Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
что-то в мраморную столешницу. Закончив,
ухватился обеими руками за край стола, как будто хотел оттолкнуть
его. Губы девушки шевельнулись. Грегори прочел: "Нет". Сисс
откинулся на стуле, глянул в зал. Грегори упорно высматривал,
куда делась салфетка. На столе ее не было. Она оказалась на полу,
под ногой у девушки. Сисс встал, не дожидаясь официанта, бросил
на стол несколько монет и медленно двинулся к выходу. У двери он
остановился. Девушка шла следом, надевая на ходу капюшон и даже
не пытаясь собрать рассыпавшиеся волосы. Она была еще по-детски
тонкая и длинноногая. Не успели двери за ними захлопнуться, как
Грегори подскочил к их столу, наклонился, сунул салфетку в карман
и выбежал на улицу. Седан как раз трогался. Девушка сидела рядом
с Сиссом. Почти не прячась, Грегори кинулся к своему "бьюику".
Сражаясь с дверцей, он успел заметить на противоположной стороне
мигающий красный огонек -- Сисс разворачивался, прыгнул в машину,
дал полный газ и рванул с места. Некоторое время ему не удавалось
нагнать "крайслер", но вот среди пляшущих бликов он увидел
темно-серый багажник и сразу почувствовал облегчение. Сисс выехал
на верхний уровень сквозной северной трассы, но уже на третьей
секции свернул с нее. Грегори держался близко к нему -- когда
вокруг столько машин, это можно позволить; ему хотелось знать,
что они там делают, но лишь время от времени удавалось различить
два темных силуэта, сидящих довольно далеко друг от друга. Сейчас
они проезжали мимо ярких домов новой застройки. Внезапно, не
съезжая к обочине, Сисс затормозил. Грегори поневоле пришлось
обогнать его, и теперь, сбавив скорость, он следил за ним в
заднее стекло. Вдруг серый седан тронулся, обогнал Грегори и
въехал на небольшую круглую площадь. Они возвращались -- тем же
путем; Грегори держался в нескольких метрах позади. Шестиэтажные
здания, окруженные широкими газонами, перемежались с домами
поменьше, стоящими за живыми изгородями и оградами из проволочной
сетки. Сисс въехал в проезд и вслед за девушкой вышел из машины.
Грегори следил за ними, пока они не растаяли в полумраке газонов;
молочные шары фонарей над подъездами давали мало света, и он
тщетно напрягал зрение, пытаясь высмотреть их силуэты возле
какой-нибудь двери. К машине Сисса подошел полицейский и с
неодобрением осмотрел ее, сперва спереди, потом сзади: одна фара
ближнего света горела тускло, видно, чуть отошел контакт. Наконец
полицейский удалился. Грегори ждал уже минут пять; почему-то он
был уверен, что Сисс ничего не добьется и скоро возвратится. Он
вышел из машины, прогулялся по дорожке и вдруг услышал шаги. В
распахнутом плаще, без шапки брел Сисс, волосы у него были
взъерошены, на висках топорщились пряди, похожие на крылья
нетопыря. Грегори нырнул в машину, но дверцу не захлопнул, чтобы
не наделать шума; он наблюдал и одновременно шарил по карманам в
поисках сигарет -- страшно хотелось курить. Сисс долго стоял,
безвольно опустив руки, потом провел ладонью по капоту, словно
проверяя, не запылился ли он, но даже не взглянул на ладонь, сел
в машину и погасил свет. Грегори тотчас же включил зажигание и
приготовился ехать. Однако Сисс не трогался с места. Грегори
выключил двигатель; вспомнив про салфетку, вытащил ее из кармана,
развернул, поднес к приборной доске и с трудом прочитал несколько
слов, нацарапанных на ней: адрес, телефон и имя Сисса. Он было
подумал, может, девушка переодевается и сейчас выйдет, но сразу
же отбросил эту мысль. Почему-то он был уверен, что Сисс ничего
не ждет и ни на что не надеется. Светящиеся стрелки часов
показывали девятый час; значит, они стоят здесь уже минут
тридцать. Грегори выкурил две сигареты, окурки выбросил на газон,
немножко послушал по приемнику музыку, а когда терпение наконец
истощилось, демонстративно хлопнул дверцей и направился к седану.
Сисс сидел, опершись локтями на руль и спрятав лицо в
ладони. Падающий сбоку свет уличного фонаря серебряно поблескивал
на топорщащейся седой пряди. Грегори стоял и не знал, что делать.
Потом, приняв решение, на цыпочках пошел к "бьюику", оглянулся --
Сисс не двигался, -- сел в машину, резко рванул с места, повернул
налево, разогнался на широкой, совершенно пустой улице и вернулся
назад. Темная масса "крайслера" росла на глазах; казалось,
столкновение неизбежно, но тут Грегори нажал на тормоза, шины
взвизгнули, машина проехала по инерции еще несколько метров и
ударила в задний бампер "крайслера" -- хоть и несильно, но
громко. Грегори тотчас же выскочил из машины, восклицая:
-- Ради Бога, простите! Тормоза у меня совершенно не держат!
Надеюсь, вы не пострадали? Ах, это вы... -- уже тише произнес он
и остановился.
Сисс, которого удар швырнул вперед, открыл дверцу и, стоя
одной ногой на земле, словно он собирался выйти из машины, но
потом раздумал, уставился на Грегори, изображавшего удивление и
растерянность.
-- А, это вы? Как вас... Грегори, да? Что ж это получается,
полиция наезжает на мирных граждан?
Они пошли взглянуть на багажник; он был цел, удар, как и
надеялся Грегори, принял на себя бампер.
-- Как это вам удалось? -- выпрямляясь, поинтересовался Сисс.
-- Понимаете, машина у меня из проката, ну я и переоценил
тормоза. Откровенно говоря, обожаю ездить, что называется, с
ветерком, наверно, оттого что еще не перебесился. У меня ведь нет
машины.
Грегори показалось, что он слишком много говорит, и он
замолчал.
-- У вас нет машины? -- переспросил Сисс.
Вопрос он задал чисто машинально, думая о чем-то своем. При
этом натянул на правую руку перчатку, разгладил, застегнул
кнопку, а вторую перчатку аккуратно скатал трубочкой. Они все еще
стояли возле столкнувшихся автомобилей.
"Сейчас я его приглашу", -- решил Грегори.
-- Нету, -- ответил он. -- Бедность -- одна из главнейших
добродетелей, свято соблюдаемых в полиции. Но как бы то ни было,
я чувствую себя виноватым, и потом, видно, судьба нам велит
провести сегодняшний вечер вместе, коль скоро мы вместе
отобедали. Кстати, сейчас самое подходящее время поужинать.
-- Разве что в автомате, принимая во внимание вашу бедность,
-- рассеянно бросил Сисс. Он все время оглядывался по сторонам,
словно кого-то искал.
-- Ну уж не настолько я беден. Предлагаю звездный заезд в
"Савой". Как вы на это? Наверху там есть уютные уголки. И вино
хорошее.
-- Нет, благодарю. Я не пью. Не могу. Впрочем, не знаю... В
конце концов... -- Сисс направился к "крайслеру", сел в него и
почти беззвучно добавил:-- А, все равно...
-- Значит, едем! Отлично! Езжайте первым, хорошо? --
торопливо говорил Грегори, делая вид, что принимает слова ученого
за согласие.
Сисс испытующе взглянул на него, даже высунулся из машины,
словно желая рассмотреть выражение лица, потом неожиданно
захлопнул дверцу и нажал на стартер. Мотор молчал: Сисс забыл
включить зажигание. Грегори видел это, но подсказывать не стал. С
минуту Сисс тщетно пытался оживить мертвый мотор, наконец заметил
свою оплошность. Садясь за руль, Грегори не был уверен, что
ученый поедет в "Савой", и когда тронулся следом за его машиной,
вдруг подумал: "Хорошо бы он свернул". Но уже на первом
перекрестке понял, что Сисс принял приглашение.
До "Савоя" ехали минут десять, машины оставили на стоянке.
Было уже половина десятого, на первом этаже играл оркестр, в
центре зала на вращающейся площадке, освещенной снизу
разноцветными фонариками, танцевали. Наверх, откуда открывался
вид на зал, пришлось пройти мимо колонн, и свет люстр, висящих на
длинных цепях, слепил им глаза. К ним подскочил официант и
предложил стол в глубине, рядом с шумной компанией, но Грегори
отказался и прошел в самый конец балкона. Там, немножко на
отшибе, между капителями двух колонн был двухместный столик.
Мгновенно появились два официанта во фраках, один с меню, другой
с картой вин -- довольно толстым томом.
-- Вы разбираетесь в этом? -- спросил Сисс, захлопывая
переплетенный в кожу фолиант.
Грегори улыбнулся:
-- Немножко. Для начала, думаю, неплохо бы вермут. Вам с
лимоном?
-- Вермут? Он горчит. Впрочем, пусть будет вермут. Можно и с
лимоном.
Грегори молча взглянул на официанта, этого было достаточно.
Второй терпеливо ждал чуть в отдалении. После долгих размышлений
Грегори сделал заказ, предварительно осведомившись у Сисса, как
тот относится к салату из свежих овощей и не повредит ли ему
жареное.
Сисс, наклонившись к балюстраде, безразлично смотрел вниз на
головы танцующих. Оркестр играл слоу-фокс.
Грегори тоже бросил взгляд на площадку, потом поднял рюмку с
вермутом и посмотрел сквозь нее на свет.
-- Да... вот еще что... -- с трудом выдавил он. -- Я... я
хочу попросить у вас прощения.
-- Что? -- Сисс недоуменно поднял брови. -- Ах, вот что! --
понял он наконец. -- Нет, нет, ради Бога, не надо! Все это такая
ерунда.
-- Я буквально только сегодня узнал, почему вы ушли из
генерального штаба.
-- Значит, теперь уже знаете? -- безразлично пробормотал
Сисс. Вермут он выпил, как чай, -- тремя глотками. Ломтик лимона
соскользнул к губам, он взял его двумя пальцами, подержал и
опустил в пустую рюмку.
-- Да.
-- Старая история. Вам-то полагалось бы ее знать, раз уж вы
следите за мной.
-- Вы относитесь к той категории людей, о которых
высказывают диаметрально противоположные мнения, -- заметил
Грегори, делая вид, что не слышал последних слов ученого. -- Либо
горячо, либо холодно. И ничего -- тепло. Так и в этом случае. Все
зависит от источника информации. А не могли бы вы рассказать, за
что вас сняли с руководства оперативным отделом?
-- И приклеили ярлык "красный", -- добавил Сисс. Вопреки
ожиданиям Грегори он ничуть не оживился, был все так же вял и
безразличен, сидел сгорбившись, опираясь рукой на перила балкона.
-- Зачем? -- наконец произнес он. -- Нет смысла ворошить прошлое.
-- Правда ли, что вы предсказывали катастрофу, гибель
человечества? -- понизив голос, задал Грегори новый вопрос. --
Простите за назойливость, но для меня это очень важно. Вы же
знаете, как люди все перевирают и искажают. Не могли бы вы
рассказать, как все было?
-- Зачем вам это?
-- Хочу узнать вас, понять.
-- Старая история, -- опять повторил Сисс, не отрывая
взгляда от танцующих. Теперь на площадке горели красные фонарики,
и обнаженные плечи женщин отсвечивали розовым. -- Дело было не в
катастрофе. Вам действительно интересно?
-- Да.
-- Эк вы любопытны. Было это в сорок шестом. Началась
атомная гонка. Я понимал, что, когда будет достигнут предел -- я
имею в виду взрывную силу, -- начнется развитие средств доставки.
То есть ракет. Потом и тут дойдут до предела; у обеих сторон
ракеты с водородными боеголовками, где-то укрыт пульт с
пресловутой кнопкой. Стоит ее нажать, и ракеты взлетают. Через
двадцать минут наступает конец света для обеих сторон -- finis
mundi ambilateralis [Обоюдный конец света (лат.)]...
Сисс усмехнулся. Официант принес вино, откупорил бутылку,
налил несколько капель Грегори в бокал. Грегори пригубил,
прополоскал рот и кивнул. Официант налил по полному бокалу и
отошел.
-- Так вы думали в сорок шестом году? -- спросил Грегори,
поднимая бокал.
Сисс кончиком языка попробовал вино, осторожно отпил
маленький глоток, потом залпом выпил до дна, выдохнул и поставил
бокал на стол -- не то с удивлением, не то в замешательстве.
-- Нет, это только начало. Понимаете, гонка, уж коль она
началась, не может прекратиться Она должна продолжаться. Одна
сторона создает большую пушку, вторая отвечает еще большим
танком. Процесс этот может закончить только столкновение, война.
А поскольку в подобной ситуации она означает finis mundi [Конец
света (лат.)], гонку приходится продолжать. И люди становятся ее
пленниками. Оружие все улучшается и совершенствуется. Но вот оно
усовершенствовано до предела. Что остается? Мозги. Мозги
командующих. А поскольку человеческий мозг усовершенствованию не
поддается, то и здесь придется перейти на автоматы. Итак,
следующая стадия -- это автоматический генштаб, то есть
электронные стратегические машины. И тут возникает интереснейшая
проблема, вернее, две проблемы. На это обратил мое внимание Мак
Катт. Во-первых, существует ли предел для развития таких мозгов?
Они похожи на устройства, способные играть в шахматы. Машина,
предвидящая намерения противника на десять ходов вперед, всегда
выиграет у машины, которая предвидит только на восемь или девять.
Чем дальше предвидение, тем машина должна быть больше. Это раз.
Сисс явно оживился. Грегори показалось, что он обо всем
забыл, забыл даже, кто его собеседник. Грегори разлил вино. Сисс
играл бокалом, двигал его по скатерти взад и вперед. Вдруг бокал
накренился. Но Сисс подхватил его и выпил -- опять залпом. Внизу
зажглись желтые прожекторы, мандолины выводили гавайскую мелодию.
-- Создание все более крупных машин для стратегических задач
ведет, хотите вы того или не хотите, к увеличению объема
информации, которую закладывают в них. А это в свою очередь
означает, что электронный мозг станет определять жизнь
государства. Мозг может счесть, что пресловутую кнопку надо
перенести в другое место. Или что следует изменить покрой
пехотных мундиров. Или же что необходимо увеличить производство
такого-то сорта стали и потребует на это средств. Ну а раз такой
мозг построен, его надо слушаться. Если парламент начнет
дебатировать -- выделять или не выделять кредиты, решение
затянется, а тем временем противник может вырваться вперед. И
через некоторое время ликвидация парламентской системы станет
неизбежной. Контроль людей над мозгом будет уменьшаться по мере
увеличения количества информации, сконцентрированной в нем. Вам
понятно? По обеим сторонам океана возникают два разрастающихся
мозга. Каково будет первое требование такого мозга, когда
наступит очередь следующего шага в продолжающейся гонке?
-- Увеличить его компетенцию, -- вполголоса произнес
Грегори, наблюдая из-под опущенных век за Сиссом. У того на щеках
выступили красные пятна.
Внизу стало вдруг тихо, потом раздались аплодисменты, и
запела певица. Юноша в смокинге подкатил к ним столик на колесах,
следом официанты принесли подносы с кастрюльками, накрытыми
серебряными колпаками. Расставили подогретые тарелки, разложили
салфетки, приборы.
-- Нет, -- заявил Сисс. -- Первым делом он потребует, чтобы
увеличили его самого, то есть пристроили еще блок и еще! А
компетенция -- это придет само собой.
-- Короче, вы предсказываете, что земля превратится в
шахматную доску, а люди станут пешками, которыми два механических
игрока будут разыгрывать бесконечную партию?
Сисс надменно глянул на Грегори.
-- Именно. Только я не предсказываю. Я делаю выводы. Первый
этап подготовительного процесса близится к концу, а ускорение все
нарастает. Я понимаю, это кажется невероятным, неправдоподобным.
Но от этого никуда не деться. Никуда не деться!
-- М-да, -- пробормотал Грегори, склоняясь над тарелкой. --
И что же вы... предлагали?
-- Договориться. Любой ценой. Но, как это ни страшно звучит,
катастрофа представляется мне меньшим злом, нежели эта шахматная
партия. Я всего-навсего сделал выводы. Иллюзий у меня нет.
Знаете, это ужасно -- не иметь иллюзий! -- сказал Сисс и налил
себе вина. Пил он неохотно, почти с отвращением, но все-таки пил,
и все больше: даже сам разливал вино по бокалам.
Внизу снова заиграл оркестр. Мимо них прошла пара: стройный
мужчина с иссиня-черными усиками, оттеняющими бледность лица, и
молоденькая девушка. На обнаженные плечи девушки была накинута
белая шаль с золотой ниткой, под цвет ее волос. Сисс посмотрел ей
вслед, долго провожал взглядом, губы его искривились в непонятной
гримасе. Он отодвинул тарелку, прикрыл глаза и спрятал руки под
скатерть. Грегори показалось, что он считает пульс. Через
несколько секунд он открыл глаза и спросил:
-- Ну и чем мы закончим столь великолепно начатый вечер?
Потом пригладил волосы на висках, выпрямился. Грегори
положил на тарелку нож и вилку. Моментально полетел официант.
-- Кофе будете пить? -- спросил Грегори.
-- Обязательно, -- ответил Сисс. И опять спрятал руки под
скатерть. -- Кажется, я пьян... -- сообщил он, смущенно улыбаясь,
и неуверенно, с изумлением осмотрелся.
-- Время от времени это необходимо, -- заметил Грегори и
вылил остатки вина себе в бокал.
Кофе был горячий и крепкий. Его выпили в молчании. Стало
душновато. Грегори поискал глазами официанта и, не найдя, встал.
Официант оказался возле бара, за колонной. Грегори попросил
открыть окно. Когда он вернулся на место, приятное свежее
дуновение колебало пар, поднимающийся из чашек. Сисс сидел,
опершись о балюстраду, и глубоко, часто дышал; глаза у него были
запавшие и красные, на висках вздулись жилы.
-- Вам плохо? -- спросил Грегори.
-- Я не выношу алкоголя. -- Сисс снова закрыл глаза. -- То
есть организм не выносит. Внутри становится мутно, тускло.
-- Мне очень жаль...
-- Ай да пустяки. -- Сисс все не открывал глаз. -- Не будем
об этом.
-- Простите, вы были противником превентивной войны? Я имею
в виду сорок шестой год.
-- Да. Тем более что в ее успех не верил никто, даже
кричавшие о ее необходимости. Понимаете, не было психологической
готовности. Все были опьянены наступившим миром. Но постепенно
даже священника можно склонить к людоедству. Главное, действовать
последовательно, систематически. Как сейчас.
-- А что вы делали потом?
-- Разное. Начинал многое, да закончить ничего не смог.
Как-то так получалось, что я оказывался тем самым камнем
преткновения, а в этом, сами понимаете, проку мало. Это дело я
тоже, видно, не закончу. Вечно я останавливаюсь на мертвой точке.
Если бы я еще мог верить в злой рок... Так ведь нет, это мой
характер... Терпеть не могу компромиссов.
-- Вы ведь не женаты?
-- Нет. -- Сисс с подозрением глянул на Грегори. -- Почему
вы об этом спрашиваете?
Грегори пожал плечами.
-- Ну... просто хотел узнать. Если вам...
-- Устаревший институт, -- пробормотал Сисс. -- Детей у
меня, к вашему сведению, тоже нет. Если бы их можно было делать
головой... Не доверяю я этой лотерее генов. Да, кстати, сейчас,
кажется, вы хозяин, а я гость? В таком случае, может, пойдем?
Грегори расплатился. Когда они спустились вниз, оркестр
грянул громкую джазовую мелодию. Они пробирались по краю
танцевальной площадки, их толкали. Наконец они вышли на улицу, и
Сисс с облегчением вздохнул полной грудью.
-- Благодарю... за все, -- вяло произнес он.
Грегори не отставал от него. Сисс долго рылся в карманах,
разыскивая ключи, наконец нашел, открыл дверцу, расстегнул
пальто, потом снял и бросил его, скомканное, на заднее сиденье.
Взялся за руль. Грегори продолжал стоять.
Сисс сидел и не двигался.
-- Я не могу вести, -- пробормотал он.
-- Давайте-ка я вас отвезу, -- предложил Грегори. --
Подвиньтесь, пожалуйста, -- и он наклонился, чтобы сесть.
-- У вас же тут машина...