнях. Вот почему надо было установить, какой
вид памяти у Панаита сохранился, а какой потерян. Теперь начнем лечить
препаратом рибонуклеиновой кислоты нужного состава.
   - Я читал, - сказал Жан, - что такие случаи, как с ним, бывали и в
старину.
   Не так ли?
   - Да, в результате сильной физической или душевной травмы. Лечить тогда
почти не умели. Да и сейчас только начинаем. Опыты на животных дали
хорошие результаты. Но ведь головной