азала женщина-кошка кому-то  на  экране,  -  что  он
делает. Очевидно, что-то случилось.
     Тонкий отдаленный голос с другого экрана раздраженно возразил:
     - Глупая женщина-кошка! Невозможно полететь на орнитоптере  в  Дипси.
Скажи своему слабоумному  приятелю,  чтобы  он  возвращался  назад,  и  мы
подберем его космической ракетой.
     - Уаа, уаа, уаа! - с нетерпением сказала лошадь.
     - Это не мой приятель. -  Резко  воспротивилась  женщина-кошка.  -  Я
обнаружила его пару минут назад. Он просит помощи. Любому идиоту это ясно,
даже если язык животного нам не понятен.
     Изображение исчезло.


     Следующий кадр показывал крохотную  человеческую  фигурку,  орудующую
прожектором на вершине невообразимо высокого утеса. Луч прожектора касался
участков скалы. Отсвечивающий блестящий склон ее напоминал стену  дома  со
множеством таинственных окон. Отблески  рассыпались  и  исчезали  по  мере
перемещения прожектора.
     Далеко внизу появилась вспышка. Огонь пришел изнутри горы.
     Даже увеличивающим объективом  оператор  не  мог  получить  детальную
картину. С одной стороны маячила фигура  лошади,  ее  ноги  разошлись  под
немыслимыми углами, она пыталась удержаться в расщелине, по другую сторону
от  сияния  виднелись  крохотные   фигурки   людей,   раскачивающиеся   на
своеобразных перевязях в попытке добраться до лошади.
     В отличие от не очень четкого изображения, техника  записи  позволяла
различать все  звуки,  даже  усталое  дыхание  старой  лошади.  Она  вновь
произнесла одно из своих специфических лошадиных слов.  Она  наблюдала  за
людьми, и была при этом убеждена в  их  добрых  намерениях.  Ее  огромные,
печальные, глаза были различимы в свете проектора. Время от времени лошадь
вглядывалась вниз и вздрагивала от испуга.
     Кэшер О'Нейл считал поведение  животного  вполне  естественным.  Ведь
лошадь успела преодолеть четыре из семикилометровой высоты скалы, и теперь
ей грозила опасность сорваться вниз.
     Среди группы людей, роботов и  гомункулов,  громко  раздавался  голос
человека-тигра:
     - Это рискованно, но не очень. Я смогу  перепрыгнуть  через  огонь  и
помочь этому горемыке - обвязать его канатом, чтобы он  не  свалился  вниз
прежде, чем мы закончим работу. А возможно, я смогу  просто  охватить  его
руками и перепрыгнуть  назад.  Это  будет  абсолютно  безопасно,  если  мы
обвяжемся страховыми веревками. Я никогда не видел менее цепкого  существа
в моей жизни. То, что можно было бы назвать "пальцами",  выглядит  у  него
как маленькие коробочки из кости, мало пригодные еще для лазания.
     Раздалось бормотание других голосов и затем приказ старшего:
     - Вперед!
     Никто не был готов к тому, что произошло затем.
     Оператор снимал человека-тигра, когда к его широкой талии прикрепляли
веревку.  Человеку-тигру  не  потрудились   придать   чисто   человеческую
внешность. Уши у него торчали на верхушке головы, желтые и  черные  полосы
пересекали лицо, огромные резцы выглядывали изо рта снизу, антеннообразные
усы топорщились в стороны. Но его достаточно изменили  психологически:  он
был спокоен, дружелюбен и даже немного юмористичен, рот его был  тщательно
переделан, чтобы приспособить его артикуляционный аппарат  к  человеческой
речи.
     Он прыгнул - это был могучий прыжок, прямо  через  верхушку  пламени.
Лошадь увидела его.
     Она прыгнула тоже,  почти  в  тот  же  момент,  тоже  через  верхушку
пламени, но в другом направлении.
     Лошадь перепугалась человека-тигра больше, чем скалы...
     ...И приземлилась прямо на  группу  рабочих.  Хотя  она  и  не  имела
намерения  повредить  их,  но  тем  не  менее  сшибла  одного  человека  -
настоящего человека - со скалы. Человеческий крик  оборвался  в  бездонной
тьме внизу.
     Роботы оказались более проворными, чем живые существа. Они  спеленали
лошадь раньше,  чем  пришли  в  себя  люди  и  гомункулы,  и  просигналили
крановщику, чтобы он поднимал груз наверх. Лошадь беспомощно барахталась в
воздухе, дергая ногами.
     Человек-тигр перепрыгнул назад  через  пламя,  приблизившись  к  краю
экрана. Изображение его пропало.
     В обзорной комнате, наследный  правитель  Филипп  Уинсент  встал.  Он
потянулся, оглядываясь.
     Женевьева выжидающе глядела на Кэшера О'Нейла.
     - Вот какая история, - задумчиво  произнес  правитель.  -  Теперь  вы
решите мою загадку.
     - Где же теперь лошадь? - спросил Кэшер О'Нейл.
     - В госпитале, конечно. Моя племянница проводит вас.



                                    3

     После короткого, болезненного и  очень  основательного  сканнирования
его мозга наследным правителем, Кэшер О'Нейл  и  Женевьева  отправились  в
госпиталь, где лежала  лошадь.  Люди  Понтопидана  не  знали,  что  с  ней
сделать, поэтому лишь давали ей сильное успокоительное и подкармливали  ее
через вену питательными растворами. Женевьева сообщила Кэшеру, что  лошадь
чахнет.
     Они шли в госпиталь по аметистовым булыжникам.
     Вместо космического скафандра Кэшер носил шлем, который  снабжал  его
кислородом. Но в отличие от хозяев планеты испытывал неудобства от низкого
атмосферного  давления.  Но  он  терпеливо  переносил  трудности,  надеясь
получить зеленый рубин, который может послужить мощным оружием в его войне
за освобождение Двенадцати Нилов от власти полковника Уэддера.  Когда  зуд
от непривычного давления немного унялся, он почувствовал удовлетворение от
прогулки в сопровождении такой изящной красивой девушки в госпиталь  через
поля драгоценностей. (Позже, он иногда размышлял над  тем,  что  могло  бы
случиться, если бы он нормально себя чувствовал на Понтопидане. Был ли зуд
частью его судьбы, которое сберегли его для освобождения города  Кахира  и
планеты Миззер? Ведь он мог влюбиться в эту девушку и  остаться  здесь  на
Понтопидане, забыв свой долг!).
     На Женевьеве был  новый  вид  косметики  для  прогулок  -  утепляющая
персиковая пудра, которая сохраняла натуральную  свежесть  щек.  Ее  глаза
живого, темно-серого цвета, затемняли длинные ресницы, чувственная  улыбка
постоянно провоцировала, и было удивительно, что правитель Понтопидана  не
останавливал дуэли и убийства  между  молодыми  людьми,  добивавшимися  ее
благосклонности.
     Наконец они прибыли в госпиталь, где Кэшер О'Нейл надеялся  отдохнуть
от неприятного зуда.
     Здание располагалось под землей.
     Вход выглядел роскошно, отделанный бриллиантами и рубинами,  размером
с  кирпичи,  массивную  дверь  украшала  картина.   Даже   Кураф   с   его
расточительностью не мог себе позволить  создать  что-либо  подобное  этой
двери. Женевьева заметила его взгляд.
     - Она стоит многих кредитов. Мы доставили сюда слепого  художника  из
Олимпии, чтобы создать эту эмаль-картину.  Бедняга!  Он  приложил  столько
усилий, пытаясь украсть экстрадрагоценные камни, пока  наконец  не  понял,
что мы платим честно и никогда никому не позволяем уехать с краденным.
     - И что же вы сделали? - поинтересовался О'Нейл.
     - Мы перехватили краденное в космосе на краю атмосферы. У нас  больше
кораблей на орбите, чем у любой другой планеты известной мне.
     Они вошли в госпиталь.


     Респектабельного вида главный хирург настоял на том, чтобы они  зашли
в его кабинет и угостил  их  чаем  и  пирожными,  им  обоим  не  терпелось
поскорее взглянуть на  лошадь,  но  воспитанность  не  позволяла  им  идти
напролом. Наконец они прошли всю процедуру  и  оказались  в  комнате,  где
содержали лошадь.
     Приглядевшись, они поняли,  что  животное  страдало.  По  всему  телу
виднелись рваные раны и порезы.  На  одном  из  копыт  средний  палец  был
сломан, доктор  заменил  на  серебряно-кадмиевый  брусок.  Лошадь  подняла
голову, когда они вошли, но увидев, что это просто люди, а не люди-лошади,
приняла прежнее положение.
     - Какие перспективы, доктор? - спросил Кэшер О'Нейл, отворачиваясь от
животного.
     - Можно, я поначалу задам вам, сэр, глупый вопрос?
     Удивленный Кэшер утвердительно кивнул головой.
     - Меня мучает любопытство, что за старинное у вас имя "Кэшер"?
     - Это просто, - усмехнулся Кэшер. - Так меня звали  в  молодости.  На
Миззере каждый  получает  детское  имя,  которое  обычно  не  сохраняется.
Позднее ему дают молодежное имя, которое отражает  какую-либо  характерную
черту человека или является дружеской шуткой,  пока  он  не  выберет  себе
профессию.  Когда  он  определяется   с   карьерой,   то   получает   свое
профессиональное имя. Если  мне  удастся  освободить  Миззер  и  свергнуть
полковника  Уэддера,   то   тогда,   думаю,   я   получу   соответствующее
профессиональное имя.
     - Но почему "Кэшер", сэр? - настаивал доктор.
     - Когда я был мальчишкой, меня часто спрашивали,  какой  подарок  мне
хочется получить, я всегда предпочитал кэш. Наверное, по контрасту с  моим
расточительным дядей меня и прозвали Кэшер.
     - А что такое кэш? Одна из ваших сельскохозяйственных культур?
     На мгновение Кэшер удивленно вскинул брови.
     - Кэш - это деньги. Бумажные кредитки. Люди передают их  друг  другу,
когда покупают вещи.
     - Здесь, на Понтопидане, все деньги принадлежат мне. Все,  -  заявила
Женевьева. - Дядя - мой опекун. Но я никогда не позволю  касаться  их  или
растратить. Это достояние планеты.
     Доктор почтительно мигнул.
     - Теперь о лошади, сэр, если вы простили меня  за  интерес  к  вашему
имени. Очень странный случай. Физиологически это  чистый  земной  тип.  Он
основан исключительно на растительной диете, и очень  близок  к  человеку.
Простой желудок и очень большое сердце. Оно больше  всего  доставляет  нам
хлопот, потому что в плохом состоянии. Животное умирает.
     - Умирает?! - вскрикнула Женевьева.
     - Все это очень печально, даже ужасно, - подтвердил доктор.  Умирает,
но не может умереть. Так может продолжаться много  лет.  Перинье  затратил
достаточно струна на это животное, чтобы сделать его  бессмертным.  Теперь
животное изношено, но не может умереть.
     Кэшер О'Нейл издал продолжительный низкий прерывистый  свист.  Все  в
комнате подпрыгнули от неожиданности, но он не обратил  на  это  внимания.
Так он свистел вблизи конюшен, когда-то на родной планете, когда  подзывал
лошадь.
     Услышав свист, большая голова приподнялась, глаза уставились на  него
с мольбой, и он увидел, как из них закапали слезы.
     Он присел на корточки у лошадиной головы, положив руку на гриву.
     -  Быстро,  -  велел  он  хирургу,  -  дайте  мне  кусочек  сахару  и
телепата-нечеловека. Телепат не должен быть плотоядного происхождения.


     Доктор тупо смотрел. Он вымолвил  "сахар"  помощнику,  а  сам  присел
рядом с Кэшером О'Нейлом и сказал:
     - Поясните относительно гомункула. Этот госпиталь не для них.  У  нас
есть всего лишь несколько из них. Лошадь находится здесь  по  распоряжению
его светлости Филиппа Уинсента, который приказал, чтобы коню Перинье  были
предоставлены наилучшие условия. Он даже сказал мне, - добавил  доктор,  -
что если с животным  что-то  случится,  то  следующие  восемьдесят  лет  я
проведу в патрулировании. Поэтому я делаю все, что могу. Вы считаете,  что
я слишком болтлив? Некоторые так говорят. Какого рода гомункулы вам нужны?
     - Мне нужен, - очень спокойно  пояснил  Кэшер,  -  телепат-нечеловек,
который поймет, что хочет это животное, и пояснит ему, что я собираюсь ему
помочь. Все лошади вегетарианцы и не любят мясоедов. Есть ли у вас  где-то
поблизости гомункулы-вегетарианцы?
     - Мы используем людей-белок, - ответил главный  хирург,  -  когда  мы
меняем воздушную  вентиляционную  систему,  то  люди-белки  меняют  старое
оборудование. У нас есть также люди-тигры, люди-кошки, а мой  секретарь  -
волк.
     - Нет, нет! - остановил его Кэшер О'Нейл. - Можете ли вы  представить
лошадь, доверившуюся волку?
     У хирурга появилась идея.
     - Ведь лошади и собаки использовались раньше совместно, еще  на  заре
человечества, когда все люди жили на Земле?
     - Конечно, - согласился Кэшер. - Мы все еще используем их  совместно,
когда охотимся на Миззере, но по этим нововведенным законам Содействия  мы
не можем использовать преступников-гомункулов для охоты.
     - У меня  есть  хорошая  собака,  -  сказал  главный  хирург.  -  Она
разговаривает  превосходно,  но  такая  застенчивая,  что  чувствует  себя
неловко, когда пациенты влюбляются в нее. Мне  пришлось  перевести  ее  на
обслуживание стерилизующих механизмов.
     - Пригласите ее сюда, - велел  Кэшер,  -  и  пояснил,  обратившись  к
Женевьеве:
     - Они приведут собаку-телепата, которая сможет  мысленно  общаться  с
лошадью. Возможно, мы получим ответ.
     Она мягко положила руку ему на  кисть.  Это  был  благосклонный  жест
принцессы. Желала ли  она  ему  добра  в  отличие  от  своего  вероломного
дядюшки, или это  был  просто  сиюминутный  импульс  молоденькой  девушки,
которая еще ничего не знала о путях, по которым вращается мир?



                                    4

     Сеанс телепатии прошел удачно.
     Женщина-собака была почти совершенно очеловечена. Она  выглядела  как
изнуренная пожилая женщина, не  удостоенная  того,  чтобы  ее  жизнь  была
продлена наркотиком сантаклары под названием  струн.  Но  работа  была  ее
жизнью, и ее было в изобилии. Кэшер О'Нейл почувствовал зависть, когда  он
понял, что счастье может быть уделом совсем не  выдающейся  личности.  Эта
женщина-собака, с ее исхудалым лицом и седыми  волосами,  находила  больше
удовлетворения  в  своей  жизни,  чем  Курафа  -  в  своих  удовольствиях,
полковник Уэддер - в своем могуществе или  он  сам  -  в  своем  крестовом
походе.  Справедливо  ли   это?   Почему   изможденная   старуха-нечеловек
счастлива, а он нет?
     - Не огорчайтесь, - сказала она, - вы  преодолеете  все  трудности  и
после этого будете счастливы.
     - Преодолею что? - спросил он. - Я ничего не говорил еще.
     - Вы пленник самого себя. Уже долгое время вы избегаете спокойствия и
счастья. Но вы хороший человек. Вы мне чем-то напоминаете эту лошадь.
     - Конечно,  -  кивнул  Кэшер  О'Нейл.  -  Это  смелая  старая  кляча,
вырвавшаяся из ада, куда не забираются люди.
     Она спросила:
     - Мы связаны?
     - Связаны, - подтвердил он.
     Женевьева  придвинулась.  Ее  ухоженное,  хорошенькое,  выразительное
личико светилось восхищением.
     - Можно мне... можно мне присоединиться?
     - Почему бы нет? - сказала женщина-собака, глядя на нее.
     Он тоже кивнул. Они втроем взялись за  руки  и  затем  женщина-собака
положила свою левую руку на лоб лошади.


     Песок разлетался из-под  ног,  когда  они  бежали  к  Кахиру,  ощущая
приятное давление человеческого тела на своих спинах. Красное небо Миззера
горело над ними. Затем раздался крик:
     - Я лошадь, я лошадь, я лошадь!
     - Ты с Миззера, - мысленно сказал ей Кэшер О'Нейл, - с самого Кахира!
     - Я не знаю названий, - мысленно откликнулась лошадь, - но ты с  моей
земли. Земля, хорошая земля.
     - Что ты здесь делаешь?
     - Умираю, - пожаловалась лошадь. - Умираю  сотни  и  тысячи  восходов
солнца. Один старик привез меня сюда. Здесь не было ни езды, ни скачек, ни
людей. Только старик и небольшое пространство. Я умираю  с  тех  пор,  как
прибыла сюда.
     Кэшер О'Нейл подумал о том, как жестоко  поступил  Перинье  со  своим
любимцем, сделав его бессмертным и в то же время оставшимся без дела.
     - Ты уверена, что умираешь?
     Ответ лошади пришел мгновенно:
     - Конечно, нелошадь.
     - Знаешь ли ты, что такое жизнь?
     - Да. Существование лошади.
     - Хочешь ли ты умереть?
     - От нелошади? Да, если это будет навсегда.
     - Что тебе нравится больше всего? - мысленно спросила ее Женевьева.
     Ответ вновь пришел мгновенно:
     - Грязь на моих копытах, и мокрый воздух снова,  и  человек  на  моей
спине.
     Женщина-собака прервала их беседу:
     - Дорогая лошадь, ты знаешь меня?
     - Ты собака, - промыслила лошадь. - Хорошая собака!
     - Верно, - мысленно  подтвердила  счастливая  старуха,  -  и  я  могу
сказать этим людям, как сделать тебя счастливой. Спите теперь все, и когда
вы проснетесь, то будете на пути к счастью.
     Ее внушение было настолько сильным,  что  Кэшер  О`Нейл  и  Женевьева
начали терять сознание, так что обслуживающий  персонал  вынужден  был  их
поддержать.
     Пока  они  приходили  в   себя,   собака-человек   заканчивала   свои
распоряжения хирургу:
     - ...И  добавьте  до  сорока  процентов  кислородной  составляющей  в
воздух. Ей нужна реальная личность для верховой езды, некоторые  из  ваших
орбитальных часовых могут поездить на ней верхом, все равно они ничего  не
делают. Вселить  ощущение  песка  с  Миззера  можно  гипнотическим  путем.
Загрузите в ее мозг пару сюжетов с приключениями в пустыне. Но  ее  сердце
вы починить не сможете и не пытайтесь. Ну, а обо мне не беспокойтесь. Я не
собираюсь требовать что-либо для себя. Люди-человеки! - она рассмеялась. -
Вам ведь не до нас, собак. Возможно, несколько минут вы будете чувствовать
себя неловко, но не волнуйтесь. Я отправляюсь назад, к  своим  машинам.  Я
люблю свою работу. До свидания, моя хорошая, - кивнула она Женевьеве. -  И
до свидания, путник! Удачи  тебе,  -  добавила  она,  обращаясь  к  Кэшеру
О`Нейлу. - Ты будешь несчастным, пока борешься за справедливость, но когда
добьешься ее, мир придет к тебе, и счастье.  Не  беспокойся.  Ты  молод  и
болезни не грозят тебе еще многие годы.
     Она сделала им полный реверанс в стиле, в котором  прощаются  друг  с
другом дамы Содействия. По ее морщинистому старому лицу расплылась улыбка,
одновременно добрая и насмешливая.
     - До свидания, босс, - обратилась она напоследок к хирургу, и вышла.
     - Что ж, ее идея неплоха, - сказал хирург.


     Кэшер О`Нейл пошел посмотреть на заседание совета.
     Советник, Башнак, был  особенно  громогласен,  выступая  против  идеи
сохранить лошадь.
     - Сэр, - вопил он, - сэр! Мы даже не знаем имени животного! Зачем нам
оно?
     - Не знаем, - согласился Филипп Уинсент. - Но зачем нам его имя?
     -  Лошадь  не  идентифицирована  даже  как  животное.  По  сути   она
представляет собой лишь  кусок  мяса,  доставшийся  нам  в  наследство  от
Перинье. Мы можем забить ее и съесть. Или же, если это  нам  не  подходит,
просто продадим  ее  за  пределы  планеты.  Вокруг  много  людей,  которые
заплатят большие деньги за редкое земное мясо. Вы можете  не  обращать  на
меня внимания, сэр! Вы наследный правитель, а я никто. У меня нет  власти,
нет собственности. Я в вашей власти. Но я хочу  предложить  вам  следовать
собственным интересам. У меня есть только голос. Вы  не  можете  упрекнуть
меня за то, что я использую свой голос, пытаясь вам  помочь,  не  так  ли,
сэр? Это все, что я могу сделать. Если вы растратите все  кредиты  на  это
животное, это будет абсолютно неправильно. Мы не такая уж богатая планета.
Мы должны оплачивать дорогостоящую защиту, чтобы остаться в живых.  Мы  не
имеем возможности оплатить воздух для наших детей, а вы  хотите  потратить
деньги  на  лошадь,  которая  даже  не  умеет  разговаривать!  Сэр,  совет
собирается голосовать против вас только потому, что  хочет  защитить  ваши
собственные  интересы  и  интересы  Достопочтенной  Женевьевы,   наследной
корононосительницы Понтопидана. Вам не избежать этого, сэр! Мы  склоняемся
перед вашим могуществом, но мы настаиваем на своем...
     - Слушай! Слушай! - закричали несколько советников не обескураженные,
по крайней мере, обращением к наследному правителю.
     - Я буду говорить, - произнес Филипп Уинсент.
     Упрямый советник поднял руку, несмотря на то, что правитель объявил о
своем намерении говорить. Филипп Уинсент возвысил голос:
     - Ты сможешь высказаться, когда я закончу, если захочешь.
     Он спокойно  оглядел  комнату,  сдержанно  улыбнулся,  одарил  Кэшера
О`Нейла сдержанным ки