ря  и  стремительно
умчалась в глубь каменного грота.
     Максим включил фонарь и осторожно полез в отверстие. Костя последовал
за ним.  Двигались медленно, тщательно высвечивая все вокруг, то опускаясь
вниз,  то  всплывая к  самому  потолку пещеры.  Фонари давали слишком мало
света,  к  тому же  все время приходилось бороться со  встречным течением.
Однако постепенно стало ясно, что грот превращается в длинную узкую щель с
неровными голыми стенками,  но  не  было никакого намека на то,  что здесь
могли побывать другие аквалангисты.
     Максим решил уже  повернуть обратно,  чувствуя,  что длина веревки на
исходе,  как  вдруг луч  его фонарика выхватил из  мрака круглое оранжевое
пятно.  Что это?  Или показалось? Максим снова двинулся вперед. Но сильный
удар  отбросил  его  назад,   все  тело  словно  сдавило  прессом,  голова
запрокинулась,  мундштук вырвался из губ.  Он попытался задержать дыхание,
но не успел закрыть рот,  и  поток воды ворвался в горло,  раздирая грудь,
выталкивая из орбит глаза...


     Очнулся Максим на берегу в тени старого знакомого кедра. Он попытался
подняться,  но  почувствовал слабость  и  опять  закрыл  глаза.  Голос  не
подчинялся ему. Каждый вдох давался с трудом.
     - Лежи-лежи!  -  склонился к  нему  Антон.  -  Ничего страшного.  Все
обошлось,  но придется полежать.  Надо оставить в покое все здешние тайны.
По  крайней мере,  до  будущего года.  Но  время терять не будем,  Максим.
Займемся пока раскопками на Студеной и Гремячем. Это ведь тоже важно. Нет,
не вставай! Я сейчас в леспромхоз за машиной. Костя побудет с тобой.
     Костя подсел ближе, поправил плащ под головой.
     - Ну,  Максим,  считай,  повезло тебе.  Мог  бы  и  на  дне остаться.
Веревка-то оборвалась.  Меня в сторону отбросило.  Где тебя искать?  И тут
будто окликнули меня.  До сих пор в толк не возьму, что это был за голос и
почему я пошел за ним.  Только вижу - ты на дне. И без мундштука. Тут уж я
дал работу ластам! Вот так и обошлось. А то бы...
     Максим благодарно кивнул и закрыл глаза.
     Голос... Неужели ее голос?


                                    3

     Солнце едва  успело согнать снег и  подсушить тропинки в  тайге,  как
Максим и Антон вновь приехали в Отрадное.
     Первая их  экспедиция закончилась безрезультатно.  За  два  с  лишним
месяца были перерыты и прощупаны радиометром все выходы астийских пород по
обоим берегам Студеной,  заложены десятки шурфов,  пропущена через сито не
одна сотня тонн песка с ручья Гремячий.  И все без толку -  никаких следов
астийского человека.
     Но  друзья не собирались сдаваться.  Всю зиму они готовились к  новой
экспедиции,  а  как  только сошел  снег,  снова выехали в  тайгу.  Главное
внимание в  этом  году  предполагалось уделить району  Лысой  гривы.  Одно
неожиданное обстоятельство заставило их изменить планы.
     В  то  утро Максим решил поработать в  небольшом котловане на окраине
кордона, у больницы. Котлован был свежий, видно, его только что вырыли. Но
ударивший морозец так прихватил сырой песок,  что стоило Максиму нажать на
черенок, как он хрустнул и сломался у самого основания.
     Молотка под  руками  не  оказалось.  Чтобы  выбить обломок из  штыка,
пришлось  воспользоваться  куском  конкреции,   каких   немало  торчало  в
астийских песках и глинах.  Но не тут-то было!  При первом же ударе камень
разлетелся вдребезги. Максим в сердцах швырнул обломок далеко в сторону.
     - Вы что, этими булыжниками интересуетесь?
     Максим удивленно поднял глаза.  У больничного крыльца,  облокотясь на
тонкую  балясину,  стояла  незнакомая  женщина  -  молодая,  невысокая,  в
короткой беличьей шубке,  с непокрытой  головой.  Глаза  ее,  темно-карие,
почти черные,  смотрели на Максима с любопытством.  Щеки слегка порозовели
от смущения.
     Максим бросил ненужную теперь лопату, неловко поднялся:
     - Как вам сказать...
     - Я это не просто из-за любопытства.  В прошлом году мне тоже попался
такой камень, а внутри был металл.
     - Что вы говорите! А где он сейчас?
     - Сохранила. Сейчас принесу.
     Она вернулась  с  куском  породы.  Максим  с  нетерпением принялся ее
рассматривать.  Один край камня был  отбит,  на  нем  отчетливо  проступал
металлический предмет.
     - Спасибо! А вы помните, где нашли этот камень?
     - Конечно. Я даже колышек там вбила на всякий случай.
     - Даже колышком заметили!  Слушайте,  да вы... вы... - Максим сжал ее
маленькие горячие пальцы.  -  Я  готов расцеловать вас  за  такой подарок,
честное слово!


     Антон заканчивал прокладку маршрутов, когда в комнату вбежал Максим и
выложил перед ним конкрецию:
     - Вот!
     - Что это?
     Максим рассказал историю удивительной находки.
     - Максим, ты в сорочке родился! А место?
     - Я только что оттуда.  Я думал,  конкреция из надастийских глин.  Но
оказалось, она из самых верхов астийских песков.
     - "Ин ситу"?
     - Несомненно.  Сохранилось даже углубление в песчанике.  Я сделал все
замеры. Двадцать сантиметров от кровли.
     - Так-так...  Значит,  все-таки  чуть  выше  твоих  прежних  находок.
Любопытно! Что же в ней?..
     Максим схватил молоток.
     - Нет,  стой!  Сначала нас интересует конкреция как таковая.  - Антон
сфотографировал кусок породы в  нескольких ракурсах,  снял все размеры.  -
Теперь  заглянем внутрь.  -  Он  взял  молоток и  начал  осторожно сбивать
мергелевую корку. Максим первым понял, что это был за предмет:
     - Топор... Рубило!
     - Да,  что-то похожее на рубило.  Грубоватое,  правда. Но то, что над
ним потрудилась человеческая рука, - вне всякого сомнения.
     - Но что же получается?  -  разочарованно протянул Максим.  - В слоях
более древних -  алмазные геммы,  детали из высококачественных сплавов,  а
тут - кусок металла!
     - Да,  работа,  прямо скажем, не ювелирная, но... - Антон взял лупу и
долго вглядывался в поверхность рубила.  -  Как ты думаешь, из чего сделан
этот инструмент?
     - Что  тут  думать,  из  железа,  конечно.  Взяли  кусок  метеорита и
тяп-ляп!..
     - Из железа? Ну, это покажет анализ. Я говорю о другом. Не кажется ли
тебе странным,  что на этом "куске метеорита",  вот тут,  видишь, остались
следы нарезки и даже что-то похожее на клеймо? Взгляни...
     Максим сквозь лупу придирчиво рассматривал то место, на какое показал
Антон.
     - Невероятно! Я же видел эти серповидные знаки...
     - Где?
     - Где?  Не помню,  Антон.  Где-то видел.  Может,  позднее вспомню. Но
ты-то что думаешь об этом?
     - Думаю:  это  примитивное рубило выковано из  более тонкого изделия,
вроде тех, что находил ты. Кстати, дай-ка радиометр.
     Максим включил прибор. Антон поднес к нему рубило.
     - Видел?
     - Да-а, радиоактивность очень большая! Но почему?
     - Не  знаю,  брат,  не знаю.  И  не хочу делать пока никаких выводов.
Сегодня же отправим наш топор на анализ.  А сами... Сами будем дробить эти
конкреции и здесь и на Гремячем, пока не завалит их снегом.
     - А как же Лысая грива?
     - Грива от нас не уйдет.  - Антон сгреб со стола подготовленные карты
маршрутов и бросил в шкаф.  -  Там еще никто ничего не находил. А здесь...
Подумать только,  какую  уймищу конкреций мы  побросали в  прошлом году  в
отвалы. Теперь не пропустим ни одной!
     Однако следующие недели не  дали им  ничего нового.  Все опробованные
конкреции были так же  пусты,  как и  включающие их астийские пески.  Зато
присланные из института данные анализов превзошли все ожидания. Химическая
лаборатория  сообщила,   что   рубило  изготовлено  из   сложного  сплава,
состоящего из  никеля,  титана и  ниобия с  заметной примесью нептуния.  А
лаборатория абсолютного возраста дала умопомрачительный результат -  два с
половиной миллиона лет назад был изготовлен этот топор.
     - Два с половиной миллиона!  -  Максим растерялся от неожиданности. -
Ничего не  понимаю.  Ни  одно  исследование астийских пород  не  давало им
больше двух  миллионов лет.  Даже  на  самых нижних горизонтах.  А  тут...
Ошибка!
     - Я предвидел возможность ошибки. И послал дублетные пробы в Москву и
Ленинград.  Вот  результаты.  -  Антон вынул из  стола еще два телеграфных
бланка.
     Максим пробежал их глазами:
     - То же самое! Как объяснить это?
     - Не знаю, но тем не менее это факт. К тому же я отправил на анализ и
мергелевую корку конкреции. Вот, полюбуйся!
     - Миллион шестьсот пятьдесят тысяч лет?  Ну знаешь!  Тут уж абсолютно
одно с другим не вяжется. Выходит, топор был сделан чуть не за миллион лет
до того, как попасть в эти пески. Так, что ли?
     - Топор не мог быть таким древним, нет сомнения. А вот тот металл, из
которого он сделан, возможно, был изготовлен за миллион лет до него.
     - Кем?
     - Почему кем? А не где?
     - Что значит где? Какой состав металла?
     - Никель,  титан,  ниобий, нептуний... а нептуний - это же трансуран!
Девяносто третий  элемент периодической системы,  металл  с  атомным весом
двести   тридцать  семь   и   естественной  радиоактивностью  с   периодом
полураспада около двух миллионов лет.  На Земле до сих пор он встречается,
если  ты  помнишь,  только  в  урановой  смоляной руде  и  монацитах,  где
образовывался в  результате реакции с  ядрами урана  и  давал концентрацию
порядка одной-двух триллионных по отношению к концентрации урана.
     - Но это значит...
     - Это  значит,  что  металл,  из  которого сделано рубило,  не  имеет
никакого отношения к Земле.  Недаром на нем следы нарезки,  да еще надпись
на непонятном языке. Может быть, это деталь космического корабля?
     - Космического корабля?
     - Да, Максим. Только так можно понять и удивительный состав рубила, и
возраст металла, из которого оно сделано. Я уверен, такой возраст показала
бы и твоя шестерня, и лопасть, и...
     - Алмаз?
     - Алмаз -  не  знаю.  Алмаз мог быть и  земным.  Но то,  что он также
побывал в руках пришельцев, - несомненно. Помнишь, ты говорил: на одной из
его граней...
     - Были вырезаны человек и обезьяна!
     - Обезьяна,  да. А вот человек... Это был не человек, Максим. Это был
один из обитателей корабля, позволь мне пофантазировать...
     - Подожди, Антон, я вспомнил!
     - Что вспомнил?
     - Вспомнил, где видел знаки такие же, как на топоре. Это было там же,
на гемме, как раз под рисунком.
     - Серьезно?  Это же здорово!  Теперь все, кажется, становится на свое
место.  Как ты  не  догадался сам?  Все здешние астийские находки,  все до
единой, связаны с одним - прилетом к нам гостей из космоса.
     - И зубы, о которых писал Крайнов, тоже их?
     - Пожалуй, их.
     - Но как же идея астийского человека? Ты хочешь бросить ее?
     - Бросить гипотезу о людях астийского времени?!  После всего,  что мы
узнали?  Как ты не поймешь?  Теперь-то она и  приобретает наконец реальное
очертание.  Я не хотел еще говорить всего,  но теперь послушай...  Кстати,
тебе не приходилось читать Фрезера?
     - Какого Фрезера?
     - Англичанина  Джеймса  Фрезера,  известного  специалиста по  истории
религии, автора "Золотой ветви". В этой книге множество любопытных фактов.
Анализируя их,  можно сделать любопытнейшее заключение:  в  религиях почти
всех народов боги всегда приходят с неба.  Почему с неба? Почему не с гор,
не из пещер, не из дальних заморских стран, а именно с неба?
     Но это не все.  Боги не только приходят с  неба.  Они и людей создали
где-то там,  на небе.  И  только позднее временно -  заметь,  временно!  -
поселили их на Землю,  чтобы впоследствии забрать,  если не всех,  то,  по
крайней мере, наиболее достойных обратно к себе на небо.
     А  как  оно  рисуется,  это  небо,  рай,  обитель святых?  Как что-то
воздушное,  неосязаемое?  Ничуть не  бывало!  Это  нечто вполне земное,  с
богатой  растительностью,   животным  миром,   прозрачными  струями  воды,
музыкой.  Вспомни  все  эти  "райские  кущи",  "райских птичек",  "райские
яблоки".
     А сами боги?  Чаще всего это носители высшего разума,  высших знаний,
высшей справедливости и  порядка.  Они были на  Земле и  снова вернутся на
Землю. И верующие люди их ждут. Ждут возвращения их на Землю, ждут суда их
над преступниками, ждут награды от них за добрые дела. И опять-таки высшая
награда мыслится как возврат туда,  на небо, в тот прекрасный мир, где был
создан  человек,  где  осталась его  родина  -  родина всех  людей.  Всего
человечества!  Мы говорим об истоках религий.  О  тех временах,  когда еще
складывались представления о  богах.  Откуда,  кроме  того,  возникло наше
стремление выйти в космос?
     На  мой взгляд,  объяснение этому может быть одно.  Представления эти
отражают вполне реальные события,  запечатлевшиеся в  памяти человечества.
Разумные  существа,   прибывшие  к   нам  из  космоса,   в  силу  каких-то
обстоятельств не смогли покинуть Землю.  Они остались здесь. Но, лишившись
корабля,  а значит,  всякой связи со своей Системой,  лишившись источников
энергии,  синтезирующих устройств,  механизмов,  ЭВМ  и  прочего,  словом,
оставшись один  на  один  с  враждебными силами планеты,  они  должны были
одичать. Не они, так их дети. Не дети, так внуки, правнуки. Это не значит,
конечно,  что они стали обезьянами.  Нет!  Их разум не угас. Но сузился до
предела.   Замкнулся  в  элементарных  понятиях,   необходимых  для  чисто
биологического существования:  выследить добычу, утолить голод, защититься
от холода,  побороть врага.  А  это повлекло за собой изменение и внешнего
облика человека.  Трансформировался его  череп,  кости  лица.  Иной  стала
осанка, увеличился волосяной покров...
     - В общем, тот же питекантроп, только с другой родословной? - заметил
Максим.
     - Ну  если и  не питекантроп,  то,  во всяком случае,  не современный
человек.  Кстати, Энгельс в "Диалектике природы" прямо пишет о дикарях, "у
которых приходится предполагать возврат к более звероподобному состоянию с
одновременным физическим вырождением".
     - Энгельс,  положим,  только упоминает о дикарях,  чтобы подчеркнуть,
что даже они "стоят гораздо выше переходных существ", - возразил Максим.
     - Здесь  важно  одно  -  Энгельс допускает возврат человека к  "более
звероподобному состоянию".  И я предполагаю,  что нечто подобное как раз и
произошло  здесь,  в  окрестностях Вормалея.  Да-да!  Может  быть,  именно
прапраправнук пришельцев и  выковал из  детали какого-то  их прибора более
подходящее орудие - рубило.
     Потом наступили холода. Все живое потянулось к югу. Двинулись на юг и
потомки пришельцев. Это был трудный и длительный переход. Лишь немногие из
них дошли до гор и, перевалив через них, вышли в долины Джамбудвипы. Это и
были те люди,  о  которых повествуется в  санскритских рукописях.  Их было
немного.  Но  у  них  был  разум.  Пусть в  значительной мере угасший,  но
все-таки разум!  И это дало им возможность не только выжить, но постепенно
начать новое восхождение по ступеням прогресса.
     А  теперь -  самое главное.  Очевидно,  их  мозг  не  только сохранил
элементарную способность  мыслить.  Но  где-то  в  сокровенных уголках  их
памяти остались картины давно пережитого,  того, что было им всего дороже,
что  крепче всего врезалось и  закрепилось в  коре или  подкорке головного
мозга. Но могло ли быть это чем-то иным, как не тоской по родине, далекой,
затерянной  в  глубинах  космоса,   но  бесконечно  прекрасной,  достигшей
подлинного  совершенства  во  всех  областях  человеческой  деятельности и
человеческих  отношений?   И  не  эти  ли  воспоминания  составили  основу
первичных религиозных представлений?  Вот  какую гипотезу можно выстроить,
базируясь на наших находках. Согласен?
     Максим покачал головой:
     - Нет,   не  согласен.   Получается,   что  мы  с  тобой...  Что  все
человечество не имеет никакого отношения к Земле.
     - А почему бы не так?
     - Потому что мы,  люди, - часть биосферы Земли. Потому что мы связаны
с  ней во всем,  даже на внутриклеточном,  внутригенном уровне.  А куда ты
денешь обезьян, этих прямых родственников человека?
     - А зачем их куда-то девать?  Обезьяны как были обезьянами, так ими и
остались.  Земные  обезьяны.  А  обезьяноподобные существа,  действительно
являющиеся нашими родственниками, возможно, до сих пор прыгают по деревьям
где-то на одной из планет галактики.
     - Вот как! Значит, там где-то развитие человека все-таки прошло через
стадию человекообразных обезьян?
     - Безусловно!  Нет сомнения,  что теория Дарвина справедлива для всех
биосфер, сходных с биосферой Земли.
     - Так почему,  скажи пожалуйста,  эти обезьяны дали человека,  а наши
так и остались обезьянами?
     - Время!  Времени не  хватило нашим  обезьянам.  А  прибытие разумных
существ  сделало  вообще  невозможным дальнейшее развитие этого  процесса.
Словом, я давно уже предполагал, что человеческий разум принесен на Землю,
а  теперь,  после  наших с  тобой находок,  окончательно убедился в  этом.
Истоки мышления надо искать за пределами солнечной системы. Или не так?
     - Не  знаю...  Ты  поднял такой  серьезный вопрос,  что  надо  хорошо
подумать,  прежде  чем  прийти  к  какому-то  решению.  Пока  же  все  без
исключения факты,  какие накапливаются все больше и больше, говорят о том,
что  мы  ближайшие  родственники наших  обезьян.  В  последнее время  даже
молекулярная биология подтверждает это.
     Антон нахмурился:
     - Ладно, поговорим еще об этом. А сейчас - работать и работать. Ясно,
что одного этого рубила мало.  Надо искать еще.  Я  имею в  виду источники
твоих галлюцинаций...
     - То есть?
     - Да я, видишь ли, предполагаю, что все твои видения, все эти встречи
с  русалкой  и  прочие  таинственные  вещи  были  лишь  следствием  особых
излучений тоже каких-то внеземных объектов, каких-то источников информации
пришельцев, и если найти их...
     - Как?!  Ты хочешь сказать,  что Нефертити... - У Максима перехватило
дыхание.  -  Нет! Нет, Антон! Это не так! Она - живой человек, я знаю. И я
найду ее во что бы то ни стало.
     - Найди, и время покажет, кто из нас прав.


                                    4

     Это  зрелище было  самым ярким,  самым захватывающим из  всех,  какие
когда-либо  видел Максим.  Ослепительно белый болид,  с  грохотом прорезая
плотные слои атмосферы,  оставляя за  собой огненно-дымный след,  вырвался
из-за темного горизонта и,  описав гигантскую дугу, на миг будто повис над
головой.  На какие-то доли секунды все вокруг замерло, как бывает иногда в
кино, когда останавливают проектор. Затем нестерпимо режущий свет ударил в
глаза,  пронзительный свист заложил уши,  и волна горячего воздуха прижала
его к перронной решетке.
     Когда свист и  гул затихли,  Максим огляделся,  но  ничего не увидел,
вокруг была непроницаемая тьма. Тяжелый запах гари повис в душном воздухе.
     - Антон! - крикнул он в темноту.
     - Здесь я, - откликнулся откуда-то рядом Антон, - фонарь не найду.
     В следующую же минуту вспыхнуло аварийное освещение.  К удивлению как
Максима,  так и  всех находившихся на станции,  ни здание вокзала,  ни сам
состав,  только что поданный к перрону,  почти не пострадали. Лишь кое-где
зияли окна без  стекол.  Зато на  месте багажного сарая,  куда они полчаса
назад сдали бронированный сейф с  бесценным рубилом,  разверзлась огромная
воронка.  Края ее дымились.  На дне кратера не было ни кирпичика. Сарай со
всем его содержимым, казалось, испарился или глубоко ушел в землю.
     Надо  ли  было  проявлять пленку,  на  которой были сняты конкреция и
рубило?..   Максим   заранее  приготовился  к   новой   неожиданности.   И
действительно, вся пленка оказалась засвеченной.
     На Антона тогда нельзя было смотреть.  Он клял и себя,  и Максима,  и
всю "вормалеевскую чертовщину", но все-таки взял себя в руки:
     - Не  отступлюсь!  Не-ет!  Не  на такого напали.  Вы не знаете Антона
Платова!
     Однако,  когда новой весной они  снова приехали в  О