ть  одному,
довольствуясь только обществом Мунция.
   Это желание было  известно  всем.  И  ни  у  кого  не  явилось  искушение
удовлетворить свое любопытство раньше времени...
   Думая об этом, Волгин начинал понимать  то,  что  сперва  показалось  ему
таким странным, - всеобщую тревогу за последствия оживления,  произведенного
без его согласия. Он понял, что в этом мире личная  воля  человека  священна
для всех остальных, что уважение друг  к  другу  стало  второй  натурой.  Он
захотел  быть  один,  и  его  желание  исполнялось  просто  и   естественно.
Возможности иного поведения эти люди не могли  себе  даже  представить.  Это
была та подлинная свобода, о которой в его время можно было только мечтать.
   Волгин хорошо знал, что его появления ждут с нетерпением.  Все  население
Земли хотело увидеть его. Он сам так же стремился к этому. С каждым днем все
труднее становилось выдерживать намеченный срок подготовки. Волгин  старался
ускорить  приближение  знаменательного  дня.  Еще  месяц  или  полтора  -  и
воскресший человек двадцатого века появится среди своих новых современников.
   2 Все о чем Волгин читал в книгах - достижения науки и  техники,  условия
жизни человечества, - все имело для него характер абстракции. Он ничего  еще
не видел собственными глазами, знал обо всем только теоретически. Но все  же
современная жизнь на каждом шагу вторгалась в  его  уединение.  Дом  Мунция,
хотя и стоял в стороне от других домов, был домом тридцать девятого века,  и
жизнь в нем проходила в тех же условиях, что и в других домах на Земле.
   Эти условия были непривычны и удивительны для Волгина.
   Кроме него и Мунция, в доме не было ни одного человека. Они жили  вдвоем,
а когда Мунций улетал, иногда на несколько дней, Волгин оставался совершенно
один.
   Окруженный густым садом, где росли  деревья  самых  разнообразных  пород,
собранных, казалось, со всех концов света, дом был невелик  по  размерам.  В
кем было всего пять комнат: две спальни, кабинет, столовая и туалетная,  где
стояли гимнастические приборы и небольшой аппарат для "волнового облучения",
которому Волгин, по требованию Люция, должен был  подвергаться  два  раза  в
день - утром и вечером. Но и такая квартира, по понятиям Волгина,  не  могла
находиться в порядке без заботы со стороны  людей.  Но  ни  Мунцию,  ни  ему
самому никогда не приходилось об этом думать. В доме всегда было удивительно
чисто. При постоянно открытых окнах нигде  не  было  ни  пылинки.  Время  от
времени Волгин замечал, что полы в доме выглядели только  что  вымытыми,  но
как и когда это делалось, он ни разу не видел.
   То же самое происходило с полом террасы и даже со стенами  дома.  Дорожки
сада всегда были аккуратно подметены, а кусты и деревья политы.
   На вопрос Волгина Мунций ответил, что  все  это  делается  автоматически,
специальными машинами.
   - Но почему их не видно? - спросил Волгин.
   - А зачем их видеть? Они делают свое дело, не беспокоя людей.
   - Под чьим управлением?
   - Механизмами-уборщиками каждого дома, - ответил Мунций, -управляет  один
главный аппарат. Впрочем, не только дома, а и  каждого  населенного  пункта,
каждого города. Такие аппараты установлены всюду, по всей Земле. Их задача -
следить за порядком. Они связаны с  рядом  подчиненных  им  машин,  которые,
получая  командный  сигнал,  выполняют  все  нужные  работы  старательно   и
аккуратно.
   Однажды Волгину удалось увидеть "садовника". Проснувшись раньше  обычного
и не одеваясь, Волгин вышел на террасу. Среди деревьев сада двигалось что-то
неопределенное и, как показалось Волгину, прозрачное.  Это  "что-то"  быстро
исчезло и больше не появлялось. Обойдя весь сад, Волгин так  и  не  выяснил,
куда скрылся загадочный механизм.
   Расспрашивать Мунция более подробно Волгин не хотел. Он  боялся,  что  не
сможет еще понять принцип устройства "уборщика".
   "Все в свое время,  -  подумал  он.  -  Сперва  надо  овладеть  основными
знаниями, а затем уже знакомиться со  всем  более  основательно,  не  рискуя
вызвать улыбку своим невежеством".
   Приняв такое решение, Волгин встречал все  новое,  что  появлялось  перед
ним, с внешней невозмутимостью. Он почти никогда не спрашивал,  что,  как  и
почему, а только внимательно наблюдал и запоминал, чтобы спросить потом.
   Они завтракали, обедали и ужинали дома.  Мунций  каждый  вечер  спрашивал
Волгина, что он хочет .получить на следующий день, и ни разу не было случая,
чтобы заказанное блюдо не появилось на их столе.
   Откуда брались эти  блюда,  куда  исчезала  грязная  посуда,  кто  и  как
сервировал стол, а затем убирал его, Волгин не знал.
   Все, что было заказано, подавалось сразу. И пока они  ели  первое  блюдо,
второе не остывало - сосуды всегда оставались горячими.
   Несколько раз Волгин делал попытки застать "официантов" за работой, но ни
разу не добился успеха. Если он находился в столовой,  стол  не  накрывался,
если он намеренно задерживался после еды, никто не убивал со стола.
   То же самое происходило и с уборкой комнат. Никак  не  удавалось  увидеть
упорно скрывавшиеся машины. Постель приводилась в порядок в его  отсутствие,
а вечером Волгин заставал ее приготовленной ко сну. Белье,  как  постельное,
так и носильное, всегда было чистым и свежим.
   Каждые  десять  дней  верхняя  одежда  куда-то  исчезала,  а  вместо  нее
появлялась новая, того же покроя и того же цвета. Мунций был  здесь  ни  при
чем, за одеждой и бельем следили опять-таки автоматы.
   Мунций заметил недоумение Волгина и сказал ему:
   - Не пытайтесь увидеть работу механизмов, из этого все  равно  ничего  не
выйдет.
   Главный аппарат не даст  сигнала,  если  в  помещении,  где  должна  быть
произведена работа, кто-нибудь находится. Вы, конечно, можете поймать момент
и застать их, так  сказать,  врасплох.  Но  в  этом  случае  они  тотчас  же
скроются. Это сделано из соображений безопасности. Ведь механизмы не  думают
и не рассуждают. Они работают  вслепую,  не  обращая  внимания  ни  на  что.
Неосторожность может привести к ушибам и даже увечьям, особенно если в  доме
есть дети. Если вам так  хочется  увидеть,  то  надо  выключить  контрольный
прибор. Но я не знаю, как это делается. Для этого придется вызвать механика.
   - Нет, -  ответил  Волгин.  -  Пока  не  надо  никого  вызывать.  Я  могу
подождать.
   Когда Мунций был в отъезде, Волгин не давал никаких заказов и ел то,  что
находил на столе. Но он скоро заметил, что все  подаваемые  ему  блюда  были
именно теми, которые он раньше  чаще  всего  заказывал.  Кто-то  или  что-то
запомнило его вкус.
   Дом был "по горло" насыщен техникой, создающей максимальный  комфорт  его
обитателям. Все делалось само собой, и делалось именно так, как было нужно.
   Создавалось впечатление, что невидимые автоматы внимательно  и  заботливо
следят за людьми, знают их желания и даже слышат их мысли.
   Волгина долго поражал "фокус" с освещением комнат. Источников света нигде
не было видно - светились стены и потолки. Но сила их света целиком зависела
от желания человека. Стоило только  подумать,  что  в  комнате  недостаточно
светло, как тотчас же свет становился ярче.  Стояло  пожелать  темноты  -  и
стены "потухали".
   Двери открывались сами собой, когда кто-нибудь подходил  к  ним,  и  сами
собой закрывались за человеком. В туалетной комнате не было ни одного крана,
вода появлялась словно по  волшебству  и  переставала  течь,  когда  человек
больше не нуждался в ней.  Волгин  нисколько  бы  не  удивился,  если  после
умывания невидимые руки схватили бы полотенце и вытерли  ему  лицо.  Волгину
уже все казалось возможным.
   В  кабинете  Мунция  стояло   несколько   совершенно   прозрачных   почти
неразличимых глазом  шкафов  с  книгами.  Волгин  знал,  что  эта  "роскошь"
является не правилом, а исключением. Обычно книг не держали в доме, их можно
было получать в любой момент из многочисленных книгохранилищ, и получать, не
выходя из дома. Но Мунций по  роду  своей  деятельности  нуждался  в  личной
библиотеке. Тут  было  много  обычных,  привычных  Волгину  книг  в  обычных
переплетах, но находились и другие - непривычные и странные  для  него.  Это
были маленькие металлические трубочки, сантиметров восьми длиной. На  каждой
из них было выгравировано название и, очень редко, имя  автора.  В  углу  на
небольшом  столике,  стоял  аппарат,  сделанный  из   какого-то   материала,
напоминавшего  горный  хрусталь.  Книга-трубка  вставлялась  в   специальное
отверстие этого аппарата,  поворачивалась  крохотная  рукоятка  -  и  чистый
красивый  голос  начинал  читать  книгу.   Громкость   и   скорость   чтения
регулировались той же рукояткой. Можно было слушать, сидя в  мягком  удобном
кресле или лежа.
   Но это было не все. В той же трубке, помимо  текста,  заключалось  еще  и
изображение - книга была "иллюстрирована". При желании можно было не  только
слушать, но и следить за текстом по движущимся на  стенке  аппарата  "живым"
иллюстрациям подобно тому, как в двадцатом веке люди смотрели кинофильмы  на
экране телевизора.
   Каким образом удавалось вместить в восьмисантиметровую трубочку  довольно
объемистую книгу и относящийся к ней "фильм", Волгин не мог понять.
   Он часто пользовался этими трубочками при своих занятиях и скоро привык к
ним.
   Техника чуждого ему мира становилась понятнее, если он не только читал  о
ней, но и видел воочию машины и аппараты.
   Тем же способом он ознакомился со многими городами, описание которых было
в библиотеке Мунция, видел новые виды транспорта и даже  совершил  полет  на
Луну, с огромным интересом "прочтя" описание какой-то научной экспедиции  на
спутник Земли. В этой экспедиции участвовал сам Мунций, и Волгин мог  видеть
его за работой.
   Тут же, в кабинете,  помещался  аппарат,  который  назывался  телеофом  и
являлся отдаленным потомком телефона двадцатого века.
   Во всем доме не было ковров, портьер  и  тому  подобного,  люди  избегали
создавать скопища пыли, которые затруднили бы работу убирающих машин,  но  в
одном из углов кабинета лежал ковер или что-то очень похожее на него. На нем
стояло  кресло,  а  на  стене  помещался  маленький  диск  с  концентрически
расположенными цифрами. Это и был телеоф.
   Действие этого аппарата было настолько поразительным  и  непонятным,  что
Волгин, несмотря на четыре прошедших месяца, так и не мог вполне  привыкнуть
к нему и каждый  раз  испытывал  волнение,  собираясь  воспользоваться  этим
"телефоном".
   Внешне все было просто. Он садился в кресло (пользоваться  телеофом  стоя
было нельзя) и, нажимая по очереди на цифры, набирал личный номер Люция.  Ни
с кем, кроме своего "отца", Волгин не соединялся. Проходило некоторое время,
и в центре диска вспыхивала зеленая точка. Это означало, что  Люций  услышал
вызов, подошел к аппарату и сел в такое же кресло у себя дома.  Тогда  нужно
было нажать на зеленую точку.
   Каждый раз Волгин усилием воли заставлял  себя  выполнить  это  последнее
действие.
   То, что происходило затем, казалось ему чем-то вроде галлюцинации.
   Как только он нажимал на зеленую точку - в двух шагах,  на  другом  конце
"ковра", появлялось второе кресло и сидящий в нем Люций.
   Они могли  разговаривать  совершенно  так  же,  как  если  бы  находились
действительно в одной комнате, а не в тысячах,  километрах  друг  от  друга.
Даже звук голоса Люция исходил от того места, где Волгин видел его губы.
   Изображение было так реально  и  плотно,  что  предметы,  находящиеся  за
призраком, не были видны, заслоненные им.
   - Встань! - сказал Люций во время их  первого  разговора  по  телеофу.  -
Пройди вперед, и ты убедишься, что плотность изображения  только  кажущаяся.
Как только ты встанешь с кресла, я перестану видеть тебя, но ты  по-прежнему
будешь видеть меня. Смелее!
   Волгин тогда встал и сделал так, как советовал Люций.  Он  прошел  сквозь
кресло и сквозь человека, сидящего в нем. Оглянувшись, он не увидел ни того,
ни другого.
   Но когда он вернулся на свое место, изображение снова появилось.
   - Мне трудно воспринимать такие вещи, - сказал Волгин. - Я их  совершенно
не понимаю.
   - В этом нет ничего удивительного,  -  ответил  Люций.  -  Сделать  такой
скачок во времени, какой выпал на твою долю, -  это  не  пустяк.  Но  придет
время, и ты перестанешь удивляться.
   - Придет ли? - вздыхал Волгин.
   Если вызов исходил от самого Люция, Волгин узнавал  об  этом  по  тихому,
мелодичному звону, который раздавался во всех комнатах дома  и  на  террасе.
Тогда ему нужно было только подойти к телеофу и сесть в кресло.  Изображение
его собеседника появлялось сразу,  и  Волгин  отлично  знал,  что  там,  где
находился Люций, в этот самый момент появлялся и он, Волгин.
   Много раз разговаривали они таким образом,  но  Волгин  все  еще  не  мог
привыкнуть к этому чуду тридцать девятого века, был не в силах относиться  к
нему спокойно.
   По телеофу можно было говорить с любым человеком, где бы он ни  находился
на Земле. И изображение каждого вызванного к разговору послушно появлялось в
любом доме. Подобная радиокинотехника была недоступна пониманию Волгина.
   Телеоф прочно вошел в быт  уже  несколько  веков  тому  назад.  Люди  так
привыкли к нему, что не могли себе представить  возможности  обходиться  без
него. Отсюда возникло и привилось странное выражение, которое Волгин  слышал
часто: "видеться в натуре". Это означало, что люди увидят друг друга  не  по
телеофу.
   Это были стационарные установки, и пользоваться ими можно было  только  в
домах. К ним прибегали тогда, когда хотели видеть своего  собеседника.  Если
же разговор был недолгой и люди находились вне дома,  им  служили  карманные
аппараты, называвшиеся также телеофами, но действующими иначе.
   Переносный телеоф представлял  собой  небольшую  плоскую  коробку,  легко
умещавшуюся в  кармане.  Коробка  не  открывалась,  и  на  ней  не  было  ни
отверстий, ни кнопок.
   Каждый человек в мире имел свой личный номер, закреплявшийся  за  ним  от
момента рождения и до смерти. Например, Люций имел номер "8889-Л-33", Мунций
- "1637-М-2". Первые четыре цифры назывались "индексом",  а  находящиеся  за
буквой имени - "номером". Сам Волгин получил свой личный номер в  первый  же
день пребывания в доме Мунция. В виде исключения, а может быть, и для  того,
чтобы подчеркнуть необычность владельца, его номер не  имел  индекса  и  был
двузначным - "Д-1".
   Для вызова нужного человека достаточно было вынуть телеоф из  кармана  и,
держа его близко ко рту, назвать номер. Сигналом вызова служил звук, похожий
на гудение зуммера. При разговоре аппарат находился в руке, и, чтобы слышать
его, не надо было прикладывать  к  уху.  Кроме  нужного  разговора,  никакие
другие слышны не были, так как каждый номер имел свою,  строго  определенную
длину волны.
   Крохотный "радиотелефон" вызывал чувство восхищения своим  совершенством.
Он был вечен. От рождения до смерти он верно служил человеку, часто переходя
от умершего к его друзьям или родственникам, пожелавшим иметь его как память
о прежнем владельце. В случае утери или  случайной  порчи  карманный  телеоф
легко было заменить на ближайшем складе, где дежурный  механик  в  несколько
минут настраивал выбранный экземпляр на нужный номер,  если  новый  владелец
сам не мог этого сделать.
   3 Отложив в сторону книгу, Волгин спустился по ступенькам террасы. Прямая
аллея, обрамленная с  обеих  сторон  цветочными  грядами,  вела  от  дома  к
морскому пляжу.
   Густые ветви деревьев сплетались над  нею,  образуя  зеленый  свод.  Море
казалось темно-синей стеной,  закрывавшей  выход,  незаметно  переходящей  в
синеву неба.
   Волгин решил выкупаться, так как день был очень жарким.
   Как только он вышел из коридора аллеи, широкий простор словно распахнулся
перед ним. Волгин подошел к воде и залюбовался картиной.
   Сверкающей гладью раскинулась необъятная даль. Горячее небо юга  изливало
потоки раскаленного воздуха. Как всегда, прекрасно было это побережье, былая
жемчужина Франции - благодатная Ривьера.
   Волгин вспомнил, как почти две тысячи лет тому назад был  здесь,  приехав
из Парижа. Непрерывная линия роскошных отелей и частных вилл тянулась  тогда
по берегу, .который казался сейчас сплошным садом.
   Бесследно  исчезла  былая  Ривьера  ди  Понента.  Субтропическая   зелень
подступала к самому морю. В этой зелени прятались небольшие  дома,  подобные
дому  Мунция.  В  них  жили  ученые,  работавшие   в   учебных   комбинатах,
расположенных в тех местах, где когда-то находились Ницца и Ментона.
   Даже следа не осталось от этих двух городов.
   Волгин закрыл глаза, подставляя лицо лучам Солнца.
   И вдруг показалось ему, что все случившееся  с  ним  -  болезнь,  смерть,
воскрешение, -  все  было  только  сном,  мимолетным  капризом  воображения,
галлюцинацией.
   Вот сейчас он откроет глаза, и действительность вступит в свои права.  Он
увидит прежнюю Ривьеру, нарядно одетых  людей,  белые  паруса  яхт,  услышит
вокруг себя многоязычный говор интернациональной толпы...
   Высокая волна с гулом обрушилась на берег, залив пеной ноги Волгина.
   Он вздрогнул и очнулся.
   Пустынный берег новой Ривьеры по-прежнему окружал его.
   Но почему пустынный?.. Почему ему показалось так?.. Вон, справа и  слева,
везде видны люди. Их не так много, как было когда-то,  но  берег  совсем  не
пустынен.
   В двухстах метрах от Волгина трое людей с разбегу бросились в  море.  Ему
показалось, что это три молодые девушки. Долетевший  до  его  ушей  веселый,
серебристый смех подтвердил догадку.
   Нет старой Ривьеры!
   Она исчезла в бездне времени и никогда  не  вернется.  Всем  людям,  всей
Земле принадлежит новая Ривьера.
   Близко от Волгина  три  представительницы  юного  поколения  новой  Земли
весело резвились в воде. Каждую минуту долетал к нему их  беззаботный  смех.
Что знают они, эти девушки, о двадцатом веке? Как они представляют его себе?
Для них все, что близко и понятно Волгину, -  история  древности.  Вероятно,
они знают об этом так же, как сам Волгин знает о жизни Древнего Рима.
   А он?
   Эти девушки не могут не знать, что  воскресший  человек  двадцатого  века
живет тут же, рядом с ними. Они  не  могут  не  видеть  одинокой  фигуры  на
берегу, возле дома Мунция, вероятно, хорошо  им  знакомого.  И  по  внешнему
виду, а главное, по росту, давно догадались, кто этот одинокий человек.  Так
почему же они не подплывают ближе, чтобы взглянуть на него? Неужели  чувство
любопытства, свойственное юности, не знакомо им?
   "Плывите, девушки, если вам этого хочется! Подойдите ко  мне,  дайте  мне
почувствовать вашу близость! Ведь вы мои  новые  современники.  Если  бы  вы
могли догадаться, как нужны мне ваши юные счастливые лица, как трудно  стало
жить без людей, вы, конечно, явились  бы  сразу.  Но  вы  этого  никогда  не
сделаете. Я сам воздвиг между нами глухую стену, и только я сам могу  снести
ее. А если я подплыву  к  вам?  Как  встретите  вы  меня?  Испугаетесь?  Или
дружески улыбнетесь?" На мгновение Волгину мучительно захотелось броситься в
воду и поплыть к ним, этим девушкам - людям нового мира,  -  но  он  сдержал
свой порыв. Ничего, кроме неловкости, не  могло  из  этого  получиться.  Его
встретят с недоуменной улыбкой, и все три сразу убегут от него.
   Он глубоко ошибался и не мог еще осознать всей глубины этой ошибки. Он не
знал людей нового мира. Только много времени спустя, вспоминая этот  эпизод,
Волгин смог представить себе с полной достоверностью, как встретили  бы  его
появление три девушки.
   Он отвернулся от них.
   Последние дни все чаще и чаще являлось  у  него  желание  приблизиться  к
людям, прекратить затворничество.
   - Пора кончать! -сказал он самому себе.  -  Довольно!  Пусть  смотрят  на
меня, как хотят, но больше я не могу быть один!
   Раздевшись, Волгин с наслаждением погрузился в прохладные  волны  прибоя.
Он  хорошо  умел  плавать  и  в  год