ко от нее: на Плутоне, на  крупных  астероидах  второго,
внешнего, пояса Солнечной системы.
   Совершенные  автоматы  зорко   следили   за   прилежащим   пространством.
Непрерывно действующая связь позволяла диспетчерам непосредственно видеть на
экранах, всю "местность" вокруг Солнца и его планет.
   Если один из локаторов замечал едва различимую  точку  космолета,  он  не
выпускал его больше из "поля зрения". Связанная с ним управляемая антенна на
Церере автоматически  поворачивалась  к  замеченному  объекту.  Канал  связи
устанавливался быстро и точно. Оставалось ждать,  пока  корабль  приблизится
настолько, что будет возможно обменяться с ним первыми словами.
   "Ленин" был замечен задолго до того, как была послана первая  радиограмма
непонятным набором точек, так удивившая его экипаж.
   Различить на таком  расстоянии  контуры  космолета  и  установить,  какой
именно  из  них  приближается,  было  невозможно.  Корабль  казался   тускло
блестевшей точкой.
   Диспетчеры не знали, с кем они имеют дело.
   Как  только  было  установлено,  что  замеченный  предмет   действительно
космолет, а не крупный метеорит, сообщение об этом было  немедленно  послано
на Землю и Марс.
   Немного спустя о приближении корабля из космоса узнали все люди,  где  бы
они ни находились в Солнечной системе.
   Прибытие космического странника всегда  было  волнующим  событием.  Какие
новые  тайны  Вселенной  удалось  ему  открыть?  Что  несет  он  людям?  Чем
обогатится наука?
   Эти вопросы одинаково интересовали всех.
   В помещении главного пульта станции собрались все двенадцать диспетчеров.
   Собрались из одного только чувства любопытства, потому что вмешиваться  в
работу  дежурных  не  дозволялось  никому.  По  традиции,  установившейся  в
незапамятные времена, те, кто первым заметил возвращающийся корабль,  должны
были сами установить связь с ним, сами распорядиться его посадкой.
   И, хотя им предстояли долгие часы, а  бывало,  что  и  дни  утомительной,
бессменной работы, на них смотрели с завистью.
   Эти часы были смыслом и целью их работы.  Ради  них  люди  посвящали  всю
жизнь профессии диспетчера. Многие из них в прошлом так и уходили из  жизни,
не встретив ни одного корабля.
   Принять космолет! Это было постоянной и заветной мечтой.
   В этот день дежурили, как всегда, двое -  Радий  и  Леда.  Они  были  еще
совсем юными, только три года назад окончившими диспетчерскую школу.  И  вот
именно в их дежурство показался космолет. Какое счастье!
   Среди персонала станции были пожилые, опытные  диспетчеры.  Один  из  них
даже принял восемь лет тому назад корабль  четвертого  века  новой  эры.  Но
Радий и Леда знали, что никто не вмешается в те  распоряжения,  которые  они
дадут командиру корабля. Они одни отвечали за все, что случится в  ближайшее
время.
   Прошло  два  часа  после  первого   сигнала,   полученного   с   Плутона.
Узконаправленная антенна  шестой  мачты  давно  уже  повернулась  в  сторону
космолета. Все было готово для связи.
   Но корабль был еще очень далеко. На экране едва  различалась  серебристая
точка.
   - Они подходят с  давно  включенными  двигателями  торможения,  -  сказал
Радий. - Значит, это не новейший корабль.
   - Мне кажется, - ответила Леда, вглядываясь в экран, - что  мы  видим  не
самый корабль, а только огонь его дюз.
   - Дюз? - удивился Радий.  -  Ты  предполагаешь,  что  это  такой  древний
корабль?
   - Мне так кажется. Посмотри сам,  точка  не  ясно  очерчена.  Она  словно
колеблется.
   - Да, это верно, -сказал  один  из  диспетчеров  после  нескольких  минут
.внимательного наблюдения. - Попробуйте включить максимальный ингалископ.
   - А не рано?
   - Нет, самое время.
   Радий выполнил совет старшего товарища.
   Точка на экране увеличилась, расплылась, превратилась в неясное пятно. Но
все сразу убедились, что Леда была права. Виден был не  корабль,  а  отблеск
пламени, испускаемого тормозными двигателями. Но, нет... это было не  пламя,
а свет...
   свет!
   - Фотонная! - крикнул Радий, не скрывая больше охватившего его восторга.
   Только подумать! Встретить не  просто  корабль,  а  один  из  тех  первых
одиннадцати, ставших уже легендарными пионерами звездоплавания!
   - Сейчас же сообщить всем! - сказала Леда.
   Три человека кинулись исполнять ее приказание.
   Сенсация! Из ряда вон  выходящая  сенсация!  Там,  где  виднелось  только
неясное пятно света, находился, приближался к Солнцу, возвращался на  родину
корабль, несущий на себе...
   - Там современники Дмитрия Волгина, - дрожащим от волнения голосом сказал
Радий.
   Через  час  не  осталось  места  никаким  сомнениям.  Возвращались  люди,
покинувшие Землю восемнадцать веков тому назад.
   Если они и не были современниками Волгина в полном значении этого  слова,
то все же они были людьми, близкими ему, родившимися примерно в одно  время.
Сто лет - это не слишком много.
   Различным путем пришедшие в девятый век  новой  эры,  человек  двадцатого
века и люди двадцать первого встретятся в новом для них мире, новом в равной
степени как для него, так и для них!..
   - Волгин не будет больше чувствовать себя одиноким среди нас,  -  сказала
Леда.
   - Да, это - счастье для него, - отозвался Радий.
   - Хорошо бы сообщить ему лично!
   - Неужели этого не сделало? Будь спокойна, он уже все знает.
   Космолет приближался. Теперь  они  могли  следить  за  ним  по  указателю
расстояния.
   Подходило время связи.
   Продолжение следует в ј 22



   ј 22 Космодиспетчеры знали, что четыре первые фотонные ракеты -  "Ленин",
"Коммунист", "Земля" и "Солнце" - имели старые  системы  радиотелеграфа,  по
азбуке Морзе.  С  семью  другими  можно  было  говорить  по  единой  системе
космических сигналов визуального телеграфа. Для связи с первыми пришлось  бы
прибегнуть к старому русскому или английскому языкам. Радий и Леда знали эти
языки в той мере, насколько это было необходимо им для  указаний  командирам
кораблей.
   Для  "Ленина"  и  трех  последующих   ракет   был   заранее   подготовлен
обстоятельный текст радиограммы,  которую  надо  было  только  автоматически
передать, внеся в нее необходимые коррективы. Для разговора со всеми другими
космолетами никаких подготовленных текстов не требовалось. Диспетчеры  знали
систему сигналов наизусть.
   Хотя Радий и Леда даже не думали, что им так повезет,  и  были  убеждены,
что показавшийся корабль  не  принадлежит  к  четырем  первым,  они  все  же
выполнили те действия,  которые  предусматривались  инструкцией,  -  достали
текст радиограммы и подготовили к работе автомат. Леда принялась за проверку
текста.
   - Где ты думаешь посадить его? - спросил  Радий.  -  На  Плутоне  или  на
Ганимеде?
   Леда подняла голову и усмехнулась.
   - Это что, - спросила она, - очередная проверка моей  компетентности  или
ты действительно не знаешь, что на Плутоне работают несколько экспедиций,  о
местонахождении которых мы не имеем сведений? Хорошо, я не сержусь на  тебя,
- прибавила она, видя смущение на лице Радия.  -  На  Ганимеде  много  новых
построек.
   Значит, и там нельзя. Ведь корабль фотонный.
   - Значит, на Европу ? (Европа - второй спутник Юпитера. Диаметр  ее  -  3
220 километров).
   - Конечно, я уже заменила в тексте  слово  "Плутон"  на  слово  "Европа".
Полагаю, что командир корабля знает это название. Оно очень древнее. Как  ты
думаешь?
   - Это что, - лукаво спросил Радий, - проверка моей компетентности или  ты
действительно не знаешь, что названия планет  и  их  спутников  не  менялись
больше двух тысячелетий?
   Все кто был в помещении главного пульта, рассмеялись.
   - Квиты! - сказала Леда. - Итак на Европу. Начинай вызов! А я  свяжусь  с
Марсом.
   Там как раз находится подходящий ракетоплан. Он их встретит.
   - А карантин?
   - Как всегда, на Ганимеде.
   Навстречу космолету полетели сигналы единого космического кода. На экране
приемника корабля они должны  были  превратиться  в  разноцветные  кружки  и
точки.
   Слова привета и главный вопрос: кто?
   На станции еще не догадывалось об истине.  Слишком  невероятным  казалось
появление одной  из  первых  ракет,  которые  всеми  считались  безвозвратно
затерявшимися в пространстве. Их ждали, но не верили в  то,  что  они  могут
вернуться. Между четырьмя первыми и семью последующими  фотонными  кораблями
была огромная разница в мощности.
   Все  двенадцать  диспетчеров  были  твердо  уверены,  что  приближающийся
корабль не "Земля" или "Солнце", а один из семи.
   Они ждали ответа, внимательно следя за  экраном,  не  зная,  что  там,  в
радиорубке космолета; посланные ими слова превратились в ничего не говорящие
одинаковые черные точки.
   Но находиться в неведении пришлось недолго.
   Когда прошло время нужное радиоволне, чтобы дойти до корабля  и  обратно,
неожиданно  заработал  аппарат  новейшей  конструкции,  предназначенный  для
приема и отправления радиограмм по самой старой из когда-либо существовавших
систем радиосвязи - по азбуке Морзе.
   Радий кинулся к аппарату с такой стремительностью, что едва не сбил с ног
кого-то, стоявшего на пути.
   Все поспешили за ним.
   На матовом стекле приемника уже чернели слова... на старом русском языке:
   "Повторите! Повторите! Повторите!" Тире и точки радиограммы автоматически
превратились в  буквы.  Но  всем  стало  ясно,  что  неизвестный  им  радист
космолета работал не телетайпом, а простым ключом.
   - Одна из четырех! - прошептал кто-то за спиной Леды.
   От волнения Радий пропустил традиционные слова привета.
   - Кто говорит? Кто говорит? Кто говорит? Отвечайте!
   Леда бросилась к аппарату "ЧН". (Чрезвычайная новость  для  всей  3емли.)
Полчаса - и всю Землю облетела сенсационная весть.
   Люди прекратили обычные  разговоры.  Домашние  экраны,  заменившие  давно
исчезнувшие газеты и журналы, очистились  в  мгновение  ока.  В  напряженном
ожидании застыли миллионы и миллионы людей. Прямая  связь  Земли  и  Цереры,
перехваченная мощной станцией Марса, сразу прекратившей все передачи, словно
застыла в ожидании.
   Кто?!.
   "Ленин", "Коммунист", "Земля" или "Солнце"?..
   Космодиспетчерам никогда еще не приходилось испытывать такого напряжения.
Ведь  сама  служба,  казавшаяся  им  созданной   в   баснословном   прошлом,
соçäàâàëàсü через несколько
веков после отлета этого корабля!
   Одна  из  первых  фотонных  ракет,   созданных   людьми!   Несовершенная,
маломощная,  выглядевшая  рядом  с   современными   космолетами   допотопным
тепловозом, именно она  победоносно  возвращается  из  космоса,  из  далеких
глубин Галактики!
   - Странно и страшно  подумать,  -  сказал  один  из  диспетчеров,  -  что
возвращается  едва  одна  трехтысячная  часть  первоначальной  ракеты.   Все
остальное они превратили в фотонное излучение!
   - Тогда еще не знали практических способов использования  аннигиляции,  -
отозвался другой.
   - Вот где был истинный героизм! - горячо сказала Леда. - На таком корабле
отважиться на полет почти к центру Галактики!
   - Внимание! - сказал Радий. - Время истекает.
   Матовое стекло было еще пусто. Но они смотрели на  него  так  напряженно,
что им казалось, что они "видят" стремительно летящую к Церере радиоволну.
   И их волнение было столь велико, что все двенадцать  человек  без  всяких
внешних проявлений чувств встретили появившиеся наконец слова.
   "Космолет "Ленин"... Космолет "Ленин"...".
   3 Последняя буква длинной  радиограммы,  переданной  с  Цереры  три  раза
подряд, легла на узкую полоску ленты отчетливой черной черточкой. (И  это  в
ХХI веке, когда запускался бы звездолет).
   Аппарат смолк.
   Экипаж космолета трижды прочел каждое  слово.  Они  могли  бы  с  тем  же
напряженным вниманием прочесть долгожданную радиограмму и в  четвертый  и  в
пятый раз. Сухой технический текст  казался  им,  так  долго  оторванным  от
людей, красивым и звучным, как лирическая поэма.
   Для Виктора Озерова, находившегося на пульте управления, сообщение  Земли
передали все три раза по линии внутренней связи.
   Двенадцать человек долго  молчали.  Каждый  из  них  по-своему  переживал
волнующий момент.
   Связь установлена! Космический рейс закончен!
   Они ждали этого часа восемь лет.
   Остались позади томительные годы полета во мраке и пустоте  Вселенной,  в
холоде пространства. Ушло в прошлое  сознание  затерянности  в  безграничной
бездне и жуткие иногда мысли о том, что каждый прожитый ими день равен  там,
на Земле, семи с половиной месяцам.
   Все стало на свое место, все обрело будничную реальность.
   "Церера. Космодиспетчерская станция. 18  сентября  860  года.  По  вашему
счету - 3860 года.
   Командиру космолета "Ленин" Второву.
   Сообщаем данные посадки вашего корабля..." Так начиналась радиограмма.
   3860! Они это знали, но  каждый  из  них  вздрогнул,  когда  бесстрастным
набором тире и точек "прозвучала" эта цифра в тишине радиорубки.
   Итак, свершилось! Не оставалось места ни надежде,  ни  сомнениям.  Прожив
восемь лет по часам корабля, по биению своего сердца, они, ступив на  Землю,
сразу постареют на восемнадцать веков!
   Они знали, на что пошли. То, что случилось сейчас,  было  известно  им  в
день старта. Почему же мучительно сжалось сердце и невольный  страх  холодом
прошел по спине? Одно  дело  -  теория,  совсем  другое  -  практика!  Легко
рассуждать - трудно испытать на себе...
   Дата, сообщенная  деловым  языком  диспетчерского  приказа,  перечеркнула
прошлую жизнь, отбросила ее в  глубь  столетий,  встала  на  жизненном  пути
каждого члена экипажа космолета "Ленин"  зловещим  пограничным  столбом,  от
которого можно было идти только вперед: возврата не было.
   3860!
   - Я родилась в две тысячи десятом  году,  -  чуть  слышно  сказала  Мария
Александровна Мельникова.
   Михаил Кривоносов остался верен себе даже в этот момент.
   - Ну и стара же ты, мать моя! - сказал он.
   И, как  ни  странно,  эта  не  совсем  удачная  шутка  рассеяла  гнетущее
впечатление давно ожидаемой, но все же неожиданной  даты  радиограммы.  Люди
словно ожили.
   - Ну, вот мы и дома, - сказал Крижевский.
   - Дома? - донесся с пульта голос Виктора. Тоска и  боль  звучали  в  этом
слове. - Никогда и нигде мы не будем больше дома. Запомните это.
   Командир корабля повернулся к экрану, но он вдруг погас. Виктор не  желал
ничего слушать. Второв молча пожал плечами.
   - Конечно, дома, - с  оттенком  недоумения  сказал  Крижевский.  -  Полет
окончен.
   Инженер Джордж Вильсон улыбнулся и сказал по-английски (за восемь лет  он
так и не выучился русскому языку):
   - Остался пустяк. Пролететь всю Солнечную систему.
   Английским языком владели все члены экипажа.
   Но Крижевский все же был прав. Они могли считать  себя  уже  дома.  Между
кораблем и Землей протянулась надежная нить радиосвязи. Они не  были  больше
вдали от людей, они обменялись с ними мыслями.
   Двенадцать человек вернулись в человеческую семью.
   Пусть сообщение передано еще не с самой Земли, а только с Цереры, это  не
имело значения. Они воспринимали его как голос Земли.
   И разве могло быть иначе?
   Уже восемь... нет, тысячу восемьсот  лет  тому  назад  люди  освоились  с
Солнечной системой и всюду в ее пределах чувствовали себя почти,  что  дома.
Когда "Ленин" стартовал в свой далекий  путь,  понятие  "родина"  постепенно
переставало отождествляться с планетой  Земля,  а  принимало  более  широкий
смысл  -  Солнечная  система.  За  восемнадцать  столетий  это   почти   что
космическое представление о родине äîëæíî
áûëî                          åùå
áîëåå
îêðåïíóòü.
   - Мы дети Солнца! - любил повторять Игорь Захарович Второв.
   Виктор Алексеевич Озеров  и  Мария  Александровна  Мельникова  мучительно
тосковали о прошлом. Предстоявшее свидание с самой Землей не радовало их.
   Особенно резко это сказывалось у Виктора.
   Чем ближе подлетал космолет к  Солнцу,  тем  мрачнее  становился  старший
штурман, тем чаще раздражали его разговоры о Земле.
   Накануне установления радиосвязи он  не  выдержал  и  высказал  все,  что
накопилось на сердце.
   - Не понимаю, что радует вас, - сказал он с горечью. - Мы видели  планеты
Веги  и  61-Лебедя.  Только  одна  из  них  оказалась  населенной  разумными
существами.
   Остальные были необитаемы, безжизненны, мертвы. Мы  с  радостью  покидали
их, даже Грезу. Потому что ничего привычного и знакомого там нет. Почему  же
вы стремитесь к Земле? Она так же чужда нам, как и Греза. Всем кажется,  что
люди Земли - такие же братья для вас, какими они были прежде. Но это  совсем
не так. Они не будут понимать вас, и  между  вами  и  ими  не  будет  ничего
общего. Было бы лучше, если  вместо  Земли  впереди  снова  была  Греза.  Ее
обитатели непонятны и чужды нам, но мы и не ждем  от  них  ничего  общего  с
нами. Я хотел бы вернуться к ним! - вырвалось у Виктора. - По крайней мере я
не испытывал бы столь острого чувства отчужденности, которое на Земле только
усилится. Поймите, нас ждет не Земля, а чужая, незнакомая планета!
   Никто ни слова не возразил Виктору. Говорить  с  ним  на  эту  тему  было
бесполезно.
   Немного спустя Игорь Захарович сказал Мельниковой:
   - И вас и Озерова  не  следовало  зачислять  в  наш  экипаж.  Здесь  была
допущена ошибка, психологический просчет. Но  вы  виноваты  сами.  Зачем  вы
настаивали, зачем согласились? Вы хорошо знали...
   - В отношении меня дело обстоит не столь уж страшно, - ответила командиру
Мария Александровна. - Я примирилась с тем, что нас ожидает. Меня не  радует
возвращение на Землю, это верно, но я не делаю из этого трагедии.
   - Меня очень беспокоит Виктор, - уже  другим,  озабоченным  тоном  сказал
Второв.
   -  Обойдется,  -  тряхнула  волосами  Мельникова.  -  Это  одна  из  форм
космической травмы. У нас все в  той  или  иной  степени  отдали  дань  этой
болезни. Кроме вас, - добавила она с уважением в голосе. - Вы один оказались
невосприимчивым к влиянию Космоса. Все пройдет когда мы ступим на  Землю.  Я
уверена, что перемены не столь уж значительны. Виктор освоится. И перестанет
стремиться в новый полет.
   - Он стремится обратно?
   - Да, он говорил об этом. Он считает,  что  на  Земле  ему  нечего  будет
делать. Он хочет проситься в новую экспедицию. Куда угодно, хоть в  соседнюю
галактику или еще дальше.
   - Вот как... - задумчиво протянул Второв.
   - У Виктора, - продолжала  Мельникова,  -  возникают  странные  идеи.  Вы
знаете, о чем он чаще всего думает? О встрече с  нашими  современниками.  Он
несколько раз говорил мне, что только надежда на эту встречу дает ему силы.
   - Откуда же могут взяться на Земле наши современники?
   - Экипаж "Коммуниста", например,  или  другого  какого-нибудь  космолета,
покинувшего Землю после нас. Ведь мы первые, но не последние.
   - Разве он забыл... - начал Игорь Захарович, но вдруг  замолчал,  пытливо
всматриваясь в лицо своей собеседницы. Потом спросил нерешительно:  -  А  вы
сами... тоже надеетесь на такую встречу?
   - Это было бы очень приятно, разумеется, но я не жду ничего подобного.
   - Почему?
   - Потому что следующий космолет может вернуться очень и очень нескоро.
   - Вы правы, - сказал Второв. - С экипажем "Коммуниста" мы никак не  можем
встретиться. Неужели Виктор забыл, что он получил совсем другое задание? Они
должны были уйти не в восьмилетний полет, как  мы,  а  в  одиннадцатилетний.
Сами судите, каковы наши шансы увидеться с ними. Никого из нас  не  будет  в
живых, когда космолет вернется. Ведь остальную  жизнь  мы  все  проведем  на
Земле, в обычных условиях времени.
   -  Очевидно,  он  этого  не  учел.  Бедный  Виктор!  -  прошептала  Мария
Александровна.
   Восемь лет пребывания в замкнутом мирке  космолета  св