Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
угую, но хозяин не показывался.
- Если удастся достать напрокат автомобиль, тогда все в порядке, -
произнес я, обращаясь к своему напарнику, - в противном случае
придется довольствоваться автобусом.
Баракс, по своему обыкновению, промолчал. Общее руководство,
планирование и обдумывание каждого нового шага всецело лежали на мне.
Так же, как и во множестве прошлых совместных операций, он всего лишь
помогал реализовывать мои планы. Естественно, при необходимости
анализировать события я тоже использовал его блестящие способности.
Мы обогнули церковь и оказались в каком-то переулке. Невероятно
тощий старик подпирал стену дома. Я спросил, где нам найти сеньора
Хуареса.
Старик мотнул головой, указывая направление. Я снова достал
фотографию. Старик посмотрел на фото, потом на меня, сплюнул себе под
ноги и поспешно удалился. Я остался стоять, изумленный до предела.
Баракс был тоже удивлен, но совсем не тем, что поразило меня.
- Черт побери, что это у него вылетело изо рта?
- Слюна, - пояснил я. - Это называется плюнуть.
- Никогда не слыхал ничего подобного, - покачал он головой.
Над воротами красовалась вывеска с изображением автомобильной шины
и гаечного ключа - видимо, здесь находится автомобильная мастерская. Я
припомнил, чему меня учили. Семнадцать лет назад на историческом
факультете университета я целых полгода изучал символику 20-го века.
Предмет был непростой, но, во всяком случае, полезный, в
противоположность следующим курсам, посвященным суперсовременным
методам криминалистических исследований, совершенно бесполезным при
моей профессии. Так я размышлял, пока мы не оказались на просторном
дворе, обнесенном стеной. На платформе в подъемниках стояло несколько
полуразобранных автомобилей без колес. Вокруг них вертелись двое
молодых парней в замасленной одежде. В ответ на мой вопрос мне
показали дверь.
Я вошел. Баракс предусмотрительно остался снаружи. К моему
удивлению, в конторе меня встретила молодая женщина. Комната с белыми
стенами и мебелью темного лака была залита врывающимися через окно
золотыми солнечными лучами. Здесь было по-домашнему уютно. Девушка
повернулась ко мне, и под лучами солнца вокруг ее головы засиял
золотой ореол. Длинные черные волосы опускались на плечи. На смуглом
лице сверкнула улыбка.
- Здравствуйте, сеньор, чем могу быть полезна?
Я рассказал, что у нас за дело. Девушка выслушала все с большим
вниманием, хотя в уголках ее губ то и дело проскальзывала тонкая
усмешка. Потом она сказала:
- Я дочь Хуареса. Отец сейчас вернется. А что касается машины, то
отец сдает их только местным жителям, которых хорошо знает, и поэтому
не сомневается, что машину вернут... А вы здесь чужой...
- Мы иностранцы, - заметил я, хотя по моему произношению это было и
так ясно. - Мы не прочь заплатить за прокат больше, чем вы обычно
берете...
- Будет лучше, если мы отбуксируем вашу поломанную машину. Пока
отец будет ее чинить, вы сможете воспользоваться нашей. Где вы
оставили ее?
По вполне понятным причинам такой вариант меня не устраивал. К
счастью, в это время через другую дверь в комнату вошел сам хозяин
гаража сеньор Хуарес, коренастый человек лет пятидесяти, с лицом, на
котором навсегда застыло выражение удивления окружающим миром.
- Что случилось, Эстрелла?
Девушка объяснила ситуацию. Она говорила очень быстро. Я тем
временем ломал голову, как выбраться из этой переделки. Ну что нам
стоило тихо-мирно посидеть на остановке и дождаться автобуса? И тут
появился Баракс.
- Люди в форме, - невозмутимо сообщил он мне, произнося эту фразу
на нашем языке. - Они перекрыли вход.
Я смотрел в это время на Эстреллу и видел, как она испугалась
полицейских, которых увидела в раскрытые двери. Похоже, семья Хуареса
имела основание опасаться властей. К сожалению, у меня не было времени
на размышления. В дверях уже стояли трое с оружием на изготовку, и
Баракс придвинулся ко мне.
- Буэнос диас, сеньор лейтенант, - поклонился Хуарес и дрогнувшим
голосом спросил: - Какое дело привело вас ко мне?
- Мы разыскиваем этих сеньоров, - указал на нас с Бараксом
унтер-офицер, которого Хуарес назвал лейтенантом.
Я принял телепатическое предостережение: Баракс сообщил, что у
полицейских по отношению к нам недобрые намерения. Но, по-моему,
Бараксу не стоило утруждать свои биодатчики: их неприязненные взгляды
были достаточно красноречивы. Однако Баракс все-таки счел нужным
предостеречь меня и сделал это надежным и испытанным способом, а
телепат он был неплохой.
Унтер-офицер был молод и неопрятен. Он тут же определил, что Баракс
всего лишь молчаливый исполнитель, а начальник, и, стало быть, главный
противник - я.
- Ваши документы! - процедил унтер-офицер и протянул руку.
Тем временем один из его людей встал между окном и дверью, ведущей
в жилую часть дома. Второй оставался на месте.
Мы подали наши паспорта. Унтер-офицер раскрыл их и принялся
внимательно изучать. Заметно было, что паспорта его вообще не
интересуют. Неожиданно он сунул документы в карман.
- Мне доложили, что вы показываете людям какую-то фотографию, -
сказал он, ядовито ухмыляясь. - Может, и нам позволено будет
посмотреть на нее?
Я достал фото.
- Мы разыскиваем этого человека.
Унтер растерянно уставился на фотографию. Вид у него был на
удивление дурацким. Наконец он понял это, изменил выражение лица и
взвизгнул:
- Взять их!
Полицейские, размахивая оружием, подскочили к нам, и не успел я
опомниться, как на моих запястьях защелкнулись наручники. Баракс стоял
посреди комнаты. "Все в порядке", - передал он мне телепатически. Я
спокойно встал рядом с ним.
- Так вот, оказывается, что вы за птицы! - ощерился офицер. Его и
так неприятное лицо стало совсем мерзким.
- Какие птицы? - не понял я.
- Те самые, что напали на полицейских в деревне!
"Быстро сюда добралось известие о случившемся", - подумал я. Баракс
оглядывался по сторонам. Справиться с этой четверкой для него было
пустячным делом, так же, как и прошлой ночью, но с меня конфликтов
было более чем достаточно.
- Тот полицейский ни за что ни про что ударил меня, - пояснил я.
Считая, что это объяснение удовлетворит офицерика, я очень
ошибался. В его поросячьих глазках горела ненависть.
- Ты поднял руку на представителя закона!
- Совсем напротив, это он поднял на меня руку.
Полицейский только отмахнулся и взял со стола фотографию.
- Вам известно, кто это такой?
- Известно, - чистосердечно признался я.
- Почему вы о нем расспрашиваете?
- Это наше дело.
Он долго смотрел на меня исподлобья, взгляд его не обещал ничего
хорошего, потом, пошептавшись с одним из своих людей, офицерик со
злобной ухмылкой махнул охранникам:
- В камеру! Специальное подразделение выжмет из них все, что
понадобится!
Баракс смотрел на меня. "Ну?" - спрашивал он безмолвно. Он думал о
побеге. Я покачал головой и, сопровождаемые стражей, мы двинулись к
выходу.
Камера оказалась большой комнатой с решеткой от пола до потолка
вместо одной стены. Здесь были и мужчины и женщины, пожилые люди и
молодежь. Неизменно флегматичный Баракс присоединился к толпе узников.
Он держал себя так, словно ничего в мире его не интересует, но
только одному мне было известно, что он украдкой наблюдает за
окружающими, пользуясь своим специальным снаряжением.
Меня же, напротив, не слишком заинтересовали товарищи по несчастью,
наручники с нас сняли, я оперся спиной о решетку и погрузился в
раздумья, машинально растирая запястья. Похоже на то, что наша миссия
началась не самым удачным образом. Не прошло и часа с момента
появления в 20-м веке, а мы уже успели вступить в конфликт с
политическими властями этой географической области. Неподалеку от меня
вполголоса переругивались две пестро одетые женщины. Какой-то молодой
человек с бородкой оттеснил их в сторону, стал рядом со мной и
негромко поинтересовался:
- Как здесь оказался, дружище?
Вопрос меня насторожил, однако взгляд молодого человека был ясным и
открытым.
- Чувствую исходящую от него доброжелательность, - сказал Баракс на
нашем языке: наверное, ему хотелось меня успокоить.
- Мы собирались взять напрокат машину у сеньора Хуареса, И вдруг
пришли полицейские. Никак не возьму в толк, чего они от нас
добиваются.
- Надеюсь, не Хуарес вас засыпал, - нахмурился бородач.
- Не думаю. Вы знаете Хуаресов? - спросил я, обращаясь к нему, как
к старому приятелю, хотя понятно, что видел его впервые и был более
чем вдвое старше его.
- Его дочь Эстрелла - моя невеста, - сказал незнакомец, и лицо его
потемнело.
- А как ты здесь очутился? - полюбопытствовал я. Бородач огляделся.
Окружающим было не до нас. Тем не менее он придвинулся ко мне, чтобы
слышал только я.
- Меня заподозрили в принадлежности к Фронту...
- К чему?
Он изумленно поднял брови.
- Не знаешь, что такое Фронт?
- Мы не здешние. Приехали из-за границы, - пояснил я. В его взгляде
появилось беспокойство, и я добавил: - Можешь не говорить, если не
хочешь.
Он помолчал. Падающий от окна солнечный луч медленно полз по стене
над головами.
Конечно же, мне было знакомо это понятие - Фронт. Однако пока мне
приходилось играть роль иностранца, который ни в чем не разбирался. Я
надеялся, что рано или поздно это принесет свои плоды. Наконец молодой
человек решился.
- Ну, хорошо, - сказал он. - Меня зовут Лоренцо, живу я в Лории.
Эстреллу знаю с детства, во Фронте состою более года. Я шофер, вожу на
грузовичке разную всячину в Боливар... Вчера вечером здешние члены
Фронта собрались на нелегальную сходку, я тоже там был. Но нас кто-то
выдал, и полиция всех арестовала.
- Твои друзья тоже здесь? - кивнул я на гудящую толпу.
- Нет. Двоих утром отвезли в Боливар в главное полицейское
управление.
В его голосе послышались нотки страха.
- А с тобой что будет?
- Тоже отправят - следующим транспортом. Вместе с вами.
- Зачем?
- А ты думал, что допрашивать вас будут здесь? Как бы не так!
Политических и иностранцев всегда везут в Боливар. Забрать отсюда они
могут только троих за раз, потому что в фургон больше не помещается. А
в здешнем комиссариате людей не слишком много. Вот фургон вернется, и
нас с вами заберут.
Пока мы разговаривали, Баракс стоял поодаль, даже не подавая виду,
что прислушивается, но, разумеется, все слышал. Благодаря необычайно
чувствительным сенсорным органам, он безошибочно ориентировался в
настроении окружающих и всегда мог сказать, надо ли опасаться,
замышляется ли что-то против нас. Сейчас Баракс был спокоен, значит,
разговаривать с бородачом можно было без помех, в открытую.
- Вам, иностранцам, и невдомек, под каким безжалостным гнетом мы
здесь живем. Страна превратилась в одну большую тюрьму.
"Фразы, не более", - наверное, эта мысль явственно обозначилась на
моем лице, потому что даже Лоренцо заметил это.
- Я знаю, сказать можно многое, но подумай сам: будь это нормальная
демократическая страна, разве полиция обходилась бы с нами так, как
обходится?
Он задел чувствительную струнку, напомнив мне ночной инцидент. В то
же время я обратил внимание, что молодой человек изъясняется довольно
интеллигентным языком... А ведь он сказал, что работает шофером!
- Лоренцо, ты в самом деле шофер?
Он сообразил, что послужило поводом для моего вопроса, и чуть
заметно усмехнулся.
- В свое время родичи наскребли немного денег, и мне удалось
пробиться в университет. Два года я изучал право, потом организовал
политическую демонстрацию в защиту невинно осужденных. Меня вышвырнули
на улицу. Я возвратился в Лорию и нанялся шофером к Хуаресу. Полиция
не спускала с меня глаз. Возможно, именно я стал невольной причиной
провала вчерашнего собрания. Шпики наверняка шли за мной по пятам...
Пока я ломал голову, что значит слово "шпики", Лоренцо продолжал
рассказывать. Он говорил о громадных тюрьмах и лагерях принудительного
труда, об островах-тюрьмах посреди океана, о специально созданных
исключительно для борьбы с демонстрантами подразделениях полиции.
Рассказывал о сети осведомителей, незаметно проникающей во все
общество. О продажности властей. О безраздельной власти и нерушимом
владычестве местных феодалов-латифундистов.
Я не особенно удивлялся. В университете я достаточно долго
занимался древностью, в частности этим периодом. Кроме того, мне было
известно и будущее. Хоть я и не имел права утешить Лоренцо, но хорошо
помнил, что судьба его народа в самое ближайшее время круто изменится
к лучшему. Я знал это вполне твердо...
Баракс стоял у решетки. Только он способен был сохранять такое
спокойствие. Даже мигать он забывал. И я спрашивал себя, сможет ли кто
из окружающих сообразить, что мы явились из другого мира? Скорее
всего, нет. Если говорить о телепатии и сверхчувственном восприятии,
то люди двадцатого века с этой точки зрения неслыханно примитивны.
Поэтому, наверное, и не замечают, что мы... Короче говоря, не видят в
нас ничего особенного. Мы оба являем собой элемент, куда более чуждый
здесь, чем пришельцы из космоса, хотя, в отличие от пришельцев, мы
знаем этих людей, их души, строение их тела, обычаи и даже их будущее.
Знание будущего - мощнейшее оружие. Даже если бы мы не превосходили их
в физическом отношении, все равно, как ни крути, мы сильнее. Сознание
этого давало мне ощущение безопасности.
- Еще немного - и все это кончится, - продолжал Лоренцо с плохо
скрываемым возбуждением. - Фронт уже готовится, народ тоже. Нет семьи,
в которой кто-нибудь не сидит или не сидел в тюрьме. В горах все
больше становится партизанских отрядов, они неплохо вооружены. На
прошлой неделе было совершено нападение на воинскую колонну неподалеку
от Боливара. Ситуацию не изменит даже то, что военные время от времени
делают вид, будто уступают требованиям народа и ставят во главе страны
правительство из штатских. Например, как сейчас. Новый диктатор такой
же сукин сын, как и прежний.
Полицейские привезли новую партию арестованных. Они заперли камеру.
Женщина средних лет с накрашенным лицом, рыдая, бросилась на решетку и
принялась с силой ее трясти.
Баракс наконец пошевелился.
- Мы будем бежать или нет?
- Время есть, - успокоил его я, - если бородач говорит правду, нас
отвезут в столицу, все равно нам туда надо добираться, не так ли? Во
всяком случае, не придется искать транспорт. Подождем, пусть хоть в
этом нам поможет полиция.
Баракс промолчал. Мой план был безукоризненным.
Вскоре после полудня у входа в камеру началась какая-то возня. Двое
полицейских принесли большую алюминиевую емкость и стали разливать из
нее бурую жидкость в грязные жестяные миски. Арестованные по одному
подходили к решетке, и через небольшое окошко им подавали миску с
варевом и прямоугольный кусок какой-то серой массы. Мы с Бараксом тоже
получили по порции.
- Что это такое? - спросил я, заглядывая в миску.
- Суп и хлеб, - Лоренцо с аппетитом приступил к еде, жадно
откусывая от ломтя липкого теста, которое он называл хлебом. Баракс
вертел миску в руках и все приглядывался к этому "хлебу" - видно,
анализировал. Я попробовал "суп" - вкус был ужасен! "Хлеб", напротив,
оказался достаточно съедобен, и я съел его. Потом без колебаний
отобрал хлеб у Баракса и тоже съел. Тем временем Лоренцо управился со
своим супом и теперь беспокойно озирался. Видно было, что он еще
голоден.
- Съешь суп моего приятеля, - предложил я ему.
- А он что - сыт? - удивился Лоренцо.
- Худею, - ответил Баракс.
Кто бы мог подумать! Вот это чувство юмора!
Лоренцо слегка удивился, но суп взял и управился с ним столь же
быстро. Настроение у него заметно улучшилось.
Время текло очень медленно. Со времени нашего ареста минуло уже
много часов, и пока что ничего не происходило. Я уже начал было
опасаться, что про нас забыли, как вдруг дверь с треском распахнулась,
и на пороге возникло несколько полицейских. Старший был уже не унтер с
поросячьими глазками, а совершенно незнакомый мне длиннолицый усатый
офицер. Он ткнул пальцем сквозь решетку:
- Ты... ты и ты!
Третьим на самом деле был Лоренцо.
- Выходите!
Решетчатая калитка камеры со скрежетом отворилась, Баракс,
пользуясь тем, что нашего языка никто не понимал, проворчал:
- Рой, ты только скажи, я с ними живо управлюсь.
- Молчать! Разговорчики! - заорал офицер, размахивая руками. Он
остановился перед Бараксом и грозно уставился на него.
Скорее всего это был газ. Похоже, Баракс брызнул немного в лицо
офицеру. Газ бесцветный, ничем не пахнет, усач даже не заметил, как
вдохнул его. Через десять секунд глаза его стали слипаться и он
прислонился к стенке.
И арестованные, и полицейские растерянно уставились на храпящего
офицера. Прежде чем его успели поддержать, он съехал вниз по стене на
пол. Полицейские словно очнулись от столбняка, подбежали, подняли и
стали брызгать ему в лицо водой, пытаясь привести его в чувство. В
конце концов им удалось заставить его стоять, конечно, с поддержкой.
Глаза он так и не открыл. Его уволокли и через окно было видно, как
расстегивают на нем мундир и обмахивают платочком лицо.
Появился другой офицер. Полицейский пихнул меня прикладом ружья.
- Пошел вперед!
Мы прошли узким коридором - шаги полицейских отдавались эхом.
Сквозь распахнутую дверь был виден стоящий во дворе автомобиль-фургон.
Наверное, это в нем собирались отвезти нас в столицу. На руки нам
снова надели наручники. Наступило какое-то замешательство - что-то
выясняли. Пользуясь заминкой, Баракс толкнул меня в бок:
- Рой, ну-ка погляди вон в ту сторону!
Я посмотрел, и дыхание у меня перехватило. С большой прямоугольной
фотографии, обрамленной разноцветными бумажными гирляндами, смотрел на
меня...
- Лоренцо, - дрогнувшим голосом воззвал я и поблагодарил небеса за
то, что полицейские глядели не на нас. - Лоренцо, скажи мне, кто этот
человек?
Лоренцо мельком покосился на стену и отвернулся.
- Гальего Рамирес, черт бы его побрал. Наш новый диктатор.
Я несколько раз глубоко вдохнул, чтобы прийти в себя. Со стены на
нас взирал не кто иной, как сам Дипп Килиос.
Шеф выразился достаточно ясно: от успеха экспедиции зависело
многое. Но только теперь до меня дошло, что Галапол, оказывается,
обеспечил мне доступ не ко всему потоку информации. Неужели к моменту
нашей отправки там еще не знали, что беглец, виновный в создании
хроноклазма, под именем Гальего Рамиреса стал диктатором в этой
стране? Ведь специалисты-историки, работающие на Галактическую
Полицию, в своих отчетах и рефератах по делу Килиоса наверняка
отмечали, что, как свидетельствуют уцелевшие фотографии и кинокадры,
бежавший из будущего преступник в стране, именуемой Боливария, угодил
в президентское кресло... Я не думаю, что от меня пытались скрыть
столь важную информацию. Должно быть, произошло что-то иное, возможно,
специалисты слишком торопились, когда просматривали сохранившиеся
материалы, им и в голову не могло прийти сравнить фотографии Килиоса с
портретами знаменитых в то время высоких государственных чиновников.
Или - что тоже не исключалось - до 31-го века не дошло ни одно
фотографическое изображение дикта