чались.
Этого нельзя было сделать.
   Остановить их могла только катастрофа, последняя и непоправимая.
   Восемь лет назад девушка  не  обладала  еще  непоколебимым  спокойствием,
присущим ей сейчас. Она с замиранием сердца думала о возможности  катастрофы
не боялась ее, а именно думала о ней с тревожным любопытством.
   Человек боится смерти, когда не хочет расставаться  навсегда  с  любимыми
людьми. У девушки не было любимых и близких. Они  все  умерли  давным-давно,
все сразу, за те короткие месяцы, так быстро промелькнувшие,  когда  корабль
вступил во второй год полета.
   Она и ее товарищи пережили тогда тяжелые дни.
   Нет, они не жалели ни о чем! Они знали, на что пошли, и малодушию не было
места  в  их  мужественных  сердцах.  Они  просто  грустили,  по-человечески
грустили о безвозвратном прошлом. Каждое мгновение уносило их все  дальше  и
дальше от всего, что было дорого, от того, что они знали и любили.
   Каждая прожитая секунда ложилась между  ними  и  Землей  преградой  более
непреодолимой,  чем  пространство.  Они  одолели  пространство  и  вернулись
обратно.
   Но время нельзя было одолеть. Их полет продолжался восемь лет. На  восемь
лет постарели все члены экипажа. Не так уж  много!  Но  они  знали,  что  не
только никто, но и ничто знакомое и привычное не встретит их по возвращении.
Там, на родной Земле, все было уже другим.
   Мигнула одна из лампочек на пульте. Девушка не обратила на  это  никакого
внимания, она знала, что это отворилась дверь рубки, Вошел мужчина  высокого
роста,  одетый  в  такой  же,  какой  был  на  девушке,  коричневый  кожаный
комбинезон. У него были темные глаза и смуглый цвет лица.
   Поперек лба, переходя на щеку, тянулся глубокий шрам.
   Он подошел к пульту и остановился позади кресла.
   Девушка не обернулась. Она только сказала без вопросительной интонации  в
голосе, уверенная, что не ошибается:
   - Это ты, Виктор.
   Мужчина ничего не ответил. Он наклонился вперед, пристально  всматриваясь
в желтый бриллиант Солнца, сверкающий среди множества других звезд.
   Девушка  слегка  повернула  голову,  посмотрела   на   профиль   Виктора,
находящийся рядом с ее лицом, и  чуть-чуть  отодвинулась.  У  него  был  вид
хищной птицы, ноздри тонкого горбатого носа нервно вздрагивали.
   - Солнце! - сказала она.
   - Радость, - иронически ответил он. - Не Солнце нам нужно, а Земля.
   - Она там, рядом с Солнцем, - девушка протянула руку к экрану.
   - Да, - он выпрямился за ее спиной, -  там  планета,  третья  планета  от
центра солнечной системы, но не Земля. Не наша Земля,  которую  мы  покинули
восемь лет тому назад. Там чужая и  незнакомая  планета.  Только  планета  и
больше ничего.
   Кончиками пальцев девушка дотронулась до его руки.
   - Не надо, Виктор! - сказала она. - Разве ты  не  знал  этого,  когда  мы
улетали с Плутона? Там, на Земле, люди.
   Он засмеялся, и девушка вздрогнула. В этом смехе  ей  послышались  слезы,
сдерживаемые слезы сильного человека, у которого невыносимо болит сердце.
   - Ну иди! - сказал он спокойно. - Я пришел сменить тебя. Ты  права,  там,
на Земле, по-прежнему живут люди. Только... они совсем не похожи  на  нас  с
тобой. А на каком языке мы будем объясняться с ними, один аллах ведает.
   - Ну, это уж слишком! - сказала девушка. - Не могло так произойти,  чтобы
ничего прежнего не осталось.
   Она сама думала так же, как думал он, но хотела  успокоить  его,  внушить
веру в то, чему сама не верила.
   - За тысячу восемьсот лет? - Виктор пожал плечами.
   Она ничего больше не сказала, встала и направилась к двери.
   Он сел на ее место и тотчас же выключил экран.
   Девушка вошла в лифт. Пока он переносил ее в  нижние  помещения  корабля,
она думала о последних словах Виктора. Тысяча восемьсот лет! Да, она  знала,
что именно такой срок прожило  человечество  на  Земле  за  те  восемь  лет,
которые они находились в полете. Восемнадцать долгих веков!
   Бесстрастным языком говорила об этом математика.  Неоднократная  проверка
подтвердила непреложный факт. Восемь лет - восемнадцать  веков!  8  и  1800!
Нельзя было сомневаться в  правильности  итога  вычислений,  производимых  с
помощью безошибочных машин.
   И все же сердце человека не машина. Так хотелось увидеть родную Землю, не
ту, о которой с такой горечью говорил Виктор, а родную, прежнюю, что девушка
хотела сомневаться и сомневалась. Не в цифрах, выдаваемых электронно-счетной
машиной, а в тех данных, которые закладывались в  эту  машину,  в  том,  что
служило основой расчета. Разве не могло быть так, что люди ошиблись в  своих
расчетах? На Земле все было верно. А в космосе?
   Они первые из людей подвергли себя  практическому  испытанию  воздействия
субсветовой скорости. Они жили в условиях, которых нет и никогда не было  на
Земле. И не только на Земле, но и на  межпланетных  трассах.  Так  разве  не
могло случиться, что верное в пределах Солнечной системы неверно в просторах
Галактики?
   Она была не  математиком,  а  врачом.  В  период  длительной  подготовки,
подобно другим членам экипажа, она прошла курс астронавигации и практических
методов управления  ракетой.  Она  дежурила  у  пульта,  правда,  только  на
спокойных участках пути, наравне с другими. Но ее  ум  не  обладал  холодной
логикой математика. И единственная из всех  на  возвращавшемся  корабле  она
допускала возможность ошибки, допускала даже не умом, а только  сердцем,  не
желавшим принять доводы разума.
   Это было какое-то двойственное чувство. Она знала  и  все  же  надеялась!
Была убеждена и сомневалась!
   "Все, все не так, все новое и незнакомое там, на Земле,  ничего  прежнего
нет", - говорила она сама себе, но где-то далеко,  в  глубине  ее  существа,
робкий голос шептал ей: "А вдруг?" Если бы выяснилось,  что  надо  повернуть
обратно и снова лететь в глубину Галактики, она с радостью встретила бы  это
известие и тотчас же перестала бы думать о Земле  -  настолько  боялась  она
свидания с ней. Боялась, что, ступив на Землю, потеряет интерес к жизни.
   Ей было сейчас тридцать один год!
   "Или тысяча восемьсот тридцать один", - думала она.
   Лифт остановился.
   Выйдя из него, она лицом к лицу столкнулась с молодым человеком, которому
на вид можно было дать лет двадцать. В действительности  ему  было  двадцать
девять, и он был самым молодым в экипаже.
   - Кричи ура! - сказал он. - Только что Михаил принял радиограмму!
   - Радиограмму ?..
   Ракета была еще далеко от границ Солнечной системы. Наблюдательные пункты
на Плутоне еще не могли увидеть ее, а сама ракета не посылала еще сигнала.
   - Какую радиограмму? Что в ней сказано?
   - Она не к нам. И Михаил ничего в ней не понял. Пусти меня! Я тороплюсь к
Виктору, Она машинально посторонилась, пропуская его.  Он  вихрем  влетел  в
кабину лифта, и дверь за ним захлопнулась.
   Она покачала головой и улыбнулась, Всеволод Крижевский - механик - всегда
был такой: стремительный, бурно увлекающийся, порывистый.
   "Радиограмма... Михаил ничего не понял... В  чем  дело?"  -  думала  она,
быстро проходя по пустынному коридору, ведущему в радиорубку.
   Войдя, она увидела, что здесь собрались  все  свободные  от  вахты  члены
экипажа.
   Они склонились над столом оператора, что-то разглядывая.
   Михаил  Кривоносов,  старший   радиоинженер,   повернул   к   ней   вечно
невозмутимое насмешливое лицо.
   - Ну-ка, Машенька, - сказал он, - попробуй разгадать этот ребус.
   Азбука Морзе, сигналы межпланетной связи - все это было  хорошо  известно
Марии Александровне. Она подошла к столу.
   Но то, что она увидела на ленте радиоаппарата, ничего не сказало ей.
   Бессмысленный набор точек и ни одного тире. Только интервалы между рядами
точек указывали границы неизвестных слов. Если это были слова.
   Она тут же высказала эту мысль вслух.
   - Умница! - похвалил Михаил. - Я тоже  подумал:  слова  ли  это?  Но  мой
пеленгатор работает автоматически.  Я  послал  в  ответ  слово  "повторите",
азбукой Морзе, разумеется. И получил ответ. Восемь точек без интервалов.  Но
что они означают, вот вопрос!
   - Сколько времени прошло между сигналом и ответом? - Мария  Александровна
повернулась к командиру корабля, который стоял тут же.
   - Ровно столько, сколько нужно радиоволне, чтобы пройти расстояние от нас
до планеты Марс в оба конца, - ответил на ее вопрос Игорь Захарович.
   Это был плотный  мужчина,  лет  сорока.  Высокий  лоб,  массивные  нос  и
подбородок, узкие, удлиненные глаза, наполовину скрытые прищуренными веками,
твердо сжатая линия губ выдавали в нем ум, волю и непреклонный характер.  Он
был одет так же, как все остальные, в коричневый кожаный комбинезон,  из-под
воротника которого выглядывали белоснежная рубашка  и  аккуратно  завязанный
галстук. Волосы были гладко расчесаны на боковой пробор.
   - С Марса! Не может 6ыть!
   - Почему не может? Вас смущает расстояние? (Командир корабля всем говорил
"вы".) Действительно, для такой связи нужна фантастическая,  с  нашей  точки
зрения, мощность станции. Но на Земле прошло тысяча восемьсот лет,  не  надо
забывать этого.
   - А наша радиограмма?
   - Я уверен, что это просто совпадение. Но даже если наша передача  дошла,
в  этом  нет  ничего  удивительного.  Пеленгатор  точно  направил  волну   к
неизвестной нам  станции.  Имея  в  своем  распоряжении  сверхчувствительные
приемники, они могли принять ее. Даже при  той  мощности,  которой  обладают
наши генераторы. А вот что мы смогли принять  их  первую  передачу,  не  нам
адресованную, вот это показывает, что их генераторы не имеют ничего общего с
теми, прежними.
   - А может быть, они послали  радиограмму  именно  нам?  Если  у  них  все
другое, все более мощное,  то  могут  быть  и  телескопы,  в  которые  можно
заметить нас.
   - Предполагать можно все, - пожал плечами  командир.  -  Но  все  же  это
маловероятно. Если они хотели говорить с  нами,  бесполезно  было  применять
новую азбуку, которую мы не знаем и понять не можем.
   - Есть другое предположение, - сказал Кривоносов. - Они могли говорить не
с нами, а с другим космическим кораблем, находящимся в нашем направлении.
   Вторичное пожатие плеч послужило ответом радиоинженеру.
   - Не все ли равно, - сказал немного спустя Игорь Захарович, - говорят  ли
они с кораблем, Землей, Луной, Венерой. Только не с нами.
   Девять  человек  были  сильно  взволнованы.  Пусть  радиограмма   не   им
предназначена, это был первый "голос" земных людей после восьми лет разлуки.
Один только командир был совершенно спокоен, по крайней мере внешне.
   - Только не с нами, - повторил он, выходя из рубки.
   И вдруг  все  услышали  характерный  звук  работы  автоматического  ключа
радиоприемника.
   -  С  нами!  -  торжествующе  крикнул  Михаил  Кривоносов,   стремительно
поворачиваясь к приемнику. - Верните командира! Передача! Морзе!
   На ленте одна за другой появлялись тире  и  точки.  Неизвестный  оператор
работал четко.
   Десять человек  читали  каждый  про  себя:  "Кто  говорит?  Кто  говорит?
Отвечайте!"  Игорь  Захарович,  бледный  и  сосредоточенных,  произнес  чуть
слышно:
   - Отвечайте, Михаил Филиппович!
   Уверенный стук ключа зазвучал в рубке, складываясь в слова:
   - Космолет "Ленин"... Космолет "Ленин"... Подходим  к  орбите  Плутона...
Дайте указания... Перехожу на прием.
   2 Главная  база  очистительных  отрядов  была  расположена  на  астероиде
Церере, в самом центре работы, производимой людьми уже шестьдесят пять лет.
   Вначале это была просто одна из неподвижно стоявших ракет. Но со временем
здесь появился целый  городок.  Огромную  площадку  для  стартов  и  финишей
рабочих  кораблей  кольцом  окружали  приземистые  здания,  выстроенные   из
прозрачного, но крепкого пластического стекла. В них годами  жили  работники
отрядов в одиночку и семьями.
   Городок был снабжен всеми удобствами, присущими девятому веку новой эры.
   С Землей и Марсом Цереру  связывали  линии  межпланетного  сообщения,  по
которым регулярно "ходили" пассажирское ракеты.
   Планету окружала плотная атмосфера, по составу  тождественная  с  земной.
Из-за  малого  поля  тяготения  эта  атмосфера  непрерывно  рассеивалась   в
пространстве, и ее так же непрерывно пополняли многочисленные  автоматически
действующие "заводы воздуха". Мощные установки перерабатывали  в  газ  недра
самой планеты, и им не нужно  было  доставлять  сырье  откуда-нибудь  извне.
Гранит, базальт, металлы -  все  превращалось  в  водород,  азот,  кислород,
гелий.
   Церера медленно, но неуклонно "таяла". Но ее масса была так  велика,  что
материала для переработки хватило бы на сотни лет.
   Люди не собирались жить здесь так долго.  По  плану  работа  должна  была
закончиться через восемьдесят лет. К этому сроку весь пояс астероидов  между
орбитами Марса и Юпитера должен  был  исчезнуть.  Церера  предназначалась  к
уничтожению последней.
   Искусственное солнце горело и освещало маленькую планету,  обходя  ее  за
время, привычное людям, - за двадцать четыре часа.
   На Церере можно было находиться без каких-либо защитных костюмов.  Только
обувь приходилось снабжать толстыми и тяжелыми свинцовыми  подошвами,  чтобы
люди не взлетали высоко над "землей" при каждом шаге.
   Те, кто жил здесь долго, так привыкали,  что  чувствовали  себя,  как  на
Земле. Даже на Марсе условия жизни гораздо меньше напоминали земные.
   Атмосфера отчасти защищала население планеты от метеоритов. Но независимо
от  нее  падение  метеорита  на  поверхность  Цереры   рассматривалось   как
чрезвычайное происшествие, как своего рода брак в работе. За последние сорок
лет это случилось всего три раза, и сообщение о таком событии прозвучало  на
Земле так же, как могло прозвучать в  старину  сообщение  о  пожаре  в  депо
пожарной команды.
   Как везде и всюду, где жил современный человек,  арелеты  бороздили  небо
Цереры, способные облететь ее кругом за  полчаса.  Такие  же  базы,  как  на
Церере, работники очистительных отрядов  построили  на  астероидах  Палладе,
Весте и Эйномии.
   На Юноне,  Гебе,  Ирисе  и  некоторых  других  более  или  менее  крупных
астероидах    находились    промежуточные     ракетодромы,     обслуживаемые
автоматическими установками.
   Из-за невозможности окружить их атмосферой люди на них  не  жили,  но  на
всякий случай там были подземные, герметически закрытые  помещения,  могущие
служить местом отдыха для экипажей рабочих кораблей.
   Обстановка,  созданная  людьми  на  когда-то   пустынной,   безжизненной,
лишенной воздуха Церере была  настолько  удобна,  что  совсем  недавно  сюда
решили  перевести  космодиспетчерскую  станцию,  находившуюся  до  этого  на
спутнике Юпитера - Ганимеде.
   Чтобы  работе  не  мешали  мощные  станции  телесвязи  и   многочисленные
установки  радиосвязи  между  портом  и  рабочими  кораблями,  диспетчерская
расположилась на другом полушарии Цереры и стояла одиноко среди хаотического
нагромождения скал и остроконечных пиков, похожих на шпили  погрузившихся  в
почву старинных соборов.
   Жилое и  рабочее  здания  станции  находились  близко  друг  от  друга  и
составляли почти что один дом. Вокруг высоко  в  небо  поднималось  мачты  с
постоянно направленными и  управляемыми  антеннами.  Очертания  конструкций,
поднятых на высоту более семьсот метров, едва  различались  глазом  на  фоне
темно-синего, почти фиолетового, вечно безоблачного неба.
   Чуткие "уши" станции день и  ночь  прислушивались  к  звукам,  идущим  из
космоса: не раздастся ли сигнал возвращающегося корабля.
   На расстоянии около километра от  крайних  мачт,  на  скалистой  равнине,
виднелся  странный  предмет,  назначение  которого  трудно  было  бы  понять
человеку, не знающему, что это такое.
   Блестевшие золотистых металлом, лежали три гигантских  кольца,  вложенные
одно в другое и пересеченные  узкой  поперечной  трубой.  Диаметр  наружного
кольца достигал двухсот метров. К оборудованию космостанции эти кольца  явно
не имели никакого отношения. (См.  роман  "Звездоплаватели".  )  На  станции
постоянно жили двенадцать дежурных диспетчеров. Двое  из  них  находились  в
рабочем здании, остальные отдыхали. Весь персонал сменялся каждые полгода.
   Так было всегда. Люди не помнили  времени,  когда  космодиспетчерской  не
существовало. Так было здесь, на Церере, так было на Ганимеде, а еще  раньше
на Плутоне. Так было уже полторы тысячи лет.
   Это была совсем особая профессия, единственная в своем роде. Диспетчерами
могли быть только люди, обладавшие необычными знаниями. Как  правило,  люди,
посвятившие себя этой работе, уже никогда не меняли рода  деятельности.  Они
становились космодиспетчерами на всю жизнь.
   Станция  предназначалась  для  того,  чтобы  руководить  делом,   начатым
отдаленными предками современных людей, - финишами космических экспедиций.
   Первая  фотонная  ракета  -  "Ленин",  -  казавшаяся  сейчас  архаическим
пережитком, покинула Солнечную систему  восемнадцать  веков  тому  назад,  в
начале двадцать первого века христианской эры. Точного срока ее  возвращения
никто не знал. В списке станции она значилась под номером первым.
   Вслед за "Лениным" покинули Землю и другие корабли.
   За  восемнадцать  столетий  шестьсот  сорок  экспедиций  одна  за  другой
устремлялись в бездну пространства с различными целями  и  задачами.  Больше
половины из них давно вернулись. Четыре, которых ждали триста и  двести  лет
назад, по-видимому, погибли. Двести шестнадцать находились в космоса.
   Относительно двухсот пяти срок возвращения был  приблизительно  известен.
Об одиннадцати самых первых ничего не знали. Но их ждали так же, как ждали и
двести пять более поздних.
   Техника звездоплавания менялась  и  совершенствовалась  из  века  в  век.
Старые конструкции звездолетов, принципы  их  движения  сдавались  в  архив.
Появлялись новые. Последний корабль, покинувший Землю год назад, не имел уже
ничего общего с тем, первым, построенным на заре космонавтики.
   Но как бы ни устарели космолеты, они существовали и должны были вернуться
в Солнечную систему. Их надо было принять.
   Точно в музее истории космических перелетов,  в  пространстве  находились
корабли всевозможных конструкций - живая иллюстрация  звездолетостроения  за
восемнадцать столетий.
   В них были люди. Они родились и  выросли  в  разное  время,  говорили  на
разных языках, являлись представителями человечества Земли почти каждого  из
прошедших веков.
   Аппараты связи каждого корабля отличались от других,  обладали  различной
мощностью,  различным  принципом  действия,  разной  азбукой   и   системами
сигнализации.
   Корабли приводились в движение различными силами - от фотонного излучения
до антигравитации. Их величина, вес и скорости посадки были различны. И  все
это обязаны были в совершенстве знать космодиспетчеры.
   Гравитационный корабль можно было посадить где угодно, хотя  бы  в  порту
Цереры.
   Но фотонную ракету  следовало  направить  туда,  где  ее  приземление  не
причинит вреда. Корабль последней конструкции опустился бы незаметно,  более
старый могучей силой реактивных струй мог разрушить близлежащие постройки.
   Каждому кораблю надо было указать место посадки, послать туда встречающий
корабль,  обеспечить  прибывших  доставкой  на  Землю  после   обязательного
карантина, если экипаж высаживался на другие планеты, вне Солнечной системы.
   Всем этим ведали диспетчеры.
   Они должны были понимать все языки, на которых говорили экипажи ожидаемых
кораблей, уметь пользоваться всеми способами связи всех веков,  знать,  где,
когда и что именно  строилось  на  всех  планетах  Солнечной  системы  и  их
спутниках, где и в какое время могли находиться там люди.
   Годы проходили без прилета какого-либо корабля из космоса. Но  диспетчеры
всегда были в полной готовности встретить любой из них.
   Станция находилась на Церере, но ее  "глаза"  -  сверхмощные  локационные
установки
   - находились дале