личка: "ПОМЁТ ДРАКОНИЙ".

     ...  -- А  не  потому  ли  вы  только  небо  рисуете,  спрашивают  наши
телезрители, что больше  ничего не умеете? -- донесся до Саши голос из круга
света.
     -- Не потому. -- тихо ответил бард.

49.
     Вести с фронтов
     Первым же залпом Большой
     Берты полипропиленовая,
     повышенной ударной вязкости,
     морозостойкая бронеплита,
     установленная Борисом
     Вениаминовичем поверх
     листового железа с целью
     амортизации, была
     разнесена вдребезги.

50.
     Евстифеев   не  врал.  Точнее  не  совсем.  Никакого  крупномасштабного
производства он, конечно, развернуть не мог. Все, что он  сумел, это найти и
заинтересовать небольшой  полиграфический кооператив  "детпечать".  Основная
продукция их  была  книжки-раскраски и картонные  макеты  самолетов  "сделай
сам".
     --  Это очень  хорошее  начало,  -- кричал  он в трубку, объясняя  Саше
подробности, --  конечно не красное дерево, но  лиха беда.  Вам надо сделать
бумажные макеты.
     -- Что ж, хоть шерсти клок, -- ответил тот.
     -- Что вы  сказали? -- переспросил предкооператива "телефонд", -- я вас
очень плохо слышу!
     -- Я говорю, златорунной овце  в зубья  не смотрят, --  проорал Саша  в
трубку, -- нарисуем, коль партия приказывает.
     --  Очень хорошо, очень  хорошо, --  продолжал  Евстифеев, --  они  уже
предоставили художника-оформителя обложки, зовут Феликс, пишите адрес...
     Феликс жил и творил в мастерской, представлявшей взору вошедшего  дикое
смешение  антиквариата,  лавки художественных  принадлежностей  и  ночлежки.
Мастерская   была   перегорожена   случайным   образом  заляпаными   краской
занавесками, там  и сям  встречались короткие  лесенки, ведущие то вверх, на
дощатые помосты, то вниз,  в какие-то обнижения пола,  если здесь вообще был
пол. Справа виднелась тахта, беспорядочно забранная разноцветными лоскутами.
Там,  похоже,  кто-то  спал.Если  бы  Сашу  попросили  набросать план  этого
гнездилища живописца, результат был бы плачевным.
     Невдалеке от входа  на  станке  стояло  крупное  произведение.  На фоне
растворяющегося  в белесом небе жнивья  была изображена  невесомая, почти не
касающаяся  пыльной  грунтовой  дороги,  фигура   в  легком,  полупрозрачном
пеньюаре, удаляющаяся от зрителя  вдаль  с большим цинковым ведром  в  руке.
Фигура была излишне наклонена вперед,  что еще  больше усиливало впечатление
невесомости. Все в картине было нечетко,  зыбко, не было точных контуров, ни
одна  форма  не  была  пролеплена  ясно,  кроме  ведра.  Ведро  же  поражало
фотографической достоверностью,  видна была каждая  заклепка и  даже  легкий
рисунок молотковой краски на боках.
     --  Как впечатление неподготовленного зрителя?  --  спросил вынырнувший
откуда-то хозяин.
     Феликс  не  был похож  на художника.  Точнее,  на  тот  образ,  который
всплывает  в  сознании  при слове  "художник".  Он был  аккуратно пострижен,
гладко выбрит и одет в обычный костюм с рубашкой и галстуком.
     --  Интересно  написано, а  это  означает  что-то, или  так,  свободное
излияние? -- спросил Саша.
     --  Ха!  -- ответил Феликс, -- еще как  означает! Это полотно писано на
заказ для фойе дома культуры. Да Винчи можешь ты не быть, но пищу потреблять
обязан. Называется "Доярка, направляющаяся на утреннюю дойку".
     --   Дом  культуры  где  расположен?  --  осведомился  неподготовленный
зритель.
     -- За углом.
     -- Тогда  может и  пройдет. Если,  конечно,  доярки  туда  случайно  не
заглянут. Боюсь, что они свою  не признают.  Хотя подойник очень реалистично
подан.
     --  Я  тебе  говорила,  четче рисуй. -- раздался  голос  с  тахты.  Там
чиркнули спичкой, и поднялся сизый клуб сигаретного  дыма.  -- Зарубят,  как
пить дать!
     -- Спи, родная, -- отозвался Феликс, -- есть пределы, до которых мастер
может терять лицо. Верно, молодой человек?
     -- Глобально верно. Не понятно  только, почему  реалистичность означает
потерю лица?
     -- А зачем она? Зачем? Вы, вероятно Шишкина любите, или там Левитана?
     -- Да, и Дали, -- отозвался Саша, -- и Лактионова, кстати.
     -- Застывшие формы, старье!
     -- А импрессионисты?
     -- Кое-что, но, впрочем, тоже мертво.
     --  А вы не могли бы мне что-нибуть показать, где  нет потерь лица?  --
спросил Саша, -- писаное без ориентации на заказчика?
     -- А вот, например, -- Феликс махнул рукой в сторону небольшого холста.
     На холсте мел снег. Косо, крупными хлопъями. Сквозь метель проглядывали
силуэты домов, написаные  в  обратной перспективе, искаженные  и нереальные.
Кисть  скользила по  холсту  горизонтально,  вторя буранным трассам. Окно на
шестом этаже  самого  близкого  дома было открыто настеж. В проеме, опершись
локтями  передних конечностей на подоконник, стояло нечто. Саша приблизился,
пристально вглядываясь. На голове у существа высились кривые выросты.
     -- Рога, что ли? -- спросил он.
     -- А ты отойди подальше.
     Саша отошел. Стали видны глаза и свисавшие с подоконника копыта.
     -- Да это же корова!
     -- Верно, корова.
     Саша  стоял молча.  Написано  было  здорово. Картина завораживала,  как
завораживает кусок непогоды, вырезаный из слякотной сырости аркой проходного
двора.
     -- Знаете, Феликс, мне нравится. Без дураков. -- сказал он
     -- Ну и хорошо, пойдем проведаем наших баранов.
     В  дальнем углу, под пятирожковой  старинной люстрой,  на столе,  среди
разноцветных обрезков бумаги, были разбросаны части обложки.
     -- Так, смотри, -- сказал Феликс, укладывая  части друг к другу, -- это
тыл, это отворот с текстом, а вот и фасад. Здесь, так, косо  и нервно пойдет
название. А это сама звезда.
     -- Где ж звезда то?
     По  обложке,  как  выпрямленные  щупальца  актинии,  высовываясь  из-за
правого края, беспорядочно торчали разноцветные граненые острия.
     -- В  неуравновешенной  композиции,  --  буркнул  Феликс,  --  эпицентр
объекта задвигаем за рамку. При этом звезда  как бы вваливается в зрительное
пространство. Создается эффект движения, динамики. Видишь динамику?
     -- Динамику вижу...  -- неуверенно  сказал Саша, --  звезды не вижу. А,
впрочем, пожалуй неплохо. Привлекательно. Переливчато.
     --  Это  ведь  я ваял  по  косвенным показаниям  свидетелей.  -- сказал
Феликс, -- я натуры-то не видел.
     -- Не хотите на объект глянуть? -- спросил Саша, вынимая звезду. Феликс
покрутил головоломку в руках, повернул к свету.
     -- Хорошо сработано. -- сказал он, -- Точно. Не в моем стиле.
     -- Просто  у  нас задачи  разные. Художник  создает неповторимое. Я  же
скорее  открываю   существующее.  Как  бы  вытаскиваю  объект  из  аморфного
пространства, где он сидит скрытно, невидимо.
     --  Ну,  это  не  ново,  еще   Микеланджело  сказал,  насчет  отсечения
лишнего...
     -- Так то лишнее в сознании скульптора. Мои объекты существуют реально,
неважно, достану я их или нет.
     -- А зачем? Пусть бы сидели, где сидят ...
     -- Затем же, зачем вы корову на шестой этаж отправили.  За эстетическим
удовлетворением.
     Феликс тем  временем  нашел сечения,  нажал,  и звезда медленно  начала
расползаться на части, скользящие друг по другу, все еще не теряя цельности.
     -- Знатно сработано, -- начал он, -- Эх, развалилась!
     Детали звезды расцепились одновременно и рассыпались по столу.
     -- Ты, парень, конструктор-механик грамотный,  -- продолжил Феликс,  --
тебе надо космические корабли проектировать.
     -- Скучно, а главное не проходит по  главному критерию - бесполезности.
Не хочу участвовать в круговороте жидкости  в природе. Хочется делать  нечто
самоценное, неутилизируемое.
     -- Да ты философ, -- сказал Феликс, пытаясь  сложить звезду обратно, --
а куски-то все одинаковые, да?
     --  Да,  в этом  вся суть.  Я  стараюсь  заставить  геометрию  работать
напрямую. Чтобы наружние формы были  одновременно рабочими  поверхностями. И
вы  знаете,  что  интересно?  Чем ближе  удается приблизиться  к  правильным
фигурам, тем изящнее выглядит и лучше работает.
     -- Не хочешь ли ты сказать, -- с  неодобрением произнес Феликс,  -- что
гармония заложена в пространстве изначально? Это мы уже слыхали много раз.
     -- В общем, да. Можно  ведь взять предмет и распилить его как попало, и
заставить  другого собрать.  -- он  медленно составил детали звезды  вместе,
нашел правильное  положение и  одним  движением сложил  головоломку,  -- Это
неинтересно.  Не приближает никуда.  Типа, знаете, разрезных картинок "сложи
зайчика".
     -- По твоему, "сложи звездочку" лучше?
     --  Это же совсем другое.  Я,  наверное, плохо  объяснил. Разве  вы  не
чувствуете?
     -- Чувствую, чувствую, --  рассмеялся Феликс,  -- не  обижайся. Однакож
чегож ты с "детпечатью" связался?
     -- Однакож тогож, что пищу потреблять обязан.
     -- Поддел,  поддел...  A насчет бесполезности, тебе надо  с  Андромедом
погутарить. Он у нас певец невмешательства.
     -- Постойте,  это вы  не Комарьева имеете  в виду?  Я его  творения  на
выставке видел. Исполненное собой.
     --  Он,   он  родимый.  Он  теперь   негативную  скульптуру  осваивает.
Отпечатает себя в гипсе, и - готово произведение.

51.
     Становилось  по-настоящему страшно. Красные кирпичные стены приземистых
корпусов были все на одно лицо. Ни души вокруг. Длинная цилиндрическая торба
с надписью "Adidas" била по коленям, мешая идти. Капитолина
     Андреевна была в отчаянии.
     -- Батюшки святы, -- причитала она -- где ж это я? Батюшки святы!
     Она сделала  все, как золовка наказала.  Сразу  на Финдляндском села на
тридцать  седьмой автобус, ехала, пока не увидала  впереди надпись "Гигант",
подождала, пока автобус завернет, и слезла. Прошла пустырем  до стены, нашла
пролом. Рынком здесь и  не  пахло. Вместо пестрой  говорливой  толпы, вместо
мотков мохера и аквариумов с  диковинными рыбинами вокруг были то ли склады,
то ли гаражи, слепо глядевшие на нее запыленными мелкорешетчатыми оконцами и
коваными дверьми.
     Завернув за очередной  угол,  Капитолина  Андреевна вдруг наткнулась на
двоих,  по  виду рабочих, в одинаковых спецовках и ботинках. Один,  молодой,
втолковывал что-то второму, приземистому и седоусому. Увидев ее, он замолчал
неодобрительно.
     -- Ребятушки,  помогите! -- начала она с  надеждой,  --  рядов не найду
никак.
     -- Каких тебе рядов, мамаша? -- спросил пожилой.
     -- Шерстяных, каких-же еще, -- затараторила  она,  -- я  верблюжку везу
торговать, на автобусе ехала, дыру в заборе нашла, да видно не туда...
     --  Фамилия!  --  вдруг  оборвал  ее  молодой.   Прозрачные  глаза  его
засветились недобрым.
     -- Никифорова я... -- почти прошептала Капитолина Андреевна, опешив.
     -- Имя отчество!
     -- Капитолина Андреевна я, да я ничего, да мне только ряды, да я...
     --   Гражданка   Никифорова   Капитолина    Андреевна!    --   произнес
стеклянноглазый,  чеканя  каждое  слово,  --  вы  находитесь  на  территории
оборонного  объекта  повышенной  секретности.  Вам  надлежит немедленно,  не
оглядываясь, проследовать к выходу и забыть обо всем, что вы здесь видели.
     -- Чего ж я видела то, --  запричитала  она  -- чего ж тут увидишь  то,
амбары одни глухие.
     -- И запомните, по сторонам не оглядываться и следовать прямо к выходу.
От направления движения не отклоняться, возможны минные заграждения.
     Тут Капитолина Андреевна  опустила глаза и увидела, что в  руке молодой
держит   огромный  нож,   похожий  на  кухонный.  Напуганная  донельзя,  она
попятилась,  и вдруг под  левой  ногой  что-то  резко  щелкнуло,  ударив  по
каблуку.
     -- Бааатюшки! -- почти без  памяти бросилась  она  к  выходу,  не слыша
несущегося вслед гогота.
     -- Уел ты ее, Борька, -- квохтал Палыч в усы, -- Уел, так твою растуда!
     В проходной  вахтерша Вероника ласково  проводила  Капитолину Андреевну
словами: -- В перерыв идешь...
     Борька  для порядка подпрыгнул еще  пару раз над стелющимся по асфальту
пупырчатым  полотном, тянущимся  из пролома в  стене  контейнера с  надписью
"Dupont". Полиэтиленовые пузыри весело булькали, как елочные хлопушки.
     -- Ты, Палыч, задачу уяснил? -- Борька прыгнул на асфальт, -- У овечьих
шапок найдешь Ахмета, передашь заказ и получишь, что было договорено.

52.
     Монолог участника экстренного заседания совета обороны,
     кандидата технических наук, кавалера ордена Трудовая
     Слава второй степени, Генерального Директора объединения
     "Полимерпласт" Константина Семеновича Волопаса,
     произнесенный им по месту работы в связи с возвращением
     из министерства.

     Товарищи ученые! Коллеги!
     Всегда!
     Всегда  проблема  нехватки  сырьевых  ресурсов и  электроэнергии  остро
стояла перед страной!
     Всегда  рачительное   отношение   к  сырью   и  материалам  приковывало
неослабеваемое внимание.
     Но сегодня!
     Сегодня  бережливость  и  экономное   использование  полимерного  сырья
всемерно  заострило  свое значение  в  использовании.  Сегодня, как  никогда
ранее,  партия  и  правительство  обращают  особое,  неусыпное  внимание  на
нехватку.
     Взгляните!
     Как нерачительно,  не  по-хозяйски  используется  наша  с вами сырьевая
полимерная  база!  Сколько  отходов  терпит  страна  из-за  неэргономичности
инжекционного  и  литьевого  оборудования  благодаря ошибкам  конструкторов.
Какое  количество  полимеров и  простоев теряет отечество из-за  недоработок
суспензионных процессов, приводящих к ранней заполимеризации суспензий!
     А переработка!
     Сколько лет ведет объединение научные работы по упрочнению!
     А где результаты? Воз и ныне там.
     Где высокопрочная перевязочная лента?
     Где тонкостенные полимерные трубы? Где они?
     Не говоря уже об упрочненных упаковочных материалах.
     Страна ждет!
     Страна не хочет больше бросать ресурсы на ветер!
     Страна не может больше слушать маловразумительные доводы.
     Страна требует полной отдачи! И не послезавтра.
     И не завтра.
     А сегодня! Больше продукции из того же сырья!
     Вот лозунг нашего времени.
     Сегодня!
     Больше!
     Из того же!

     -- Ну, Митяй, радость пришла, растворяй ворота! -- хлопнул его по плечу
Ложакин,  едва  Митя  переступил  порог  кабинета,  --  реанимация  вращения
поручена тебе!
     -- Чего вдруг?
     --  Страна  полиэтилену  требует  вдвойне!  Утоньшение  пакетов  теперь
генеральная линия! Установку привести в готовность неотложно!
     Митя поплелся в цех. Тема была гиблая, процесс  так никогда и не смогли
стабилизировать.  Головку с вращающимся мандрелом он  обнаружил за бочкой  с
песком. На поржавевшем  кожухе блестели свежие следы от гаечного  ключа. Все
шесть  аналоговых термодатчиков валялись в  беспорядке вокруг. Пружины с них
изчезли.
     Митя толкнул головку каблуком. Из-под  порыжевшего от времени жестяного
кожуха повалили тараканы.

53.
     Василий Быков в раздумье наклонил лобастую голову.
     -- Не пойму я вас. Что у вас в голове?
     -- Кого - нас? -- переспросил Саша.
     --  Интеллигентов.  Чего  вам  надо.  Мужику  -  дело  понятное,  ежели
самостоятельный.  Дом нужен, баба справная, детишков.  Ежели непьющий. Ежели
пьющий, тоже понятно, - водки. Вот ты - интеллигент?
     -- Сложный  вопрос... Во всяком  случае, я бы хотел, чтобы меня считали
интеллигентом. Кстати, интеллигент тоже может за воротник заливать.
     -- Выходит, не в водке дело? А в чем тогда?
     -- Трудно сказать. Знаешь, интеллигенты сами не знают точно.
     -- Ну а у тебя какое мнение?
     -- Мне кажется, интеллигенту меньше нужно от жизни. И не того.
     -- Это как? Чего - не того?
     -- Ну, не предметов, не еды, и не погон.
     -- Так что ж, интеллигент воздухом сыт?
     -- Да нет,  все это, конечно, важно, приятно,  радует глаз и утробу, но
не определяет существования.
     -- Это что еще такое?
     -- Как тебе сказать, например, если я вдруг сделаю много денег, накуплю
движимости  и  недвижимости,  оснащусь  телевидеоаппаратурой,  и   приобрету
годовой абонемент в ресторан Астория.
     -- Что-ли плохо?
     -- Да нет, здорово. И вот сяду я посреди этого и завою.
     -- Не завоешь.
     -- Почему?
     -- Потому что с таким подходом никаких денег ты не сделаешь. И нихера в
жизни не добьешься.
     -- Пожалуй, ты прав. Зато я оставляю за собой самое главное право.
     -- Это какое?
     -- Право глядеть вслед движущейся звезде.
     --  Сашок, дурочку вертишь?  Или  на  самом деле извилинами  поехал, не
обижайся, на почве излишнего образования?
     Они  сидели  у  Быкова дома. В большой  квартире  было  тесновато из-за
дорогой мебели.  В кухне жена Быкова звенела посудой, периодически появляясь
в комнате,  чтобы  убаюкать  младенца.  Возле телевизора  сидели  мальчик  и
девочка  лет  восьми -  десяти,  завороженно  следя за перипетиями  питомцев
Полицейской Академии.
     -- У  меня самого за плечами  двойное образование: семь классов и школа
жизни.  --  продолжил Василий.  --  Я  после армии  десять лет в автоколонне
отшоферил. Механик я классный. Eще  тогда хозяйством обзаводиться начал. Все
своими  руками. Ежели не пить, ох сколько сделать можно. Я вот эти двери сам
поставил  в  двойные фрамуги, уплотнил.  На балконе огурцы, помидоры. Мебель
прикупил. Все на  зарплату. Труда не чурался. А уж теперь-то совсем красота,
авторемонтную мастерскую откупил. Мы не спекулянты какие, все честно, машины
ремонтировали.  Не  фигли мигли,  заморскими гондонами торговать. Постепенно
производство   наладили,  начали  крышки  для  консервных  банок  выпускать.
Самоуплотняющиеся. Спрос-то знаешь какой? Ого! Кто  огурцы солит, кто грибы,
крышки всем нужны.  Расширяться начали, новое  оборудование  закупили.  Дай,
думаю,  теперь  чего-нибудь  интересного   сделаем.   Игру  какую,   что-ли.
Ребятишкам радость. Штуки твои  ничего, занятные. Мудреные  только  слишком.
Нет ли у тебя чего попроще и чтоб двигалось. Знаешь, акшн по ихнему?
     -- Нету.
     -- Жалко, мозги и время тратишь, а не надо это никому.
     -- Ну, почему никому, кое-кто интересуется.
     --  Кое-кто для  серьезной серии не  годится. Нужно,  чтоб  интерес был
массовый.
     -- Ну нет, так нет.
     -- Слушай,  объясни, как ты  это  придумываешь? Что  у  тебя  в  голове
происходит?
     -- Зачем?
     -- Ну, может я б сам чего придумал.
     Саша внимательно  посмотрел  на  Василия. Не понятно было, всерьез  тот
говорит или шутит.
     -- Стенка мне нужна ровная, -- начал он -- лучше серая. Чтобы ничего не
отвлекало. Небо тоже годится. И время. Чтоб не дергало ничто. Вот,  пожалуй,
и все. На ровном фоне само все появляется.
     -- А акшн не может того, тоже появиться?
     --  Да  для акшн  вообще ничего не нужно. Их кто хочешь дюжинами рожать
может.
     -- Так легко?
     -- Так легко.
     -- А доказать сможешь? Прям сейчас?
     Саша  улыбнулся.  Уловка  была  настолько  пряма  и  бесхитростна,  что
захотелось попасться. Он вдруг почувствовал азарт.
     -- Хорошо, сказал он, -- давай вводные.

     Быков потер руки: --  Придумай чего-нибудь занятное, не выходя из  этой
комнаты.  Чтоб играть  ребяткам  было интересно,  и  чтоб... и  чтоб, --  он
наморщил лоб, потом взгляд его просветлел, -- и чтоб звучало!
     Саша оглядел комнату. Мебель, телевизор,  видеомагнитофон, в углу стоял
беговой  тренажер. Не  то.  Картины  на стене,  витиевато-вычурный золоченый
карниз с  гнутыми восьмеркой кольцами. Полупрозрачный голландский телефон на
стене... Все  не то.  Фарфор в серванте, пианино, хрустальные  вазы, обильно
заполнявшие поры жилья кооператора,  не вписывались  в рамки аксельродовской
теории решения изобретательских задач.
     Заплакал младенец. Подошла мать, погремела цепочкой разноцветных шаров.
Ребенок не унимался. Она потрясла сильнее.
     -- Мать, ты б колыбель отсюда вывезла, --  твердо сказал Быков, -- люди
у на