Дорогой ты мой, это проблема  твоя  и  инспектора.
Оба вы верующие, но верующие под стать нашему времени. Инспектор,
надеюсь, вы не обиделись на меня из-за нашего маленького спора? Я
ведь вас совершенно не знаю и не могу  категорически  утверждать,
что вы  не  станете  Павлом.  Но  даже  если  это  и  произойдет,
Скотленд-Ярд-то останется. Ибо полиция никогда не обращается.  Не
знаю, заметили ли вы это?
     -- Все ты превращаешь в шутку, -- укоризненно произнес Сисс.
     Мак Катт что-то  шепнул  ему,  и  они  встали.  В  гардеробе
Грегори оказался  рядом  с  Сиссом,  тот  внезапно  повернулся  и
вполголоса спросил:
     -- Вы ничего не намерены мне сообщить?
     Грегори  заколебался,  но  вдруг,  подчиняясь    непонятному
порыву, пожал ему руку и сказал:
     -- Не думайте обо мне и спокойно работайте.
     -- Спасибо, -- произнес Сисс. Голос у него дрогнул. Это было
так неожиданно, что Грегори удивился и смешался.
     Машина Армура Блака стояла  у  "Ритца",  Сисс  сел  к  нему;
Грегори остался с Мак Каттом и уже собирался прощаться, как вдруг
ученый предложил немножко пройтись.
     Они были одинакового роста; молча шагая рядом, они несколько
раз поймали себя на том, что искоса разглядывают  друг  друга  --
изучающе. Полагалось бы улыбнуться, но  никто  из  них  этого  не
сделал. Мак Катт остановился  возле  лотка  с  фруктами  и  купил
банан. Очищая его, он взглянул на Грегори:
     -- Бананы любите?
     -- Не очень.
     -- Торопитесь?
     -- Нет.
     -- Может, зайдем сыграем? -- предложил Мак Катт,  указав  на
пассаж, над которым горела реклама игральных автоматов.
     Мысль показалась Грегори забавной, он  кивнул  и  следом  за
ученым  вошел  в  зал.  Несколько  подростков  с  набриолиненными
волосами тупо  наблюдали  за  парнем,  который  стрелял  голубыми
искрами по кружащему за стеклом самолету. Мак Катт  шел  в  глубь
зала, минуя ряды колес счастья и механических рулеток. Автомат, у
которого он остановился, представлял  собой  металлический  ящик,
сверху застекленный; под стеклом был макет:  миниатюрная  зеленая
долинка с зарослями кустарника и купами деревьев. Ученый  опустил
монету, потянул за ручку и спросил:
     -- Знаете эту штуку?
     -- Нет.
     -- Готтентоты ловят кенгуру. В Австралии нет готтентотов, но
это пустяки. Я буду кенгуру. Внимание!
     Мак  Катт  нажал  рычаг.  Из  черного  отверстия   выпрыгнул
маленький кенгуру и спрятался в кустах. Теперь  за  рычаг  дернул
Грегори  --  сбоку  выскочили  три  сгорбленные  черные  фигурки.
Манипулируя ручкой, Грегори подвел их к кустам.  Но  в  последний
момент кенгуру выскочил, прорвал линию облавы и опять спрятался в
зарослях. Готтентоты несколько раз пересекли пластиковую долинку,
но кенгуру  всякий  раз  удавалось  прорваться.  Наконец  Грегори
понял, в чем хитрость; одного готтентота он подвел к тому  месту,
где прятался кенгуру, а двоих держал в резерве. Расставил их так,
что Мак Катту некуда было податься, и следующим ходом кенгуру был
изловлен.
     -- Для первого раза неплохо, -- похвалил Мак Катт.  Глаза  у
него горели, он радовался, как мальчишка.
     Грегори пожал плечами, чувствовал он себя немножко глупо.
     -- Возможно, это профессиональное, я ведь "ловец".
     - Нет, нет, здесь надо работать головой. Вам уже неинтересно
будет  играть,  вы  ухватили  принцип.  Эта    штука    поддается
математическому анализу. Сисс терпеть не может такие игры, и  это
его недостаток, крупный недостаток...
     Беседуя,  они  медленно  шли  мимо  автоматов;   Мак    Катт
остановился около музыкального  ящика,  опустил  пенни,  радужные
колесики  завертелись,  он  дернул  за  рычаг,  и  вдруг  в   его
подставленную ладонь струей хлынули медяки. Мальчишки,  торчавшие
возле тира с самолетиком, потянулись к ним, завистливо следя, как
Мак Катт небрежно ссыпает выигрыш в карман.  Но  ученый  не  стал
больше  пытать  счастья.  Они  миновали    парня,    который    с
сосредоточенным и тупым выражением лица совал все новые  и  новые
пенсы в щель автомата, раз за разом стреляя по самолету, и  вышли
на улицу.
     Через несколько  шагов  открылся  вход  в  другой  пассаж  с
магазинами. Грегори узнал его  --  это  был  тот,  в  котором  он
недавно  заблудился;  в  глубине  виднелось  огромное    зеркало,
перекрывающее проход.
     -- Здесь тупик, -- сообщил он, останавливаясь.
     -- Знаю. Вы ведь подозреваете Сисса, да?
     Грегори ответил не сразу.
     -- Он ваш друг?
     -- Я бы сказал, да. Хотя... у него нет друзей.
     -- Мг-м.  У  него  скверный  характер,  --  неожиданно    со
значением произнес Грегори. -- Только вот  что...  вы  не  должны
задавать мне таких вопросов.
     -- Даже   риторических?  Да  это  же  и  так  ясно:  вы  его
подозреваете. Возможно, не в том, что он самолично  воровал  этих
покойников, а, скажем... в соучастии.  Это  тоже  несерьезно,  вы
скоро сами убедитесь. Да, вот еще что: а если бы вы  собственными
глазами  увидели  "воскресшего",  увидели  бы  мертвеца,  который
поднимается, идет, вы бы прекратили следствие?
     -- Это что,  Сисс  попросил  вас  задать  такой  вопрос?  --
холодно поинтересовался Грегори. Они прошли уже половину галереи,
куда  забрели  совершенно  машинально,  и   остановились    перед
витриной, в которой декоратор без ботинок, в одних носках, снимал
платье со стройного  золотоволосого  манекена.  Грегори  вспомнил
сон. Сосредоточенно наблюдал он за тем, как  декоратор  осторожно
освобождает тонкое и неестественно розовое туловище  манекена  от
золотистой парчи.
     -- Сожалею, что так был понят вами, -- медленно процедил Мак
Катт. Едва кивнув, он резко повернулся и ушел.
     Лейтенант сделал несколько шагов в глубь пассажа, но, увидев
свое отражение, повернул  назад.  На  улице  загорались  рекламы,
движение усилилось -- как обычно  к  вечеру.  Грегори  брел,  что
называется, куда глаза глядят, его то и дело толкали, наконец  он
свернул в боковую улочку. И вдруг поймал себя на  том,  что  уже,
наверно, с минуту стоит перед витриной фотографа. Стоит и глазеет
на свадебные снимки: все новобрачные сидели в  одинаковых  позах,
прижавшись друг к другу, невесты в фатах нелепо улыбались, женихи
во  взятых  напрокат  смокингах  бодро  таращили  глаза;  и   все
благодаря олеографической ретуши казались  близнецами.  Из  ворот
доносился рев автомобильного двигателя. Грегори  вошел  во  двор.
Возле старой машины с поднятым капотом сидел на корточках человек
в расстегнутой кожаной куртке и, полузакрыв глаза, вслушивался  в
нарастающий вой мотора. В открытых дверях гаража виднелись капоты
еще нескольких машин. У стены валялись пустые канистры  и  бочки.
Мужчина в куртке, точно почувствовав чье-то  присутствие,  открыл
глаза и вскочил на ноги. С лица его постепенно сплывало выражение
неземной отрешенности, уступая место предупредительности.
     -- Чем могу служить? Нужна машина?
     -- Что? А... можно напрокат?  --  почти  машинально  спросил
Грегори.
     -- Разумеется. К вашим  услугам.  Желаете  новейшую  модель?
Есть "бьюик" этого года, сплошь  на  автоматике,  обкатан,  ходит
просто чудо. Вам по часовому тарифу?
     -- Нет... то есть да. На вечер. Отлично,  беру  "бьюик",  --
решился Грегори. -- Залог нужен?
     -- Это зависит...
     Грегори показал удостоверение.  Хозяин  гаража  улыбнулся  и
поклонился.
     -- Само   собой  разумеется,  инспектор,  вам  без   залога.
Пятнадцать шиллингов  уплатите  потом.  Значит,  "бьюик"?  Бензин
нужен?
     -- Да. Ждать долго?
     -- Что вы, один момент!
     И он исчез в темном гараже. Одна из черных машин дрогнула  и
тихо выкатилась на бетонную дорожку.  Грегори  заплатил,  положив
монеты на мозолистую, темную от машинного масла ладонь. Захлопнул
дверцу, уселся поудобнее, попробовал,  как  ходят  педали,  выжал
сцепление и осторожно выехал на улицу. Было еще довольно светло.
     Автомобиль  действительно  оказался  новый  и    великолепно
слушался руля. Некоторое время Грегори  ехал  в  сплошном  потоке
машин, потом стало чуть свободней. Он прибавил скорость.  Приятно
было ощутить мощный рывок машины. Легковых поубавилось, зато чаще
стали  попадаться  трехколесные  мотороллеры,  старые    фургоны,
развозящие товары, и яркие пикапчики с названиями фирм на бортах.
Грегори был уже в Ист-Энде, когда обнаружил, что нечего курить.
     Он миновал пять или шесть улочек,  над  въездами  в  которые
висел знак, запрещающий стоянку, и выехал на  небольшую  площадь;
на ней росло несколько полузасохших  деревьев  да  был  старинный
железный фонтан,  похожий  на  огромную  птичью  клетку.  Грегори
затормозил, почувствовал, как шины упруго ударились о поребрик, и
вылез из машины. Табачные лавочки, встречавшиеся по пути, куда-то
подевались. Места были незнакомые, ему тут никогда  не  случалось
бывать.  Началась  новая  улица.  Заметно  смерклось.   У    ярко
освещенного кино группами по двое,  по  трое  крутились  парни  с
набриолиненными волосами. Держа руки в  карманах  мятых  дудочек,
они стояли у витрины с рекламой фильма, терпеливо  ожидая,  когда
появится следующий кадр. Сразу же за кино Грегори попал в  жаркий
поток воздуха. Тут был  бар,  из  распахнутых  дверей  доносилось
шипение жарящихся на вертеле сосисок, в  дыму  виднелись  силуэты
парней, точь-в-точь таких же, как возле  кино.  Наконец,  Грегори
нашел табачную лавку.  Хозяин,  плосколицый  коротышка  без  шеи,
похожий на горбуна, протянул пачку американских сигарет. Выйдя из
лавки, Грегори наткнулся еще на одного карлика: только  этот  был
какой-то скрюченный, со страшно короткими и  толстыми  ручками  и
ножками  и  крохотной  головкой;  он  слезал   с    трехколесного
мотороллера, нагруженного подносами, на которых лежали обсыпанные
сахарной пудрой пирожные. Грегори открыл пачку, закурил и глубоко
затянулся. К машине он  решил  вернуться  другим  путем,  перешел
дорогу и двинулся по тротуару в поисках улицы, по  которой  можно
свернуть направо. Он миновал  еще  один  бар,  тоже  с  открытыми
дверями, над которыми, как тряпка,  свисал  красно-зеленый  флаг,
потом  набитый  людьми  длинный,  точно  кишка,  зал    игральных
автоматов, бакалейную лавку и другую -- посудную. Жестяные  ведра
и ванны загромождали почти  весь  тротуар.  У  дверей  на  желтом
складном стуле сидел хозяин, одетый в черный свитер, и, попыхивая
трубкой, безучастно  смотрел  на  детскую  коляску,  стоявшую  на
другой стороне улицы. От нее доносилась бойкая мелодийка. Грегори
остановился. В коляске, скрытый наполовину, сидел человек, вернее
не  человек,  а  безрукий  обрубок;  быстро  вертя  головой,   он
наигрывал  лихой  марш  на  губной  гармонике,  прикрепленной   к
проволочному  штативу.  Несколько  секунд  Грегори  перебирал   в
кармане монеты. И все-таки, буквально силой, заставил себя  уйти.
Резкие звуки гармоники еще долго сопровождали его. Он  представил
себе музыканта и вздрогнул. И тут  до  него  дошло,  что  и  этот
человек тоже вроде как бы карлик. Он ухватился  за  эту  мысль  и
неожиданно произнес: "Улица карликов".  Как  частенько  бывало  в
подобных ситуациях, ему  показалось,  что  в  этой  серии  таится
какой-то скрытый смысл. В конце концов, нельзя же  все  сваливать
на случайность. Стало совсем  темно,  но  фонари  не  зажигались,
только из окон магазинов сочился  слабый  свет.  Вскоре  открылся
черный провал -- боковая улочка.
     Она тоже была пуста. Где-то, примерно посередине  ее,  горел
единственный  фонарь,  свисающий    с    загогулистого    ржавого
кронштейна, прибитого к стене дома;  его  свет  мутно,  словно  в
грязной воде, отражался в  стеклах.  Грегори  неторопливо  шагал,
глубоко затягиваясь сигаретой, пока мокрый табак  не  зашипел  на
губах. На углу был антикварный магазин -- так гласила вывеска, но
в витрине лежали только пыльные картонные коробки  и  открытки  с
портретами кинозвезд, рассыпанные веером, как  колода  карт.  Тут
начиналась улица, упирающаяся в площадь.
     Вокруг фонтана бегали дети  и,  укрываясь  за  его  железной
решетчатой клеткой в форме епископской митры, швыряли  в  "бьюик"
палками.
     -- А ну-ка,  хватит!  --  прикрикнул  Грегори,  выступая  из
темноты.
     С воплями, в которых было  больше  радости,  нежели  страха,
дети кинулись врассыпную.  Грегори  уселся  в  машину  и  включил
зажигание. Но, едва  стекла  отделили  его  от  площади,  у  него
возникло такое чувство, словно он порывает все связи с чем-то,  о
чем ему еще придется  пожалеть,  правда  не  сейчас,  не  теперь.
Словно он, едва начав дело, бросает его, не доведя и до середины.
Еще секунду он сидел в нерешительности, но рука  сама  нажала  на
рычаг, и автомобиль мягко покатил под уклон. Грегори  притормозил
и осторожно вывернул  на  широкую  улицу.  Мелькнула  табличка  с
названием, но прочесть его он не успел.
     Шкалы приборов отсвечивали розовым,  зеленые  стрелки  часов
стояли на семи. Да, время сегодня летит быстро. Мелькнула мысль о
деле, но Грегори сразу же отогнал ее. Хотелось,  хоть  ненадолго,
не вспоминать, забыть о нем, как будто, оставленное в покое,  оно
само собой уладится, очистится от всего лишнего, станет понятней,
и когда он вернется к нему, все  будет  хорошо  или,  по  крайней
мере, хотя бы чуть получше.
     Грегори выехал из Ист-Энда и вдруг  на  перекрестке  заметил
темный автомобиль с вмятиной на заднем крыле, в котором отражался
ритмично помаргивающий  красный  огонек  указателя  поворота.  Он
сразу узнал эту вмятину, автоматически сбавил скорость  и  поехал
следом.
     Темно-серый седан еще раз свернул -- на пустынную обсаженную
деревьями улицу. Чтобы не привлекать  к  себе  внимания,  Грегори
отстал метров на двадцать и  погасил  все  огни.  Ехали  они  так
довольно долго. Несколько раз перед перекрестками, боясь, как  бы
седан не ускользнул,  Грегори  прибавлял  скорость,  но  все-таки
старался не сближаться. К счастью, машин  было  мало,  а  красные
тормозные  огни,  вспыхивавшие  довольно  часто,  так  как   Сисс
оказался  чересчур  осторожным  водителем,  служили    прекрасным
ориентиром. Правда, Грегори немножко злило, что никак не  удается
понять, где они едут. Но тут он увидел фиолетовые неоновые  буквы
рекламы, и все сразу встало  на  свои  места.  Это  филиал  "Банк
Сити", неподалеку есть кафе, куда прежде он частенько  захаживал.
Темный седан остановился у тротуара. Грегори  моментально  принял
решение;  рискуя  потерять  Сисса,  который  уже  высаживался  из
машины,  он  проехал  чуть  вперед  и  затормозил  возле  старого
каштана, тень  которого  скрывала  "бьюик",  захлопнул  дверцу  и
скорым шагом вернулся обратно. Сисса уже не было. У кафе  Грегори
в нерешительности остановился, заглянул в окно, однако ничего  не
увидел: стекла были заклеены афишами. Тогда он поднял воротник и,
понимая, что делает глупость, толкнул дверь.
     В кафе было несколько залов, не то три, не то четыре; он так
толком и не знал сколько. Залы довольно большие,  заставленные  в
несколько рядов  мраморными  столиками.  Столики  друг  от  друга
отделены перегородками, обитыми вытертым  красным  плюшем,  точно
таким же, как и продавленные диванчики.
     В узеньком зеркале на переходе из  первого  зала  во  второй
Грегори увидел Сисса, который уже сидел за столом и  делал  заказ
официанту. Грегори отпрянул назад. Он  принялся  искать  укромное
место, с которого можно было бы держать  Сисса  под  наблюдением.
Задача, надо сказать, была не из легких. Когда он наконец  выбрал
место,  оказалось,  что  перегородка  его  кабины,  похожей    на
кукольный домик со снятой передней стенкой, скрывает ученого.  Но
подошел официант и пересесть не удалось. Грегори заказал  грог  и
раскрыл воскресное приложение к "Таймсу". Ситуация, в общем, была
дурацкая: он сидит, точно собака перед лисьей норой, а  Сисса  не
видит.  Потягивая  тошнотворный,  переслащенный  грог,    Грегори
разгадывал кроссворд и время от времени бросал взгляд  на  пустой
проход. Минут через десять Сисс внезапно вскочил  и  прошелся  по
залам,  словно  бы  кого-то  разыскивая.  Грегори   едва    успел
прикрыться "Таймсом". Не заметив лейтенанта, Сисс вернулся в свой
"бокс", но теперь уселся так, что Грегори стали видны его длинные
ноги в ярко-желтых туфлях. Прошло еще минут десять. В глубине,  у
бильярда, лениво ссорилась компания студентов. Хлопала  дверь,  и
каждый раз Сисс выглядывал из своего укрытия. Вдруг он вскочил  и
радостно заулыбался. Девушка,  стоявшая  в  дверях,  нерешительно
осмотрела зал и направилась к нему; плоская сумочка,  висящая  на
плече, при каждом шаге хлопала ее по бедру. На  ней  был  лиловый
плащ с  капюшоном,  из-под  которого  выбивались  светлые  прядки
волос. Лица Грегори рассмотреть не успел. Она  уже  стояла  перед
Сиссом, и тот что-то быстро-быстро говорил ей. Он  прикоснулся  к
плащу, она отрицательно  покачала  головой,  проскользнула  между
перегородкой  и  столом,  и  оба  они  исчезли  из  поля  зрения.
Пользуясь тем, что внимание  посетителей  отвлеклось  перебранкой
студентов в задней комнате, Грегори  обошел  зал  и  вернулся  по
другому проходу, стараясь идти так,  чтобы  все  время  видеть  в
зеркале кабину Сисса. При этом он делал  вид,  будто  разыскивает
нужный номер газеты; переходя от столика  к  столику  он  наконец
нашел место, подходящее для наблюдательного пункта,  и  плюхнулся
на просиженный диванчик. Зеркало было скверное, мутное,  но  зато
полумрак и нечеткость отражения давали некоторую  гарантию  того,
что Сисс его не заметит. Грегори  видел  его  чуть  сверху.  Сисс
придвинул свой стул к диванчику и что-то  оживленно  рассказывал;
он сидел к девушке так близко, что даже смотрел не на нее,  а  на
стол; казалось, будто свои слова  он  адресует  ему;  впечатление
усугублялось еще и ракурсом, под  которым  Грегори  наблюдал  эту
сцену. У девушки было совсем еще детское личико с пухлыми губами,
пожалуй, ей не исполнилось и семнадцати. Плащ  она  не  сняла,  а
только расстегнула да сбросила с головы капюшон;  светлые  волосы
рассыпались по плечам. Сидела она очень прямо, вжавшись спиной  в
красную обивку, глядела не на Сисса, а куда-то  чуть  в  сторону;
поза ее была неестественно скованная,  напряженная,  и  выглядела
она так, будто ей неудобно и даже вроде мучительно.  А  Сисс  без
умолку говорил. Он  наклонялся  к  ней,  потом  медленно,  нехотя
отодвигался, точно его оттолкнули, и снова, не глядя на  девушку,
приближал свои маленькие шевелящиеся губы к ее лицу. При этом его
тощая рука двигалась в такт словам: она поднималась и опускалась,
пальцы судорожно сжимались в  кулак  и  вдруг  безвольно,  плоско
опадали. Несколько раз Сисс как бы со скрытой нежностью  погладил
стол; это выглядело так глупо и  жалко,  что  Грегори  захотелось
отвести взгляд, но  он  продолжал  смотреть.  Всего  раз  девушка
улыбнулась, одними губами, а потом сидела, не  шевелясь,  опустив
голову, и только слушала. Зеркало висело  с  небольшим  наклоном,
так что Грегори видел ее чуть сверху -- тень от  волос,  падающую
на щеку, и маленький вздернутый носик. Лишь однажды  он  заметил,
как  у  нее  блеснули  глаза.  Сисс  замолчал.  Сгорбленный,    с
застывшим, напряженным лицом, он сидел рядом с ней, но так, будто
был один, и  теперь,  когда  он  кончил  говорить,  напряженность
сходила с его лица, расплывалась, как тающий след  на  снегу.  Не
поднимая  глаз,  он  взял  бумажную  салфетку,  быстро    написал
несколько слов, сложил ее вчетверо и протянул девушке. Но  та  не
брала. Он уговаривал, умолял. Наконец  она  взяла,  но,  даже  не
развернув, положила на  стол  и  кончиками  пальцев  подвинула  к
Сиссу. Сисс схватил ее за руку. Она вздрогнула и  с  негодованием
взглянула на него. Вроде бы  лицо  у  нее  даже  потемнело.  Сисс
выслушал  ее,  кивнул  и  снова  начал  говорить  --    медленно,
настойчиво, подчеркивая  слова  резкими,  энергичными  движениями
руки, точно  вбивая