е, но она начала каркать.  Мне  казалось,  что  она  хочет
испугать меня своим карканьем. Я ничего не мог  сделать.  И  тут  я  начал
телепатировать: "Я настоящий человек. Уйди!"  Мозг  птицы  передал  только
один, но многократно повторенный сигнал: "Нет, нет, нет!..."
     Я сильно ударил ее кулаком, она упала на землю, а потом тихо поползла
по тротуару, расправляя крылья, и ветер унес ее вдаль.
     Я втиснул в отверстие лоскут материи, сосчитал до двадцати и  вытащил
его. На нем было написано: "Ты будешь любить Вирджинию еще  двадцать  одну
минуту".
     Счастливый  голос  Вирджинии,  окрыленной  полученным  предсказанием,
донесся до меня как будто издалека:
     - Что там, любимый?
     Я поспешно выпустил лоскут, отдав его на волю ветра, и он исчез,  как
незадолго до этого обиженная мной птица.  Вирджиния  увидела,  что  лоскут
исчез, и разочарованно сказала:
     - Мы его потеряли. А что там было написано?
     - То же, что и у тебя.
     - А какими словами, Поль?
     С болью в сердце, любовью и некоторым страхом я  прошептал  ей  нежно
свою ложь:
     - "Поль будет всегда любить Вирджинию".
     Она улыбнулась мне лучезарной  улыбкой.  Ее  крепкая  фигурка  словно
излучала уверенность в счастье. Это была все та же  хорошенькая  Менерима,
которую я увидел в детстве во дворе своего дома. И она была,  к  тому  же,
моей вновь обретенной любовью в моем вновь обретенном мире.
     Она была девушкой из Мартиники. Какую глупость написал компьютер!  Да
он просто неисправен!
     - Здесь нет ни еды, ни питья, - сказал я.
     Конечно, там были лужи, но в них валялись человеческие останки,  и  у
меня не было желания пить эту воду. А Вирджиния была так  счастлива,  что,
несмотря на свою раненую руку, голод и жажду, отважно и жизнерадостно  шла
вперед. Я думал про себя: "Двадцать одна  минута...  Мы  путешествуем  уже
шесть часов.  Если  мы  здесь  останемся,  то  наверняка  подвергнем  себя
опасности".
     Мы бодро спускались вниз по бульвару Альфа Ральфа. Мы познакомились с
Абба-динго и остались живы. Я не хотел думать о смерти,  потому  что  само
это слово было для  меня  столь  непривычным,  что  плохо  укладывалось  в
сознании.
     Склон был настолько крутым, что мы мчались  галопом,  как  лошади.  В
лицо дул невероятной силы ветер. Мы так и  не  увидели  башню  целиком,  а
только одну  ее  стену,  к  которой  направила  нас  неведомая  сила.  Все
остальное было скрыто за облаками, которые кружили по небу, как оторванные
лохмотья. С одной стороны небо было красным, а с другой  -  грязно-желтым.
На  нас  начали   падать   тяжелые   капли   дождя.   "Наверное,   машины,
контролирующие  погоду,  сломались",  -  подумал  я.  Я   выкрикнул   свое
предположение Вирджинии. Она что-то ответила, но ветер унес  ее  слова.  Я
повторно прокричал ей, что,  наверное,  сломались  машины,  контролирующие
погоду, и она начала радостно кивать мне головой, не обращая  внимания  на
дождь и ветер. Это не имело для нее никакого значения. Она крепко  держала
меня за руку. Ее счастливое лицо озаряла улыбка, а карие глаза были  полны
нежности. Она увидела, что я, не отрываясь, смотрю на  нее,  и  поцеловала
мою руку, нисколько не сбившись с шага. Она была  моей  навсегда  и  знала
это.
     Между тем дождь усиливался. Вдруг  появились  птицы.  Огромная  птица
отважно боролась  с  ветром,  пытаясь  остановить  свой  полет.  Это  было
нелегко, потому что скорость ее была велика. Она остановилась у моего лица
и начала каркать, но ветер унес ее. Неожиданно другая птица ударилась  мне
в грудь, но и ее утащил ветер. Я успел уловить  только  ее  телепатический
сигнал: "Нет, нет, нет!..."
     Что же мне делать?
     Вирджиния схватила меня за руку и остановилась. Я  тоже  остановился.
Прямо перед нами бульвар Альфа Ральфа  обрывался.  Уродливые  желтые  тучи
проплывали над  ним,  напоминая  собой  ядовитых  рыб,  преследующих  свою
добычу.
     Вирджиния что-то закричала. Я не слышал ее и наклонился к ней.
     - Где же Макт? - крикнула она.
     Я бережно повел ее к левой стороне дороги, где мощные изгороди  могли
как-то защитить нас от холодного ветра и дождя. Мы почти ничего не видели.
Я заставил ее присесть, и сам присел рядом. Капли неприятно барабанили  по
нашим спинам. Воздух был наполнен грязным буро-желтым светом.
     Мне  не  хотелось  выходить  из  укрытия,   но   Вирджиния   легонько
подтолкнула меня вперед локтем, показывая, что нужно посмотреть, где Макт.
Я подумал, что все  это  напрасно.  Если  Макт  нашел  укрытие,  то  он  в
безопасности, но если он еще внизу, то ветер сорвет его со скалы, и больше
не будет Максимилиана Макта. Он  будет  "мертв",  и  останки  его  развеет
ветер.
     Но Вирджиния настаивала.
     Мы поползли к краю обрыва. Мне в  лицо  пулей  метнулась  птица.  Его
крыло обожгло мне щеку. Я никогда  не  думал,  что  крылья  у  птиц  такие
жесткие. Наверное, у  этих  птиц  что-то  расстроено  в  мозгу,  если  они
бросаются на людей. Обычно они не ведут себя так по отношению к  настоящим
людям.
     Мне было нелегко двигаться, потому  что  грудь,  которую  я  ушиб  по
дороге к Абба-динго, еще болела. Наконец мы  достигли  края  обрыва,  и  я
пытался уцепиться пальцами левой руки за что-нибудь твердое и  устойчивое,
а правой рукой держал Вирджинию.
     Но ни она, ни я ничего не увидели.
     Вокруг нас сгустился мрак.
     Ветер и дождь беспрестанно хлестали по щекам. Я хотел  снова  отвести
Вирджинию в наше убежище, где мы могли бы переждать непогоду. Вдруг  стало
очень светло. Это было природное электричество, которое  древние  называли
молнией. Позже я узнал, что молния - нередкое явление в районах, природные
условия которых не контролируются.
     Вспышка молнии осветила пропасть. Он лежал там  с  побелевшим  лицом.
Рот его был открыт - наверное, он что-то кричал нам. Не знаю, что  владело
им тогда - страх или радость. Он был очень возбужден. Молния  ударила  еще
раз, и до меня донеслось эхо зова. Я поймал его телепатически, но в  ответ
- ничего. Все та же упрямая птица посылала мне свое многократное "нет"!
     Вирджиния напряглась в моих объятиях и  начала  судорожно  биться.  Я
попытался успокоить ее, но она ничего не слышала. Тогда я вошел в  контакт
с ее мозгом, но там кто-то был! И вдруг она прорвалась ко мне, закричав  с
отвращением: "Это девушка-кошка! Она хочет дотронуться до меня!".
     Вирджиния продолжала извиваться. Она выскользнула из моих  рук,  и  я
успел увидеть золотую вспышку ее платья за краем обрыва.  Я  начал  искать
ее, чтобы войти в контакт и поймал ее крик: "Поль,  Поль,  я  люблю  тебя!
Поль... помоги мне!"
     И сразу в моем мозгу все исчезло. А передо  мной  появилась  К'Мелла,
которую мы сегодня встретили в верхнем ярусе "подземки". - Я пришла, чтобы
спасти вас обоих, но опоздала. Жаль,  что  твоя  девушка  не  интересовала
птиц. А знаешь, почему птицы хотят помочь тебе?
     Ты спас их. Ты спас их потомство, когда рыжий убивал  его.  Всех  нас
волновало, что будут делать настоящие люди, когда  станут  свободными.  Но
теперь мы знаем. Некоторые из вас - плохие и убивают другие  формы  жизни,
другие - хорошие и защищают их.
     "Неужели это  единственное,  что  отличает  хорошее  от  плохого?"  -
подумал я.
     Наверное, мне нужно было быть начеку.  Ведь  люди  никогда  не  умели
драться. А гомункулы умели. Они выросли в борьбе  и  опасностях.  К'Мелла,
девушка-кошка, ударила меня кулаком по подбородку. При отсутствии  средств
анестезии это была единственная возможность лишить  меня  сознания,  чтобы
пронести все опасности.
     ...Я проснулся у себя в комнате.  Я  очень  хорошо  себя  чувствовал.
Рядом был врач-робот. Он сказал мне:
     - У вас был шок. Я уже передал всю информацию о вас в Содействие, так
что теперь можно стереть ваши воспоминания, если хотите.
     У  него  было  очень  приятное  выражение  лица.   Неужели   когда-то
переворачивал меня неистовый ветер? Неужели меня  обливали  потоки  дождя?
Куда  же  делось  золотистое  платье  Вирджинии  и  жаждущее  страха  лицо
Максимилиана Макта?
     Я думал обо всем этом, не боясь, что робот  проникнет  в  мои  мысли,
потому что знал их неспособность к телепатии. Я тяжело глянул  на  него  и
закричал:
     - Где же моя настоящая любовь?
     Роботы не умеют насмешливо улыбаться,  но  этот,  во  всяком  случае,
попытался:
     - Обнаженная  девушка-кошка  с  волосами  цвета  пламени?  Она  пошла
одеваться.
     Я  уставился  на  него.  Примитивный  умишко   этого   робота   начал
вырабатывать свои собственные дрянные мысли:
     - Должен сказать вам, сэр, что вы,  "свободные  люди",  очень  быстро
меняетесь...
     Кто будет спорить с машиной? Ее не стоит удостаивать даже ответа.  Но
та, другая машина!.. Двадцать одна минута... Как ей это удалось?  Как  она
узнала? Это, наверное, очень мощный компьютер,  дошедший  до  нас  от  тех
времен, когда еще существовали войны. Впрочем, меня это уже не интересует.
Пусть люди называют его Богом. Для меня он ничто. Мне не нужен страх, и  я
не собираюсь возвращаться на бульвар Альфа Ральфа.
     ...Но послушай, сердце мое, когда мы снова пойдем в наше кафе?..
     Робот вышел, и в комнату вошла К'Мелла.





                         ПОГРУЖЕНИЕ В МОРЕ МРАКА


                   Высоко, о, как высоко они звенят в небе!
                   Ярок, как ярок свет этих лун - близнецов Ксанаду,
                   далекой Ксанаду прекрасной Ксанаду, полной наслаждений.
                   Наслаждений чувств, тела, ума, души... Души?
                   Кто знает, что такое душа?..


     Они  стояли,  обдуваемые  нежным  ветерком.  Время  от  времени  Маду
извечным женским жестом поправляла свою серебристую  короткую  юбочку  или
такую же блузку без рукавов. Но ей  не  было  холодно.  Ее  одежда  вполне
соответствовала мягкому климату Ксанаду.
     Она думала:
     "Хотела бы я знать, что ему нравится,  этому  Повелителю  Содействия.
Стар он или молод, белокурый или шатен, мудрый или безрассудный".
     Она не думала, красив он  или  безобразен,  ибо  все  жители  Ксанаду
отличались физическим совершенством, а Маду была еще слишком молода, чтобы
встретить кого-либо другого.
     Стоящий рядом с ней Лэри не думал о  Повелителе  Пространства.  Перед
его взором снова проходила  видеозапись  танцев,  сложные  па  и  чудесное
безумие движений группы, блиставшей много  лет  тому  назад  на  Прародине
Человечества, группы, называвшейся "Баул-шоу".
     "Когда-нибудь, - подумал он, -  о,  возможно,  когда-нибудь  я  смогу
танцевать как они..."
     Куат же думал:
     "Почему они считают, что их обманывают? Повелитель появится здесь, на
Ксанаду,  впервые  за  время  моего  правления  планетой.  Герой  битвы  у
Стайрон-4. Ну, она разразилась много  месяцев  тому  назад...  И  если  он
действительно был ранен, у него оставалась масса времени, чтобы  поправить
свое  здоровье.  Нет,  здесь  что-то  не  так...  они  что-то  знают   или
подозревают... Ну, мы найдем, чем его занять. К его услугам будут все виды
развлечений, имеющиеся на Ксанаду - и особенно Маду.  Нет,  он  не  сможет
пожаловаться, в противном же случае вынужден будет сбросить маску..."
     По мере приближения орнитоптера, надвигалась и их судьба.
     Он не знал, что станет их судьбой; он не собирался быть их судьбой  и
их судьба еще не  была  предрешена.  Пассажир  в  снижающемся  орнитоптере
попытался усилием разума постичь это место, ощутить его. Это было  тяжело,
ужасно тяжело... казалось, между  его  разумом  и  разумом  тех,  кого  он
пытался понять, лежит толстая, подобная облаку, пелена. Не был ли причиной
этого он сам, его мозг, не восстановившийся  после  войны?  Или  это  было
нечто большее, атмосфера планеты, которая сдерживала или мешала телепатии?
     Повелитель Пермасвари покачал головой. Он сомневался в  себе,  был  в
растерянности. Время битвы... время, оставляющее рубцы на оболочке  мозга,
зондирование Машин Страха... Насколько они повредили его мозг? Ну что  же,
возможно, здесь, на Ксанаду, он сможет отдохнуть и забыться.
     Выйдя из орнитоптера, Повелитель Пермасвари впал в замешательство. Он
знал, что на Ксанаду нет солнца, но явно не ожидал  встретить  мягкий,  не
дающий тени свет, который окутал его.
     Две одинаковые луны висели, казалось, совсем рядом, их свет отражался
миллионами зеркал. Чуть далее растянулись  на  многие  ли  белые  песчаные
пляжи, оканчивающиеся известковыми утесами, у  подножия  которых  пенилось
черное море. Черный, белый, серебристый - таковы были цвета Ксанаду.
     Куат быстро подошел к нему. Его опасения  быстро  исчезали  при  виде
Повелителя Пространства. Гость явно выглядел  больным  и  растерянным,  и,
соответственно, дружелюбие Куата возросло  без  каких-либо  усилий  с  его
стороны.
     - Добро пожаловать на Ксанаду, о, Повелитель  Пермасвари.  Ксанаду  и
все, что есть на ней, в вашем распоряжении.
     Традиционное приветствие звучало  несколько  необычно  в  его  грубом
голосе, привыкшем повелевать. Повелитель Пространства увидел  перед  собой
высокого и плотного, довольно мускулистого мужчину. Его длинные  рыжеватые
волосы и борода, выкрашенные фуксином, сверкали в свете лун и зеркал.
     - Мне приятно, губернатор Куат, находиться на Ксанаду, и я  возвращаю
планету и ее содержимое вам, - ответил Повелитель Кемаль вин Пермасвари.
     Куат повернулся и указал на своих спутников:
     - Это Маду, моя дальняя родственница, находящаяся под моей опекой.  А
это Лэри, мой брат, сын четвертой жены моего отца - она утопилась в темном
море.
     Повелитель  Пространства  поморщился  от  хохота  Куата,  но   юноша,
казалось, ничего не заметил.
     Кроткая Маду скрыла свое разочарование и приветствовала Повелителя  с
подобающей скромностью. Она  ожидала  увидеть  сияющий  облик,  сверкающие
доспехи или, возможно, просто ауру, говорившую: "Я - герой." Вместо  этого
перед ней стоял человек интеллигентного вида, усталый и выглядевший старше
тридцати лет. Она удивилась: как этот человек мог быть героем  Содействия,
спасителем человеческой культуры в битве при Стайрон-4.
     Лэри, приветствовал Повелителя с большим  уважением,  поскольку,  как
мужчина, знал больше о битве, чем Маду. В своем мире грез Лэри,  вслед  за
танцовщицами   и   легконогими   бегунами,   ставил   на   второе    место
интеллектуалов.
     Перед ним стоял человек, который рискнул противопоставить себя,  свой
ум, интеллект ужасным Машинам Страха и выиграл! Цена, которую он заплатил,
была написана на его лице, но он выиграл! Лэри сложил ладони и  поднял  их
ко лбу в почтительном приветствии.
     Повелитель сделал жест, покоривший Лэри навсегда.  Он  коснулся  руки
Лэри и сказал:
     - Мои друзья зовут меня Кемаль.
     И только затем  он  повернулся  к  Маду  и  Куату.  Куат  не  заметил
невольной оплошности. Повернувшись он направился, как казалось, к холму из
желто-черно-полосатого меха. Затем Куат издал особый  шипящий  звук,  и  в
одно мгновение холм распался, превратившись в четырех огромных кошек.  Они
были оседланы, но никакой сбруи не было видно, кроме колец,  прикрепленных
к седлам.
     Куат ответил на немой вопрос Кемаля:
     - Нет, конечно, ими не управляют.  Это  обычные  кошки,  отличающиеся
только большими размерами. На  Ксанаду  нет  квазилюдей!  Я  полагаю,  что
Ксанаду единственная планета в Содействии,  где  их  нет,  за  исключением
Ностралии, конечно. Но причины этого у  Ксанаду  и  Ностралии  разные.  Мы
наслаждаемся  нашими  чувствами...  никакой  чепухи,  что  тяжелая  работа
формирует характер, как считают Ностралианцы. Мы не  верим  в  аскетизм  и
подобную чепуху. Наши неизмененные животные доставляют нам гораздо  больше
удовольствий. Всю грязную работу делают роботы.
     Кемаль кивнул. После всего, разве не за этим  он  прибыл  сюда?  Дать
возможность своим ощущениям восстановить поврежденный мозг? Тем не  менее,
человек,  без  трепета  противостоявший  Машинам  Страха,  не  знал,   как
обращаться с ездовой кошкой. Маду заметила его колебания.
     - Гризельда очень дружелюбна, - сказала она. - Подождите, немного,  я
почешу ей уши. Затем она ляжет и вы сможете сесть на нее.
     Кемаль уловил едва заметное выражение презрения в глазах Куата. Маду,
заметив его нерешительность, уговорила огромную кошку опуститься на  землю
и улыбнулась Кемалю.
     При виде ее улыбки Кемаль почувствовал, как острая боль кольнула его;
настолько она была прекрасна и невинна. Ее беззащитность заставила сжаться
его сердце. Он вспомнил, как Повелительница Ру  цитировала  древнюю  сагу:
"Невинность беззащитна", и паутинка страха осела в его мозгу. Он  отбросил
ее и сел в седло.
     Он вспомнил эту прогулку тремя веками позже, когда лежал, умирая. Она
была такая же захватывающая, как и его первый космический прыжок. Прыжок в
ничто,  и  затем  осознание  того,  что  он  путешествует,   путешествует,
путешествует бессознательно, не контролируя  направление  своего  тела.  И
прежде, чем страх завладел им, он превратился в редкое, никогда  ранее  не
испытанное  наслаждение.  Повелители  и  Повелительницы,  собиравшиеся   в
Колоколе на старушке Земле во время кризиса,  не  узнали  бы  сейчас  его,
Повелителя  Пермасвари,  во  всаднике  с   темными   вьющимися   волосами,
развевающимися на ветру. Они бы не узнали  мальчишеской  улыбки  на  лице,
которое привыкли видеть серьезным и озабоченным.  Он  весело  захохотал  и
сжал коленями бока Гризельды, держась одной рукой за седельное  кольцо,  а
другой махнув остальным.
     Казалось, Гризельда чувствовала, какое наслаждение он получает от  ее
длинных легких прыжков. Но неожиданно все изменилось. Орнитоптер,  который
доставил Повелителя Пространства на Ксанаду, взмыл  в  небо  и  полетел  в
сторону космопорта. Гризельда, отбросив чувство собственного  достоинства,
начала  преследовать  поднимающийся  орнитоптер,  пытаясь  схватить   его.
Кемаль, чтобы избежать позорного падения, был вынужден взяться  за  кольцо
двумя руками. Гризельда продолжала преследовать его до тех пор,  пока  тот
не исчез из виду. Затем она села на землю, облизывая себя и,  неумышленно,
своего седока.
     Ее твердый и шершавый язык оказался не столь уж неприятным, но Кемаль
невольно вздрогнул, когда его коснулся ее клык.
     При виде этого зрелища Куат громко захохотал. Лицо Маду  -  это  было
видно даже на расстоянии - выразило тревогу, но, когда  Кемаль  махнул  ей
рукой, она облегченно улыбнулась.  Лэри,  не  сомневавшийся  в  могуществе
героя битвы  за  Стайрон-4,  мечтательно  всматривался  в  далекий  город.
Гризельда была явно смущена тем, что поступила  как  несмышленый  котенок,
когда ей доверили благополучие такого выдающегося гостя.
     Издалека купола и башни города мерцали перламутром в мягком свете лун
и зеркал.
     Кемаль почувствовал, что его ощущение нереальности  усилилось.  Город
казался  таким  прекрасным  и  фантастическим,  что   у   него   появилась
уверенность - он исчезнет, как только они приблизятся.
     Подъехав  к  городским  стенам,  Кемаль   увидел,   что,   казавшаяся
совершенной издалека, белизна города оказалась иллюзией.
     Мерцающие белые стены зданий  были  усеяны  жемчужинами,  образующими
сложные  геометрические  узоры,  цветы  и  листья,   усиливающие   красоту
поразительной архитектуры. Ни  в  одном  из  миров,  которые  он  посетил,
Повелитель Кемаль не видел ничего подобного:  дворец  Филиппа  на  планете
Драгоценных Камней по сравнению с этими зданиями был жалкой лачугой.
     Сады с  фонтанами  и  с  искусственными  бассейнами  разделяли  дома.
Цветущие кустарники создавали натуральный  ландшафт.  Внезапно  Повелитель
Пространства осознал еще один странный аспект  планеты:  на  ней  не  было
деревьев.
     При входе в город собаки облаяли их с безопасного расстояния;  но  на
этот  раз  Гризельда  удержалась  от  искушения.  Теперь,  в