аворковал Литовцев. - Мальчики
не ожидали вас здесь встретить... В сегодняшних испытаниях телеконтроль не
предусмотрен. Идите, девочка, отдыхайте.
   - Но как же?.. - растерялась Надя. - Ведь по программе...
   - "Мутатис мутандис", то есть в программу я внес соответствующие
изменения.
   Это вас устраивает?
   - Но Александр Петрович сказал...
   Валентин Игнатьевич досадливо передернул плечами:
   - Откуда вы знаете, детка, что он мне сказал? Идите отдыхайте. Старших
надо слушаться. - И, описав круг на вращающемся стуле, обратился к
"близнецам": - А вас, мальчики, попрошу проследить, чтобы никто не мешал
испытаниям, чтобы ни одного человека возле стройкомбайна не было.
   Мальчики побежали выполнять приказание, а Надя, все еще ничего не
понимая, нерешительно попятилась к двери, забилась в угол и там осталась
стоять. А вдруг Литовцев передумает? Нельзя же так сразу освободиться от
телеконтроля.
    
 С шумом распахнулась дверь, и в комнату ворвалась Пузырева.
   - Приветствую категорически, Валентин Игнатьевич! - воскликнула она,
расстегивая пальто. - Уф, жарко! Что это вы в одиночестве?
   Круто повернувшись на вращающемся кресле, Литовцев поднял руку,
приветствуя Елизавету Викторовну.
   Дверь скрывала Надю, и он решил, что Надин уже ушла.
   - Я освободил инженерно-технический персонал от участия в испытаниях.
Лишние люди только помеха. Нам сейчас нужно сконцентрировать всю свою
волю... - Литовцев сделал паузу и доверительно произнес: - Жребий брошен,
Елизавета Викторовна. Решается судьба лидарита. Предосторожность в данном
случае просто необходима. Особенно после здешних неполадок - то лопнул
патрубок, то произошло короткое замыкание...
   - Вы абсолютно правы, Валентин Игнатьевич, - отрезала Пузырева. - В
рабочее время любовные вздохи, перемигивания, а этому выходцу из
капиталистического лагеря я бы вообще не очень-то доверяла.
   - Да-а, - протянул Литовцев многозначительно, но тут же добавил: -
Невежественный парень.
   - А может, прикидывается таким. Он почему-то все время вертится возле
стройкомбайна. Вот сюда шла - опять его там видела. - Пузырева наклонилась
к Валентину Игнатьевичу и заговорила горячим шепотом, однако Надя,
стоявшая за дверью, итак достаточно слышала, чтобы разволноваться. Ведь
речь шла об Алексее.
   Надя тоже видела Алексея возле стройкомбайна, а сейчас, невольно
подслушав разговор Литовцева и Пузыревой, поняла, что нужно во что бы то
ни стало увести Алексея подальше от места испытаний.
   Не раздумывая ни минуты, Надя незаметно выскользнула в раскрытую дверь.
Обе половинки формы стройкомбайна были раздвинуты. Неподалеку от него,
вздрагивая от холода, приплясывали "близнецы". Ветер играл их длинными
космами. Больше никого на стройплощадке не оказалось. Чтобы обмануть
бдительность мальчиков, Надя решила спуститься вниз, в бетонированный
котлован, не здесь, а подальше, метрах в ста от стройкомбайна. Лесенки
там, естественно, она не нашла. Пришлось скатиться по бетонированной
стенке, как, бывало, в детстве с ледяной горки. Сейчас она перепачкала
свое любимое бело-пушистое пальто, но не подумала об атом и крадучись
стала пробираться к стройкомбайну.
   Сгущались сумерки, но впереди, у самого стройкомбайна, можно было
заметить застывшую фигуру. Конечно же это наивный Алексей! Стоит как
часовой, чтобы по каналу никто не смог проникнуть внутрь "домостроительной
машины".
   Створки-то ее сейчас открыты. Видна конструкция из трубок. Сегодня
будет разбрызгиваться и лидарит и потом масса Даркова. На стволе этого
металлического дерева укреплены фары освещения и камеры телеконтролеров,
которые сегодня так и не будут включены.
   Алексей сосредоточенно к чему-то прислушивался, зорко осматривался по
сторонам и, конечно, заметил Надю, но не бросился, как всегда, ей
навстречу.
    
 Надя сама подбежала к нему и торопливо зашептала:
   - Алешка, милый, уйдем отсюда. Здесь тебе нельзя быть, - она потащила
его за рукав.
   Но, всегда такой покорный, исполнявший любое желание Нади, он не
двинулся с места.
   - Сейчас не можно, Надьюша. - Мотнул головой в сторону, где
поблескивали стенки стальной конструкции, и на одном дыхании выдавил: - Он
может там прятаться.
   - Кто?!
   Надя только успела спросить, как загудела сирена, зажглись красные огни
на створках стройкомбайна, и створки начали сдвигаться.
   - Он там... Там чужой человек может быть, - возбужденно повторял
Алексей и вдруг, оттолкнув опешившую Надю, бросился вниз, под платформу.
   Через минуту Надя услышала торопливые звонкие удары по металлической
лесенке. Это Алексей поднимался к внутреннему люку стройкомбайна. Надя
побежала за ним, но в ярко освещенном люке увидела лишь сапоги Алексея.
Как всегда, испытания заливки формы производились при ярком свете,
необходимом для телекамер. Створки уже сдвинулись, и сейчас заработают
вращающиеся форсунки. Жидкая лидаритовая масса постепенно будет
обволакивать Алешку, твердеть, и тогда - конец. Неужели он этого не знает?
Почему-то погас свет.
   Поднявшись на несколько ступенек, Надя просунула голову в люк, стала
кричать, но Алексей не отзывался. Надо спасать его! Надя бросилась к
Литовцеву. С криком ворвалась в комнату:
   - Валентин Игнатьевич, умоляю! Сейчас нельзя начинать испытания. Может
случиться самое страшное.
   Литовцев вздрогнул, вопросительно посмотрел на Пузыреву и лишь тогда
повернулся к Наде:
   - Что может случиться, Надин? Пожар?
   - Хуже! Люди могут погибнуть!!!
   - Какие люди? - Валентин Игнатьевич уже начал раздражаться
непредвиденной помехой. - Там никого не может быть. Мои сотрудники следят
за этим. Где они?
    
 - Мы здесь, Валентин Игнатьевич, - мгновенно появились в двери его
"младшие боги" и с недоумением уставились на взъерошенную Надю.
   Она стащила с головы вязаную шапочку и вытирала ею заплаканное лицо.
   Красно-медные вихры ее вздрагивали, как языки пламени на сквозняке.
   Пузырева запахнула пальто и. широкими, решительными шагами направилась
к двери.
   - Так простудиться можно, Валентин Игнатьевич! - Она прикрыла дверь с
любезной улыбкой, адресованной Литовцеву, и, тут же смахнув ее с лица,
крепко сжала Надино плечо: - А теперь скажите, товарищ Колокольчикова,
какие там люди могут пострадать?
   Надя вдруг поняла, что говорить нельзя. Мало ли как они все истолкуют!
Ведь она своими ушами слышала разговор Литовцева и Пузыревой. А теперь вон
как вцепилась в плечо. Да если Алешка действительно окажется внутри
стройкомбайна и его там обнаружат... Надю охватил страх, и она опрометью
бросилась из комнаты.
   Валентин Игнатьевич недоуменно пожал плечами и начал с пристрастием
допрашивать "близнецов". По их словам, никто к комбайну не подходил и тем
более не мог оказаться внутри. До того как створки сомкнулись, платформа
была видна как на ладони. В котлован опуститься нельзя, так как лесенка
лежит на виду и ею никто не мог воспользоваться. Что же касается
сумасбродной девчонки, то, по словам Алика, "она совсем обалдела от любви
к своему "Тарзану", бегает за ним по пятам, надоела ему до смерти, и он,
наверное, сейчас в деревню смылся к какой-нибудь девчонке, а эта
запсиховала".
   Елизавета Викторовна, считавшая всякие там глубокие любовные
переживания обыкновенной блажью, высказалась с полной решительностью:
   - Вопрос ясен. Мало ли что девчонка придумает. У нас по плану... - Она
взяла с пульта управления разграфленный листок, близоруко прищурилась и
торжественно возгласила: - Начало испытаний через десять минут. Мальчики,
по местам!
   ...Надя достигла бетонированного котлована гораздо раньше, чем
"мальчики"
   оказались на местах. Быстро соскользнула вниз, но оступилась и, морщась
от боли, прихрамывая, заковыляла к платформе стройкомбайна. Теперь уже во
второй раз она поднялась в люк и тут же в отчаянии закричала: "Алеша!
   Алеша!" Донесся слабый отзвук. Вытянув руки, она пошла в этом
направлении.
   Снова закричала. Алешкин отклик послышался совсем явственно. Шагнула, и
руки ее уперлись в холодную ребристую стенку. Надя бешено заколотила в
звенящий металл.
   - Я здесь, Надьюша! Не беспокойся. Уходи скорее.
   Но Надя не слышала, стучала кулачками в стальную стенку, готовая ее
разбить, и кричала что было сил.
   Знала бы Надя, что Валентин Игнатьевич, опасаясь нехватки лидарита,
вернее, его растворителя, решил ограничиться разбрызгиванием массы всего
лишь на одном участке стройкомбайна, изготовить не целый дом, а только
одну комнату.
   Включением тумблера на пульте управления он поднял снизу
развертывающуюся в рулон подвижную перегородку. Алексей же сейчас
находился в другой части стройкомбайна, где мог безо всякого для себя
вреда переждать, когда форсунки закончат наслаивать лидарит на стенки
формы. Алексею было известно, что высокое напряжение между колонкой
форсунок и корпусом сейчас отсутствует, но он боялся за Надю. Надя могла
сразу юркнуть в люк, где имелось мертвое пространство, и туда не достигали
брызги форсунок.
   Но вот форсунки заработали. Сначала послышались частые вздохи
компрессора, затем рассерженное клокотание в трубах, наконец шипение и
свист - лидарит вырвался на свободу. Загудела от ударов лидаритовых струй
стальная перегородка, за которой скрывался Алексей. Сквозь частые дробные
звуки прорвался отчаянный крик Нади. Неужели она не успела добежать до
люка?! Да, она здесь, возле перегородки. Слышится сдавленный стон. Никогда
в жизни Алексей не испытывал такого леденящего страха! Совсем рядом, за
перегородкой толщиной в несколько миллиметров, погибает самый дорогой,
самый любимый человек, и Алексей бил плечом в стальную ребристую стенку,
бил и не чувствовал боли.
   Он опустился на колени и ощупью стал искать что-нибудь подходящее,
чтобы сокрушить проклятую стенку. Но напрасно Алексей ползал по холодному
металлическому полу своей темницы. Откуда там быть лому, топору или хотя
бы молотку! Стройкомбайн был подготовлен к испытаниям. В отчаянии Алексей
снова бросился на непокорную стенку. Бил каблуками, коленями, и ему
показалось, что стенка слегка прогибается.
   Надя уже ничего этого не слышала. Она начала задыхаться от едкого
запаха. На какое-то мгновение потеряла сознание и очнулась оттого, что
липкая масса начала обволакивать все ее тело. Рванулась, отлетели пуговицы
пальто. Она сумела из него вылезти. Вытащила ноги из намертво
приклеившихся туфель. А лидаритовый дождь все брызжет и брызжет. Со всех
сторон, сверху, снизу...
   Надо защитить лицо! Надя сняла вязаную шапочку и надела ее, как
защитный шлем у фехтовальщика. Волосы тут же приклеились к перегородке, в
которую бил обезумевший Алексей. Она отдирала их, рвала, вскрикивала от
боли. Наконец и платье покрылось быстротвердеющим лидаритом. Руки опустить
нельзя - они скованы прозрачной монолитной массой.
   Молнией пронизала боль, закололо в сердце. Надя вспомнила щегленка,
найденного в "мертвом саду"...
    
  
 Валентин Игнатьевич был в самом благодушном настроении. На пульте
управления царил полный порядок. Горели контрольные лампочки, стрелки
приборов, установленных Багрецовым, показывали все необходимые величины
согласно техническим условиям. Правда, на этот раз Литовцев не мог
следовать точно программе и по собственной инициативе нарушил пункт "В",
где указывалась толщина первого слоя лидарита. Вызвано это было тем
обстоятельством, что основная пластмассовая корка (лидарит ј 1) должна
быть толще, ибо на ней должна держаться масса Даркова, которая значительно
тяжелее пенистого лидарита ј 2. А отсюда следует, что время наращивания
слоя требуется увеличить вдвое.
   Все бы, казалось, должно быть хорошо. Валентин Игнатьевич кружился на
вращающемся кресле, а Елизавета Викторовна цепким взглядом обшаривала,
стрелки приборов. Но вот она что-то заметила и резко остановила вращение
кресла.
   - Смотрите, Валентин Игнатьевич, на перегородке слой гораздо тоньше.
   Особенно в центре. Неужели могло быть отслоение?
   Валентин Игнатьевич недовольно поморщился:
   - С лидаритом такого не могло случиться. Наверное, прибор дурит. Может
быть, датчик неправильно поставлен. Вы правильно сказали, что несерьезный
парень этот Багрецов. Вызовите его, пожалуйста, пусть исправляет, так
сказать, "ин ситу", в самом месте нахождения.
   - Но ведь вы Багрецова освободили на сегодня.
   - Мало ли что! Понадеялся на его добросовестность" Но что поделаешь?
"Меа кульпа", то есть моя вина. Любезная Елизавета Викторовна, прошу не в
службу, а в дружбу: кликните кого-нибудь из мальчиков. Пусть поищут
Багрецова. Куда бы ему деваться?
   Елизавета Викторовна не преминула съязвить:
   - Наверное, обнимается где-нибудь с вашей Надин.
   - Опять вы за свое, Елизавета Викторовна. Почему вы все время
связываете имя этой девицы со мной? И если хотите знать, она принадлежит к
категории девушек, определяемых латинянами как "ноли ме тангере".
   Елизавета Викторовна по-девичьи потупилась:
   - Это что-нибудь неприличное?
   - Ничего похожего. По-русски это "не тронь меня".
   - Знаем мы этих недотрог, - бросила Пузырева, застегивая пальто на все
пуговицы, и направилась к двери. - А Багрецову надо всыпать за халатность.
   Убеждена, что он давно не проверял свои приборы.
   Багрецова не трудно было найти. Он возился в своей лаборатории, если
так можно назвать небольшую комнату, где проверялась аппаратура.
   В дверь постучали. Кто бы это мог быть? В лабораторию входят без стука.
К чему подобная деликатность?
   Елизавета Викторовна была явно разочарована тем, что застала Багрецова
одного.
   Кисло улыбнувшись, она пропела:
   - Добрый вечер, Вадим Сергеевич. Вот уж не ожидала вас застать в
лаборатории. Но уж если так случилось, то и я и Валентин Игнатьевич очень
просим проверить один ваш прибор, он какую-то ерунду показывает.
   Вадим выдернул из штепселя вилку паяльника, набросил на себя куртку и,
шлепая по лужам, вбежал в домик, где находился пульт управления.
   - Извините, что побеспокоил вас, - подчеркнуто официально начал
Литовцев. - Но извольте взглянуть на показатели толщины лидаритового слоя.
На этих приборах, - он тыкал в них пальцем, - здесь, здесь, здесь все
нормально. А здесь полнейшее неприличие. Такое ощущение, что на этой
подвижной перегородке лидаритовый слой или не держится, или сползает вниз.
Но такого казуса никогда не бывало. Может быть, датчики вылезли из гнезд?
   - А это мы сейчас посмотрим, - сказал Вадим, включая камеры
телевизионного контроля одновременно с телевизорами на пульте управления.
   И Валентин Игнатьевич и Пузырева, вбежавшие вслед за Вадимом, не
протестовали, когда включились телекамеры с ультразвуком. На лидарит он не
влияет.
   Загорелись экраны телевизоров, но на них ничего не было видно. Вадим,
занятый осмотром приборов, попросил Литовцева включить свет внутри
стройкомбайна. Валентин Игнатьевич щелкнул тумблером и торжественно
провозгласил:
   - Да будет свет!
   Вращающиеся телекамеры показывали гладкую лидаритовую поверхность
потолка, стен, и наконец луч скользнул по перегородке, где приборы
показывали недостаточно толстый слой лидарита.
   Но что это? На экране появилась будто распятая на стене фигура с
поднятыми над головой руками. Вместо лица нечто бесформенное, напоминающее
половинку дыни. Несмотря на то что объектив телекамеры показал это за
полминуты, сквозь стекловидную массу Вадим рассмотрел платье с рисунком из
переплетенных треугольников, туфли на высоком каблуке и ноги, одна
поджата, как у аиста. Да и вся фигура напоминала глазурованную статуэтку.
   - Прекратите подачу лидарита! - закричал Вадим. - Выключите компрессор!
   Валентин Игнатьевич повернулся к нему в кресле:
   - Кому это вы приказываете, молодой человек?
   - Вам! - коротко кинул Вадим, ищущим взглядом пробегая ряды тумблеров,
рукояток, приборов. - Где у вас регулировка подачи лидарита? Где
выключается компрессор? Что же вы молчите? Ведь там человек погибает!..
   Литовцев и Пузырева так и впились глазами в экран, но телекамера уже
переместилась, показывая ровную, блестящую поверхность лидаритовой стены.
   - Вам померещилось, юноша, - с деланной полуулыбкой сказала Пузырева.
   Багрецов крутанул вертящийся стул так, что Валентин Игнатьевич оказался
спиной к пульту, и, щелкая тумблерами, стал подряд выключать все
действующие агрегаты стройкомбайна.
   В последний раз вздохнул компрессор, замерли свистящие струи лидарита,
погасли экраны телевизоров. Наступила полная темнота.
   Не помня себя, Вадим рванулся к двери, распахнул ее и, перескакивая
через лужи, побежал к стройкомбайну. По пути он чуть не сшиб с ног кого-то
из "близнецов", прыгнул в бетонированный котлован, и вот он уже на лесенке
под люком, откуда струился ядовитый запах лидарита.
   Вадим взбежал по звонким перекладинам лесенки, просунул голову в люк,
поперхнулся, закашлялся от удушливого запаха и, собрав все свои силы,
громко крикнул.
   В ответ послышались глухие удары, казалось, что содрогается вся
стальная коробка стройкомбайна.
   Это немного ободрило Вадима. Значит, Надя жива. Но где она, в какой
стороне?
   Хорошо, что в кармане оказался фонарик. Дрожащий луч заметался по
блестящей поверхности лидарита. Спокойнее, Вадим, спокойнее! Возьми фонарь
обеими руками, чтобы побороть невольную дрожь.
   Вот она! Вихрастая, растрепанная голова Нади, скованная лидаритом. Лицо
чем-то закрыто, руки, вскинутые вверх, как в мольбе о помощи, застыли
намертво в прозрачной массе. Видимо, Надя хотела выдернуть ногу из липкой,
вязкой массы, да так и осталась на одной ноге. Совсем как тот щегленок в
"мертвом саду".
   Летучая жидкость лидарита не давала дышать, глаза наполнялись слезами.
Вадим чувствовал, что вот-вот упадет, потеряет сознание. Но надо же
вытащить отсюда Надю! Она, наверное, жива. Ведь совсем недавно слышал, как
она стучала, билась в стенку.
   Не раздумывая ни минуты, Вадим прижал платок к носу, чтобы хоть немного
защититься от ядовитого газа, и бросился к Наде. Он сорвал с лица ее
шапочку, по твердости напоминавшую рыцарское забрало, и осветил бледное,
искаженное страхом лицо. Таким он его никогда не видел. Но что же делать
дальше?
   Когда-то он читал, как делается искусственное дыхание. Ну, прежде всего
надо освободить грудь от одежды" Но ведь Надя одета в пластмассовый
панцирь.
   Под руками нет никакого подходящего инструмента, а здесь нужны по
меньшей мере кровельные ножницы. Попробовал перочинным ножом, но
бесполезно. Вот если бы это безжизненное тело можно было повернуть лицом к
перегородке, тогда бы удалось разрезать платье на спине, где нет лидарита.
В этом случае панцирь снять легко, как раковую скорлупу.
   Не так-то просто все это оказалось. Вадиму удалось разорвать по шву
пропитанное лидаритом пальто, но повернуть окаменевшее тело не смог, так
как при повороте возникла опасность сломать руки и ноги.
   Просунув нож за Надину спину, Вадим пытался разрезать платье от самого
воротника до пояса. Действовал осторожно, чтобы не поранить. Платье
разрезано, теперь уже не трудно было откинуть с груди твердую,
залубеневшую корку. Вадим прижался ухом к груди и услышал биение сердца.
   Но как же теперь делать искусственное дыхание? Ведь пострадавшего надо
положить на спину, затем отвести круговыми движениями руки от грудной
клетки кверху, так, чтобы плечи легли рядом с головой... Это хорошо
запомнилось Вадиму. Только сделать этого нельзя. Ни положить
пострадавшего, ни отвести руки. Они крепко связаны со стальной
перегородкой.
   Память услужливо подсказала другое, тоже где-то вычитанное. Надо
вдохнуть в себя как можно больше воздуха и выдохнуть его в рот
пострадавшего. Повторяя несколько раз эту процедуру, можно восстановить
его дыхание. Но здесь воздух заполнен ядовитыми парами. В нем мало
кислорода. Вынести Надю отсюда нельзя.
   Значит, воздух надо брать извне. Вадим подбежал к люку, просунул туда
голову, глубоко вдохнул и, раздвинув помертвевшие губы Нади, с силой
выдохнул воздух ей в легкие.
   Он понимал, что это нужно де