я  раскатистый  грохот:  один  из  колоколов
сорвался со старинных креплений и  со  звоном  свалился  в  кладовку.  Все
закричали от  испуга.  Горилла  различил  пронзительный  вопль  Кокарды  и
поглядел вниз, увидев только черноту.
   Раздался еще один вопль, и Горилла выглянул в царящий снаружи полумрак.
Там, где была баррикада ловцов мяса, клубилась туча  снега.  Ветер  быстро
отнес ее в сторону, открыв пропасть во  много  ярдов  шириной.  От  ловцов
почти ничего не осталось. Провал быстро увеличивался, края  его  осыпались
вниз  наподобие   кольцеобразного   водопада.   Наконец   последние   сани
соскользнули вниз и исчезли из виду.  Рокот  постепенно  затих,  и  только
ветер продолжал равнодушно завывать.



4

   В кладовой горела лампа. В  ее  дрожащем  свете  группа  окружила  тело
Героя.
   - Двое погибли, - мрачно заметил Прутик. - Морг, по крайней мере,  умер
с пользой, а тут... - Он вздохнул. Герой был самым младшим среди них,  его
потеря казалась несправедливой.
   - Он совсем не мучился, - сказала необычно притихшая Кокарда.  -  Когда
колокол упал, он стоял прямо под ним. Мы зажгли лампу, а он  уже  мертвый.
Наверное, он умер еще раньше. Было темно, и он не издал ни звука...
   Горилла  молчал,  глядя  вниз,  на  исковерканное,  беззащитное   тело,
казавшееся почему-то меньше, чем при жизни.
   - А что с Моргом? - спросил, пытаясь изобразить заботливость. Прутик  и
вспомнил, что Морг тоже мертв.
   - Я никогда не предполагала, что Морг  на  такое  способен,  -  Кокарда
старалась подбодрить Гориллу. В его молчании было нечто,  не  предвещавшее
добра. - Наверное, он поджег целый ящик с  динамитом.  В  "Винном  Приюте"
ничего не осталось, и, думаю, он решил, что жить ему больше не для чего, а
динамит был под рукой, и прямо над  головой  расположились  ловцы  мяса...
Одно к одному. Он кончил жизнь, как настоящий мужчина.
   "Я убил Морга", - подумал Горилла. Он созерцал остатки своего  племени;
отметил, что Старик лежит на своем матрасе, одетый в лохмотья.  Почему  он
так одет? В ателье сколько угодно хорошей одежды.
   - Благодарю тебя, Кокарда, - пробормотал  он,  как  будто  она  сделала
комплимент  лично  ему.  -  Впрочем,  все  это  без  толку.  Нам  придется
разделиться. Сидя здесь, мы попросту умираем.
   После жалостной паузы Кокарда ответила с несколько натянутой живостью:
   - Все в порядке. Горилла,  мы  согласны.  Ты,  конечно,  прав.  Что  ты
собираешься делать? Возьмешь Старика и попробуешь найти холмы и деревья, о
которых он говорит все время?
   - Да, наверное, так... А ты?
   - О, я думаю,  мы  присоединимся  к  одному  из  больших  поселений  на
востоке. Если не попадемся по дороге ловцам мяса. Думаю, с нами будет  все
нормально.
   - Отлично. - Горилла неловко отвернулся.  -  Я  сейчас  погружу  все  в
лодку, чтобы уехать пораньше. Ехать долго. Хоть бы Старик выдержал.
   С охапкой консервных банок он полез вверх по лестнице. Было похоже, что
все ожидали именно этого решения.
   Когда верхушка колокольни скрылась за  кормой  снежной  лодки,  Горилла
повернулся, чтобы рассмотреть однообразную пустыню, лежащую впереди. Он не
ощущал возбуждения в предвкушении нового. Может быть,  это  придет  позже,
когда совсем рассветет. Пока же  в  полутьме  раннего  утра,  его  чувства
склонялись скорее к  безнадежности.  Горилле  казалось,  что  он  потерпел
поражение, словно он спасался бегством, а не устремлялся  навстречу  новой
жизни.  Запеленутый  в  половики  Старик,  лежащий   на   настиле,   своей
пергаментной кожей и белыми редкими  волосами,  жиденькие  прядки  которых
развевал ветер, напоминал труп.
   Побуждаемый  неожиданным  импульсом,  Горилла   нагнулся   и   потрогал
морщинистую впалую щеку. Старик пошевелился и что-то пробормотал.
   Выпрямившись, Горилла продолжал путь.
   Прутик  и  Кокарда  расхаживали  по  колокольне,  окруженные  штабелями
консервов. Они двигались молча, иногда снимали банку с пирамиды и  ставили
ее обратно, как бы стараясь успокоить друг друга:  производится  проверка.
Время от времени они попеременно бросали  взгляд  наверх  -  на  лестницу,
ведущую к входному отверстию.
   - Ну, вроде все, - с подчеркнутой небрежностью бросила наконец Кокарда.
   - Ага... - согласился Прутик.
   - Тогда начинаем грузить сани?
   - Ладно. - Прутик с  глухим  стуком  побросал  партию  банок  в  сетку.
Горилла приготовил для них грубо сколоченные сани; они были  привязаны  на
снегу снаружи.
   На снегу, снаружи...
   Прутик медленно приблизился к лестнице и начал взбираться наверх, одной
рукой хватаясь за  перекладины,  в  другой  держал  сумку.  Это  оказалось
необычайно трудно: сумка была тяжелой, и пол как  бы  магнитом  притягивал
его, мешая подниматься.
   Все  внимание  занимала  задача,  как  поставить  ногу   на   следующую
ступеньку. Он  заметил,  что  перекладины  посередине  изношены,  так  что
квадратное сечение ступенек почти превратилось в  овальное  -  и  на  этом
неоспоримом физическом факте постарался сконцентрироваться.
   Вдруг протянутая рука не нашла перекладины, и в лицо подул ветер. И  на
этот раз Гориллы с ним не было...
   Прутик поднял глаза.
   И  увидел  снег:  огромное  пространство,  покрытое  плывущими   белыми
вихрями, под таким же белым небом, так что невозможно определить, где  они
сходятся. Что наверху,  а  что  внизу:  снег  или  небо?  Перед  ним  была
Бесконечность, составленная из  этих  двух  физических  элементов,  а  сам
Прутик - крохотное млекопитающее, цепляющееся за краешек этого  величия  -
не  значил  абсолютно   ничего.   Бесконечность   манила,   как   колодец,
отталкивала, как стена...
   - Ну же, шевелись!
   Ловя ртом воздух,  чувствуя  тошноту,  Прутик  прижимался  к  лестнице,
зажмурив глаза и концентрируясь  на  перекладинах  под  руками  и  ногами:
только они были неподвижны  в  его  мироощущении.  Как  сквозь  туман,  он
услышал стук, - далеко внизу сумка с банками ударилась об пол.
   - Какого дьявола ты там делаешь?
   Прутик отодвинулся в сторону - или его оттолкнули? - Кокарда взобралась
к нему наверх. Теперь они сидели  на  верхушке  лестницы  вдвоем:  Кокарда
смотрела на снег, Прутик - на Кокарду. Ее  веки  опустились  и  задрожали;
блеснули белки глаз, зрачки закатились.  Прутик  подхватил  ее  за  талию.
Кокарда слабо встряхнула головой.
   - Господи Боже мой, - пробормотала она.
   Прутик помог ей спуститься.
   Когда они стояли на полу колокольни, глядя друг на  друга,  послышались
шаги, медленные и тяжелые, поднимающиеся по каменной  лестнице  снизу,  из
кладовой. Кокарда мгновенно очутилась в объятиях Прутика, и они  прижались
друг к другу. Прутик чувствовал, как бешено колотится ее сердце; он  ждал,
глядя через плечо подруги...
   Появившийся в отверстии Морг потирал голову.
   - Привет, - поздоровался он. - Ну, мне досталось, черт побери. Взрыв  в
этих туннелях...  Добрался  почти  до  магазина  мужской  одежды  и  опять
отключился. Наверное, проспал целые сутки. - Морг слабо улыбнулся.  -  Ну,
зато я чувствую себя лучше после этого.  Что  у  нас  на  завтрак?  Или  я
опоздал?
   - Морг! -  при  звуке  знакомого  голоса  Кокарда  вывернулась  из  рук
Прутика. - Какого черта ты тут делаешь? - Неожиданно ее голос  дрогнул.  -
Мы думали, что ты погиб!
   - Никогда еще не видал, чтобы ты так была мне рада, - Морг хихикнул.  -
А я не погиб. Да и с какой стати?
   - Мы думали, ты взорвал себя вместе с "Винным Приютом".
   - Что-о? - Морг от души рассмеялся. - Чтобы я да себя взорвал? Думаешь,
я собирался совершить какой-нибудь проклятый подвиг?


   Старик лежал теперь  удобнее,  опершись  на  корму  снежной  лодки.  Он
оглядывался вокруг с сияющими глазами.
   - Все как было, - проговорил он. - Я почти забыл, как  выглядят  цвета.
Ты видел когда-нибудь такую зелень, как эта, а. Горилла?
   Он  указал  пальцем  на  гигантскую  разветвляющуюся  колонну,  которую
называл деревом, на спутанную массу ветвей на фоне бездонного неба.
   - Этот цвет - самая сущность жизни... К черту все ваши  снежные  лодки,
склады продовольствия, ходы во льду и ваши крысиные норы; всю эту  черноту
и серость, сделанные людьми. Даже все оттенки  серого...  Мертвое  мясо  -
красновато-серое,  лед  в  туннелях  -   голубовато-серый;   все   создано
Человеком, и все мертвое... А это дерево - живое, оно  зеленое  и  создано
Богом.
   Горилла поглядел на дерево.
   - В этом вся разница - между жизнью и смертью, между зеленым и серым. Я
гляжу вокруг и чувствую себя так,  будто  много  лет  пробыл  мертвым;  но
теперь я опять живой, ведь у меня опять все то, что я тогда оставил здесь.
   Но голос Старика ослаб. Горилла опустился на  колени  и  обнял  его  за
плечи.
   - Останься тут, Горилла, - говорил Старик. - Где-нибудь близко есть еще
люди; место подходящее. Хорошие люди. Ты найдешь себе жену,  будешь  здесь
жить. Не будешь больше ютиться в  норе,  а  построишь  дом  среди  зеленых
деревьев под голубым небом.
   - Почему ты споришь сам с собой, Старик? - удивляясь, спросил  Горилла.
Он поглядел на  деревья  и  снова  перевел  взгляд  на  лежащего  в  лодке
человека.
   - Достань семена из магазинов,  засыпанных  снегом,  и  вырасти  овощи:
морковь, горох, бобы, лук, сладкую кукурузу. А вокруг дома  посади  цветы:
оранжевые бархатцы, алые розы, люпин и много других...
   Но Горилла думал сейчас о Кокарде, как будто больше думать  было  не  о
ком; о Кокарде и Прутике. Он подозревал, что эти двое  никогда  не  смогут
покинуть колокольню.
   - Окружи себя жизнью, и твоя собственная жизнь будет  полнее  и  слаще,
ибо ты не для того рожден на свет, чтобы ютиться в норе.
   Старик умолк и принялся внимательно наблюдать. Горилла проследил за его
взглядом и увидел на фоне неба небольшое животное, бегающее в ветвях.
   - Они все здесь, -  радовался  Старик.  -  Все  звери,  и  птицы  тоже,
наверное. И я здесь, и ты. Горилла...
   В глазах Гориллы стояли слезы: слезы сожаления о том,  чего  он  должен
расстаться со Стариком, и о том, что глаза Старика видят то, что он видеть
не может.
   Болезнь, поражающая глаза тех, кто проводит  дни,  охотясь  на  снежных
равнинах, называется  засветкой.  После  долгих  дней,  проведенных  среди
слепящей белизны, в конце концов наступает такой момент,  когда  не  нужно
щуриться  от  яркого  света,   потому   что   глаза   полностью   к   нему
приспособились.
   Горилле было пятнадцать, когда голубое небо стало серебряным, а красные
шпили церквей - черными.
   Вздрогнув, он поглядел вокруг - на открытую землю, даже более грозную в
своей черноте,  чем  бесконечный  белый  снег.  Над  ним  раскачивались  и
тянулись к нему  изможденные  угольно-черные  силуэты  деревьев,  шуршали,
пытались схватить, иногда роняли изъязвленный лист.
   Может, когда-нибудь... - обещал он себе. Может быть, в один  прекрасный
день у него будет более серьезная  причина  остаться  здесь,  чем  прихоть
старого человека.  Может,  когда-нибудь  он  сможет  разделить  новизну  с
кем-нибудь, для кого это также будет новым, - а не с  незнакомой  девушкой
из-за холмов, которая все это уже видела и будет,  пожалуй,  смеяться  над
его тревогами.
   Они появились на вершине холма - целая группа, наблюдающая за  двумя  у
края снегов. Они прокричали  приветствие.  Горилла  и  Старик  услышали  и
ответили. Горилла тогда почти что потерял решимость - почти. Потом  Старик
сидел на корточках на снегу и глядел на него  со  странным  выражением  на
своем козлином лице. Группа приблизилась,  они  улыбались  -  Старику,  не
Горилле. Они пересекли пятно неглубокого снега, не оставив следов.
   Горилла развернул лодку, туго натянул шкот, выбирая его по  мере  того,
как судно наклонялось под ветром.  Он  торопился  набрать  скорость,  пока
одиночество не заставило его переменить намерение.
   Старика тронули за плечо. Он повернулся и увидел приятные  человеческие
лица.
   - О чем ты плачешь. Старик? - спросила  женщина  средних  лет,  полная,
умиротворенно-добродушная. - Разве не здесь тебе хотелось бы жить?  Пойдем
с нами в деревню, и тебе найдется что-нибудь поесть. Ты, наверное, голоден
с дороги. Ты издалека?
   Болтая, они увели его от снегов...


   - Так и знала, что у тебя  не  хватит  пороху,  -  сказала  Кокарда.  -
Перетрусит, думаю, и вернется. Куда ты дел Старика? Бросил по дороге?  Вот
и хорошо.
   Горилла пристально смотрел на нее и на Прутика. Он ожидал найти их тут,
но не думал, что будет так рад этому. Он не говорил ничего, сидел у огня и
грелся, чтобы освободиться от снега, набившегося  в  складки  одежды.  Над
головой послышался шорох; он поднял глаза.
   - Горилла! - Морг с трудом выбирался из щели между балкой и  крышей.  -
Иди сюда, посмотри. Думаю, здесь можно сделать галерею вокруг крыши.  Если
пробить еще дыры, мы  будем  держать  под  обстрелом  всю  равнину.  -  Он
улыбался, до глупости довольный собой и возвращением Гориллы.
   Позже Горилла спросил:
   - А ты думал, что я вернусь?
   Морг смотрел в другую сторону.
   - Ты и не уходил. Давай считать, что никогда не уходил, ладно?
   - Я думал, что ты погиб, ты знаешь об этом?
   - Кокарда тоже так считала. А знаешь, по-моему, она обрадовалась, что я
оказался жив. Впрочем, теперь она уже стала такой, как всегда.
   - Она не такая уж плохая, - сказал Горилла. - Возможно, все мы  не  так
уж плохи. Только когда Старик рассказывал о старых  добрых  временах,  мне
начинало казаться, что мы только и делаем, что ругаемся.
   - Мы действительно все время  ругались.  Боюсь,  Старик  помнит  только
самое хорошее.
   - Ты задумывался когда-нибудь, сколько ему лет? -  спросил  Горилла.  -
Сколько же ему должно быть, если он все это помнит?
   - Память у него хорошая, - согласился Морг, воздерживаясь от упоминания
о своих подозрениях по поводу Стариковой фантазии.



5

   Вечера вокруг костра стали теперь тихими, почти нудными. Лежа или  сидя
на полу, члены маленькой  группы  вглядывались  в  тлеющие  угли,  изредка
переговариваясь. Лишенные рассказов Старика, которые прежде давали пищу их
воображению, люди сделались скучными и вялыми. Наступило время, когда  Лап
было мало, и иногда по утрам Горилла с трудом находил в себе  силы,  чтобы
влезть в пальто и перчатки и выбраться наружу,  к  ожидающей  его  снежной
лодке. Вечерами, когда он возвращался, усталый и с пустыми руками, даже  у
Кокарды не хватало духу его попрекать.
   - Сейчас, когда тихо, опаснее всего, - высказался однажды вечером Морг,
потягивая "Тио Пепе" из бутылки, которую обнаружил в расколотом  на  щепки
письменном столе.
   Кокарда проглотила приманку.
   - Наоборот, сейчас безопасно. Ловцы мяса уже давно не показываются.
   - Они просто выжидают. А сейчас они голодные, потому что Лапы  ушли  на
юг. - Морг преувеличенно вздрогнул и указал наверх. - Что это?
   - Где? - Горилла, в одежде, от которой шел пар, уже был на ногах.
   - Там, наверху. Чье-то лицо заглянуло в дыру на крыше!
   Прутик тоже вскочил на ноги.
   - О Боже, я видел его. Огромное, чудовищное! С красными глазами!
   Кокарда, уже на полпути к спуску в кладовку, волокла свою постель.
   - Я ухожу отсюда. Если вы думаете, что я буду сидеть и ждать, пока меня
съедят заживо, вы сошли с ума. Прутик,  идем,  если  ты  еще  не  растерял
остатки соображения.
   - Иду!
   Горилла выстрелил в  направлении  отверстия.  Вниз  посыпались  пыль  и
дохлые насекомые.
   - Постой, Горилла, - заговорил Морг, продолжая  лежать.  -  Подожди.  Я
ошибся. Извини меня. Это могло случиться с кем угодно.
   - То есть наверху никого не было?
   - Нет, конечно. - Морг осторожно рыгнул,  вытер  рот  тыльной  стороной
ладони. - Но могло быть. Об этом я вам и говорю. Было время, когда нас  не
застали бы врасплох.
   Снизу появилась разъяренная Кокарда.
   - Мог бы подумать, прежде чем так меня пугать, бездельник несчастный!
   - Наверное, ты прав, Морг.
   - Я уверен, что видел что-то такое.
   - Так как же,  Горилла?  Если  мы  собираемся  здесь  оставаться,  надо
начинать укреплять оборону прямо сейчас.
   - Совершенно верно, Морг. - Кокарда  по  своему  обыкновению  мгновенно
переметнулась в другой лагерь. - Разумеется, Горилла должен  был  об  этом
подумать, но он уже никуда не годится.  Защищать  женщин  -  ваше  мужское
дело. Так поступали в старину пещерные люди, мне Старик рассказывал.
   - Он и это помнит?
   - Он описывал все так хорошо, будто помнил. У них были костры у  входа,
чтобы отгонять львов и волков,  так  он  говорил.  И  еще  они  наваливали
снаружи камни, чтобы сделать проход узким, так что лев или слон  не  могли
пролезть.
   - Когда же он это рассказывал? - спросил Прутик.
   - Ну, ты же не всегда жил здесь, любовничек...
   Компания снова стала беззаботной; Кокарда и Прутик растянулись на полу.
Горилла прислонил винтовку к стене и присоединился к ним. Морг смотрел  на
них и посмеивался, вспоминая, какое выражение  было  на  лице  у  Прутика,
когда тот вообразил себе,  что  видит  лицо  в  отверстии.  Голос  Кокарды
продолжал монотонно излагать байку о доисторических людях, и в  колокольне
было, как раньше, когда Старик рассказывал свои истории.
   Удивительно, как живо Кокарда говорит, думал Морг, будто  она  побывала
там сама - в первобытной пещере, где перед входом трепетал огонь, а вокруг
него играли одетые в шкуры дети. А потом возвращались мужчины,  и  темнота
сгущалась. Охота было успешной. Вождь Йок принес оленя, перекинутого через
плечо, и сбросил  его  на  траву;  туша  упала  с  глухим  стуком,  голова
качнулась в сторону, все еще открытые глаза отразили блеск костра...
   Морг встряхнулся. Он находился в  колокольне,  и  Кокарда  рассказывала
историю. Как-то вышло, что о его предложении укрепить их крепость  забыли.
Мрог вздохнул. Так часто случалось.
   Он откинулся назад, закрыл глаза и продолжал слушать Кокарду.
   - Хорошо у меня получилось, верно, Прутик?
   - Ты была просто великолепна. Прямо будто Старик вернулся обратно.
   - Но ведь у меня получается лучше, чем у Старика, так ведь?
   - Сейчас покажу, что у тебя получается лучше.
   - Ой, ради Бога, отвяжись от меня, животное. - Кокарда высвободилась  и
зашагала дальше по коридору, таща за собой сани. Прутик с лампой  поспешил
за ней; ее тень нелепо плясала на стене.
   - Хорошо Морг придумал, верно?
   - Чего придумал?
   - Насчет того, чтобы укрепить нашу оборону.
   Они укладывали консервы на сани:  тушенку,  спагетти  в  сырном  соусе,
собачий корм "Дружок с родословной", спаржу.
   - Что ты, собственно, имеешь в виду? Укрепить оборону? Что ты понимаешь
в обороне? Как ты собираешься к этому приступить? С чего начнешь?
   - Морг должен в этом разбираться. И Горилла тоже.
   - Присядь-ка и послушай, что я тебе скажу, Прутик. Слушай  внимательно.
Не так давно Горилла ушел и бросил нас. Он взял бы с собой Морга, если  бы
не считал его мертвым.  В  моральном  смысле  они  ушли  оба.  Отвалили  в
туманную даль и бросили нас умирать с голоду. Правильно?
   Прутик ковырял яркую этикетку на банке с консервированной кукурузой. На
этикетке была картинка: девушка,  идущая  по  полю,  хрупкая  блондинка  в
короткой юбке, развевающейся вокруг длинных, красивой  формы  ног.  Прутик
старался избежать сравнений, но не мог не думать, что девушка  не  слишком
похожа на Кокарду. Неудивительно, что  Старик  говорил,  будто  в  прежние
времена все было красивым.
   - Правильно, - автоматически согласился он.
   - А что они однажды уже сделали, сделают и еще раз. Ну да, теперь  Морг
говорит об обороне, о том, как защитить нас от ловцов мяса.  Но  я  говорю
тебе, Прутик: это все для отвода глаз. Ясно, они займутся защитой.  Что-то
надо делать... Мы не  можем  вечно  сидеть  на  задницах,  даже  Морг  это
понимает.  Значит,  они  соорудят  огневую  позицию,  или  как   там   это
называется. Но все это время - запомни, Прутик, - все это время они  будут
строить планы, как бы удрать. Поэтому я хочу, ч