лаза,
в которых была мольба. Я уже заранее знал, что она скажет. Она скажет, что
должна все узнать. Макт лениво поддевал носком ботинка камешки на  дороге.
Вирджиния, наконец, сказала:
     - Поль, я, конечно же, не хочу, чтоб мы подвергали себя опасности.  Я
понимала, на что мы идем, когда решилась. Но ведь у нас  есть  возможность
узнать, любим ли мы друг друга. Что же  это  будет  за  жизнь,  если  наше
счастье будет зависеть от механического  голоса,  который  разговаривал  с
нами, когда мы спали и учили французский? Может, возвращаться к тому,  что
у нас раньше было, смешно. Но я очень счастлива с тобой. Раньше я даже  не
подозревала, насколько я счастлива. Но если мы остались самими собой, если
у нас есть еще наше счастье, мы должны знать об этом. А если  нет...  -  И
она разрыдалась.
     Я хотел сказать ей:  "А  если  мы  перестали  быть  собой,  то  какая
разница?". Но я увидел угрюмое зловещее лицо Макта и осекся.
     Я прижал к себе Вирджинию и вдруг посмотрел на  ногу  Макта:  по  ней
стекала струйка крови, которую сразу поглощала дорожная пыль.
     - Что с тобой, Макт? Ты ушибся? - спросил я.
     Вирджиния тоже повернулась к нему. Но он  изумленно  поднял  брови  и
ответил совершенно равнодушно:
     - Нет. А что?
     - Кровь! У тебя на ноге.
     Он посмотрел вниз:
     - А, это. Это ерунда. Просто яйца какой-то птицы, не умеющей летать.
     "Ах ты негодяй!" - послал я ему телепатический сигнал, пользуясь  при
этом нашим общечеловеческим, а не французским. Он в изумлении отступил  на
шаг, и на меня полился поток мыслей. Но это были не его мысли. Я не  знал,
откуда они шли: "Добрый человек, уходи отсюда, быстрее уходи, этот человек
плохой, очень плохой..." Кто-то - птица или животное - предостерегал  меня
от Макта. Я послал в ответ "спасибо" и повернулся к нашему спутнику.
     Мы уставились друг на друга. "Неужели это и есть "культура"?  Неужели
мы люди? Неужели свобода подразумевает  недоверие,  страх,  ненависть?"  -
думал я.
     Наш спутник мне очень не нравился. В  моем  сознании  всплыли  слова,
обозначавшие давно забытые понятия:  "убийство",  "похищение",  "безумие",
"насилие", "грабеж".
     Я никогда не знал, что все это значит, но сейчас  я  чувствовал,  что
знаю. Он заговорил со мной очень спокойно. Мы  оба  хорошо  контролировали
свои мысли, чтобы не дать друг другу прочитать их телепатически.
     - Это ведь была твоя идея... Или идея девушки, по крайней мере.
     - Но есть ли хоть капля смысла во всей этой опасной авантюре?
     - Смысл есть.
     Я легко подтолкнул Вирджинию вперед, чтобы она отошла  и  не  слышала
нас. При этом я не переставал контролировать  свое  сознание,  из-за  чего
почувствовал сильную головную боль.
     - Макт, - спросил я его напрямик, - скажи, зачем ты привел нас  сюда,
или я тебя убью.
     Во взгляде его читалась готовность сразиться со мной:
     - Убьешь? Ты хочешь сказать, что лишишь меня жизни?
     В его голосе не было убежденности. Ни он, ни я  понятия  не  имели  о
том, как нужно драться, но оба приготовились: Макт  -  к  защите,  я  -  к
нападению. И вдруг я снова воспринял чью-то мысль: "Добрый человек, добрый
человек, возьми его за шею, не дай ему дышать,  сдави,  и  он  станет  как
разбитое яйцо".
     Я последовал этому совету, ни на мгновение не задумавшись, от кого он
исходит. Подойдя к Макту, я схватил его за горло и крепко сжал. Он пытался
оторвать мои руки от своей шеи, затем попытался ударить меня ногой,  но  я
крепко держал его. Если бы я был членом Содействия или капитаном  корабля,
я умел бы драться. Но я не умел. Он - тоже.
     Все кончилось в тот  момент,  когда  я  почувствовал  в  своих  руках
тяжесть. Удивившись, я отпустил его: Макт был без сознания. "Неужели умер?
- мелькнуло у меня в  мозгу.  -  Наверное  -  нет,  потому  что  он  сел".
Вирджиния бросилась к Макту, но он уже растирал себе шею и бормотал:
     - Не нужно было этого делать. Не нужно...
     Эти слова придали мне сил:
     - Скажи, зачем ты привел нас сюда, или я повторю!
     Макт криво  усмехнулся  и  произнес,  прислонившись  головой  к  руке
Вирджинии:
     - Из-за страха. Страха.
     - Страха?
     Я знал это слово, но не знал, что оно значит.
     Это что - беспокойство, нервозность, ощущение опасности? Я думал,  не
блокируя больше свои мысли, и услышал его "да".
     - Но кому это может нравиться?
     - О, это очень приятно. У меня захватывает дух,  я  чувствую  в  себе
биение жизни. Это - как сильнодействующее лекарство,  не  хуже  струна.  Я
ведь уже был там, за облаками. О, мне было очень страшно. Но  как  хорошо!
Хорошо и плохо одновременно. За один-единственный час я прожил тысячи лет.
Я хотел еще раз ощутить это, но подумал, что если я буду не один, то будет
еще лучше.
     - Теперь-то я точно убью тебя, - пригрозил  я  ему  по-французски.  -
Ты... ты... - я не мог подыскать слово. - Ты - воплощение зла.
     - Нет, пусть говорит, - попросила Вирджиния.
     - Это то, чего Содействие  не  позволяло  нам  испытывать  раньше,  -
продолжил Макт. - Мы всегда рождались без сознания и умирали во сне.  Даже
животные, даже гомункулы имеют право на полнокровную жизнь. Только у машин
нет страха, как и у нас. Но теперь мы свободны. - Он почувствовал,  что  я
не перестаю сердиться и сменил тему: - Я не лгал вам. Это и есть дорога на
Абба-динго. Я был там. Он предсказывает.
     - Предсказывает! - закричала Вирджиния. - Ты слышишь? Он говорит, что
предсказывает! Он говорит правду! Поль, пойдем же, пойдем!
     Я помог ему подняться. Он был смущен,  как  человек,  который  сделал
что-то такое постыдное. Мы ступили на неразрушенную поверхность  бульвара.
Ногам было приятно. В своем подсознании я слышал призывы невидимой  птички
или животного: "Добрый человек, добрый человек,  убей  его,  возьми  воду,
воду...".
     Но я не обращал внимания. Мы шли вперед: я и Макт - по бокам, а между
нами - Вирджиния. Я не обращал внимания на телепатическую мольбу.
     Лучше бы я обратил.
     Мы шли очень  долго.  Такое  путешествие  было  для  нас  внове.  Нас
радовало и пьянило ощущение свободы: свежий  воздух  и  знание,  что  тебя
никто не охраняет, что нужно  полагаться  только  на  себя.  Мы  встречали
множество птиц, и все они были взволнованы и  изумлены,  насколько  я  мог
читать их мысли и ощущения. Это были настоящие птицы, каких я еще  никогда
раньше не видел. Вирджиния  спрашивала  меня,  как  они  называются,  и  я
беззастенчиво обманывал ее, называя все приходившие мне  в  голову  слова,
обозначавшие по-французски, как меня научили, птиц.
     Максимилиан Макт тоже взбодрился и  даже  начал  петь  нам,  довольно
фальшиво, о том, как мы  пойдем  одной  дорогой,  а  он  -  другой,  но  в
Шотландию он попадет первым. Слова песни не имели особого смысла, но  ритм
был приятным. Как только Макт отходил от нас на  некоторое  расстояние,  я
сам начинал тихонько напевать "Макубу" на ухо Вирджинии.
     Мы  были  счастливы,   потому   что   чувствовали   себя   свободными
путешественниками. Пока не проголодались. Вот тут начались неприятности.
     Вирджиния подошла к первому попавшемуся фонарному столбу, ударила  по
нему  кулаком  и  сказала:  "Накорми  меня".  Фонарный  столб  должен  был
открыться, подать нам обед или, во всяком  случае,  дать  информацию,  где
поблизости мы можем поесть.  Но  ничего  подобного.  Он  вообще  никак  не
отреагировал. Наверное, он был поломан.
     Мы   колотили   по   каждому   следующему   фонарному   столбу,    но
безрезультатно.
     Бульвар Альфа Ральфа возвышался приблизительно  на  полкилометра  над
окружавшей нас местностью. Чем дальше мы шли, тем меньше было вокруг птиц,
пыли и сорняков. Огромная дорога  без  всякой  опоры  устремлялась  вверх,
напоминая ленту, зацепившуюся одним кольцом  в  облаках.  Мы  устали  бить
кулаками по столбам, но ни еды, ни воды не появлялось.
     Вирджиния начала капризничать:
     - Не годится возвращаться теперь. А  еды  здесь,  наверное,  нет.  Ну
почему ты ничего с собой не взял?
     Не хватало мне только носить на себе продукты! Зачем же  их  таскать,
если они - везде и повсюду? Моя любимая, конечно, не слишком долго думала,
прежде чем сказать мне это, но она была моей любимой, и  я  любил  все  ее
достоинства и недостатки.
     Макт неустанно барабанил по столбам. Наверное,  он  считал,  что  это
как-то предотвратит нашу драку.
     Внезапно произошло нечто неожиданное. В первое  мгновение  я  увидел,
как он  ударяет  по  очередному  столбу,  а  в  следующее  уже  растерянно
наблюдал, как он на огромной скорости удаляется от  нас  за  горизонт.  Он
что-то кричал нам, но слов мы разобрать не могли. Еще  мгновенье  -  и  он
исчез за облаками.
     Вирджиния глянула на меня:
     - Хочешь теперь вернуться? Макта нет. Мы потом скажем, что я устала.
     - Ты серьезно?
     - Конечно, дорогой.
     Я засмеялся, немного рассерженный. Она ведь настаивала на том,  чтобы
мы пришли сюда, а  теперь  хочет  вернуться,  якобы  чтобы  доставить  мне
удовольствие.
     - Нет, - сказал я. - Уже недолго осталось. Пойдем.
     - Но Поль...
     - Она стояла совсем рядом. Ее карие глаза глядели  обеспокоенно,  она
как будто пыталась проникнуть в самые глубины моего сознания. "Ты  хочешь,
чтобы мы вот так общались?" - подумал я.
     - Нет, - ответила  она  по-французски.  -  Просто  мне  очень  многое
хочется сказать. Я хочу идти к Абба-динго. Мне нужно идти. Мне  это  нужно
больше всего. Но в то же время, я не хочу идти. Что-то там не  так.  Лучше
уж мы с тобой чего-то не будем знать,  чем  совсем  потеряем  друг  друга.
Всякое может случиться.
     - Ты имеешь в виду этот "страх", о котором говорил Макт?
     - Нет, Поль, не  то.  Мне  все  это  просто  не  нравится.  Может,  с
компьютером что-то не так...
     - Послушай! - прервал я ее.
     Из-за облаков до нас донесся крик, похожий на вой животного, но слова
можно  было  разобрать.  Наверное,  это  был  Макт.  Я  услышал:   "Будьте
осторожны!" Я искал его телепатически, но не смог найти. У  меня  началось
головокружение.
     - Пойдем вперед, дорогая, - предложил я.
     - Да, Поль. - В ее  голосе  были  одновременно  счастье,  смирение  и
отчаянье.
     Прежде чем мы двинулись дальше, я внимательно посмотрел на  нее:  она
была моей.
     Солнце только что закатилось за горизонт. В насыщенном  желтом  цвете
неба ее каштановые волосы отливали  золотом,  а  карие  глаза  в  радужных
оболочках стали  черными.  В  выражении  лица  девушки,  отдавшейся  своей
судьбе, было больше смысла, чем во всей Вселенной.
     - Ты моя, - прошептал я.
     - Да, Поль, - ответила  она  и  радостно  улыбнулась.  -  Как  хорошо
услышать это от тебя!
     Птица, сидевшая  на  ветке,  странно  взглянула  на  нас  и  улетела.
Наверное, она не слишком одобряла чепуху, которую несут  люди,  поэтому  и
растаяла в темном воздухе. Я видел, как она пикировала, а  потом  полетела
медленно, еле шевеля крыльями.
     - Мы не так свободны, как птицы, - заметил я, - но мы  свободнее  тех
людей, которые жили тысячелетия до нас.
     В ответ она только прижалась к моей руке и снова улыбнулась.
     - А теперь, - сказал я, - идем за Мактом.  Обними  меня  посильнее  и
держись крепче. Я стукну по этому столбу. Если не обед, то  хоть  какую-то
возможность более быстрого передвижения мы получим.
     Я почувствовал, как она крепко обхватила меня за пояс, и изо всех сил
ударил по столбу. По какому из них? За  мгновение  их  промелькнуло  перед
нашими глазами огромное множество. Земля под ногами  оставалась  такой  же
устойчивой, но мы сами неслись с безумной скоростью. Даже в "подземке"  не
бывает таких скоростей. Платье Вирджинии издавало звук, похожий  на  треск
ломающихся веток. В мгновение ока мы оказались в облаке и тут же  покинули
его.
     Перед нами простирался теперь совсем другой мир.  Облака  висели  под
ногами и над головой. Вокруг сверкало голубое небо. Мы  прочно  стояли  на
ногах - древние инженеры хорошо сконструировали эту дорогу -  и  в  то  же
время летели все выше и выше, не чувствуя головокружения.
     Еще одно облако.
     А  потом  все  произошло  быстрее,  чем  можно  рассказать.  На  меня
обрушился страшный удар. Боль была ужасной. Ничего подобного я не ощущал в
своей прежней жизни. Не знаю почему, но Вирджиния вдруг упала на  меня,  и
потом начала тянуть за руки. Я хотел сказать ей, чтобы она отпустила меня,
что мне больно, но у меня не хватало дыхания. Я боролся с  ней.  И  только
потом я понял, что подо мной ничего нет: ни моста, ни посадочной полосы  -
ничего. Я находился на самом краю бульвара, на  развалившейся  его  части,
через пролом внизу была видна лента реки или дороги.
     Оказалось, что мы перескочили через большую пропасть  и  при  этом  я
ударился грудью о край обрыва. Но боль не имела значения.  "Сейчас  придет
врач-робот и вылечит меня", - подумал я.  Но,  взглянув  на  Вирджинию,  я
вспомнил, что здесь нет ни врача-робота,  ни  Содействия,  а  есть  только
ветер и боль. Она плакала. Я никак не мог разобрать, что она говорит.
     - Боже мой, любимый, ты умер!
     Ни она, ни я не знали, что такое "смерть",  потому  что  люди  обычно
просто исчезали, когда приходило  их  время.  Мы  знали  только,  что  это
прекращение жизни. Я пытался объяснить ей, что я жив,  но  она  продолжала
суетиться, силясь оттащить меня подальше от обрыва.  Я  попробовал  сесть.
Она склонилась надо мной и покрыла мое лицо  поцелуями.  Наконец,  я  смог
произнести:
     - Где Макт?
     - Я его не вижу, - сказала она, обернувшись.
     Я начал было вертеть головой в поисках Макта, но Вирджиния  попросила
меня успокоиться:
     - Я посмотрю сама.
     Она храбро ступила на край обрыва  и  глянула  вниз.  Всматриваясь  в
плывущие мимо и внизу облака, она вдруг крикнула:
     - Я вижу его! Он такой смешной. Ползет как насекомое.
     Я приблизился к ней, использовав всю силу своих рук и ног.  Макт  был
внизу: крошечное пятнышко, вокруг которого летали еще  более  крошечные  -
птицы. Положение, в котором он находился,  было  мало  приятным.  Впрочем,
возможно именно сейчас он удовлетворял жажду страха,  которая  делала  его
счастливым. Мне же не хотелось быть на его месте. Все, чего я хотел, - это
еда, вода и врач-робот.
     Но ничего этого не было.
     Я попытался встать на ноги. Вирджиния  старалась  помочь  мне,  но  я
справился сам:
     - Пойдем.
     - Пойдем?
     - Пойдем к Абба-динго. Может, там есть  роботы,  которые  смогут  нам
помочь. Здесь, кроме холода и ветра, ничего нет. И солнце еще не зажглось.
Она нахмурилась:
     - А Макт?
     - Он не скоро поднимется. К тому времени мы уже вернемся.
     Она повиновалась. Мы перешли на левую сторону бульвара. Я попросил ее
покрепче обхватить меня и начал поочередно бить кулаком по столбам. Должен
же здесь быть хоть один, который передвигается по этой дороге!
     С четвертого раза - сработало. И снова ветер  развевал  наши  одежды,
пока нас несло на самый верх бульвара Альфа Ральфа. Мы ощущали, как дорога
уходит влево. Нам нелегко было удержать равновесие.
     Наконец мы остановились.
     Перед нами был Абба-динго.
     Вся  прилегавшая  к  нему  дорога  была  покрыта   какими-то   белыми
предметами, похожими на шишки и прутики, а многие напоминали  неправильной
формы шары, размером с мою голову.
     Вирджиния молча стояла возле меня.
     Величиной с мою голову? Я толкнул один из предметов  ногой  и  понял,
что это такое. Я уже знал наверняка: это были люди. Вернее, их останки.  Я
никогда ничего подобного не видел. Вот это, валяющееся сейчас у  меня  под
ногами, наверное, когда-то было чьей-то рукой...
     - Пойдем, Вирджиния, - сказал я, пытаясь  не  выдать  голосом  своего
волнения и поглубже спрятать свои мысли.
     Она пошла за мной, не говоря ни слова. Она никак не могла понять, что
это валяется на земле, и, кажется, не догадалась. Я же смотрел прямо перед
собой на стену, открывшуюся нам. Наконец я нашел  их  -  маленькие  двери,
ведущие к Абба-динго.
     На одной из них было написано: "Метеослужба".  Написано  было  ни  на
общечеловеческом, ни на французском, но на языке, очень близком тем, что я
знал, поэтому я сразу понял, что речь  идет  об  атмосферных  явлениях.  Я
положил руку на панель двери, и сразу ж засветились какие-то цифры,  ни  о
чем мне не говорившие, а потом фраза: "Надвигается тайфун".
     Я знал, что слово "тайфун" означает колебания воздуха, и мне пришло в
голову, что этим должны заниматься машины, отвечающие за погодные условия.
Это было совсем не то, ради чего мы пришли сюда.
     - Что это значит? - спросила Вирджиния.
     - Колебания воздуха.
     - Но нас ведь это не касается?
     - Конечно, нет.
     Я занялся следующей панелью, на которой  было  написано:  "Еда".  Как
только я дотронулся до нее, в стене раздался ноющий скрип, как  будто  всю
башню начало тошнить. Дверь слегка приоткрылась, и из нее  пахнуло  чем-то
ужасным. Потом маленькая дверь захлопнулась снова.
     На третьей двери было написано: "Помощь", но когда  я  дотронулся  до
панели, ничего не произошло. Может, это было какое-то устройство для сбора
налогов в древние времена? Четвертая дверь, побольше, была приоткрыта.  На
панели горела надпись: "Предсказания", а ниже - загадочная фраза:  "Листок
опустите сюда". Я с  трудом  понимал,  что  имеется  в  виду  и  попытался
телепатировать, но ничего не произошло.  Нас  обдувал  ветер,  и  то,  что
лежало на тротуаре - "шишки" и "прутики", - начало двигаться. Я  попытался
еще раз, сделав над собой огромное  усилие,  проникнуть  хоть  в  какой-то
мозг, который, как я  надеялся,  окажется  поблизости,  и  вдруг  на  меня
обрушился истошный крик... Это был нечеловеческий крик, и он ударил меня в
мозг, как молния. И сразу все пропало.
     Меня это очень расстроило. Сам я страха не чувствовал, но  боялся  за
Вирджинию. Она уставилась на тротуар:
     - Поль, а это не пальто среди всех этих странных предметов?
     Я  когда-то  видел  в   музее   действие   рентгеноизлучения,   очень
распространенного в древние времена. Поэтому я  хорошо  себе  представлял,
что это не просто пальто, а  пальто,  в  котором  скрываются  останки  его
хозяина. У него не было головы, поэтому я знал наверняка, что он мертв.  И
как это могло произойти? Как Содействие допустило это? Но, в конце концов,
оно всегда запрещало подходить к этой стороне башни,  и  те,  кто  нарушил
запрет, подвергались страшному наказанию.
     - Посмотри, Поль, - сказала Вирджиния, - я могу вставить сюда руку.
     И прежде, чем я успел остановить Вирджинию, ее рука уже находилась  в
отверстии, над которым горела фраза: "Листок опустите сюда".
     Она истошно закричала.
     Кисть была проглочена машиной.
     Я пытался вытянуть ее руку, но безуспешно. Вирджиния от  боли  начала
задыхаться. Вдруг машина отпустила руку. На коже были выдавлены  слова.  Я
немедленно разорвал свою рубашку и начал было перевязывать рану, но мы  не
могли оторвать глаз от выдавленных на руке французских  слов:  "Ты  будешь
любить Поля всю жизнь".
     Когда я закончил перевязку, Вирджиния подставила губы для поцелуя:
     - Это стоило того.  Это  стоило  всего,  что  мы  перетерпели.  Давай
посмотрим, как мы сможем спуститься. Теперь я знаю все, что хотела.
     Я еще раз поцеловал ее и сказал:
     - Ты уверена, что теперь знаешь все?
     - Конечно, - улыбнулась она сквозь слезы. - Ведь Содействие не  могло
этого подстроить. Какая умная старая машина! Бог это или черт, Поль?
     Тогда я не задумался над ее словами,  а  вместо  ответа  погладил  по
голове. Мы уже собрались уходить, но вдруг  подумал,  что  не  узнал  свою
судьбу!
     - Минутку, дорогая.
     Она терпеливо ждала. Я оторвал от рубашки еще один лоскут и хотел уже
вставить его в отверстие, когда, повернувшись к  двери,  увидел  птицу.  Я
хотел отогнать е