Максим отвернулся, собираясь встать и уйти.
     - Вы  все  еще  не  доверяете мне?  -  Голос  Этаны  дрогнул,  зрачки
потемнели.
     Максим смягчился:
     - Простите меня, Этана. Но я многого не могу принять. Я чувствую себя
здесь совсем чужим. Вы лишили меня Мионы, и все стало бессмысленным.
     - Вы  устали,  Максим.  Даст ли  наш остров вам отдых?  Наверное,  вы
хотите вернуться на  Землю?  Да  или  нет?..  Но  она  же  рядом!  Идите в
иллюзионорий. У меня для вас там сюрприз.
     - Спасибо,  Этана.  Мне действительно пора...  встряхнуться. Когда вы
смогли бы показать мне это?
     - Сейчас.  Я ждала вашего вызова в любое время.  Прощайте,  Максим! -
Она  протянула к  нему  руки  и  вспыхнула до  корней волос,  когда он  по
обыкновению коснулся губами ее пальцев.


     Максим нехотя пошел в иллюзионорий.  Свет погас.  Забрезжил снова. Он
оказался в небольшой комнате,  в которой при свете горевшего ночника можно
было рассмотреть стол,  кровать, простой жесткий стул с раскрытой книгой и
бумажными облатками из-под лекарств.  В постели спала худенькая, с тонкими
лучиками морщин вокруг глаз,  с  остро выступающими из-под  кружев сорочки
косточками ключиц и с лихорадочным румянцем на щеках,  женщина. Она спала,
чуть приоткрыв губы, положив ладошки под щеку. Максим ее узнал. Лара!
     Тихо,  очень тихо, боясь разбудить больную, подошел Максим к кровати.
Но Лара уже проснулась,  открыла глаза,  потянулась к нему, обрадованная и
смущенная.
     - Максим?.. Я знала, что ты придешь. Знала, что ты разыщешь меня, как
бы я  от тебя ни пряталась.  Знала всегда,  боялась этого и ждала.  Каждый
день,  каждый час... Ведь ты один на всей земле по-настоящему близкий мне,
любимый человек.  Но не в этом дело. Все время с тех пор, как мы увиделись
в последний раз в Ленинграде,  я чувствую себя виноватой. Я не знаю точно,
в чем она,  эта вина.  И так ли она велика,  как мне кажется. Но она давит
меня.  Мне так надо высказаться перед тобой! Слушай! Сядь сюда и слушай. -
Она  подвинулась,  уступая ему  краешек постели,  приподнялась,  подтянула
одеяло под подбородок и вздохнула:  - Это был самый счастливый день в моей
жизни.  Слышишь,  самый счастливый, когда ты нашел меня на берегу Невы. Но
ты  слишком  поздно  разыскал  меня.   Слишком  поздно!  Нет,  дело  не  в
замужестве.  Мужа я  вычеркнула из  жизни много раньше.  Но я  устала жить
одна.  Не  знаю,  поймешь ли  ты  меня.  Я  очень  устала...  И  когда мне
встретился один хороший человек,  мы подружились...  Нет, я не любила его.
Да он и не требовал этого. Он был много старше меня. Он просто помогал мне
жить.  И  получилось так,  что,  когда ты разыскал меня,  я  ждала от него
ребенка.
     А  потом...  Я  дала себе слово больше не видеть тебя.  Оборвала все.
Оборвала навсегда.  И  я  уехала к  этому человеку.  Счастлива ли была я в
последние годы?  Смешно задавать этот вопрос.  Но  без поддержки мужчины я
вообще не смогла бы жить. И вот теперь эта болезнь. Что со мной будет?.. Я
хотела только,  чтобы ты понял,  почему я скрылась от тебя.  Знала, что ты
будешь искать,  знала, что оставляю тебя в трудную минуту. И все же уехала
к другому... - Она закрыла глаза рукой, порывисто задышала, чтобы сдержать
рыдания.  Заговорила так  тихо,  что  Максим едва мог расслышать,  что она
говорит.  -  Я  так  часто вспоминала тебя.  Да,  часто,  очень часто.  Ты
поцеловал меня один-единственный раз,  и  это  был самый дорогой поцелуй в
моей жизни.  Но  если бы  ты снова нашел меня,  я  бы сказала:  нет!  Нет,
Максим,  поздно.  Жизнь идет по своим сложным и непостижимым законам, и не
стоит их ломать. Далеко не все можно поправить, даже если убежден, что это
возможно.  Не ищи меня больше,  не пытайся встретиться, хотя я этого очень
хочу.  Пойми меня!  Видишь,  я снова одна,  совсем одна,  и, как всегда, я
плачу.  Смотрю на тебя и плачу. И буду плакать долго. Неужели мы прощаемся
навсегда? Где ты, Максим?
     - Лара!  Чем тебе помочь?  Жди меня...  -  Он взял в руку ее дрожащие
пальцы...
     Видение исчезло.
     Холодный свет залил огромный зал, мягко раскрылись захваты на руках и
ногах,  легко соскользнул с головы подхваченный длинным рычажком блестящий
обруч. Максиму показалось, что он сходит с ума. Все в нем рвалось туда, на
Землю,  и  одновременно он  остро  чувствовал,  как  страшно ему  было  бы
вернуться туда.  Зачем Этана устроила этот сеанс?  Чтобы заставить его еще
раз страдать?  Или чтобы он понял,  что возврата к Ларе нет?  Что ничем не
может ей помочь, как и Мионе?
     На следующий день Этана пригласила Максима в  местный музей.  И снова
он не мог отказать ей.
     - Это  очень  интересный музей,  в  нем  собраны  цветы  всех  миров,
известных Системе... Здесь же вы увидите и наш ингрезио. Вот он, смотрите!
     Клумба астийских эдельвейсов возвышалась в самом центре сада.
     - В  последнее время я часто бываю здесь.  И этот запах...  Он всегда
возвращает меня к  мысли,  что я  прошла в  своей жизни мимо чего-то очень
важного...
     - Ну  что вы,  Этана!  Ведь вы молоды,  у  вас многое впереди.  -  Он
отвечал ей равнодушно, стандартными фразами.
     - Может быть...  Но впереди только космос да...  Кибер. - В ее голосе
он  услышал горечь и  впервые,  пожалуй,  почувствовал,  что  Этана  может
страдать от  своего одиночества.  -  Почему,  Максим,  вы  избегаете меня?
Почему даже сейчас, я чувствую, между нами стена?
     - Вы знаете почему... Потому что я люблю Миону. Только поэтому...
     Она  долго  молчала,   словно  забыв  о  присутствии  Максима.  Потом
заговорила тихо, с трудом находя слова:
     - Я  понимаю...  То есть я  должна была бы понять...  Но я не женщина
Земли.  Я не понимаю,  почему сейчас, когда вы не можете быть с Мионой, вы
не  можете...  почаще видеться со  мной?..  Если бы вы сказали,  что я  не
нравлюсь вам,  тогда естественно...  А  так...  Нет,  я ничего не понимаю,
ничего...


                                    12

     Их   экскурсии  продолжались.   Они   спасали  Максима  от   тоски  и
одиночества.
     День  клонился  к  вечеру,   когда  после  осмотра  гравиогенераторов
звездолета лифт вынес их из шахты наверх.
     Посещение энергетического сердца корабля встряхнуло Максима:  он  был
не   просто  поражен.   Он  был  потрясен  картиной  энергетической  мощи,
спрятанной в  недрах корабля.  С  трудом верилось,  что  эти циклопические
машины сделаны в общем-то такими же людьми,  как он сам, что так же трудно
было представить, как, скажем, муравья в роли строителя супертанкера.
     За этой экскурсией последовали другие,  не менее удивительные. Максим
видел, что Этана посвящает его в святая святых корабля и Системы.
     Внимание Этаны к нему, ненавязчивое, но властное, теперь не оставляло
его ни на час. В один прекрасный вечер в комнату вкатил робот-слуга. Волна
тонкого, до боли в сердце знакомого аромата ворвалась вместе с ним. Максим
невольно вскрикнул:
     - Миона!  - Но ее не было. Робот держал охапку астийских эдельвейсов.
Металлическим голосом сказал:
     - Командир корабля желает землянину доброй ночи и  просит принять эти
цветы.
     - Спасибо,  старина.  Поблагодари командира!  Нет -  постой! - Максим
выскочил наружу, выломал несколько веток сирени, отдал роботу:
     - Возьми,  передай командиру и скажи, что землянин хочет поговорить с
ним завтра.
     Утром Максим чувствовал себя как  никогда бодрым и  полным решимости,
хотя не знал точно,  какое примет решение.  Но был уверен, что этот день -
решающий.
     Оранжевый робот появился на пороге:
     - Командир просит землянина прийти к  нему.  Если  землянин не  очень
занят.
     Максим энергично ответил:
     - Я готов.
     - Тогда следуйте за мной! - отчеканил робот.
     Максим удивился,  что  на  этот раз автомат повел его в  малознакомую
часть  Дворца  и  остановился  в  просторном  зале,  стены  которого  были
задрапированы голубовато-зеленой  тканью.  Максим  вспомнил,  что  однажды
побывал здесь. Это было жилое помещение Этаны.
     - Командир ждет землянина там, - робот указал на одну из стенок.
     Максим   подошел  к   ней,   осторожно  коснулся  драпировки.   Стена
раскрылась. Он увидел Этану, бледную, с печатью страдания на лице.
     - Этана, что с вами?
     Она слабо улыбнулась ему:
     - Ничего,  ничего...  Нам надо,  кажется, поговорить? Ну так слушайте
меня. Через несколько месяцев корабль Ао Тэо Ларра должен будет взять курс
к  Системе.  И  я  хотела бы  предложить вам...  Хотела бы  просить вас не
покидать корабль,  лететь с нами.  Это очень важно. Я вам как-то говорила,
что ингрезио... Цветы нам не помогут. А Система должна стать другой. Я это
уже поняла.  Вы сами должны стать достоянием Агно.  Без ваших знаний,  без
вас... Признаюсь честно, без вас я уже боюсь лететь туда.
     - Нет, Этана!
     - ...Мы  сделаем  вас  полноправным гражданином Системы,  подключим к
Киберу... Постепенно я передам вам командование кораблем.
     - Что вы говорите, Этана! И почему думаете, что я...
     - Я ничего не думаю. Я знаю. Кибер, по моей просьбе, давно все оценил
и  взвесил.  Ваши личные качества вполне позволят вам принять командование
кораблем.  Ну  а  наши знания...  наши...  Я  убедилась,  как легко вы все
воспринимаете.  Соглашайтесь, Максим. Я не обещаю вам легкого путешествия,
но вы бесстрашны...
     - Нет, Этана!
     - Молчите, молчите. Взвесьте сначала все.
     - Я взвесил,  Этана, все взвесил. Я рад, что Кибер оценил меня. Но до
вас мне все-таки далеко.  И  как командир вы вполне на месте.  Мне,  знаю,
трудно будет покидать корабль, Миону, вас, но это неизбежно. Я понял. Там,
на Земле, я нужней.
     Этана не смотрела на него, голос ее стал едва слышным:
     - Вы вправе располагать собой,  как сочтете нужным. Своему слову я не
изменю.  По  первому требованию я  доставлю вас  на  Землю  и  сделаю  все
возможное,  чтобы  ваше  появление там  не  вызвало ничьего удивления.  Я,
разумеется,  позволю вам взять с  собой все ваши записи.  Хотя в этом и не
будет большой нужды,  потому что  я  приготовила специально для вас диск с
таким объемом информации,  какой вы не усвоили бы в  информатории и за два
десятка лет.  Диск  этот тем  более удобен,  что  пользоваться им  сможете
только вы: информацию с него можно считывать лишь через ваш элемент связи.
Выход  диска  из   строя,   как  и   ваша  смерть,   повлечет  немедленное
самоуничтожение диска.  Я  дарю  вам  этот  диск,  знаю,  ваш  благородный
характер не позволит злоупотреблять этим уникальным прибором.
     - Спасибо, Этана.
     Она стала еще бледнее.
     - А  теперь самое трудное...  Максим...  Я люблю тебя.  Люблю...  Ты,
наверное,  это знаешь,  чувствуешь.  Это нельзя не чувствовать. Я полюбила
тебя  давно,  с  того  самого  сеанса в  иллюзионории.  А  потом...  Потом
наступило самое страшное:  я  узнала,  что  можно самой любить и  не  быть
любимой.  Нет,  я ни в чем не упрекаю тебя.  То,  что ты дал мне, - дороже
жизни. И как страшно, что скоро все кончится...


                                    13

     Этот сигнал связи не показался Максиму неожиданным. Он ждал его.
     - Добрый день, Максим.
     - Добрый день, Этана.
     Она долго и пристально смотрела на него своими большими глазами,  как
бы стараясь навсегда запомнить его облик, потом сказала:
     - Ты все успел?  Познакомился и с теорией мезонного поля, и с теорией
нейтринной стабилизации радиоактивных изотопов?
     - Я  полностью разобрался и в том и в другом.  Спасибо,  Этана.  Быть
может, благодаря вам Земля избавится наконец от кошмара ядерной войны.
     - Жалеешь, что потерял из-за меня здесь несколько лишних месяцев?
     - Я не жалею ни о чем.
     - Решение покинуть корабль остается в силе?
     - Да... Больше ничего не говорите, Этана.
     Она улыбнулась ему такой улыбкой, какую он никогда не видел у нее.
     - Ладно,  Максим...  Сегодня в  полночь -  старт.  Последний челночок
отбывает на Землю через час.
     - Я готов.
     - Ты придешь ко мне проститься?
     - Нет, простимся сейчас.
     - Понимаю. Капля океана не наполнит... До свидания, Максим.
     - Прощайте, Этана.
     Экран  погас.   Максим  остро  почувствовал,  как  все,  связанное  с
кораблем,  стало отодвигаться куда-то в сторону.  Он вдруг понял,  что его
пребывание здесь  должно  стать  лишь  этапом в  его  жизни  перед  чем-то
неизмеримо более значимым,  что ждало его впереди. И мысли его устремились
туда,   где,  он  знал  твердо,  было  единственное  счастливое  место  во
Вселенной, - к Земле и Родине.


                         ГРЕЗЫ О ЗВЕЗДНОМ ЦВЕТКЕ

                           (Вместо послесловия)

     "Вероятно ли, чтобы Европа была населена, а другие части света - нет?
Может ли быть один остров с жителями, а множество других без них? Вероятно
ли, чтобы одна яблоня в бесконечном саду мироздания была покрыта яблоками,
а все бесконечное множество других -  одной зеленью?!  Спектральный анализ
указывает,  что вещества Вселенной те же,  что и вещества Земли... Везде и
жизнь  разлита  во  Вселенной.  Жизнь  эта  бесконечно разнообразна.  Если
разнообразна   жизнь   на   Земле,    при   обстоятельствах   сравнительно
однообразных,   то  как  бесконечно  разнообразна  должна  быть  жизнь  во
Вселенной,  где всякие условия возможны! Все фазисы развития живых существ
можно видеть на разных планетах. Чем было человечество несколько тысяч лет
тому назад и  чем  оно будет по  истечении нескольких миллионов лет -  все
это, по теории вероятностей, можно отыскать в планетном мире".
     Эта гипотеза   Константина   Эдуардовича   Циолковского,  удивительно
образно   высказанная   им   почти   девять   десятков   лет    назад    в
научно-фантастическом  произведении  "Грезы  о  земле и небе" (в параграфе
"Грандиозная  картина  Вселенной,  исполненной  жизнью  чудных  существ"),
сегодня стала аксиомой если не для всех ученых,  то,  по крайней мере, для
всех писателей-фантастов и,  уж  разумеется,  для  читателей,  нетерпеливо
ждущих  "звездного  часа" нашей планеты - встречи с представителями других
космических цивилизаций.  Сделав гипотезу Циолковского стартовой площадкой
для  своих  книг,  писатели-фантасты,  конечно,  по-разному  это положение
иллюстрируют.  Одни в экспериментальной форме пытаются   б у к в а л ь н о
представить себе,  что может делаться на других планетах,  кроме нашей,  в
системах других Солнц.  Другие писатели поступают иначе:  они стыкуют  два
разных мира, земной и внеземной, с тем чтобы по контрасту сопоставить их и
проверить потенции разных цивилизаций - нашей и вымышленной (но в принципе
возможной),   а   в  свете  этого  сопоставления  еще  раз  взвесить  пути
исторического движения  земной  цивилизации,  поразмышлять  о  ее  далеком
прошлом,  противоречивом  настоящем и волнующем будущем,  о том,  что есть
Человек во Вселенной,  чтобы художническим  пером  подтвердить  неуклонное
поступательное  развитие  человечества  через  тернии,  путем  преодоления
противоречий к светлому Грядущему.
     Роман В. Корчагина, роман многоплановый, принадлежит именно ко второй
группе  научно-фантастических  книг,   в   которых  земное  и   вселенское
переплетены,  художественно дополняют друг  друга,  но  неизменным центром
которых является человек,  его  судьба,  его  духовная жизнь,  его место в
обществе.  Человек как единственная и высшая ценность!  Критерий,  в нашем
обществе и в нашем искусстве не подлежащий сомнению. И все же этот узловой
момент  в  романе  "Астийский эдельвейс" хотелось  бы  особо  подчеркнуть,
потому что здесь он как-то особенно ярок,  звучит с большой силой,  в духе
жизнеутверждающих   традиций   советской   литературы.    Судьба   Максима
Колесникова,  молодого ученого, пережившего немало сложного в своей жизни,
в   своем   становлении  как   человека   и   гражданина  решена   автором
оптимистически.  Молодой человек,  наш современник,  выходит из всех своих
перипетий закаленным и  умудренным,  не  утратившим своих главных качеств:
человеческого мужества,  веры  в  жизнь,  в  свое  призвание быть полезным
Родине.
     Но "Астийский эдельвейс" - не психологический роман,  несмотря на то,
что  в  нем  немало  эпизодов,  потребовавших  от  автора психологического
мастерства.  Это  р о м а н т и ч е с к и й  научно-фантастический  роман.
Для освещения (именно для освещения или, быть может, для постановки, но не
для исчерпывающего решения) наиболее трудных,  нерешенных научных  проблем
писатель  прибегает  к  романтической форме.  Она дает возможность автору,
избегая наукообразности, "тенденциозности", оттенить в самих проблемах то,
что  непосредственно  связано  с  человеческим  существованием,  а в узком
смысле - с жизнью персонажей книги, дает возможность показать, как научные
проблемы  помогают  пробудить  в человеке его внутренние силы,  привести к
самопожертвованию,  подтолкнуть к неожиданным поступкам,  к подвигу  -  ко
всему тому, что совершает Максим Колесников.
     Романтический сюжет увлекает, а непосредственно сама научная проблема
как бы оживает,  распускается как цветок, и читатель не просто познает ее,
но  еще  и  переживает.  Основные научно-фантастические темы романа даны в
романтическо-эмоциональном освещении,  хотя  В.  Корчагин  не  избегает  и
публицистических выкладок.  Любовь  к  инопланетянке,  которую  переживает
Максим,   любовь   страстная,   мучительная,   любовь,   которая  все-таки
трансформировалась в любовь к земной девушке Ларе,  символизируя тем самым
извечную привязанность человека к родной земле,  к "почве", окрашивает эти
темы.  Больше того, сами они художественно родились из романтических недр,
из  Любви,  из  первой встречи Максима с  космической Нефертити -  Мионой,
которая и  дала толчок всем научным разысканиям,  всем открытиям,  которые
делает  одаренный  ученый  Максим  Колесников.   В   этом  прочном  сплаве
эмоционального и рационального бесспорное достоинство романа.
     Автор  избегает категоричности в  своих суждениях,  с  большим тактом
выдвигает   научно-фантастические   идеи,    которые    образуют    фабулу
произведения.  Невольно  вспоминаются слова  Фридриха  Энгельса о  научном
познании,  которые можно отнести и  к этому роману:  "...Познание вещей по
самой  своей  природе  должно  оставаться относительным для  длинного ряда
поколений и лишь постепенно достигать завершения, или даже должно навсегда
остаться   неполным   и   незаконченным  уже   вследствие  недостаточности
исторического  материала,   подобно   космогонии,   геологии   и   истории
человечества.  Кто  же  захочет применить критерий подлинной,  неизменной,
окончательной истины  в  последней инстанции к  знаниям  этого  рода,  тот
докажет только собственное невежество и непонимание..."*
     _______________
          * Э н г е л ь с Ф. Анти-Дюринг. Переворот в науке, произведенный
     господином Евгением Дюрингом. М., Госполитиздат, 1950, с. 85.

     Повлиял  на  произведение В.  Корчагина  ефремовский лиризм  (скажем,
лиризм    романа    "Туманность    Андромеды"),    повлияла    ефремовская
публицистичность.  Последняя -  в  стремлении автора сопоставить различные
общественно-социальные  модели,   земную  и   Системы  Агно,   исследовать
разнообразные варианты развития цивилизации,  на  одном  из  первых этапов
похожей на нашу земную.  Поставленные с  ефремовским размахом,  социальные
или   даже   социально-философские  проблемы  решены  автором  с   позиций
сегодняшнего дня интересно и точно. Путь, который предлагает Система Агно,
- путь  совершенствования одних лишь  интеллектуальных способностей как  в
личном, так и в общественном планах, отсекая эмоции как "излишний придаток
психики",  В.  Корчагин  это  доказывает,  -  ложный  путь,  приводящий  к
вырождению личности,  к  подмене  индивидуума в  условиях технократической
цивилизации  машиной,   к   обезличиванию  отношений  между  человече