сь несколько  глухих
ударов и зазвенело разбитое стекло. Все-таки кто-то из водителей успел
затормозить. Я еще раз полоснул по машинам - для верности. Бегущему же
за ними Бараксу излучение не должно было повредить.
   С момента, когда я выскочил из полицейской машины, прошло не  более
30 секунд. Наступила мертвая тишина.
   - Сюда, Рой, - позвал Баракс.
   Я нырнул в темноту.
   Когда глаза привыкли,  я  разглядел  машины.  Одна  встала  поперек
туннеля, у другой был смят капот, у третьей разбиты фары.  Полицейские
в форме и в штатском поникли на сиденьях. У одного лицо было в  крови,
наверное, ударился о ветровое стекло. Все были живы, но должны  прийти
в себя только  через  15  минут.  Две  дюжины  мертвых  автомобилей  в
полутьме туннеля производили странное впечатление.
   - Вот он, - сказал Баракс, открывая одну из машин и, словно  мешок,
вытаскивая из просторного седана бесчувственное тело. Через  мгновение
он уже поворачивал голову спящего так, чтобы  на  нее  падал  свет  со
стороны выхода из туннеля.
   - Дипп Килиос.
   - То есть президент сеньор Рамирес.
   - Точно! Идем!
   Баракс, как ребенка, подхватил на руки президента и  без  малейшего
напряжения  понес  его  к  выходу  из  туннеля.  В  зарослях  нас  уже
дожидались Лоренцо и Эстрелла. Они ошарашенно переводили взгляд с  нас
на тело человека в черном смокинге.
   - Рамирес! - хрипло воскликнула девушка.
   - Убит? - спросил Лоренцо.
   - Ну, что вы, всего лишь без сознания, -  поспешно  произнес  я.  -
Эстрелла, садитесь в  машину  и  сообщите  обо  всем  сеньору  Лопесу.
Лоренцо, хочешь мне помочь?
   - Во всем! - ответил он, и глаза его  загорелись  энтузиазмом.  Нам
все равно  нужен  был  кто-то  сторожить  Рамиреса-Килиоса,  а  лучшей
кандидатуры для этого нельзя было и сыскать.
   - Отвези его в горы, Баракс покажет дорогу.
   - Шум  двигателей  на  высоте  22  метра,  азимут  11  градусов,  -
неожиданно сообщил Баракс, запихивая тело Рамиреса в  багажник  нашего
автомобиля. Лоренцо принялся помогать ему.
   - Это вертолет, - буркнул он. Эстрелла  сбросила  со  своей  машины
маскировочные  ветви  и  села  в  кабину.  Баракс  с   обычным   своим
нечеловеческим спокойствием торчал среди зарослей. Он стал неторопливо
поднимать руку.
   - Лоренцо, в машину! - скомандовал я.
   Вертолет шел над автострадой по направлению к городу. Видно,  искал
конвой. Стоит пилоту обнаружить патрульную машину, забаррикадировавшую
вход в туннель, и разлегшихся на обочине полицейских, и он тут же даст
знать об этом на базу.
   Думаю, он ничего не  заметил.  Как  только  машина  показалась  над
деревьями,  из  руки  Баракса  раз  и  другой  вырвался  ослепительный
фиолетовый луч. Все импульсы угодили точно туда,  куда  направляло  их
совершеннейшее электронное устройство. В воздухе разлетелись в  разные
стороны лопасти маленького винта на конце хвоста вертолета (этот ротор
уравновешивает реактивный момент и препятствует фюзеляжу  вращаться  в
сторону, противоположную вращению несущего  винта).  Вертолет  с  воем
закружился вокруг собственной оси, и пилоту пришлось  повести  его  на
вынужденную посадку к ближайшему плоскогорью.
   - Порядок! Поехали!
   Первым тронулся наш автомобиль  -  с  Бараксом,  Лоренцо  и  ценным
грузом. За ним в вишневого цвета опеле поехали мы с Эстреллой.  Я  был
за рулем. Через четверть часа мы уже  были  в  Боливаре.  Движение  на
улицах пришло в норму, кордоны уже сняли.  На  первом  же  перекрестке
наши машины разделились.
   - С Лоренцо ничего не случится? - забеспокоилась девушка.
   Мы  проезжали  центральный  парк.  Движение  на  улицах  еще  более
усилилось. Жизнь города начала приходить в нормальное состояние.
   - Ну, что вы, мой коллега присмотрит за ним, - усмехнулся я.
   - Ваш товарищ - необыкновенный человек,  -  отозвалась  Эстрелла  с
глубокой  убежденностью  в  голосе.  Я  усмехнулся.  Настроение  сразу
поднялось. Необыкновенный человек!
   - Сеньорита, я остановлю машину у ближайшего телефона.  Вы  сумеете
связаться с профессором Лопесом?
   - Конечно.
   Я подрулил к обочине и остановился возле красной телефонной  будки.
Сквозь прозрачную стенку было видно, как она, оживленно  жестикулируя,
говорит что-то в трубку.
   Вернулась она сияющая.
   - Отряды выступили!
   - Какие отряды?
   - Партизанские! В горах! Профессор поднял их по тревоге еще  ночью.
Утром  они  займут  несколько  городов  -  так,   по   крайней   мере,
запланировано. А потом двинутся на Боливар.
   - А что здесь, в городе?
   - Здешнее подполье пока сидит тихо.
   Досадно. Но что у меня, в конце  концов,  общего  с  их  движением?
Разве только то, что Лоренцо  помогает  стеречь  Рамиреса,  пытался  я
переубедить себя, сознавая, что неправ. Общего у меня с ними много,  и
мне это отлично известно, вероятно,  известно  также,  чем  закончится
катаклизм в Боливарии. Знание ближайшего будущего -  тяжелая  ноша,  и
оно неизбежно оказывает влияние на мои собственные поступки.
   - Боевые дружины в городе выжидают: в самом деле похищение Рамиреса
вызовет замешательство? Им  не  хочется  рисковать,  но  в  подходящий
момент они перейдут в наступление.
   - Пусть делают, что хотят, мне все равно, - сказал я. - Куда  едем,
сеньорита?
   - Будьте добры, в порт, сеньор Медина. Если вас не затруднит.

   Меньше чем через час такси везло меня в район  Хувентул.  По  радио
взволнованный голос сообщил, что неизвестные  совершили  покушение  на
одного из государственных деятелей. Я удивился, зачем делать из  этого
тайну. Ведь мой водитель такси сразу понял, о ком идет речь.
   - Слыхали, сеньор? Держу пари на сотню, Рамиреса прикончили. Опять,
наверное, генеральский путч.
   - Скорее всего, вы правы, сеньор, - согласился я. Волнение охватило
город. Как только радио сообщило о покушении, улицы стали неузнаваемы.
Завывая  сиренами,  сновали  полицейские  машины,  перед  учреждениями
появились армейские броневики. Под  одним  из  надземных  путепроводов
стояли два танка. Туда-сюда следовали грузовики, набитые  солдатами  в
стальных шлемах. Видно, у Негадеса были сторонники в армии.
   На окраине я вышел, прошел пешком с  полквартала  и  поймал  другое
такси: не следовало забывать об осторожности. В этой машине тоже  было
включено радио, передавали бравурный марш, а  потом,  после  минутного
молчания, я услышал знакомый голос:
   -  Граждане!  Братья!  Враги  государства  и  демократии  совершили
злодейское покушение на законного президента...  -  полковник  Негадес
был никудышным оратором, а, может, просто опыта  не  хватало.  Слишком
ясно чувствовалось, что речь свою  он  читает  по  шпаргалке.  Неумело
расставляя акценты, делая короткие перерывы, чтобы перевести  дыхание,
совсем не там, где следовало  бы.  Однако,  как  мне  кажется,  я  был
единственным человеком в Боливарии, кому было до этого дело.
   Он закончил свое обращение к народу, и диктор сообщил, что выступал
полковник Негадес, глава нового правительства, и непосредственно вслед
за  этим  последовало  объявление  комендантского  часа   и   военного
положения.
   Я попросил водителя остановиться и вышел. Оставшиеся  два  квартала
прошел пешком. Виллы по обеим сторонам улицы  словно  вымерли.  Ворота
Флоры были на запоре, чему я обрадовался: наверное,  Баракс  догадался
принять  меры  предосторожности,   укрылся   где-нибудь   в   саду   и
задействовал свои  датчики.  Если  так,  то  он  в  курсе  всего,  что
происходит в радиусе километра от виллы.
   Камердинер впустил меня, и  я  прежде  всего  отправился  навестить
Флору. Она как раз заканчивала утренний туалет. На столике  в  угловом
кабинете стояли остатки скромного диетического завтрака.  Мои  надежды
оправдались - Флора забыла наш разговор на рассвете.
   - Ты ничего не слышал? Знаешь, что случилось?  Президента  Рамиреса
убили! И недели в президентах не был!
   - Насколько мне знакома история этого континента, у вас подобное не
в диковинку! - отозвался я осторожно.
   Флора приникла ко мне, и во мне возникло чувство жалости. Хотя я  и
не впервые в прошлом, только сейчас почувствовал, что люди всего  лишь
жалкие марионетки в руках случая. Игрушки судьбы - как здесь  говорят.
Именно это и отличает мир моего времени от двадцатого века.
   Флора боялась будущего, чувствовала  себя  беспомощной  перед  ним.
Думаю, что мое присутствие для нее много значило. В первые дни она  не
понимала еще, что нас соединяет.
   - Это любовь,  -  сказала  она  мне  невесело.  Мы  стояли,  крепко
обнявшись. Ничего  подобного  я  еще  никогда  не  переживал.  В  моем
настоящем мире - там, где я родился,  -  отношения  между  мужчиной  и
женщиной были совершенно другими. Более деловыми и холодными. Не знаю,
что на меня здесь так подействовало. Неужели Флора?  А  может,  еще  и
окружение, люди, дух эпохи? До сего дня я  не  верил,  что  существует
что-либо подобное, но сейчас, благодаря  Флоре,  я  почувствовал  вкус
этого, и  меня  охватило  какое-то  странное  чувство.  Флора,  город,
настроение - все это переплелось во мне в какую-то  неразрывную  цепь,
но прежде всего была любовь.
   Может быть, и с Килиосом произошло что-то подобное? Может  быть,  и
он нашел свою женщину? Встретил, наконец, настоящую  любовь?  Или  его
любовь  -  это  власть?  Вскружили  голову  безграничные  возможности?
Сознание того, кем способен был  стать  -  и  стал  на  самом  деле  -
вершителем  человеческих  судеб?  Сознание  того,  что,  зная  будущее
города, страны и людей,  способен  стать  их  господином,  а  затем  и
господином времени...
   Флора высвободилась из моих объятий.
   - Если это и впрямь государственный  переворот,  в  скором  времени
возвратится мой муж! - в ее глазах была тревога.
   - Давай подождем, пока ситуация не прояснится, - сказал я.
   Музыка по радио снова прервалась, и диктор объявил, что  границы  и
аэродромы закрываются до  особого  распоряжения.  Пока  что  никто  не
сможет покинуть пределы страны, но нас это уже не интересовало.

   Лоренцо я нашел в подвале садовой сторожки. На железной койке лежал
Рамирес.
   - Спит, - прошептал Лоренцо.
   - Можно говорить громко, сейчас он все равно не проснется.
   - Твой друг Баракс... Он очень силен...
   - Потому-то я и взял его с собой, - ответил я и осмотрелся. Рамирес
дышал  размеренно,  мышцы  его  были  расслаблены,   сердце   работало
нормально. Мое внимание привлек  цвет  кожи:  наверное,  он  только  и
делал, что загорал, прибыв в 20-й век, промелькнула у меня мысль.
   Я посмотрел на часы.
   - Скоро полдень. До завтрашнего утра Рамирес наверняка не  очнется.
Так что здесь пока делать нечего.
   - А что делать, когда он придет в себя?
   - Посмотрим. Не торопи события, Лоренцо. Ты обещал нам помогать.
   - Я и не отказываюсь! - он посмотрел мне в глаза. В его искренности
можно было не сомневаться.
   Я сказал Лоренцо, где оставил  Эстреллу,  и  мы  стали  говорить  о
городском подполье.
   - Ты, конечно, прав, Рой. Сейчас и они могли бы подняться. Но людей
мало, оружия не хватает. Потому-то Лопес тянет с началом  восстания  в
столице. В горах у нас много людей, готовых выступить в любой  момент,
там легче восполнять потери... Они  уже  выступили,  -  он  кивнул  на
радиоприемник. - К вечеру мы о них услышим.
   Лоренцо  был  прав.  Через   несколько   часов   даже   боливарское
государственное агентство новостей не в силах было опровергнуть то,  о
чем заграничные радиостанции говорили с самого полудня.
   Вечером я взял еду для Баракса - ее, конечно же, съел Лоренцо. Даже
за ужином молодой человек вертел  ручку  радиоприемника:  политическая
ситуация в стране  до  сих  пор  не  прояснилась.  Правда,  в  столице
хозяйничал Негадес,  но  в  южных  штатах  страны  бывший  заместитель
министра обороны генерал Кастельяно организовал путч. Воспользовавшись
активизацией партизанского движения, генерал  сослался  на  внутреннюю
угрозу и сколотил временное  правительство.  В  своем  выступлении  по
радио генерал назвал столичную  группировку  Негадеса  самозванцами  и
объявил ее незаконной.
   Баракса я нашел в саду. Стемнело, тучи заволокли небо, луны не было
видно. Свет уличных фонарей не проникал в глубину сада.
   - Как дела, Баракс?
   - Ничего. Вокруг все спокойно.
   Тем не менее его голос и настроение меня насторожили.
   - Говори, старик! - приказал я.
   - Килиос наверняка тщательно изучил все, что произошло в  ближайшую
неделю или месяц, прежде чем отправиться  в  прошлое.  Мы  знаем,  что
будущее ему известно. Он знает, как  будет  складываться  политическая
ситуация в Боливарии. Так как он сам играл одну из ключевых ролей,  он
должен был бы знать, что утром 29 мая падет  жертвой  покушения...  Но
если он сознательно отдался в наши руки! Если по доброй воле сунулся в
западню? Получается, нам нужно  ждать  контрудара!  Может  быть,  даже
сегодня ночью.
   Я смотрел на хмурое небо и думал, что пока все равно ничего  нельзя
сделать. Придется дождаться, когда наш пленник очнется, а до той  поры
быть настороже. Я надеялся, что после того, как Рамирес-Килиос  придет
в себя, все выяснится.

   - Рой, ты меня любишь?
   - Люблю. - Это слово значило для меня сейчас больше, чем где-либо и
когда-либо в жизни.
   - Я боюсь за тебя.
   - Не бойся. Такая у меня работа.
   - Знаю. Но ведь ты не коммерсант. И не цветами ты занимаешься, ведь
правда?
   - Правда. Но давай пока не будем об этом говорить.
   - Мне хорошо с тобой, Рой.
   - И мне хорошо с тобой, Флора.
   "Если бы я мог взять ее с собой!" - подумал я и сразу же представил
себе, какой может разыграться скандал. Все на  свете  были  бы  против
меня - шеф, руководство, Галактическая Полиция с ее  отделом  контроля
времени и даже друзья. Тот, кто сознательно позволяет себе вмешиваться
в течение времени, не имеет права работать в отделе контроля времени.
   - Я люблю тебя, Рой!
   - И я люблю тебя, Флора!
   До самого утра так ничего и не  произошло.  Флора  спала  спокойно,
зато я проснулся ни свет ни заря. В окно было видно, как на  горизонте
появляется узкая белая ленточка. Я старался  не  шевелиться,  надеясь,
что  еще  засну.  Неясная  тревога,   заставившая   меня   проснуться,
отступила. Неподвижность была приятна. На  какое-то  время  я  утратил
чувство реальности, забыл, в каком я  веке.  Может  быть,  в  тридцать
первом?
   Но как только глаза мои  открылись,  я  тут  же  вспомнил,  где  мы
находимся. Нет, уже не  уснуть.  Флора  ровно  дышала  рядом.  Я  тихо
поднялся и пошел принять душ. Пустил ледяную воду. И  вдруг  явственно
ощутил - что-то случилось! Баракс сквозь стены увидел, что  я  уже  не
сплю, и позвал: "Сюда, Рой!"
   При моем приближении дверь сторожки открылась.
   - Здравствуй, Баракс.
   - Привет, Рой. Он просыпается.
   Так вот в чем дело. Он - это не кто иной как наш Килиос-Рамирес.
   Лоренцо спал тут же в чуланчике. Это упрощало дело. Будить  его  мы
не стали. Стараясь не шуметь, спустились в подвал, зажгли свет.  Когда
пленник проснется и поймет, что случилось, голые серые  стены,  пустые
полки  и  жалкая  железная  койка  послужат  подходящей  декорацией  и
произведут надлежащее впечатление.
   Килиос-Рамирес дышал неровно, руки его беспорядочно  подергивались.
Мы перевернули его на спину. Он  был  очень  бледен  -  а  ведь  каким
смуглым   выглядел   вчера.   Бледность   была   вызвана   замедленным
кровообращением.  Парализующее  воздействие  лучевого  оружия  служило
причиной ослабления жизненных функций, мы с Бараксом уже  сталкивались
однажды с подобным случаем.
   - Черты лица идентичны, -  сказал  Баракс  о  Килиосе.  И  вдруг  я
подумал: а чем, собственно, с физиологической точки зрения  отличается
человек, рожденный тысячу лет  спустя,  от  человека  20-го  века?  Да
ничем. Я, Рой Медина, точь-в-точь такой же, как Лоренцо. Умри я  здесь
и вскрой мое тело врачи, оно ни в малейшей степени не отличалось бы от
тел современных людей.  Ничего  не  выдало  бы  чудовищной  разницы  в
возрасте. Конечно, попади под их ланцеты Баракс...
   К счастью, Бараксу никогда не угрожала больница или  прозекторская,
за это можно было смело ручаться.
   - Ну, как там Килиос?
   Я наклонился к нему. Лицо Рамиреса в самом деле было  очень  похоже
на то, что было на наших фотографиях.  Небольшие  мешки  под  глазами,
морщинки у крыльев носа...
   Пленник пришел в себя только в 7.02. Открыл  глаза,  несколько  раз
судорожно втянул в себя воздух, облизал сухие губы. Я дал ему воды. Он
выпил целый стакан  и  только  после  этого  огляделся.  С  изумлением
поднялся на койке и сел. Баракс с каменным выражением  лица  взял  его
руку.
   Я сказал на нашем языке:
   - Дипп Килиос! Я работник Галактической Полиции. Именем  Всемирного
правительства вы арестованы.  Ваши  личные  права  недействительны  до
особого распоряжения. При первой же возможности вы  будете  доставлены
обратно в 31-й век.
   Он молчал. Мне почудился  в  его  глазах  странный  блеск.  Рамирес
удивленно оглядел нас.
   - Что происходит? - спросил он. - Вы кто такие, господа?
   Говорил он по-испански.
   - Игра окончена, Килиос, - продолжал я на нашем языке. -  Долго  мы
не могли  напасть  на  ваш  след,  но  теперь-то  уж  вам  не  удастся
вывернуться.
   Рамирес снова посмотрел на меня так, словно  я  говорил  с  ним  на
тарабарском языке.
   - Я Гальего Рамирес, законный президент Боливарии! -  снова  заявил
он на испанском языке.
   Видно было, что он заставляет себя говорить твердо. И я,  и  Баракс
чувствовали, что Килиос боится, хотя и тщательно скрывает это.
   - Вы только притворяетесь Рамиресом, Дипп Килиос, - отрезал я. - Но
игра окончена, понимаете? Так что оставьте в покое  испанский  язык  и
признайте, что партия проиграна.
   Он снова пробормотал что-то по-испански. Я уловил только  обращение
к Богу. Тут-то и появились у меня  первые  сомнения.  Я  посмотрел  на
Баракса и передал  телепатему:  "Внимание!  Не  подчиняйся!"  Дождался
подтверждения, что приказ получен и понят, и  сказал  вслух  на  нашем
языке:
   -  Я  лучше  выйду,  терпеть  не  могу  вида  крови.   Убей   этого
несчастного. По крайней мере, не придется сторожить.
   Я вышел в сад. Баракс остался с пленником.
   Уже рассвело. Золотистое солнечное сияние залило сад и деревья.  От
кустов пролегли резкие тени. В районе Хувентул царила тишина. Только в
кронах деревьев пересвистывались птицы. Утро было чудесное.
   Подождав минут пять, я возвратился в  подвал.  Баракс  подал  знак:
толку никакого. Пленник не проявил ни малейшего признака  страха.  Или
нервы у него стальные, или он не понимает вашего языка. Мы с  Бараксом
переглянулись, и я сел на краешек кровати.
   - Итак, поговорим по-испански, сеньор.
   -  Давайте  поговорим,  -  поспешно   отозвался   он   с   заметным
облегчением. - Наконец-то  мы  понимаем  друг  друга.  Может  быть,  и
договоримся.
   - Вы не поняли, о чем мы только что говорили - я и мой товарищ?
   - Нет. Не знаю даже, на каком языке вы беседовали,  сеньор.  Ничего
подобного мне слышать еще не приходилось.
   Я посмотрел на Баракса, и он понял, что я от него хочу:
   - Не лжет.
   Это был крах. То, что вчера  и  позавчера  было  лишь  подозрением,
сейчас, на рассвете 30 мая  1992  года,  стало  действительностью.  Мы
обманулись. Вернее, дали себя обмануть. Дипп Килиос перехитрил нас.
   В подвал спустился Лоренцо. Многообещающе и со сдержанным, но плохо
скрываемым гневом посмотрел на Рамиреса. Потом повернулся ко мне.
   - Все в порядке, Рой?
   - Пойдем выйдем.
   Надо было срочно что-то придумать.
   На дворе все уже было залито солнцем. Птицы  пели  на  все  голоса.
Было  тепло,  природа  дышала  покоем.  Мне  было   обидно   от   этой
несправедливости, потому что для меня покоем даже не пахло.
   - Лоренцо, - начал я. - Мы  подозревали,  что  похитили  настоящего
президента, а  оказывается,  это  его  двойник.  Тебе  не  приходилось
слышать о том, чт