антастическую гипотезу, а  в  плане
реальной возможности, не осуществленной до сих пор  только  из-за  "косности
научной  мысли"  (это  были  подлинные  слова  лектора),  ученый   рассказал
слушателям о детально разработанном проекте...
   изменить земную орбиту, расстояние планеты от Солнца и  угол  наклона  ее
оси.
   - Тогда, - сказал лектор, - сами собой отпадут многие затруднения станций
погоды, уменьшатся затраты их энергии. Климат планеты в целом  будет  таким,
какого мы сейчас достигаем искусственно. Удивительно, как долго советы науки
и техники не могут решить столь простого и ясного .вопроса.
   "Простой и ясный вопрос" - эти слова долго звучали в ушах Волгина.
   Человек покорил Землю. Люди уже давно были хозяевами  Солнечной  системы,
почему же они не могли переставить "обстановку" в этом  своем  большом  доме
так, как хотели, как было для них удобно?
   Просто и ясно! Волгин улыбался, думая об этом, но  в  его  мыслях  царила
путаница.
   Земля - это не стол, который можно переставить, куда угодно. И не здание,
которое также можно передвинуть, используя Землю как точку  опоры.  Но  сама
Земля?
   На что опереться, чтобы  передвинуть  планету?  Где  взять  точку  опоры?
Реактивные силы? Страшно подумать, сколько энергии  потребуется  для  такого
"простого" дела!..
   "Если переделка строения Солнечной системы для них - задача  сегодняшнего
дня, - думал Волгин, - то о чем же мечтают эти люди? Что  является  для  них
фантастикой?" Частичный ответ на этот вопрос он получил от Мунция,  которому
рассказал о прослушанной лекции.
   - Я знаю об этом выступлении, - сказал Мунций.  -  И  считаю,  что  Иосиф
(этого  ученого  зовут  Иосифом)  совершенно  прав.  Верховный  Совет  науки
несколько раз обсуждал этот вопрос. Он  осуществим,  но  большинство  членов
совета считает, что энергия нужнее  сейчас  для  других  целей.  Но  проект,
безусловно, будет осуществлен сравнительно скоро. Он обещает большие выгоды.
Вы спрашиваете,  о  чем  мечтают  фантасты?  Я  редко  читаю  фантастическую
литературу. В последнее время  часто  появляются  произведения,  посвященные
переводу  всей  Солнечной  системы  на  другое  место,  выше  пылевого  слоя
Галактики. Некоторые предлагают перенести Солнце с семьей его планет ближе к
центральной области Галактики. Фантастика всегда  является  заданием  науке.
Надо полагать, что эти вопросы назревают, раз о них думают.
   - Какой это Иосиф?  -  спросил  Волгин.  -  Не  тот,  который  был  вашим
противником в дискуссии обо мне?
   - Нет, другой. Ваш защитник, - улыбнулся  Мунций,  -  химик.  Кстати,  он
часто спрашивает меня о вас. И, конечно, хочет встретиться с вами.
   Продолжение следует в ј 19.
   ј 19 День был безоблачным и ясным. Небо  словно  приглашало  подняться  в
него.
   Войдя в столовую,  Волгин  застал  там  Ио  и  Люция,  которые  прилетели
проводить его.
   Мэри и Владилен уже переоделись в путь. На них были  одинаковые  костюмы,
состоявшие из длинных брюк с манжетами на  лодыжках  и  рубашек  с  длинными
рукавами.
   - В Ленинграде холодно, - пояснила Мэри. - Тебе тоже надо переодеться.
   - А где я возьму костюм? - спросил Волгин.
   - Я привез его, - ответил Люций.
   После завтрака Ио взял Волгина под руку и увел его  в  спальню.  За  ними
последовал Люций.
   - Разденься, - сказал Ио. - Я хочу осмотреть тебя.
   В течение прошедших месяцев Люций несколько раз проделывал эту процедуру,
и Волгин хорошо знал, в чем она заключалась.
   Врачебный осмотр в тридцать девятом веке не имел ничего общего с тем, что
происходило в двадцатом. Раздевшись, Волгин встал  перед  Ио,  на  некотором
расстоянии от него. Иногда врач просил повернуться спиной.
   Ио не приближался к Волгину, а стоял на одном месте, внимательно следя за
стрелками небольшого прибора, который держал в руке.  Он  часто  поворачивал
крохотные рычажки и нажимал на малюсенькие кнопки.
   Что он видел и как понимал виденное, Волгин не знал, но догадывался,  что
невидимые лучи прибора "выслушивают" и "ощупывают" поочередно все органы его
тела.
   - Ты очень окреп за последнее время, - заметил Люций. - И шрам  на  груди
почти уже не виден.
   - Что ж! - сказал Ио, пряча прибор в карман. - Я не нахожу у  Дмитрия  ни
одного дефекта. Он абсолютно здоров. Он может надеть пояс.
   Волгин вопросительно посмотрел на Люция.  Последние  слова  Ио  были  ему
непонятны.
   Волгин замечал, что все люди носят очень  широкие  пояса,  но  считал  их
просто принадлежностью костюма. Из близких  к  нему  людей  только  Мэри  не
носила пояса.
   Костюмы самого Волгина также имели эту обязательную, по-видимому,  деталь
одежды.
   Но вот Ио говорит, что Волгин может "надеть пояс". Как это  понять,  если
он давно надел его?
   - Пояс, который ты носишь, - сказал Люций, - просто матерчатый, тогда как
наши изготовлены из особой ткани.
   - А именно?
   - Слышал ты что-нибудь об антигравитации?
   - Что-то слышал, - ответил Волгин, - только очень давно. Примерно  тысячу
девятьсот лет тому назад, - засмеялся он.
   - Антигравитация, - сказал Люций,  -  в  принципе  то  же  самое,  что  и
актитяготение.
   Техника использует эту силу повсюду. Например, арелеты. Наука о борьбе  с
силами тяжести называется гравилогией. И  гравилогия  полезна  не  только  в
технике, но и в медицине. Ты знаешь, конечно,  что  человек  отдыхает  лучше
всего лежа. Почему?
   Потому что тяжесть тела меньше  давит  на  скелет.  Самая  тяжелая  часть
человеческого тела -  от  пояса  и  выше.  Естественно,  возникла  мысль  об
антигравитационных поясах.  Грудь,  руки,  голова  весят  меньше,  когда  на
человеке такой пояс. Это оказалось очень полезным для здоровья.  Можно  даже
сказать, что внедрение поясов удлинило жизнь человека. Теперь их  носят  все
как обязательную принадлежность костюма.
   - Я думал, что это просто мода, - заметил Волгин.
   - Эта "мода" держится уже шестьсот лет. И вряд ли когда-нибудь  исчезнет.
Разве только найдут способ изготавливать их более узкими.
   - А почему Мэри не носит пояса?
   - Носит, но только под платьем. Так поступают многие женщины.
   - Ты тоже мажешь надевать его вниз, - сказал Ио. - Если тебе  так  больше
нравится.
   - Я буду одеваться, как все, - ответил Волгин. - Но почему я до  сих  пор
носил матерчатый пояс?
   - Потому, что твой организм должен  был  окрепнуть  в  обычных  для  тебя
условиях.
   Верный  своему  решению,  Волгин  не  спрашивал  подробностей  о  технике
антигравитации. Вряд ли эти люди могли ему объяснить так,  чтобы  он  понял.
Это был очередной непонятный ему факт, и он принял его, как  все  остальное.
Так было
   - вот и все!
   В очень древние времена люди воспринимали  весь  окружающий  их  мир,  на
земле и на небе, точно так же, как делал это теперь Волгин. Они не  понимали
явлений и приноравливались к ним, как к существующему факту, не  доискиваясь
объяснений.
   Такое сравнение часто приходило в голову Волгина. Его  гордость  страдала
от этого, но надо было терпеть, сейчас он все равно не мог понять.
   - Значит, - сказал он, - я уже вполне окреп?
   - Да, вполне, - ответил Ио.
   - Давайте пояс.
   Люций указал на стул возле кровати. Там  уже  лежал  светло-серый  костюм
того же покроя, который он  видел  на  Мэри  и  Владилене.  Только  те  были
темноликими.
   - А почему у меня другой цвет?
   - Ты любишь серый, - ответил Люций.- Разве не так?
   Это было, разумеется, так. Люди тридцать девятого века все замечали.
   На рубашке Волгина блестела Золотая звезда. По приезде в  дом  Мунция  он
снял ее и спрятал  в  ящик  ночного  столика.  Автоматы,  ведавшие  чистотой
одежды, не были знакомы с такими вещами и могли испортить муаровую  ленту  и
звезду. Кроме того, Волгин  мог  забыть  снять  ее  перед  очередной  сменой
верхней одежды.
   Теперь кто-то, вероятно, Люций, счел нужным прикрепить Золотую звезду  на
ее законное место. Зачем?
   - Ты должен явиться перед людьми таким, каким  они  знают  тебя,  -сказал
Люций, заметив удивление Волгина и  поняв  его  причину.  -  Ты  легендарный
представитель Героев Советского Союза, и не надо стесняться этого.  Конечно,
ты можешь снять эту награду, если хочешь, но я не советовал бы  тебе  делать
этого.
   - Хорошо, я буду носить ее, - согласился Волгин.
   Разговор о звезде снова навел его на давно интересовавшую его мысль:  как
воспринимают  причину  присвоения  ему   звания   Героя   Советского   Союза
современные люди? Вражда и ненависть неизвестны им, война отошла  в  область
преданий. Все люди относятся друг к другу, как братья. Убить человека -  это
должно казаться им немыслимым. А ведь он, Волгин, уничтожил свыше четырехсот
человек!  Способны  ли  Люций,  Ио,  Мэри  понять   суровую   необходимость,
руководившую им?
   - Я давно хотел спросить вас, - сказал он, - не кажется ли вам чудовищной
причина моего награждения этой звездой?
   - Чудовищной? - ответил Ио. - Напрасно ты думаешь так. На Земле и  сейчас
встречаются гады. Мы уничтожаем их и  делаем  это  без  всякой  жалости.  Ты
скажешь, что это не люди. Верно. Но и люди могут быть  хуже  гадов.  Великая
Отечественная война первого века нашей эры  была  со  стороны  твоей  страны
справедливым делом. И она имела  громадное  значение  для  всей  последующей
истории человечества. Мы знаем  и  понимаем  все,  что  произошло  тогда.  И
человек, принимавший участие в этой войне, нам еще дороже.
   - В том, что  ты  именно  такой  человек,  -  прибавил  Люций,  -  лишнее
свидетельство, что нам повезло.
   - Ну, со мной вам как раз не особенно повезло, - улыбнулся Волгин. - Было
бы куда лучше, если бы на моем месте оказался какой-нибудь ученый.
   Он внезапно заметил чуть заметную улыбку, скользнувшую по губам  Ио.  Она
промелькнула и сразу исчезла, но ее значение было ясно.  "Какая  разница,  -
говорила эта улыбка,  -  ты  или  выдающийся  ученый  вашего  века?"  Волгин
почувствовал глухую обиду. "Как низко, - подумал он, - эти люди ставят  моих
бывших современников!" Тень, пробежавшая по выразительному лицу Волгина,  не
укрылась от внимательных глаз Люция, и тот  со  всегдашней  своей  чуткостью
понял ее причину.
   Не в обычае людей тридцать девятого века было  скрывать  свои  мнения,  и
Люций, не опасаясь задеть старого друга, сказал прямо:
   - Улыбку Ио ты неправильно понял, Дмитрий. Он думал о том, что ты так  же
дорог нам, как всякий другой человек, и что мы любим  тебя,  как  любили  бы
любого из людей твоего века.
   - Конечно, - прибавил Ио, - я думал именно это. Если ты понял  как-нибудь
иначе, мне очень жаль.
   - В вашей любви ко мне, - ответил Волгин, - я никогда не сомневался. И  я
понял именно так.
   Он хотел бы, но не был в состоянии  откровенно  выражать  свои  мысли.  В
действительности он глубоко убежден, что  понял  улыбку  Ио  в  ее  истинном
значении.
   То, что  его  хотели  убедить  в  противном,  доказывало  только,  что  в
исключительных случаях эти люди не избегали "спасительной" лжи.
   "Ложь, - подумал Волгин, - не является  органически  чуждой  им",  Мунций
пристально посмотрел на сына, и по выражению его лица Волгин понял, что отец
осуждает несдержанность Ио.
   А как думал он сам?..
   -Одевайся! - сказал Люций как ни в чем не бывало. - Мэри и Владилен  ждут
тебя.
   Волгин быстро оделся. Взяв в руки пояс, который,  как  сказали  ему,  был
антигравитационным, он удивился, что не  чувствует  стремления  этого  куска
материи подняться вверх. Ведь пояс должен был отталкиваться от земли,  а  не
притягиваться к ней.
   - Почему он не улетает, - спросил Волгин, - когда не надет на человека?
   - Потому, что цепь не замкнута, -ответил Люций.
   Он взял из рук Волгина пояс и застегнул  его  на  кнопки.  Пояс  рванулся
вверх, но Люций не выпускал его.  Было  ясно,  что,  предоставленный  самому
себе, кусок материи мгновенно оказался бы у потолка.
   - Никогда не застегивай его, когда снимаешь с себя, -объяснил Люций.
   Разъединив снова концы пояса, он протянул его Волгину.
   - А это не страшно?
   Люций и Ио засмеялись.
   - Ты будешь чувствовать себя необычайно легко, - сказал Ио, -  но  быстро
привыкнешь. Ты увидишь, что усталость будет наступать гораздо реже.
   Пересилив невольный страх, Волгин застегнул на себе пояс.
   Как только он это сделал, чувство  поразительной  легкости  овладело  им.
Точно с его плеч сняли солидную  тяжесть.  Пояс  ощутило  поднимал  его  над
землей, но не настолько, чтобы ноги  отделились  от  пола.  Руки  как  будто
потеряли вес.
   В этот момент он понял причину удивлявшей его легкости,  с  какой  ходили
все вокруг него. До этого он не мог понять, как могли люди такого  роста  и,
следовательно, большого  веса  так  быстро  передвигаться,  точно  земля  не
притягивала их.
   - Мне кажется, - сказал он, - что я мог бы сейчас подпрыгнуть до потолка.
   - Нет, - серьезно ответил Ио. - Пояс уменьшает вес верхней  части  твоего
тела в два раза. Некоторые люди носят пояса с коэффициентом действия один  -
три, один - четыре и даже  один  -  пять.  Но  для  начала  тебе  достаточно
двойного.
   - А как отражается ношение  пояса  на  работе  внутренних  органов  тела,
например, сердца?
   - Только положительно. Сердцу гораздо легче. Без этих поясов нашей  науке
труднее было бы добиться двухсотлетней жизни для человека.
   2 Арелет приближался к Ленинграду.
   С  волнением  всматривался  Волгин  сквозь  прозрачную  стенку  машины  в
подернутую туманной дымкой даль горизонта.
   В прежней жизни много раз случалось ему подъезжать к  родному  городу  на
поезде, подлетать к нему на самолете, и всегда он  испытывал  волнение.  Так
было и сейчас, только неизмеримо сильнее.
   Великий город всегда казался Волгину отличным от других городов на Земле.
   Город Ленина! Колыбель Октябрьской революции! Как близки и  понятны  были
Волгину эти слова!
   Понимают ли значение Ленинграда современные люди? Что говорит  их  сердцу
это гордое слово?
   Может быть, для них город на Неве ничем не отличается  от  других?  Может
быть, два тысячелетия изгладили воспоминания, такие свежие для Волгина?..
   Нет, это было не так!
   Волгин услышал, как Мэри сказала Владилену:
   - Уже давно  я  не  бывала  здесь.  Не  правда  ли,  когда  подлетаешь  к
Ленинграду, испытываешь особое чувство?
   - Да, - ответил Владилен. -  И  это  вполне  понятно.  Именно  здесь  был
заложен фундамент истории человечества.
   - Последних двух тысячелетий.
   - О! Все, что было до Великой революции,  кажется  мне  сплошным  мраком.
Здесь зажегся первый луч света.
   - И как ярко этот свет разгорелся теперь! - добавил Волгин.
   Он понял, что люди ничего не забыли. Человечество свято хранило память  о
славном прошлом, и благодарность к тем, кто  создавал  и  строил  прекрасный
мир, в котором они жили, не угасла. И Дмитрий  Волгин  и  оба  его  спутника
испытывали одни и те же чувства, различавшиеся только  неизбежным  масштабом
времени. Для них это была история, незабываемая  и  волнующая.  Для  него  -
буквально вчерашний день жизни.
   Ленинград должен был вот-вот открыться.  Арелет  находился  от  города  в
трехстах километрах. Владилен, управлявший машиной - без  помощи  каких-либо
рычагов управления, а только силой своего воображения, - все больше и больше
сбавлял скорость.
   Молодой  ученый  отлично  понимал,  какие  чувства  волнуют  Волгина.  Он
заметил, что Дмитрий почти никакого внимания не обращал на те места, где они
пролетали. Когда раньше арелет, увеличив скорость до  предела,  поднялся  на
большую высоту и  подробности  земной  поверхности  стали  плохо  различимы,
Дмитрий не возражал против этого. Его мысли стремились вперед, к  тому,  что
ждало их в конце пути. Всеми помыслами он был уже в Ленинграде  и  только  в
Ленинграде.
   Даже  при  средней  скорости  арелета  города  появлялись  на  горизонте,
оказывались  прямо  внизу  и  исчезали  из  виду  с  такой  быстротой,   что
рассмотреть их не было  возможности.  Владилен  не  хотел,  чтобы  Ленинград
оказался под ними раньше, чем Дмитрий почувствует и переживет его появление.
Он знал, что "постепенное приближение к родине" - это как раз то, что  нужно
сейчас его другу.
   И он "приказывал" арелету лететь все медленнее и медленнее.
   Волгин заметил и понял этот маневр. Он был благодарен  Владилену  за  его
чуткость и внимательную заботу, но говорить сейчас  слова  благодарности  не
был в состоянии.
   Он умер во Франции, в Париже, и в час смерти его мысли  рвались  сюда,  и
вот он оказался здесь, снова  живой  и  здоровый,  с  воскресшей  тоской  по
родному городу.
   Каким он увидит его?
   Был на земле  "вечный  город".  И  грандиозные  постройки  этого  города,
полуразрушенные неумолимым  ходом  времени,  Волгин  видел  своими  глазами.
Амфитеатр Колизея, построенного в 82-м  году  христианской  эры,  наполовину
сохранился к двадцатому веку. Но не существовало ни одного  здания,  которое
смогло бы полностью сохраниться за два тысячелетия.
   "Почему меня тянет с такой силой к тому месту, где находится Ленинград? -
с грустью думал Волгин. - Ведь его нет. Моего Ленинграда,  каким  я  знал  и
любил его, не существует. Там все другое, все новое и незнакомое. Но ведь не
могла же исчезнуть Нева! Значит, я увижу хотя бы ее".
   - Какая погода в Ленинграде? - спросила Мэри.
   - Должна была быть густая облачность, - ответил  Владилен.  -  Но  Мунций
говорил с Ленинградской станцией погоды и предупредил их о прилете  Дмитрия.
Сейчас небо над городом безоблачно, как и здесь.
   - Это чудесно!
   Волгин слышал и не слышал этот разговор, скользнувший мимо его  сознания.
Он не мог оторвать глаз от горизонта.
   И вдруг далеко-далеко в лучах солнца до боли знакомо сверкнула золотистая
точка.
   Совсем так же, как появлялась  она  две  тысячи  лет  тому  назад,  когда
самолет на большой высоте подлетал к городу,  -первым  приветом  Ленинграда,
отблеском солнечного света на золотом куполе Исаакиевского собора.
   Какое же здание послало теперь свой первый привет арелету? Что  неведомое
блеском своим заменило старого друга?..
   Волгин не спросил об этом. Он  молча  смотрел  вниз  и  постепенно  начал
узнавать местность.
   Несомненно... они близко от Пушкина... Но  где  он,  живописный  пригород
Ленинграда?
   Внизу расстилалась  панорама  гигантского  города.  Знакомые  Волгину  по
книгам-фильмам  современные  здания  непривычной  архитектуры,   построенные
словно из одного стекла, бесконечные прямые улицы исполинские  арки  мостов,
переброшенные через целые кварталы, обилие воды и зелени, серебристые  линии
спиральных городских дорог, как будто висящие в воздухе, масса арелетов всех
размеров - все указывало, что под ними не просто населенный пункт, а один из
крупнейших центров мира.
   До  Ленинграда,  по  прежним  представлениям  Волгина,  было  еще   около
пятидесяти километров. Два города таких размеров не могли находиться  рядом.
Значит, это и есть Ленинград, разросшийся исполин, втянувший в себя все, что
раньше окружало его на почтительном расстоянии.
   Ни одного высотного здания Волгин не видел, но это его  не  удивляло.  Он
знал, что уже давно люди перестали  громоздить  друг  на  друг  бесчисленные
этажи.
   Двухэтажные, редко в три этажа современные дома располагались свободно, и
каждый был окружен либо садом, либо полосами густолиственных деревьев.
   Освобожденные от гнета расстояния, имея в своем  распоряжении  быстрые  и
удобные способы сообщения, люди не  боялись  разбрасывать  дома  населенного
пункта  по  огромной  площади.  Характерная  для  больших  городов  прошлого
скученность населения совершенно исчезла.
   Да, это был Ленинград, и слова  Владилена,  с  которыми  он  обратился  к
Волгину, подтверждали это:
   - Где ты хочешь опуститься на землю?
   - Там, где был прежний Ленинград. Где-нибудь на берегу Невы.
   - Но там уже не город. Там Октябрьский парк.
   - Что ж! Значит, опустимся в парк