Но вскоре он понял, что  дело  не  в  этом.
Знания  и  орудия имелись, но применялись только в самых важных
случаях.   Наиболее   впечатляющим   примером   была    система
транспорта,  если  ее  можно  было  так  назвать.  На  короткие
расстояния люди шли пешком, находя в  этом  удовольствие.  Если
они  спешили  или  нуждались в перемещении небольших грузов, то
использовали  специально  выращенных  животных.  Существо   для
перевозки   грузов  было  невысоким  шестиногим  зверем,  очень
послушным и  сильным,  но  туповатым.  Гоночные  животные  были
совсем  другой  породы:  обычно они ходили на четырех ногах, но
когда  нужно   было   набрать   скорость   по-настоящему,   они
использовали  только  могучие задние конечности. Такие животные
могли  пересечь  весь  Лис  за  несколько  часов,  пассажир  же
восседал  на  шарнирном сиденье, пристегнутом к спине существа.
Наверное, ничто на свете не подвигло бы  Элвина  отважиться  на
подобную  скачку,  но  среди  юношей  Лиса  она была популярным
спортом. Породистые рысаки были аристократами животного мира  и
прекрасно  знали  об  этом.  Они  располагали довольно обширным
запасом слов,  и  до  Элвина  часто  доносились  их  хвастливые
разговоры  о  прошлых  и  будущих  победах.  Когда  он  пытался
проявить  дружелюбие  и  принять  участие  в  беседе,  животные
изображали непонимание, а если он был настойчив, то они галопом
мчались прочь с видом оскорбленного достоинства.
       Этих  двух  видов  животных  было  достаточно  для  всех
обычных нужд. К тому же они доставляли своим владельцам  немало
удовольствия,  которого не могли дать механические агрегаты. Но
когда  требовалась  предельная  скорость  или  необходимо  было
переместить   большие   грузы,   то  для  этого  без  колебаний
использовались специальные машины.
       Несмотря на изобилие сюрпризов,  которыми  животный  мир
Лиса  одарил Элвина, его значительно больше поразили предельные
состояния человеческой жизни. Самые юные и  самые  старые  -  и
тех,  и  других он видел впервые и не скрывал своего изумления.
Самый пожилой житель Эрли едва достиг своего второго  столетия,
и  ему  оставалось  лишь  несколько  лет  жизни.  Когда  он сам
достигнет такого возраста, думал о себе Элвин,  его  тело  едва
изменится,  а  этот  старик,  не  имеющий  к тому же в качестве
компенсации череды будущих воплощений, уже почти исчерпал  свои
физические  силы.  Его волосы были совершенно белыми, лицо было
покрыто неправдоподобно мелкой  сеткой  морщин.  Казалось,  что
большую  часть времени он проводит, сидя на солнце или неспешно
гуляя по селу и обмениваясь беззвучными приветствиями со  всеми
встречными. Насколько Элвин мог судить Элвин, старик был вполне
удовлетворен   и   не   страдал   от   ощущения  надвигающегося
необратимого конца.
       Это отношение к жизни настолько отличалось от  принятого
в  Диаспаре,  что  практически  выходило  за  пределы понимания
Элвина. Почему следует смиряться со  смертью,  когда  ее  можно
было  преодолеть, прожить тысячу лет и, перепрыгнув через века,
начать все заново  в  мире,  который  был  сотворен  при  твоем
участии?  Он  был  полон  решимости  прояснить эту загадку, как
только у него появится шанс откровенно поговорить о ней. Элвину
было трудно поверить, что Лис сделал выбор по своей воле,  зная
об имеющейся альтернативе.
       Частичным  решением  загадки  для него явились дети, эти
маленькие существа, бывшие для него столь же незнакомыми, как и
прочие животные Лиса. Немало времени  провел  он  среди  детей,
наблюдая  за  их  играми,  и  наконец  был принят ими как друг.
Иногда ему казалось, что они вообще не люди -  так  чужды  были
ему  их  поведение,  их  логика  и  даже их язык. Не веря своим
глазам, он смотрел на взрослых и спрашивал себя:  возможно  ли,
чтоб  они  развились  из  этих необычайных существ, проводивших
большую часть жизни в своем собственном мире.
       И тем не менее, озадачивая его, дети  пробуждали  в  его
сердце  никогда  не  изведанное  ранее  ощущение.  Когда  они -
впрочем,  довольно   редко   -   разражались   слезами   полной
безнадежности  и  отчаяния,  их  крошечные горести казались ему
более трагичными, чем долгое отступление Человека после  утраты
Галактической  Империи.  Это  было  нечто слишком грандиозное и
удаленное для того, чтобы  вызвать  сопереживание,  а  хныканье
ребенка пронзало самое его сердце.
       Элвин познал в Диаспаре любовь; но здесь он постиг нечто
равно драгоценное,  без  чего  сама любовь не могла бы придти к
своему высшему итогу, вечно оставаясь незавершенной. Он  постиг
нежность.

       Если  Элвин  изучал Лис, то и Лис изучал его и не был им
разочарован. На третий  день  его  пребывания  в  Эрли  Серанис
предложила  Элвину  отправиться в глубь страны, чтобы увидеть и
другие ее части. Это предложение он принял сразу
 - но с условием,  что  не  будет  ехать  верхом  на  одном  из
животных-скакунов.
     - Могу заверить тебя, - сказала Серанис с необычным для ее
речей  проблеском  шутливости,  - что здесь никто и в мыслях не
имеет рискнуть одним из своих драгоценных  животных.  Поскольку
это  исключительный случай, я организую транспорт, в котором ты
будешь чувствовать себя по-домашнему. Твоим  проводником  будет
Хилвар. Но, конечно, ты можешь отправиться куда пожелаешь.
       Элвин  засомневался,  так  ли  это  на  самом  деле. Ему
казалось, что если он попытается вернуться к холмику, с вершины
которого он шагнул в Лис, то возникнут какие-нибудь возражения.
Однако  сейчас  это  его  не  беспокоило,  -  он  не  торопился
вернуться  в  Диаспар и, в сущности, мало размышлял на эту тему
после первой встречи с Серанис. Жизнь здесь была так  интересна
и необычна, что он был ею пока вполне доволен.
       Он  оценил  жест  Серанис,  предложившей  ему в спутники
своего сына. Впрочем, Хилвар, несомненно, был  должным  образом
подготовлен к тому, чтобы предотвратить любые из подстерегавших
Элвина  опасностей.  Надо  сказать, что Элвин не сразу привык к
Хилвару.  И  причина  этого  могла  бы  показаться   последнему
обидной.   В   Диаспаре   физическое  совершенство  было  столь
всеобщим, что  личная  красота  не  имела  никакой  цены;  люди
обращали  на  нее внимания не более, чем на воздух, которым они
дышали. Не так обстояло  дело  в  Лисе,  и  для  характеристики
Хилвара   наиболее   лестным   прилагательным   было  бы  слово
"симпатичный". По меркам Элвина Хилвар был откровенно некрасив,
и какое-то время он сознательно избегал его. Если Хилвар и знал
об  этом,  то  не  подавал  виду,  и  вскоре  его   добродушное
дружелюбие  разрушило  все преграды. Настало время, когда Элвин
настолько привык к широкой, чуть скошенной  улыбке  Хилвара,  к
его  силе  и  доброте,  что  не расстался бы с ним ни под каким
видом.  Он  едва  мог  поверить,  что   некогда   находил   его
непривлекательным.
       Они  покинули  Эрли  на  заре,  на  небольшом  глайдере,
который был устроен, по-видимому, по тому же  принципу,  что  и
доставившая  Элвина  из  Диаспара  машина. Он парил в воздухе в
нескольких сантиметрах  от  почвы  и,  хотя  направляющий  прут
отсутствовал,   Хилвар  объяснил  Элвину,  что  глайдеры  могут
перемещаться только по предписанным маршрутам.  Все  населенные
пункты  были  соединены  друг  с другом подобным образом; но за
время пребывания  в  Лисе  Элвину  не  довелось  видеть  других
глайдеров.
       Хилвар   затратил  немало  усилий  на  организацию  этой
экспедиции и, по-видимому, предвкушал ее не меньше, чем  Элвин.
Он   спланировал   маршрут   в   соответствии   с  собственными
интересами.  Хилвар  был  страстным  натуралистом  и   надеялся
обнаружить  в сравнительно малонаселенных районах Лиса, которые
они должны были посетить, новые виды насекомых. Он  намеревался
направиться  к  югу,  насколько  машина  сможет  их  довезти, а
остаток пути следовало идти пешком. Не вполне сообразив, что из
этого следует, Элвин не возражал.
       У них в пути был товарищ - Криф, наиболее примечательный
из всех  любимцев  Хилвара.  Когда  Криф  отдыхал,  его   шесть
невесомых  крыльев  складывались вдоль тела, блестевшего сквозь
них подобно скипетру, усыпанному  самоцветами.  Но  стоило  его
побеспокоить  -  и  он  взмывал  в  воздух, окутанный радужными
мерцаниями и слабым жужжанием невидимых крыльев. Хотя  огромное
насекомое  подлетало  на  зов  и  иногда даже выполняло простые
приказы,  оно  было  почти  лишено  разума.  Но  все  же   оно,
безусловно обладало собственной личностью и по какой-то причине
с  подозрением  относилось  к Элвину, чьи попытки завоевать его
доверие всегда кончались ничем.
       Для  Элвина  путешествие  по   Лису   было   воплощением
иллюзорной мечты. Машина бесшумно, как призрак, скользила вдоль
бескрайних  равнин  и  петляла  по  лесу,  нигде  не сбиваясь с
невидимой трассы. Она перемещалась примерно  вдесятеро  быстрее
спокойно  идущего  человека: редко кому-либо из обитателей Лиса
требовалась большая спешка.
       Они миновали много сел, некоторые из  которых  размерами
превосходили  Эрли,  но  в  основном  были построены по тому же
образцу. Элвин с интересом отмечал тонкие, но  вполне  заметные
различия в одежде и даже в физическом облике, проявлявшиеся при
переезде  из  одной общины в другую. Цивилизация Лиса слагалась
из сотен различных культур, каждая из которых вносила  в  целое
свой  особый  вклад.  Глайдер был загружен изрядным количеством
наиболее  известного  продукта  Эрли   -   небольшими   желтыми
персиками,  которые  Хилвар  раздавал  на  пробу  и  которые  с
благодарностью принимались. Он часто останавливался поболтать с
друзьями и представить им Элвина.  Тот  не  уставал  поражаться
вежливости,  с  которой  все,  узнав,  кто  он  такой,  тут  же
переходили на устную речь.  Это  должно  было  вызывать  у  них
затруднения,  но  насколько он мог судить, они всегда подавляли
искушение перескочить на телепатию, и Элвин никогда  не  ощущал
себя вне разговора.
       Самую  длительную  остановку  они  сделали  в  маленькой
деревушке, почти скрытой в море высокой золотой травы;  ветерок
колыхал  над  их  головами, казавшиеся живыми, кончики стеблей.
Когда они зашагали через траву, то  бесчисленные  стебли  стали
одновременно  клониться  -  точно  волны  накатывались  на них.
Сперва это даже слегка беспокоило  -  Элвину  странным  образом
чудилось,  будто  травы сгибаются, чтобы посмотреть на него; но
потом он стал находить это постоянное движение успокаивающим.
       Элвин вскоре обнаружил причину  остановки.  В  небольшой
компании, собравшейся еще перед тем, как глайдер въехал в село,
находилась   застенчивая   смуглая  девушка  -  Ньяра,  как  ее
представил Элвину Хилвар. Юноша и девушка явно были очень  рады
увидеться  вновь,  и  Элвин ощутил зависть к их счастью. Хилвар
откровенно    разрывался     между     своими     обязанностями
сопровождающего  и  желанием  остаться  с Ньярой наедине. Элвин
вскоре  освободил  его  от  этого   затруднения,   отправившись
посмотреть окрестности. В деревушке глядеть было особенно не на
что, но он не торопился.
       Когда  они  снова  двинулись  в  путь, Элвин не замедлил
задать Хилвару множество вопросов. Он не мог  представить  себе
природу   любви   в  телепатическом  обществе,  и,  выждав  для
приличия,  затронул  эту  тему.  Хилвар   охотно   пустился   в
объяснения,  хотя  Элвин  подозревал,  что  заданный  им вопрос
заставил его друга прервать долгое и нежное мысленное прощание.
       В Лисе, судя по всему, любовь  начиналась  с  мысленного
контакта;   могли   пройти   месяцы  и  годы  прежде  чем  пары
встречались в действительности. Таким  образом,  не  оставалось
места  для  ложных  впечатлений  и  обоюдных  обольщений. Двое,
сознания которых были взаимно открыты, не могли иметь тайн друг
от друга. При попытке скрыть что-либо партнер сразу узнал бы об
этом.
       Только  весьма  зрелый  и  уравновешенный  рассудок  мог
позволить  себе  такую  честность; только любовь, основанная на
абсолютном бескорыстии, могла ее выдержать. Элвин понимал,  что
подобная  любовь глубже и богаче, чем та, которая была доступна
его народу; Элвин с трудом  верил  в  саму  возможность  такого
идеального чувства.
       Тем не менее Хилвар убеждал его, что все, сказанное им -
правда,   а   когда   Элвин   начал   настаивать   на   большей
определенности,  он  с  заблестевшими  глазами   погрузился   в
собственные  воспоминания.  Существовали  вещи,  которых нельзя
было передать: либо ты знал  их,  либо  нет.  Элвин  с  грустью
решил, что он никогда не достигнет того уровня взаимопонимания,
который был самой основой жизни этих счастливых людей.
       Когда  глайдер  вырвался  из саванны, обрывавшейся столь
резко, как будто трава не смела переступить прочерченной кем-то
границы, впереди показалась гряда низких холмов, густо поросших
лесом. Как пояснил  Хилвар,  это  был  первый  уступ  основного
защитного  вала,  ограждавшего  Лис.  Настоящие горы находились
впереди,  но  для  Элвина  даже  эти  холмики   были   зрелищем
впечатляющим и внушавшим благоговение.
       Машина замерла в узкой, укромной долине, все еще залитой
теплом и  светом  заходящего солнца. Хилвар посмотрел на Элвина
так открыто и чистосердечно, что в его взгляде при всем желании
нельзя было отыскать и следа лукавства или неискренности.
     - Отсюда мы двинемся пешком, - сказал он ободряюще и начал
доставать из машины снаряжение. - Дальше ехать нельзя.
       Элвин окинул взглядом окружающие холмы и комфортабельное
кресло, в котором он сидел во время поездки.
     - Разве нет  обходного  пути?  -  спросил  он  без  особой
надежды.
     - Конечно,  есть,  -  ответил  Хилвар. - Но мы не пойдем в
обход. Мы пойдем к вершине, что  куда  интереснее.  Я  поставлю
машину на автоматику, и она будет ждать нас, когда мы спустимся
с той стороны.
       Решившись  не  сдаваться без боя, Элвин сделал последнюю
попытку.
     - Скоро стемнеет, -  запротестовал  он.  -  Мы  не  сможем
пройти весь этот путь до заката.
     - Ну да, - сказал Хилвар, с невероятной быстротой разбирая
припасы  и  снаряжение.  -  Мы  заночуем  на вершине и закончим
путешествие утром.
       Теперь Элвин понял, что потерпел поражение.
       Поклажа, которую они несли, выглядела очень внушительно,
но несмотря на массивность была почти невесомой. Вся  она  была
уложена  в  поляризующие тяжесть контейнеры, так что оставалось
довольствоваться лишь инерцией. Пока Элвин двигался по  прямой,
он   не   ощущал,   что   вообще  что-то  несет.  Управиться  с
контейнерами, однако, удалось лишь  после  некоторой  практики:
как  только  он  пробовал  круто сменить направление, его груз,
казалось, заражался упрямством и изо всех сил старался  вернуть
Элвина  к  начальному курсу, пока тот не преодолевал его момент
инерции.
       Когда Хилвар подтянул все  ремни  и  нашел,  что  все  в
порядке,   путешественники   медленно   зашагали   по   долине.
Оглянувшись, Элвин с грустью увидел, как  их  глайдер  двинулся
задним ходом и исчез из виду; интересно, сколько времени должно
пройти,  прежде  чем  можно  будет  опять  расслабиться  в  его
комфортабельном кресле.
       Тем не менее восхождение  было  очень  приятным.  Солнце
слегка согревало их спины, вокруг открывались все новые и новые
виды.   Они   шли  по  прерывистой,  время  от  времени  вообще
исчезавшей тропе.  Хилвар,  однако,  умудрялся  точно  находить
дорогу  даже  там,  где  Элвин совершенно терялся. Он спросил у
Хилвара, кем проложена эта дорога. Оказалось, что среди  холмов
обитало  много небольших животных; некоторые жили сами по себе,
а некоторые  -  примитивными  сообществами,  во  многих  чертах
напоминавшими   человеческую   цивилизацию.  Некоторым  из  них
удалось даже научиться использованию огня и орудий труда. Элвин
даже  не  подумал,  что  подобные  существа   могут   оказаться
недружелюбными: и он, и Хилвар, как должное, принимали обратное
- ведь   в  течение  столь  долгих  веков  ничто  на  Земле  не
оспаривало верховенства Человека.
       Они шли в гору уже полчаса, когда Элвин впервые  услышал
тихое,  разносящееся  по воздуху журчание. Он не мог обнаружить
источник:  звук,  казалось,  шел  отовсюду  и,  не  прерываясь,
становился  все  громче по мере расширения горизонта вокруг. Он
бы спросил Хилвара, что это такое, но надо было беречь дыхание.
       Элвин был идеально здоров; в сущности,  он  не  болел  и
часа  за  всю  свою  жизнь. Но одного физического здоровья, при
всей его важности, недоставало для выполнения возникшей задачи.
Его тело не обладало нужными навыками.  Широкие  шаги  Хилвара,
которыми  тот  мощно  и  без  видимых  усилий преодолевал любой
склон, наполняли его завистью и решимостью не  сдаваться,  пока
он  в  силах передвигать ноги. Он прекрасно понимал, что Хилвар
испытывает его, и не обижался. Это было добродушной  игрой;  он
включился  в  нее, несмотря на постепенно охватывавшее его ноги
изнеможение.
       Хилвар сжалился над Элвином, лишь когда  они  преодолели
уже  две  трети  склона. Они немного отдохнули, прислонившись к
обращенной на запад каменной осыпи,  пока  нежный  свет  солнца
ласкал  их тела. Рокочущий грохот был теперь очень силен. Элвин
спросил о нем у Хилвара, но тот отказался  объяснить  что-либо.
Он только сказал, что в конце восхождения Элвина ждет сюрприз.
       Они  теперь  двигались  наперегонки  с  солнцем,  но,  к
счастью,  заключительный  подъем  не   был   крутым.   Деревья,
покрывавшие низ холма, теперь стали более редкими, словно и они
устали  бороться  с  тяжестью. На последних сотнях метров землю
устилал ковер короткой, жесткой травы, ступать по которой  было
очень приятно. Когда показалась вершина, Хилвар вдруг энергично
рванулся  вверх по склону. Элвин решил проигнорировать вызов; в
сущности, у него не было выбора. Его хватило лишь на то,  чтобы
постепенно  тащиться  вперед  и,  поравнявшись  с  Хилваром,  в
изнеможении опуститься на землю.
       Лишь отдышавшись, он смог  оценить  пейзаж,  открывшийся
перед  ним,  и увидеть источник несмолкающего грохота. Земля по
ту сторону  верхушки  холма  стремительно  переходила  в  почти
вертикальный  каменистый  обрыв. С обрыва, отрываясь от него на
немалое расстояние, ниспадала  могучая  водяная  лента;  плавно
изгибаясь,  она  разбивалась о скалы в нескольких сотнях метров
внизу. Там она  терялась  в  мерцающем  тумане  пены,  из  недр
которого  и раздавался беспрестанно рокочущий гром, гулким эхом
разносившийся по обе стороны гряды холмов.
       Большая часть водопада была уже в тени, но лучи  солнца,
струясь  между  гор,  все  еще  освещали  землю  внизу, сообщая
пейзажу чарующее очарование. Ибо у подножия водопада  трепетала
в недолговечной прелести последняя радуга на Земле.
       Хилвар взмахнул рукой, обводя горизонт.
     - Отсюда, - сказал он громко, чтобы его было слышно в гуле
водопада, - ты можешь видеть весь Лис.
       Элвин  вполне  мог  поверить  ему.  К  северу  на многие
километры тянулся лес, там и сям прорезанный полянами, лугами и
извилистыми нитями множества речушек. Где-то в этой  бескрайней
панораме  пряталось  село  Эрли,  но пытаться отыскать его было
делом совершенно безнадежным. Элвину лишь ненадолго показалось,
что он заметил озеро, мимо которого  вела  дорога  в  Лис.  Еще
дальше  к  северу деревья и поляны терялись в крапчатом зеленом
ковре, морщинившемся кое-где грядами холмов. А еще  дальше,  на
самом  пределе  видимости, подобно облачному валу, лежали горы,
отсекавшие Лис от пустыни.
       Тот же вид открывался при взгляде на восток и  запад;  к
югу  же  горы  были,  казалось,  всего в нескольких километрах.
Элвин ясно разглядел их  и  понял,  что  они  значительно  выше
пригорка,  на  котором он стоял. Их разделяла страна куда более
дикая  на  вид,  чем  та,  которую  они  миновали  только  что.
Почему-то  она казалась