.
     - Кто это?
     - Тот силач.
     - Ах да! Я забыла его.
     Джестокост встал из-за стола:
     - Ты прожила хорошую жизнь, К'мель. Ты была  женщиной,  заговорщицей,
лидером. Ты хоть помнишь, сколько у тебя детей?
     - Семьдесят три, - прошипела она. - То, что мы рожаем помногу, еще не
значит, что мы не знаем своих детей.
     Веселое настроение оставило Джестокоста. Его  лицо  стало  серьезным,
голос потеплел:
     - Прости, К'мель, я не хотел обидеть тебя.
     Он не знал, что после его ухода она вышла на  кухню  и  расплакалась.
Потому что с первой их встречи безнадежно любила его.
     И после ее смерти ему казалось,  что  он  еще  долго  встречал  ее  в
коридорах и шахтах Террапорта. Ее праправнучки были похожи на нее, как две
капли воды, и многие из них стали известными гейшами. Все они считали  его
своим крестным  отцом.  Он  часто  удивлялся,  когда  очаровательные  юные
девушки посылали ему нежные поцелуи.
     Ведь они больше не были рабами. Они были гражданами, и закон  защищал
их имущество, жизнь и права.
     Джестокост  был  счастлив.  Его   политическая   страсть   пришла   к
счастливому завершению. Всю свою жизнь он был влюблен, пылко влюблен...
     В леди Справедливость.
     Наконец пришел и его смертный час. Он знал, что умирает, и  не  жалел
ни о чем. Сотни лет назад у него была жена, он любил ее. Его потомки давно
слились для него со всем человечеством.
     Но он хотел знать одну вещь, и позвал безымянного, который  находился
там, под землей. Он звал всей силой  своего  мозга,  пока  не  понял,  что
услышан.
     - Я помог твоему народу.
     - Да, - прозвучал тихий шепот в его мозгу.
     - Я умираю. Я хочу знать. Она любила меня?
     - Она ушла без тебя - потому что  она  тебя  любила.  Она  не  хотела
связывать тебя. Ее любовь была  сильна.  Сильнее  смерти,  сильнее  жизни,
сильнее времени. Вы никогда не расстанетесь. Никогда!..
     - ...Пока есть память людская, - добавил голос после паузы и умолк.
     Джестокост откинулся на подушки и стал ждать заката.





                    "МАЛИНЬКИЕ КАТЯТА" МАТЕРИ ХИТТОН


                                                  Плохие взаимоотношения
                                                  удерживают от воровства;
                                                  Хорошие взаимоотношения
                                                  способствуют воровству;
                                                  Отличные взаимоотношения
                                                  уничтожают воровство.
                                                                 Ван Браам


                                    1

     Луна стремительно двигалась по небу. Женщина наблюдала. В ее  функции
входило наблюдение за лунным экватором. Это была  Мать  Хиттон  -  хозяйка
всего оружия Старой Северной Австралии.
     Мать Хиттон была румяной  жизнерадостной  блондинкой  неопределенного
возраста.  С  голубыми  глазами,  тяжелой  грудью,  сильными  руками.  Она
походила на мать семейства, но единственный ребенок, которого она  родила,
умер много поколений назад. Теперь она был матерью планеты,  а  не  одного
человека; североавстралийцы спокойно спали, зная, что  она  на  страже.  И
оружие спало долгим, болезненным сном.
     В эту ночь она уже двухсотый раз бросала взгляд в сторону берега.  На
берегу было тихо. Огни, предупреждавшие об опасности, не светились. Но она
чувствовала,  что  враг  где-то  притаился:  враг,  ожидающий  возможности
наброситься  на  нее  и   на   ее   планету,   обрушиться   на   богатство
североавстралийцев, - и она в нетерпении хрипела: "Давай же, давай, малыш,
иди навстречу своей смерти, не заставляй меня ждать!"
     Она улыбнулась, внезапно осознав, до чего смешны ее мысли.
     Она ждала его.
     А он об этом  не  знал.  Он,  вор,  слишком  расслабился.  Звали  его
Бенджакомин Бозарт, и он был очень искусен в деле релаксации.
     Никто здесь, в Сунвале на Тьоле, не подозревал о том, что он  старший
хранитель гильдии  воров,  вознесшийся  под  светом  этой  ярко-фиолетовой
звезды. Никто не чувствовал запаха Вьолы  Сидерии,  исходившего  от  него.
"Вьола Сидерия, -  как-то  сказала  повелительница  Ру,  -  когда-то  была
прекраснейшим из миров, а теперь превратилась в самый  отвратительный.  Ее
народ раньше был образцом для человечества, а теперь  это  воры,  лгуны  и
убийцы. И запах душ этих  людей  хорошо  чувствуется".  Повелительница  Ру
умерла очень давно. Ее очень уважали, но она  была  неправа.  От  вора  не
исходило никакого запаха. И он знал это. Он был  не  более  "неправ",  чем
акула, приближающаяся к треске. Смысл жизни живых  существ  в  том,  чтобы
жить, и его научили жить так, как он жил: в погоне за жертвой.
     А как иначе он мог жить? Вьола Сидерия давно обанкротилась - еще в те
времена, когда из космоса исчезли фотонные  паруса  и  по  звездным  путям
начали ходить плосколеты. Его предки остались умирать на планете, лежавшей
вдали от звездного тракта. Но  они  не  хотели  умирать.  Экология  на  их
планете изменилась, и сами они стали хищниками, охотившимися на  человека,
- хищниками, в которых ожили их первоначальные дикие инстинкты. И он, вор,
был самым лучшим среди них.
     Его звали Бенджакомин Бозарт. Он поклялся обокрасть  Старую  Северную
Австралию или умереть, но умирать он не собирался.
     Пляж в Сунвале радовал теплом и уютом. Тьоле была  обычной  свободной
транзитной планетой. Его оружием была удача и он сам: он верил и в то и  в
другое. Североавстралийцы умели убивать. Но и он тоже.
     Сейчас на этом чудесном пляже он был счастливым туристом.  Но  где-то
еще, в какое-то другое время, он  мог  бы  быть  хорьком  среди  кроликов,
ястребом среди голубей.
     Бенджакомин Бозарт не знал, что  кто-то  поджидает  его.  Кто-то,  не
знающий его имени, готовился разбудить смерть - и притом только для  него.
Он все еще пребывал в неведении.
     Но Мать Хиттон не была в неведении. Она хорошо учуяла его, но пока не
могла обнаружить. Одно из ее орудий зафыркало, но она успокоила его.
     А за тысячи звезд отсюда Бенджакомин Бозарт шел по пляжу  и  улыбался
счастливой улыбкой.



                                    2

     Бенджакомин действительно чувствовал  себя  туристом.  Его  загорелое
лицо выражало спокойствие. И гордые, скрытые за темными очками глаза  тоже
были спокойными. Его красивый  рот,  даже  не  тронутый  улыбкой,  таил  в
уголках нечто привлекательное. Бозарт очень  неплохо  смотрелся  -  и  это
ничуть не странно: ведь он выглядел значительно моложе своего возраста.  И
он шел по прекрасному солнечному пляжу Сунваля.
     Волны с белыми гребнями накатывались на берег. Народ Сунваля гордился
тем, что его планета очень походила  на  Землю.  Совсем  немногим  из  них
удалось побывать  в  колыбели  человечества,  но  они  все  немного  знали
историю, и на многих из них накатывалось мимолетное беспокойство при мысли
о древнем правительстве, до сих пор державшем в  руках  власть  над  всеми
мирами Вселенной. Им не нравилось старое Содействие Земли, но они  боялись
его. Волны, должно быть, напоминали им о прекрасной  Земле,  и  ни  о  чем
неприятном, связанном с Землей, они думать не хотели.
     А при взгляде на этого человека вспоминалось  все  самое  хорошее  на
Земле. Сунвалийцы не ощущали в нем силу и власть. Они беззаботно улыбались
ему, когда он шел вдоль пляжа.
     Атмосфера вокруг него была спокойной  и  безоблачной.  Он  повернулся
лицом к солнцу и закрыл глаза. Солнечный  луч  ласкал  его  веки,  как  бы
утешая и подбадривая.
     Бенджакомин мечтал о величайшей из спланированных когда-либо краж. Он
мечтал украсть добрый кусок того, что принадлежало богатейшему  из  миров,
созданных человечеством. Он думал о том  мгновении,  когда  украденные  им
сокровища попадут на Вьолу  Сидерию,  откуда  он  был  родом.  Бенджакомин
отвернулся от солнечных лучей и бросил ленивый взгляд на людей, загоравших
на пляже. Североавстралийцев  в  поле  зрения  не  наблюдалось;  их  легко
узнавали  повсюду,  потому  что  это  были   крупные   люди   с   румяными
жизнерадостными лицами, великолепные атлеты, очень молодо выглядевшие.  Он
готовился к тому, чтобы совершить эту кражу, около  двухсот  лет.  Гильдия
воров  Вьолы  Сидерии  продлила  ему  жизнь  до  такого   большого   срока
исключительно с этой целью. Сам Бенджакомин воплощал в  себе  мечты  своей
планеты, некогда являвшейся перекрестком торговых путей, а теперь  ставшей
мелким аванпостом, погрязшим в грабежах и кражах.
     Вдруг он  увидел  североавстралийку,  выходившую  из  отеля  с  явным
намерением направиться на пляж. Он  смотрел  на  нее  долгим  мечтательным
взглядом. У него было, о чем спросить ее, но ни один  взрослый  австралиец
не ответил бы на его вопрос. "Как смешно - подумал он, - что я называю  их
"австралийцы" даже сейчас, когда никто их  уже  так  не  называет  -  этих
богатых, храбрых, выносливых людей. Воинственные дети, владеющие половиной
мира...  А  теперь  они  тираны  человечества.  Они  богаты  У  них   есть
сантаклара,  и  все   остальное   человечество   вынуждено   торговать   с
североавстралийцами. Но я этим заниматься не буду. И моя планета не будет.
Мы волки для людей".
     Бенджакомин терпеливо ждал. Загоревший под лучами разных солнц, он  в
свои двести выглядел на сорок. Одетый обыкновенно, как одеваются  туристы,
он  мог  бы  оказаться   и   интерпланетным   коммивояжером,   и   крупным
контрабандистом, и помощником управляющего космопортом.  Он  мог  бы  быть
даже детективом, работающим в области межпланетной торговли. Но он не  был
никем из них.
     Он был вором, и притом таким искусным вором, что люди  сами  отдавали
то,   чем   владели,   этому   спокойному,   уверенному,   сероглазому   и
светловолосому человеку. Бенджакомин ждал. Женщина посмотрела на него, и в
ее быстром взгляде проскользнуло неприкрытое подозрение.
     Но то, что она увидела, должно быть, успокоило ее. Она  вдруг  громко
позвала: "Джонни, беги сюда, мы здесь можем  покупаться",  и  мальчик  лет
восьми или десяти стремительно подбежал к матери.
     Бенджакомин напрягся, как кобра. Острый взгляд  его  сузившихся  глаз
сфокусировался на ребенке. А вот и жертва. Не слишком молодой, не  слишком
старый. Если бы он был моложе, то ничего  бы  не  знал;  если  бы  он  был
старше, то не был бы нужен Бозарту. Североавстралийцы  были  неустрашимыми
воинами, физически и умственно они могли отразить любое нападение.
     Бенджакомин  знал,  что  все,  кто  приближался  к  Старой   Северной
Австралии и пытался отобрать у нее ее богатства, погибали. И об их  судьбе
никто ничего не знал.
     И все же он был уверен, что  сотни  тысяч  североавстралийцев  должны
знать "секрет". Они постоянно шутили по этому  поводу.  Бенджакомин  много
раз слышал эти шутки, когда был молодым человеком, но теперь, став старым,
он ни на йоту не приблизился к пониманию того,  что  же  имелось  в  виду.
Между тем жизнь стоила дорого. Он проживал уже третий  жизненный  срок,  и
его народ немало платил за это. Искусные воры, они  расплачивались  тяжело
добытыми деньгами, покупая лекарство, благодаря которому  их  великий  вор
мог оставаться в живых. Бенджакомин не любил насилия. Но  если  оно  могло
приблизить его к величайшей из краж всех времен,  он  был  готов.  Женщина
снова посмотрела на него. Злобная маска мгновенно исчезла с  его  лица,  и
весь он начал излучать добросердечие. Он понравился ей. Она улыбнулась  и,
сделав  вид,  что  колеблется   (а   это   было   так   нехарактерно   для
североавстралийцев), сказала:
     - Мы, кажется, встречались в отеле. Вы не  могли  бы  присмотреть  за
мальчиком, пока я буду купаться?
     - Пожалуйста. С удовольствием. Иди сюда, сынок.
     Джонни пошел по золотому  песку  к  Бенджакомину  -  навстречу  своей
смерти. Он стал досягаем. А его мать  уже  отвернулась  и  пошла  к  воде.
Тренированная рука вора потянулась к мальчику и схватила его за  плечо.  С
силой прижав к себе ребенка, прежде чем  от  успел  крикнуть,  Бенджакомин
ввел ему "наркотик правды".
     Единственной реакцией Джонни была боль,  как  только  наркотик  начал
действовать, внутри его черепа что-то взорвалось.
     Бенджакомин наблюдал за водой. Мать Джонни плавала. Она  смотрела  на
них, но никакого беспокойства не выказывала. Ей казалось,  что  незнакомец
показывает что-то мальчику, а тот внимательно рассматривает.
     - Ну что ж, сынок, скажешь мне, как работает ваша внешняя защита?
     Но ребенок не отвечал.
     - Как работает ваша внешняя защита? Что  она  собой  представляет?  -
повторил Бенджакомин.
     Мальчик молчал.
     Нечто похожее на страх  прокатилось  по  телу  Бенджакомина  Бозарта,
когда он  осознал,  что  напрасно  рискнул  своей  безопасностью  на  этой
планете, рискнул планами, которые  разработала  Вьола  Сидерия  в  надежде
узнать "секрет" североавстралийцев.
     Его положили на лопатки очень просто. Ребенка запрограммировали  так,
чтобы он ничего не сказал. И любая попытка  вытянуть  из  него  информацию
могла закончиться только одним: абсолютным молчанием. Ребенок  был  просто
не способен говорить.
     Солнечные  лучи  блеснули  в  мокрых  волосах  женщины,   когда   она
обернулась в воде и крикнула:
     - Все в порядке, Джонни?
     Бенджакомин в ответ успокоительно помахал ей рукой.
     - Я показываю ему фотографии, мэм. Они ему нравятся. Купайтесь!
     Она на мгновение заколебалась, но  потом  повернулась  и,  не  спеша,
поплыла вперед.
     Джонни под действием наркотика сидел расслабленно,  как  больной,  на
коленях вора.
     - Джонни, ты сейчас умрешь, и тебе будет очень больно, если ты мне не
скажешь того, о чем я тебя прошу.
     Мальчик вяло попытался освободиться из объятий Бозарта. Тот повторил:
     - Тебе будет очень больно, если ты  не  скажешь.  Как  работает  ваша
внешняя защита? Что она собой представляет?
     Ребенок снова попытался освободиться, и Бенджакомин вдруг понял,  что
мальчик собирается не ускользнуть от него, а выполнить его требование. Как
только он отпустил Джонни, тот наклонился и начал писать пальцем на мокром
песке.
     Внезапно над ними нависла фигура мужчины.
     Бенджакомин, испуганный, готовый либо нанести смертельный удар,  либо
спастись бегством - скользнул на песок к Джонни со словами:  "Это  смешная
головоломка.  Очень  веселая.  Покажи-ка  мне  еще  одну".  Он   улыбнулся
человеку. Тот был ему  незнаком.  Мужчина  бросил  на  него  настороженный
взгляд, который тотчас же  исчез,  как  только  он  увидел  приятное  лицо
Бенджакомина, заботливо возившегося с ребенком. Мужчина отошел.
     Пальцы мальчика все еще чертили буквы на  песке.  И  тут  выстроилась
фраза-загадка: "Малинькие катята" Матери Хиттон".
     Женщина выходила из воды, на  губах  ее  застыл  вопрос.  Бенджакомин
провел рукой по рукаву своей рубашки и извлек вторую иглу, на этот  раз  с
ядом;  чтобы  получить  его,  понадобилась  не  одна   неделя   работы   в
лаборатории. Он быстро ввела иглу в мозг ребенка как раз на границе  между
лбом и тем местом, где начинают  расти  волосы,  которые  скроют  след  от
укола. Игла проникла в череп. Мальчик был мертв.
     Убийство произошло. Бенджакомин спокойно стер  "секрет",  начерченный
на песке. Женщина подошла ближе. Он окликнул ее, и  голос  его  был  полон
тревоги и озабоченности: "Мэм,  идите  сюда!  Ваш  сын,  кажется,  потерял
сознание от жары".
     Он  передал  матери  тело  ребенка.  Лицо  ее  вспыхнуло.  Она  очень
встревожилась и испугалась, не понимая, что произошло.
     Какое-то  одно  мгновение  женщина   смотрела   ему   в   глаза.   Но
двухсотлетняя тренировка сделала свое дело: мать  ничего  не  увидела.  На
убийце не было печати убийства. Ястреб спрятался за личиной голубя. Сердце
заблокировала маска хорошо тренированных мускулов лица.
     Бенджакомин вновь обрел свою профессиональную уверенность. Преступник
был готов убить и ее тоже, хоть и сомневался, что  сумеет  убить  взрослую
североавстралийку. С встревоженным видом он сказал ей: "Вы  оставайтесь  с
ним, а я побегу в отель за помощью. Я быстро".
     Он повернулся и побежал.  Смотритель  пляжа  увидел  его  и  бросился
навстречу. "Ребенку плохо!" - прокричал Бенджакомин. Он вернулся к женщине
как раз в тот момент, когда на ее лице  появилась  гримаса  трагедии  и...
сомнения.
     - Ему не плохо, - сказала она. - Он умер.
     - Не может быть! - Бенджакомин казался быть очень  встревоженным.  Он
выжал из себя все сочувствие, которое только мог изобразить.  -  Не  может
быть! Я только минуту назад  с  ним  разговаривал.  Мы  чертили  маленькие
головоломки на песке.
     Женщина заговорила глухим, изломанным голосом,  который  звучал  так,
как будто ему никогда уже  не  было  суждено  стать  нормальным,  навсегда
вобрав в себя тональность неожиданного горя:
     - Он умер. Вы видели, как он умер, и я, думаю, тоже видела это. Я  не
знаю, что произошло. Он был  весь  пропитан  сантакларой.  Он  должен  был
прожить еще тысячу лет, а теперь вот он умер... Как вас зовут?
     - Элдон. Элдон-коммивояжер, мэм. Я живу здесь уже очень давно.



                                    3

     "Малинькие катята" Матери Хиттон. Малинькие катята"  Матери  Хиттон".
Эта глупая фраза глубоко засела в его мозгу. Кто эта Мать Хиттон? Чья  она
мать? Кто "катята"? Может, это неправильное написание слова "котята"?  Или
что?
     Неужели он убил идиота, чтобы получить идиотский ответ?
     Сколько еще дней ему  выносить  эту  потрясенную,  но  что-то  смутно
подозревавшую женщину?  Сколько  ему  еще  наблюдать  и  ждать?  Он  хочет
вернуться на Вьолу Сидерию, привезти туда добытый им "секрет", как бы плох
он ни был, чтобы сидерийцы начали изучать его. Кто же все-таки такая  Мать
Хиттон?
     Он заставил себя выйти из комнаты и спуститься вниз.
     Жизнь отеля была такой однообразной, что  он  сразу  привлек  к  себе
всеобщее внимание. Ведь на его руках  на  пляже  умер  ребенок.  Некоторые
жадные на сенсации люди поговаривали, что это он убил ребенка.  Другие  же
защищали  его,  говоря,  что  хорошо  знают   Элдона-коммивояжера.   Такие
обвинения в его адрес просто смешны.
     Люди нисколько не изменились с тех пор, как их суда начали  бороздить
всю Вселенную, а сами они рассеялись по многочисленным звездным мирам,  не
упуская  шанса  прокатиться  туда  и  обратно,  если  есть  деньги.   Люди
оставались такими, какими были  раньше  -  листочками  деревьев,  которыми
играет легкий ветерок. Перед Бенджакомином вставала неразрешимая проблема.
Он знал, что любая  попытка  расшифровать  "секрет"  неминуемо  закончится
столкновением с системой защиты североавстралийцев.
     Даже Земля - мать-Земля - которую нельзя  было  купить  ни  за  какие
деньги, поддалась, когда  появился  "наркотик  жизни".  Унция  сантаклары,
очищенной, кристаллизованной и называемой "струн", могла продлить жизнь на
сорок-шестьдесят лет. Мерами струна во всех колониях Земли  были  унция  и
фунт, а на Северной Австралии его мерили тоннами. Владея таким сокровищем,
североавстралийцы  создали  свой  собственный,  не  поддающийся   никакому
описанию мир, материальные  ресурсы  которого  стали  неисчерпаемыми.  Они
могли купить все, что угодно. Они платили тем, что держали в  руках  жизни
всех существовавших народов.
     Сотни лет они накапливали тайные  фонды,  на  которые  подкупали  все
инопланетные службы, способные обеспечить их безопасность.
     Бенджакомин стоял в вестибюле и повторял про себя: "Малинькие катята"
Матери Хиттон."
     Мудрость и богатство тысяч миров были сконцентрированы в  его  мозгу,
но он не отважился бы спросить у кого-то, что значит эта фраза. И внезапно
его осенило. Он вдруг стал похож на человека, который вспомнил  о  любимой
игре или о том, что сегодня его ждут приятное развлечение, или