ономия  же  неизбежно  приводит  к
математике.
   Неправильность в движении планеты  была  обнаружена  фаэтонскими  учеными
сравнительно скоро. Но то, что следовало за этой неправильностью, к чему она
должна была привести, открылось им значительно позднее.
   С каждым оборотом, с каждым годом орбита Фаэтона  увеличивалась,  планета
удалялась от Солнца, приближаясь к орбите Юпитера.
   Масса, а следовательно, и гравитационное поле гиганта  Солнечной  системы
были в полторы тысячи раз больше массы Фаэтона. Сближение с Юпитером грозило
планете гибелью.
   И предотвратить катастрофу было выше человеческих сил.
   К счастью для фаэтонцев, трагическая истина стала известка  тогда,  когда
наука и техника достигли очень высокой ступени развития. Если они  не  могли
изменить скорость движения планеты, то были  уже  достаточно  могучи,  чтобы
принять меры к спасению ее человечества.
   Для этого существовал только один путь - найти другую подходящую  планету
и переселиться на нее раньше, чем Фаэтон будет разорван притяжением Юпитера.
   К этой цели устремились все силы фаэтонцев.
   Их  наука  получила  мощный  толчок  к  бурному   развитию   -   жестокую
необходимость.
   Медлить было нельзя.
   Оглядываясь  сейчас  на  путь,  пройденный  предками   фаэтонцев,   легко
заметить, что наука этого  периода  развивалась  односторонне.  Космонавтика
стала превалировать над всеми остальными областями знания, оказавшимися  как
бы в загоне. Именно это послужило причиной заметного отставания фаэтонцев во
всем, что не касалось космических полетов.
   Казалось бы, что это не может иметь  большого  значения,  поскольку  речь
идет о науке и технике фаэтонцев, какими они были тысячу веков  тому  назад.
Но, как увидит читатель, отставание того периода сыграло огромную роль.
   В Солнечной системе фаэтонцы не нашли подходящей для  них  планеты.  Марс
был непригоден по ряду причин. Земля и Венера, помимо  того,  что  они  были
больше по своим размерам, имели уже  свое  население  и  находились  слишком
близко к Солнцу.
   Фаэтонцы не могли жить в условиях "жаркого" для них климата.
   Пришлось искать пригодную планету вне Солнечной системы.
   Космолеты фаэтонцев избороздили окрестности Солнца в  радиусе  пятидесяти
световых лет.
   Катастрофа неумолимо  приближалась.  Точный  момент  гибели  Фаэтона  был
вычислен, и в распоряжении фаэтонцев оставалось не столь уж много времени.
   Когда была найдена свободная планета в  системе  Веги  (созвездие  Лиры),
выбора уже не было. Пришлось остановиться на ней.
   Эта планета по размерам и составу атмосферы оказалась копией Фаэтона. Она
была крайней планетой и от центрального светила  -  Веги  -  отстояла  очень
далеко  и  благодаря  этому  освещалась  и  согревалась  плохо,  но  все  же
достаточно для фаэтонцев. Ведь Вега значительно  крупнее  Солнца  и  горячее
его. Солнце - звезда желтая, Вега - голубая.
   Фаэтонцы прекрасно отдавали себе отчет в разнице между Солнцем  и  Вегой.
Они понимали, что излучения чужого солнца могут  отрицательно  сказаться  на
них. По они надеялись справиться с вредным влиянием Веги, и, кроме  того,  у
них не было возможности снова приниматься за поиски.
   Великое переселение началось. Оно продолжалось несколько столетий. (Здесь
всюду указываются наши земные меры времени. Фаэтонский год более  чем  вдвое
превышал земной.) Когда катастрофа приблизилась вплотную,  переселение  было
закончено.
   ( К сожалению последняя страница журнала "Смена" ј 23 за  1961  год  была
утеряна.
   Прим.  Ш.А.А  Краткое  содержание   утерянной   страницы,   по   трилогии
"Звездоплаватели":
   "... На планете Фаэтон остались только  последний  звездолет  на  котором
небольшая  группа  ученых  должна   была   дождаться   момента   планетарной
катастрофы, произвести наблюдения, и вылететь на новую родину. Они  долетели
до Венеры и остались там для  наблюдений.  Когда  наступила  катастрофа,  то
образовалось множество астероидов. Большая часть этих астероидов осталась на
орбите погибшей  планеты,  но  часть  начала  падение  на  Солнце.  Один  из
астероидов врезался в  Венеру  в  непосредственной  близости  от  звездолета
фаэтонцев.  Когда  оставшиеся  в  живых  фаэтонцы   очнулись   и   принялись
исследовать повреждения своего звездолета, то их ждал еще больший удар.  Все
топливо необходимое для межзвездного путешествия погибло, а  изготовить  его
можно было только в заводских условиях. На помощь улетевших к  новой  родине
друзей также нельзя было рассчитывать. За все время  переселения  (около  50
лет), только один звездолет совершил полет в оба конца.
   Для полета же внутри Солнечной системы использовалось  другое  топливо  и
его запасы оказались практически не тронутыми. Таким образом,  оставшиеся  в
живых шестеро фаэтонцев, оставались навечно заложниками Солнечной системы.
   Прошло достаточно много времени, пока экипаж звездолета  восстановил  все
возможные повреждения корабля. После этого они решили оставить о себе память
будущим "братьям по Солнцу" т.е. разумным обитателям  Земли  и  Венеры.  Для
этого они вылетели на Арсену и установили  там  граненые  шары,  справедливо
рассудив, что только  та  раса  разумных  существ  правильно  поймет  знания
оставленные в них, которая  может  осуществлять  космические  полеты.  Также
экипаж звездолета отправил, видимо обычной радиосвязью, отчет о  проделанной
работе на Вегу .
   Затем звездолет вернулся на Венеру, где он  и  оставался  до  обнаружения
экспедицией с Земли. До  конца  жизни  фаэтонцы  пытались  обучать  разумных
жителей Венеры основам науки, и несколько преуспели в этом, если  к  моменту
прилета землян у венериан еще сохранялись некоторые знания.
   Через много веков с Веги прилетал звездолет, который установил  на  Земле
(на Южном полюсе планеты) хранилище с одноразовым, голографическим  гидом  и
пультом устройства связи. Также они установили во внешнем астероидном  поясе
гравитационное устройство связи ".
   Продолжение в ј 24



   ј 24 Волгин обратил  внимание  на  фамилии  двух  людей,  очутившихся  на
корабле фаэтонцев и сумевших понять его устройство: Мельникова и Второв.
   Те же фамилии носили два члена экипажа "Ленина". Что это, совпадение, или
Игорь Захарович и Мария Александровна - родственники первых космонавтов?
   Вспомнив  о  Мельниковой,  Волгин   нахмурился.   Из   двенадцати   своих
современников, так неожиданно прилетевших к нему из бездны Вселенной, с  ней
одной у Волгина не установились простые  и  дружеские  отношения,  она  одна
тревожила и волновала его при каждой встрече. Тяжелые воспоминания  прошлого
овладевали им в ее присутствии, и он не мог относиться к ней так же,  как  к
остальным.
   Это происходило потому, что Мельникова была очень похожа на погибшую жену
Волгина - Ирину. Сходство между ними поразило его, как внезапный  удар,  еще
там, в Космограде, когда он первым встретил космонавтов у выхода из корабля.
   Сперва он  не  заметил  ее:  Мельникова  скромно  держалась  позади.  Его
порывисто обнял и долго  не  отпускал  от  себя  Виктор  Озеров.  Потом  его
обнимали Второв, Котов, Станиславская, И вдруг он увидел... Иру!
   Она стояла близко  от  него  без  шлема,  и  золотистые  волосы  свободно
рассыпались по ее плечам. На  Волгина  смотрели  черные  глаза  под  черными
бровями. Никогда, ни у кого не встречал Волгин  таких  волос  и  таких  глаз
одновременно.
   Он впился в нее  глазами,  взволнованный,  не  понимая,  что  перед  ним:
реальность или галлюцинация, вызванная встречей с современниками.
   Мельникова заметно обиделась, не понимая, почему  он  не  обнял  ее,  как
других, а поздоровался с ней сухо и сдержанно.
   Только через несколько дней, уже в Ленинграде,  Волгин  объяснил  причину
своей "холодности".
   - Право, мне очень жаль, - сказала она и протянула ему руку,  тонкую,  но
сильную, как у мужчины.
   Он понял, что она знает, как ему тяжело, и жалеет его от всего сердца.
   И если бы не сам Волгин, искавший ее общества,  они  виделись  бы  редко.
Мельникова явно избегала Волгина, пользуясь для этого любым предлогом.
   Зато остальные космонавты, в  особенности  Виктор  Озеров,  казалось,  не
могли наглядеться на Волгина и готовы были проводить с ним дни и  ночи.  Они
часами говорили о жизни в двадцатом  и  двадцать  первом  веках,  вспоминали
события, которые для одного были будущим, а для других прошлым, но произошли
как будто при их первой жизни. Подобно  Волгину,  космонавты  называли  свою
теперешнюю жизнь второй жизнью.
   Современный  мир,  равно  незнакомый  им  всем,  в  эти  первые  дни  был
совершенно забыт. Они наслаждались обществом друг друга.  Было  решено,  что
после того, как результаты экспедиции будут переданы в руки  ученых,  экипаж
"Ленина" вместе с Волгиным отправится в поездку по Земле, которую он прервал
ради них.
   Волгин уже начал учить своих друзей современному языку. Федоров рассказал
Волгину о болезни Озерова. Правда, и все остальные в той  или  иной  степени
были затронуты этой болезнью - тоской по прошлому, - но у молодого  штурмана
она проявлялась в обостренной форме. Присутствие  Волгина  служило  отличным
лекарством.
   По совету Федорова Волгин предложил Виктору  поселиться  с  ним  в  одной
комнате, и тот встретил  это  предложение  с  таким  восторгом,  что  Волгин
невольно рассмеялся.
   Ему нравился Виктор, он понимал его и сочувствовал ему. Чуть ли не в один
день они стали закадычными друзьями.
   В первый же вечер, оставшись наедине, они рассказали друг другу всю  свою
жизнь.
   У них оказалось много общего. Разница в "возрасте", равная  почти  целому
веку, не мешала хорошо понимать мысли  и  чувства  Виктор  признался  своему
новому другу в любви к Ксении Станиславской.
   - А как она? - спросил Волгин.
   - Не обращает на меня никакого внимания.
   Волгин улыбнулся. Хотя Второв, самый старший из космонавтов, был по числу
прожитых лет старше его, а остальные равны или немного  моложе,  он  не  мог
отделаться от чувства, что все они в сравнении с ним дети. Он смотрел на них
так, как мог бы старик смотреть на  молодежь,  с  высоты  своего  жизненного
опыта.
   Волгин сознавал ложность этого чувства. Его друзья были, несомненно, выше
его по знаниям, более развиты, чем он.
   Волгин старался  составить  себе  мнение  о  каждом  из  них.  Ему  очень
понравились Второв, Озеров, Крижевский, Мельникова и Станиславская. Котов, с
его  суровостью  и  всегда  мрачным  лицом,  произвел  на  него   неприятное
впечатление. К остальным Волгин еще не присмотрелся.
   Он успел заметить, что Ксения Николаевна отличает Виктора  от  остальных.
Он перехватил несколько ее взглядов, направленных в сторону Озерова,  и  был
уверен в том, что его друг ошибается, говоря, что Станиславская равнодушна к
нему.
   Но о своих наблюдениях Волгин промолчал. Говорить об этом не стоило.  Все
выяснится само собой, когда придет время.
   Старая, но вечно новая история!
   "А современные люди, - подумал Волгин, - могут ли они  влюбляться?  Я  ни
разу не замечал ничего, что могло бы ответить на этот вопрос".
   Одно время ему  казалось,  что  Владилен  неравнодушен  к  Мэри.  Но  они
держались друг с другом так, что это впечатление рассеялось.
   Любовь, дружба,  взаимная  симпатия  и  антипатия  -  все  это  не  могло
исчезнуть, должно было играть свою роль в жизни современных  людей  так  же,
как и у их предков.
   Нет, хватит одиночества, пора,  давно  пора  погрузиться  в  общую  жизнь
человечества!
   Теперь это было легче сделать. Волгин был не один. То, что он  чувствовал
по отношению к окружающему, должны были чувствовать двенадцать других людей.
Они могли делиться впечатлениями, мыслями, могли  поддержать  друг  друга  в
тяжелую минуту сомнений, которые  так  часто  являлись  Волгину  в  дни  его
одиночества.
   Второв обронил фразу: "Нам придется учиться с самого начала". И тут будет
легче, они могут учиться вместе.
   Мысли Волгина снова вернулись к последним дням.
   Люций был  прав:  космонавты  не  пожелали  расстаться  с  Волгиным,  они
попросили его взять их с собой, в  его  арелет,  и  доставить  в  Ленинград.
Второв, Мельникова, Котов, Федоров, оба астронома и Озеров  были  уроженцами
Ленинграда. Остальные согласились сопровождать их и  только  потом  повидать
Москву, Киев, Варшаву. Все эти города существовали на Земле и носили  те  же
названия, что и раньше. Джордж Вильсон был единственным в экипаже  "Ленина",
кто жил прежде не в Советском Союзе, и его родной город  -  Бредфорд,  былой
центр шерстяной промышленности, - не существовал в это время.
   - Ничего, - сказал Вильсон, когда ему сообщили, что Бредфорда  нет,  -  я
половину жизни провел  в  Лондоне,  а  ведь  он-то  сохранился.  Разумеется,
посещение Лондона было включено в маршрут поездки. Опасаясь все же управлять
арелетом таких больших размеров совершенно самостоятельно,  Волгин  попросил
Владилена лететь с ними.
   - Чего ты боишься? - спросил Владилен. - Большой  или  маленький,  арелет
управляется одинаково и одинаково безопасен.
   Но Волгин настоял, и Владилен  согласился.  Пятнадцатое  место  в  машине
заняла Мэри, которую пригласила Мельникова. Они обе  почувствовали  симпатию
друг к другу при первой же встрече.
   Космонавты так же, как он, не имели понятия о достижениях науки и техники
за протекшее на Земле время и в сравнении с современными людьми были подобны
несмышленому ребенку. Но они вели себя иначе,  чем  Волгин.  Второв,  Котов,
Озеров засыпали Владилена вопросами, которые Волгину приходилось  переводить
так же, как и ответы. Слушая этот  разговор,  он  понял,  что  сам  допустил
большую ошибку, опасаясь показаться "дикарем". Космонавты не боялись  этого.
Они, если можно так выразиться,  выставляли  напоказ  свою  "неграмотность".
Чувствовалось, что они и  не  помышляют  уединиться  и  изучать  современную
жизнь, прежде чем окунуться в нее,  как  это  сделал  Волгин.  Они  прямо  и
открыто "брали быка за рога".
   Ответы  Владилена  позволили  Волгину  гораздо  лучше  и  глубже   понять
устройство арелета и принцип управления  им,  хотя  он  был  знаком  с  этой
машиной уже несколько месяцев, а не один час, как астронавты.
   А когда Котов неожиданно попросил уступить ему  место  водителя  и  повел
арелет нисколько не хуже Волгина, он окончательно убедился, что избранный им
путь неправилен.
   "Что ж, - думал он, -  лучше  поздно,  чем  никогда.  Больше  я  не  буду
стесняться".
   Вильсон и Кривоносов заинтересовались карманным телеофом. И, к  удивлению
Волгина, ни Владилен, ни Мэри не смогли ответить на их вопросы.
   - Все знать невозможно,  -  заметил  Михаил  Филиппович.  -  Обратимся  к
специалистам.
   В Ленинграде их ожидал приготовленный для них  дом.  "Дворец!"  -  сказал
Кривоносое. Этот дом в два этажа помещался на улице  имени  Ирины  Волгиной.
Было совершенно ясно, что выбор продиктован заботой о Дмитрии Волгине.
   Совпадение фамилий не ускользнуло от  внимания  Второва,  и  он  спросил,
случайно ли это.
   Волгину пришлось вкратце рассказать о своей жене. Сочувственное  молчание
послужило ему ответом.
   Потом Второв сказал:
   - И вы и веша жена заслужили бессмертие. Это должно утешать вас.
   - Я живу, - ответил Волгин, - а Ирина...
   Второв не нашел, что ответить. Озеров обнял Волгина.
   Первые два дня поток вопросов обрушивался  на  Владилена,  Мэри,  Сергея.
Космонавты хотели узнать и понять все  сейчас,  немедленно.  Они  не  хотели
ждать.
   Подобно Волгину, космонавты целые дни проводили в Октябрьском парке. Но и
здесь они вели себя совсем иначе. Расспрашивая обо всем,  интересуясь  всем,
они обращались к любому встречному, вели долгие  беседы,  затрагивающие  все
стороны жизни. Волей-неволей участвуя в  этих  беседах,  так  как  без  него
собеседники не поняли бы друг друга, Волгин в два дня узнал больше,  чем  за
все предыдущие месяцы, Ему было неловко и даже стыдно.  Замкнуться  в  себе,
встречать все новое и незнакомое с внешним безразличием казалось ему  теперь
глупостью.
   "Потеряно столько времени! - думал  он.  -  Откуда  взялась  у  меня  эта
странная робость?" Он рассказал обо всем Озерову.
   - Мне кажется, что это было естественно, - ответил Виктор. - Ты был один.
Это много значит. И еще мне кажется, что возвращение в мир таким путем,  как
случилось с тобой, не могло не повлиять на психику. Мы - другое дело.  Никто
из нас не умирал, мы продолжаем жить. Здесь огромная разница.
   - А ты не боишься жить в одной комнате с  бывшим  покойником?  -  пошутил
Волгин.
   4 Знание Волгиным современного языка было еще не настолько полным,  чтобы
без затруднений читать любую книгу. Ознакомившись с  предисловием  к  "Пятой
планете", причем ему пришлось один раз вызвать к телеофу Люция и  обратиться
к нему за помощью,  Волгин  решил,  что  дальнейшее  чтение  можно  заменить
рассказом Владилена, который как астроном должен был знать историю Фаэтона.
   Жизнь обитателей погибшей планеты разделялась на две, резко отличные друг
от друга половины:  до  катастрофы  и  после  нее.  Первая  половина  меньше
интересовала Волгина, и ознакомление с ней можно было пока отложить.  А  то,
что относилось к Новому Фаэтону -  планете  системы  Веги,  -  то  это  была
область чисто астрономическая, и Владилен, конечно, хорошо ее знает.
   Волгин не ошибся.
   Разговор произошел вечером того же дня.
   - Я прочел, - сказал Волгин, - о том, как люди узнали о фаэтонцах. Но мне
неясно, сколько раз и когда они прилетали на Землю.
   - Этот вопрос, - ответил Владилен, - интересовал ученых  много  столетий.
Ответ был получен шестьсот лет назад,  когда  фаэтонцы  прилетели  к  нам  и
провели на Земле свыше трех лет.  Было  достигнуто  полное  взаимопонимание.
Лингвмашина...
   - Это что такое?
   - Узкоспециализированный электронный мозг, способный изучить  любой  язык
по "слуху" и служить переводчиком. Название произошло от  слова  "лингвист".
Так вот, с активной помощью самих фаэтонцев  эта  машина,  вернее  несколько
таких машин, дали возможность вести подробные беседы.  Мы  узнали  все,  что
хотели.
   - Ты так говоришь "мы", будто  сам  присутствовал  при  этих  беседах,  -
улыбнулся Волгин.
   Владилен ответил с полной серьезностью:
   - Шестьсот лет - срок большой, но люди третьего  века  нашей  эры  и  мы,
живущие в девятом, не так далеки друг от друга, как это было  в  старину.  У
них и у нас один и тот же образ жизни. Мы с детства  привыкаем  смотреть  на
последнее тысячелетие как на единую жизнь одного и того же общества. Этим  и
объясняется слово "мы".
   - Продолжай!
   - Фаэтонцы рассказали нам историю  своей  планеты.  Цивилизованная  жизнь
началась у них примерно на сто тысяч лет раньше, чем на Земле. Я имею в виду
земные года, на Фаэтоне год был гораздо длиннее. Но, как ты увидишь  дальше,
этот срок не так велик. В общем, история их общества чрезвычайно  напоминает
нашу историю. Было неравенство людей, была борьба классов. Переход к  лучшим
формам жизни у фаэтонцев происходил медленнее и труднее, чем на Земле. Но ко
времени переселения все это было уже в прошлом. Они сами  согласны,  что  не
будь у них  единого  общественного  строя,  по-нашему  коммунизма,  фаэтонцы
погибли бы вместе со всей планетой. Спасение стало возможно потому, что  все
люди действовали по единому плану, действовали дружно. Тебе, Дмитрий, лучше,
чем нам, понятно, к чему привела бы катастрофа при  существовании  вражды  и
антагонизме.
   - Вполне представляю.
   - В истории фаэтонцев, - продолжал Владилен, - обращает на себя  внимание
один странный факт. Коммунизм - будем употреблять это слово - появился у них
в теории за две тысячи лет до того, как он стал  формой  жизни.  У  нас,  на
Земле,  на  это  потребовалось  в  двадцать  раз  меньше   времени.   Первый
искусственный спутник Фаэтона (у них были искусственные спутники) вылетел за
пределы атмосферы уже при полном коммунизме, за че