чтобы увидеть ранку.
     - Вам досталась голова, - заметил мужчина. - Детская.  Наверху  будут
рады, когда Б'Дикат отделит ее.
     Группа даже попыталась наладить его интимную жизнь. Его познакомили с
одной из девушек. Та отращивала одно тело над другим. Бедра ее перерастали
в плечи и обратно, а затем снова переходили в  плечи,  пока  длина  ее  не
стала равна длине пяти человек. Лицо ее было нормально. Она пыталась  быть
дружелюбной с Мерсером.
     Он же был настолько потрясен ее видом, что закопался в  сухой  рыхлый
песок и оставался там, как ему  казалось,  не  менее  ста  лет.  Потом  он
определил, что не прошло и дня.  Когда  он  вылез,  долговязая  девица  со
множеством тел ждала его.
     - Вам не следовало выбираться наружу ради меня, - посоветовала она.
     Мерсер стал отряхивать с себя грязь.
     Он огляделся. Фиолетовое солнце закатывалось, а небо было  расцвечено
голубыми, темно-голубыми полосами и пятнами оранжевого цвета. Он посмотрел
на нее.
     - Я выбрался не ради вас, мадам. Какая польза лежать  там,  дожидаясь
очередного раза?
     - Я хочу вам кое-что показать, -  продолжила  девушка  и  указала  на
невысокий холмик. - Откопайте его.
     Она казалась дружелюбной. Мерсер пожал плечами и набросился на  почву
всей силой своих могучих когтей. Было очень удобно копать по-собачьи, имея
огрубевшую кожу и острые лопатовидные когти на кончиках пальцев.  Рядом  с
его быстро мелькавшими руками вырос холмик свежего грунта. В  разрытой  им
яме показалось что-то розовое. Он стал копать осторожнее.
     И понял, что это спящий мужчина.
     Из одного его бока росли дополнительные  руки.  Другой  бок  выглядел
обычно.
     Мерсер повернулся к девушке со многими телами, извивавшейся как  змея
при приближении к нему.
     - Так это и есть, как мне кажется...
     - Да, - согласилась она. - Доктор Вомакт выжег у него мозг.  И  вынул
глаза.
     Мерсер сел на землю и взглянул на девушку:
     - Вы велели мне откопать его. А теперь поясните, зачем?
     - Чтобы вы видели. Чтобы знали. Для того, чтобы заставить вас думать.
     - И это все? - удивился Мерсер.
     Внезапно девушка начала извиваться. Одно за другим крутились ее тела,
вздымались и  опускались  груди.  Мерсер  заинтересовался,  каким  образом
воздух попадает ей в легкие. Он не ощущал к ней жалости. Сейчас он не  мог
никого жалеть, только себя самого.  Когда  спазмы  прекратились,  девушка,
извиняясь, улыбнулась.
     - Только что мне привили новый саженец.
     Мерсер угрюмо кивнул.
     - Что в этот раз, руку? У вас их, кажется, и так достаточно.
     - А, вы об этом... - она оглядывала  свои  туловища.  -  Я  пообещала
Б'Дикату,  что  отращу  их.  Он  добрый...  Но  тот  человек,  незнакомец.
Поглядите на него, того, которого вы откопали. - Кому лучше - ему или нам?
     Он пристально вгляделся в нее.
     - Вы из-за этого заставили меня откопать его?
     - Да.
     - И ждете от меня ответа?
     - Нет, - возразила она. - Не сейчас.
     - Кто вы? - поинтересовался Мерсер.
     - Мы  никогда  не  спрашиваем  о  подобном.  Это  не  имеет  никакого
значения. Но так как вы - новенький, я отвечу вам. Когда-то я была леди Да
- мачехой императора.
     - Вы?! - воскликнул он.
     Она горько улыбнулась.
     - Вы еще совсем свеженький, вам кажется,  будто  это  имеет  какое-то
значение. Но мне бы  хотелось  сказать  вам  нечто  более  важное.  -  Она
замолчала и закусила губу.
     - Что? - заинтересовался он. - Расскажите об  этом  до  того,  как  я
заработаю еще один укус. Тогда я уже буду просто не в  состоянии  говорить
или думать. Скажите сейчас.
     Она приблизила к нему свое лицо.  Даже  сейчас  оно  было  прелестно,
несмотря на розовые оттенки закатывающегося фиолетового солнца.
     - Люди никогда не живут вечно.
     - Да, - согласился Мерсер. - Я знаю это.
     - Верьте в это! - приказала леди Да.
     Вдалеке от них, по всей темной равнине, стали вспыхивать огоньки. Она
сказала:
     - Закапывайтесь, закапывайтесь на ночь.  Возможно,  они  и  пропустят
вас.
     Мерсер начал копать. Время от времени он оглядывался  на  откопанного
им человека. Лишенный разума, тот плавными и целеустремленными движениями,
как у морской звезды под водой, пробивал себе путь обратно под землю.
     Пятью-семью днями позже в группе раздались  крики.  К  этому  времени
Мерсер познакомился с одним получеловеком, у которого исчезла нижняя часть
тела, и внутренности поддерживались на  своем  месте  с  помощью  чего-то,
напоминающего прозрачную пластиковую повязку. Получеловек показал Мерсеру,
как нужно лежать, не двигаясь, когда появляются дромозэ.
     - С ними невозможно бороться, - говорил получеловек.  -  Они  сделали
Альвареса огромным как гора, таким,  что  он  больше  даже  не  шевелится.
Теперь они пытаются осчастливить нас. Они кормят нас, очищают  и  освежают
нас. Лежите спокойно. Не бойтесь кричащих. Мы все кричим.
     - А когда мы получаем наркотики? - спросил Мерсер.
     - Когда приходит Б'Дикат.
     Б'Дикат пришел как раз в этот день,  волоча  за  собой  что-то  вроде
саней с колесами. Полозья помогали  тащить  их  по  буграм,  а  по  ровной
поверхности удобнее были  колеса.  Еще  до  его  прихода,  группа  развила
лихорадочную деятельность. Везде люди откапывали спящих. К  тому  времени,
когда Б'Дикат достиг места встречи, вся группа увеличилась втрое  за  счет
спящих розовых тел - мужчин и женщин, молодых и старых.  Спящие  выглядели
не лучше и не хуже бодрствующих.
     - Спешите! - сказала леди Да. - Он никогда не делает  нам  ни  одного
укола, пока мы не будем готовы все до единого.
     На Б'Дикате был тяжелый свинцовый скафандр.
     Он поднял руку в  дружеском  приветствии,  как  отец,  возвратившийся
домой с гостинцами для своих детей.  Группа  рассыпалась  во  все  стороны
вокруг него, но не сбилась в беспорядочную толпу.
     Б'Дикат залез в сани и вытащил бутыль с ремнем, который перебросил на
плечо. Из бутыли свисал шприц. На конце его сверкала игла.
     Приготовившись,  Б'Дикат  жестом   позвал   их   приблизиться.   Люди
сомкнулись теснее, излучая предвкушение счастья. Он прошел  между  ними  к
девушке, из шеи которой выросло  тело  мальчика.  Его  механический  голос
громыхал из динамика, установленного на верхушке скафандра:
     - Хорошая девушка.  Очень  хорошая.  Ты  получишь  большой-пребольшой
подарок. - Он воткнул в ее тело иглу и держал ее  так  долго,  что  Мерсер
даже заметил, как пузырек воздуха прошел по всей трубке до самой бутыли.
     Затем  он  вернулся  к  другим,  голос  его  гремел,  двигался  он  с
непередаваемой грацией и быстротой. Игла  сверкала  на  солнце,  когда  он
делал укол за уколом. Люди падали на землю как бы в полусне.
     Он узнал Мерсера.
     - Привет, приятель. Сейчас ты сможешь получить  удовольствие.  Внутри
купола оно бы убило тебя. Есть что-нибудь для меня?
     Мерсер запнулся, не понимая, что имеет в виду Б'Дикат, но за него тут
же ответил двуносый:
     - Мне кажется, у него есть прелестная детская  головка,  но  она  еще
недостаточно велика, чтобы вы могли ее забрать.
     Мерсер не заметил, как игла коснулась его руки.
     Б'Дикат уже отошел к другим, когда суперкондамин  встряхнул  Мерсера.
Ему захотелось побежать за Б'Дикатом, стащить с него свинцовый скафандр  и
сказать, что любит его. Он сделал шаг,  споткнулся  и  упал,  но  боли  не
почувствовал.
     Девушка со многими телами упала рядом с ним. Мерсер обратился к ней:
     - Разве это не замечательно? Вы - красивая, самая-самая  красивая  на
всем свете. И я так счастлив, что нахожусь здесь.
     Женщина, покрытая отросшими руками, подошла и  села  возле  них.  Она
излучала  тепло  и  дружелюбие.  Мерсеру  показалось,  что  она   выглядит
утонченной и очаровательной. Он стал сбрасывать с  себя  одежду.  Глупо  и
высокомерно носить эту дрянь, когда никто из этих милых и прекрасных людей
вокруг него не одет.
     Обе женщины  что-то  лепетали  и  тихо  напевали.  Последним  трезвым
закоулком своего сознания он понимал, что они ничего не говорят, а  просто
выражают эйфорию от наркотика, столь могучего, что вся Вселенная запрещает
даже  употреблять  его  название.  Его  рассудок  был  затоплен   внезапно
нахлынувшим счастьем. Мерсер подумал, насколько он удачлив, оказавшись  на
такой прекрасной планете. Он попробовал поделиться этим с леди Да, но язык
его заплетался, и слова были не разборчивы.
     Внезапная острая боль поразила его в брюшину. Наркотик тотчас же снял
ее. Это напоминало действие колпака наслаждения в  госпитале,  но  было  в
тысячу раз приятней. Боль исчезла, хотя поначалу и была непереносимой.  Он
заставил себя собраться. Отбросив  все  лишнее,  сказал  розовым  и  голым
дамам, лежавшим рядом с ним в пустыне:
     - Это был хороший укус. Возможно,  я  отращу  еще  одну  голову.  Это
порадует Б'Диката!
     Леди Да с усилием выпрямила переднее из своих тел и сказала:
     - Я тоже сильная. И могу говорить. Запомни,  человек,  запомни.  Люди
никогда не  живут  вечно.  Мы  тоже  можем  умереть,  можем  умереть,  как
настоящие люди. Я свято верю в возможность смерти!
     Мерсер улыбнулся ей сквозь пелену счастья.
     - Разумеется, можем. Но разве не прекрасно...
     Внезапно он почувствовал,  что  губы  его  стали  толще,  а  сознание
замутилось. Он бодрствовал, но не было желания что-либо  делать.  В  таком
прекрасном месте, среди этих приветливых и привлекательных людей, он сидел
и улыбался.
     А Б'Дикат стерилизовал уже свои ножи.
     Мерсер заинтересовался, как долго продлится действие суперкондамина.
     Он вынес следующую серию манипуляций дромозэ, не шелохнувшись и  даже
не  вскрикнув.  Ментальные  страдания  и  кожный   зуд   были   явлениями,
происходящими где-то вне  его,  и  ничего  не  значащими.  Он  разглядывал
собственное тело с каким-то отрешенным безразличием. Леди Да и  многорукая
женщина оставались рядом с ним. Через  некоторое  время  к  ним  на  своих
могучих руках подполз получеловек. Он сонно и  дружески  помигивал,  затем
погрузился в мирное забытье.
     Когда Мерсер  открывал  глаза,  то  видел  как  восходит  солнце.  Он
закрывал их ненадолго, чтобы открыть вновь и увидеть как сверкают  звезды.
Времени на размышление не было. Дромозэ  кормили  его  своим  таинственным
манером; наркотик же свел на нет любые циклы потребные его телу.
     Наконец он почувствовал внутренние болевые ощущения.
     Боль не изменилась, изменился он сам. Теперь ему было  известно  все,
что происходит на планете Шеол. Он хорошо помнил все, что  было  с  ним  в
период счастья. Прежде он вынужден был замечать то, что происходит вокруг.
Теперь же просто чувствовал это.
     Он попробовал спросить леди Да, сколько времени  они  находились  под
действием наркотика и сколько придется еще  ждать  следующей  порции.  Она
улыбнулась, и в ее улыбке было короткое отрешенное  счастье.  По-видимому,
ее многочисленные туловища, распростертые на земле на внушительную  длину,
имели большую емкость для сохранения наркотика, чем, например,  его  тело.
Она хорошо воспринимала окружающее, но была неспособна  к  членораздельной
речи.
     Получеловек лежал на земле, отчетливые пульсации артерий  были  видны
за полупрозрачной пленкой, защищавшей его брюшную полость.
     Мерсер сжал плечо  лежавшего.  Тот  проснулся,  узнал  его  и  одарил
счастливой улыбкой:
     - Доброе утро, мой мальчик. Это некоторое отступление от  игры.  Тебе
доводилось когда-либо видеть ИГРУ?
     - Вы имеете ввиду игру в карты?
     - Нет, - покачал головой получеловек.  -  Это  нечто  вроде  следящей
машины с реальными людьми в качестве фигур.
     - Я никогда не видел ничего подобного, - сказал Мерсер, - но я...
     - Но ты хочешь спросить, когда вернется Б'Дикат со своей иглой?
     - Да, - немного смутившись, ответил Мерсер.
     - Скоро, - сказал получеловек. - Вот почему я и думаю  об  играх.  Мы
все знаем, что должно произойти. Мы знаем, что будут делать манекены, - он
махнул в сторону бугорков, в которых обезличенные были погребены. -  И  мы
все знаем о чем спрашивают новички. Но никогда не знаем,  сколько  времени
займет очередная сцена.
     - Что вы называете "сценой"? - спросил Мерсер. - Так называется игла?
     Получеловек засмеялся. На этот раз смех его был почти естественным.
     - Нет, нет. У вас все удовольствия на уме. Сцена - это  просто  часть
игры. Я имел в виду то, что нам известен  порядок,  в  котором  происходят
события, но у нас нет часов, и никто не удосуживается даже считать дни или
составлять календари, да и климат здесь ровный. Поэтому никто  из  нас  не
знает,  сколько  времени  проходит.  Боль   кажется   кратковременной,   а
наслаждения-длительными. Я же склонен думать,  что  каждый  из  этих  двух
периодов длится около двух земных недель.
     Мерсер  не  знал,  что  такое  земная  неделя,  поскольку  до  своего
осуждения не был начитанным человеком, но  на  этот  раз  ему  не  удалось
что-либо добиться от получеловека. В этот момент он подвергся  имплантации
дромозэ. Лицо его покраснело и он прокричал нечленораздельно Мерсеру:
     - Заберите это у меня, идиот! Заберите!
     Когда Мерсер беспомощно развел руками,  получеловек  уже  корчился  в
конвульсиях, повернулся спиной к нему, и затрясся в рыданиях.
     Мерсер и сам толком не знал, сколько прошло времени,  когда  вернулся
Б'Дикат. Могло пройти несколько дней. А  могло  и  несколько  месяцев.  Он
снова двигался между ними, как любящий  отец,  и  они  кучковались  вокруг
него, словно дети.  На  этот  раз  Б'Дикат  приветливо  улыбнулся  детской
головке, выросшей на бедре Мерсера - спящей детской головке,  покрытой  на
макушке редким пушком. Мерсер получил свой укол, сулящий ему блаженство.
     Когда Б'Дикат отделял головку от его бедра, он почувствовал, как  нож
прошелся по хрящу, соединявшему ее, и увидел гримасу  на  детском  личике.
Это никак не отразилось на нем. Он лишь ощутил тупую боль,  когда  Б'Дикат
смазал ранку едким антисептиком, мгновенно остановившим кровотечение.
     В следующий раз у Мерсера на груди выросли две ноги. Затем  еще  одна
голова, рядом с его собственной. Или это было после туловища  и  ноги,  от
талии и кончиков пальцев ног, маленькой девочки, росших на его боку?
     Он забыл последовательность.
     И не считал время.
     Леди Да часто улыбалась  ему,  но  любви  не  было.  Сейчас  она  уже
утратила свои дополнительные туловища. В промежутках между патологическими
отращиваниями каких-либо органов она  была  красивой  и  хорошо  сложенной
женщиной. Но самым приятным  в  их  отношениях  был  шепот,  повторяющийся
многие тысячи раз и сопровождающийся улыбкой и надеждой:

                      "Люди никогда не живут вечно".

     Эта мысль безмерно утешала ее,  хотя  Мерсер  считал  ее  не  имеющей
смысла.
     События шли своим чередом, менялась внешность жертв, прибывали новые.
Время от времени Б'Дикат доставлял новичков, покоившихся в вечном  забытьи
своих выжженных разумов, загружал их телами тележку и  добавлял  к  другим
группам.  Тела  эти  корчились  и  извивались,  не  произнося  ни  единого
членораздельного звука, когда на них нападали дромозэ.
     Наконец Мерсеру удалось проследовать  за  Б'Дикатом  до  самой  двери
купола.  Для  этого  ему  пришлось  перебороть  блаженство,   доставляемое
суперкондамином.  Только   память   о   предыдущих   муках,   смущении   и
растерянности укрепляла его уверенность в том,  что  если  он  не  спросит
Б'Диката в тот момент, когда он, Мерсер, был счастлив, то ответ станет  не
доступным ему, когда  он  будет  особенно  нужен.  Переборов  испытываемое
наслаждение, он стал молить Б'Диката проверить записи и  сказать,  сколько
времени он здесь провел.
     Б'Дикат ворчливо согласился, но не вышел для ответа. Он сказал  через
динамик, укрепленный на крыше купола, и его могучий  голос  прокатился  по
пустыне, заставляя встряхиваться  розовое  людское  стадо,  погруженное  в
блаженство  в  ожидании  того,  что  скажет  им  их  друг  Б'Дикат.  Когда
человек-корова закончил свою речь, они были  разочарованы,  ибо  она  была
лишена для них всякого смысла, так как просто вмещала в  себя  сведения  о
количестве времени, проведенного на планете Шеол каким-то Мерсером:
     - Стандартного времени - 84 года, 7 месяцев, 3 дня, 2  часа  и  11  с
половиной минут. Всего хорошего, приятель.
     Мерсер побрел назад.
     Тайный уголок его разума, остававшийся нормальным, несмотря на боль и
блаженство, заставил его  удивиться  поведению  Б'Диката.  Что  заставляло
человека-корову  оставаться  здесь?  Что   делает   его   счастливым   без
суперкондамина? Был ли  Б'Дикат  безумным  рабом  своих  обязанностей  или
человеком, не утратившим надежду на возвращение на свою родную планету,  в
лоно своей семьи с маленькими людьми-телятами, похожими на  него?  Мерсер,
несмотря на  переполнявшее  его  счастье,  потихоньку  заплакал,  думая  о
необычной судьбе Б'Диката. Со своей собственной судьбой он примирился.
     Он припомнил, когда ел в последний раз  настоящие  яйца  с  настоящей
сковороды. Дромозэ поддерживали в нем жизнь, но ему не было  известно  как
им это удавалось.
     Он брел к своей группе пошатываясь. Леди  Да,  обнаженная  в  пыльной
пустыне, дружески помахала ему, приглашая сесть рядом с ней.  Вокруг  были
бесчисленные квадратные мили пространства, но ему необходимо  было  именно
это, предложенное ее дружеским жестом и никакое другое.



                                    4

     Годы, если это действительно были годы, проходили. На Шеоле ничего не
менялось.
     Иногда по равнине прокатывался клокочущий звук  извержения  гейзеров,
донося до людей,  еще  не  утративших  способность  мыслить,  что  капитан
Альварес сделал выдох. Ночи сменялись днями, однако не было смены  полевых
работ, как и времен года, или новых поколений  людей.  Время  остановилось
для этих людей, а порции блаженства настолько перемешались с  мучениями  и
потрясениями, вызванными дромозэ, что слова леди Да  приобретали  для  них
какое-то очень далекое значение.
     - Люди никогда не живут вечно.
     Ее заявление было надеждой,  а  не  истиной,  в  которую  можно  было
верить. У них не  было  духу  следить  за  перемещениями  звезд  на  небе,
обмениваться друг с другом именами,  пожинать  плоды  опыта  каждого  ради
коллективной мудрости всех. Они даже мечтать не смели о  бегстве.  Хотя  и
видели старты старомодных ракет на химическом топливе со взлетного поля за
куполом Б'Диката, им и в голову не приходило спрятаться среди замороженной
порции перерожденной плоти.
     Когда-то очень давно какой-то узник, его теперь не  было  среди  них,
попытался написать послание. Его письмена были высечены на  скале.  Мерсер
прочел их так же, как и другие, но никто не знал кто это сделал. И  никого
они не заинтересовали.
     Послание, нацарапанное на камне, было письмом домой.
     Начиналось оно так:

     "Когда-то я был таким же, как и вы, выходящим  из  своего  окна  и  к
концу дня и позволявшим ветрам нежно нести меня к тому месту, где  я  жил.
Когда-то я, как и вы, имел одну голову, две руки, а на них десять пальцев.
Передняя часть моей головы  называлась  лицом,  и  с  его  помощью  я  мог
разговаривать. Теперь же я могу только писать, и то лишь тогда, когда боль
покидает меня. Когда-то я, так же, как и вы, ел, пил, имел  имя.  Не  могу
вспомнить его. Вы можете вставать, вы, которые читаете послание. Я даже не
могу подняться. Я просто дожидаюсь, когда огоньки, молекула за  молекулой,
вложат в меня пищу и таким же  образом  заберут  продукты  распада.  И  не
думайте, что меня здесь подвергают наказанию. Это место не для  наказания.
Оно предназначено для кое-чего еще".

     Среди розового стада никто не задумывался над этим "кое-чем".
     Любознательность давно угасла среди них.
     Затем настал день небольших люд