.
   Скандал разразился через четыре дня. Оказалось,  что  Дюпре  говорил  под
действием марионеточного мода. Это было незаконно - Верховный суд  США  лишь
несколькими месяцами ранее в очередной раз  подтвердил,  что  насильственное
применение нейронной модификации противоречит конституции,  вне  зависимости
от  обстоятельств.  Штат  Мэн  никогда  даже  не  пытался  провести   закон,
разрешающий такие вещи. Начальник тюрьмы подал в отставку. Главный  чиновник
ФБР в штате пустил себе пулю в  лоб.  Трудно  представить,  чем  можно  было
разъярить Детей сильнее.
   Пятнадцатого  ноября  чуть  позже  двух  часов  ночи  в  портовом  складе
сработала сигнализация. Винсент Ло и  я  поехали  посмотреть,  в  чем  дело.
Впоследствии нас спрашивали, как мы могли - "совсем одни!" - так безрассудно
отправиться навстречу очевидной опасности. Люди  не  понимают,  что  в  мире
происходит восемь тысяч ограблений в  день,  и  на  каждый  вызов  не  может
выезжать антитеррористическая группа - один ее выезд стоит полтора  миллиона
долларов. Штат Мэн, как известно, находится на другом  конце  планеты.  Дети
только  один  раз  пытались  провести  теракт  в  Австралии,  да   и   тогда
единственной  жертвой  стал  сам  неумелый  террорист,  погибший  от  взрыва
собственной бомбы. Так что мы поехали на вызов не задумываясь.
   Прибыв на склад, мы для  начала  подключились  к  автоматической  системе
наблюдения. Камеры показывали, что все на месте, но  что-то  ведь  заставило
сработать  датчик  движения.  (Проходящий  поезд?  Такое  бывало  не   раз.)
Контейнеры стояли рядами. Я пошел по одному проходу, Винсент по другому. При
помощи "Н2"  к  зрительной  системе  каждого  из  нас  были  подключены  все
шестнадцать видеокамер,  установленных  на  потолке.  Я  запустил  небольшое
пиротехническое устройство, которое посылало в  разных  направлениях  тонкие
струйки разноцветного дыма, пересекавшие все расширенное поле нашего  зрения
- это позволило  бы  выявить  даже  самый  хитрый  инфохамелеон.  Но  камеры
работали честно. Значит, в здании, кроме нас, не было никого.
   Через несколько, секунд мы почувствовали, что пол еле заметно  вибрирует.
Чтобы уточнить параллакс, мы передали друг другу свои ощущения и, с  помощью
"Н2" локализовали источник колебаний. Он находился в контейнере,  во  втором
ряду слева. Я уже хотел переключить висевшую над ним камеру  в  инфракрасный
диапазон - может, покажет что-нибудь полезное, - как вдруг прозрачная  струя
бледно-голубой плазмы пробила стальную стенку контейнера  ближе  к  верхнему
углу и начала плавно резать ее, двигаясь сверху вниз.
   Винсент запросил  информационную  систему  склада  и  сказал  мне:  "Один
шахтный робот "Хитачи" МА52, для золотых приисков".
   Вот когда у меня пробежал мороз  по  коже  -  разумеется,  насколько  это
позволяла "НЗ". Контейнер был высотой метров пятнадцать. Я видел эти МА52 по
ГВ: что-то вроде помеси танка с бульдозером, только; гораздо больше, во  все
стороны торчат с дюжину стальных отростков, и каждый  заканчивается  набором
инструментов  весьма  грозного   вида.   Они   были   способны   сами   себя
ремонтировать, для  чего  и  предназначался  плазменный  сварочный  аппарат.
Естественно, шахтный  робот  должен  был  транспортироваться  с  отключенным
питанием -  но  даже  и  с  включенным  питанием  не  должен  был  спонтанно
просыпаться и разрезать свой контейнер.  Значит,  машина  была  как  минимум
полностью перепрограммирована, а скорее всего еще и повреждена  механически.
Поэтому бессмысленно было отыскивать  в  руководстве  по  эксплуатации  коды
аварийной блокировки.
   Мы, конечно, были при оружии. Но чтобы проплавить внешнюю  броню  робота,
нам понадобилось бы дней десять.
   Я  сообщил  в  участок  о  развитии  событий  и  запросил   подкрепление.
Плазменный резак достиг нижнего  угла  контейнера  и,  четко  развернувшись,
двинулся в горизонтальном направлении.
   Над каждым рядом контейнеров  на  потолке  склада  находился  передвижной
кран.  Не  успел  я  посмотреть  на  потолок,  как  Винсент  уже  переключил
управление кранами на себя. Нужный кран завис как  раз  над  противоположным
концом ряда, и по команде Винсента неправдоподобно медленно пополз к нам.  С
помощью "Н5" я быстро прикинул расстояние, скорость движения крана, скорость
плазменного резака - выходило, что кран доедет до  контейнера  секунд  через
пятнадцать после того, как робот  вырежет  переднюю  стенку.  Однако  проход
между рядами не более трех метров в ширину, и МА52 не сможет сразу броситься
в атакууему придется сначала расчистить путь, и мы выиграем на этом  гораздо
больше, чем пятнадцать секунд.
   Стальной прямоугольник отделился от контейнера и, как был в  вертикальном
положении, с оглушительным визгом понесся вдоль по проходу к противоположной
стене.  Заработали  гусеницы,  робот  выкатился,  насколько   возможно,   из
контейнера, и тот скользнул назад сантиметров на десять, не больше.
   - Оптимизация! - тихо выругался Винсент.
   Кран опустил свою клешню над сдвинутым  с  места  контейнером.  Захватные
стержни толщиной с мою  руку  выдвинулись  в  поисках  специальных  гнезд  в
крышке, удивленно втянулись обратно в клешню и  с  идиотской  настойчивостью
повторили эту операцию четыре раза, прежде чем сдаться.  На  клешне  замигал
красный  огонек,  дважды  оглушительно  взревела  сирена,  после  чего  кран
полностью отключился.
   Мы  находились  довольно  далеко  от  места  событий.  Мне  потребовалось
двадцать секунд, чтобы добежать туда - с той стороны, где робот не мог  меня
видеть. К тому времени он уже начал с размаху  таранить  контейнер,  который
загораживал ему путь. Каждый раз, когда он отъезжал назад,  его  собственный
контейнер подавался чуть вперед, когда он двигался вперед,  контейнер  снова
скользил назад; в результате движение было направлено все-таки назад. Роботу
предстояло провести в окружении еще несколько минут, но надежда на  то,  что
удастся подправить клешню крана, таяла на глазах.
   Сбоку к каждому контейнеру была приварена лестница.  Случилось  так,  что
робот вырезал из своего контейнера именно сторону с лестницей.  Я  залез  на
контейнер, стоявший напротив, и с него перепрыгнул  через  проход  на  крышу
контейнера, где был робот. Раскачать клешню оказалось гораздо труднее, чем я
ожидал. Она висела на шести: кабелях, которые были собраны в три  пары,  что
давало  сильный  демпфирующий  эффект.  Постепенно  мне  удалось   нарастить
амплитуду колебаний настолько, чтобы компенсировать смещение контейнера.
   Теперь оставалось правильно  выбрать  момент.  Винсент  мгновенно  оценил
ситуацию - он все прекрасно видел при помощи камеры  на  потолке.  "Н5"  без
труда рассчитала бы  момент  включения  крана,  будь  контейнер  неподвижен,
однако его ерзанье было непредсказуемо. Контроллер самого крана ничем не мог
помочь - каждый раз, когда Винсент выдавал команду  на  захват,  повторялась
жестко запрограммированная последовательность из пяти  попыток,  после  чего
все отключалось.  Трижды  контейнер  сдвигался  в  самый  последний  момент,
опрокидывая все расчеты Винсента. Я понимал,  что  четвертая  попытка  будет
последней. Можно было раскачать клешню еще сильнее, но тогда  она,  двигаясь
по дуге, стала бы подниматься слишком высоко над  контейнером,  и  захватные
стержни не достали бы до гнезд.
   С четвертой попытки стержни вошли куда нужно,  и  это  выглядело  так  же
неправдоподобно,  как  запущенное  в  обратную  сторону  кино,  где  черепки
волшебным образом складываются в вазу. Точнее, в гнезда вошли  все  стержни,
кроме одного, который нелепо застрял в доле миллиметра от своего  гнезда,  в
то время как остальные плавно скользили внутрь. Я с ужасом представил  себе,
что произойдет, если сейчас какой-нибудь идиотский микропроцессор решит, что
нельзя больше ждать, пока сработает этот последний стержень.
   Изо всех сил я треснул по стержню  ногой  -  и  он  скользнул  на  место.
Несмотря на настройку, я испытал  такое  острое  счастье,  что  даже  голова
закружилась. Согнувшись, я проскочил  между  кабелями  и  перепрыгнул  через
проход как раз в тот  момент,  когда  громко  загудели  подъемные  двигатели
крана. После этого я слетел вниз по лестнице и помчался прочь.
   Контейнер плавно поплыл к потолку. МА52, который был все еще на две трети
внутри, ничего не оставалось,  как  подниматься  вместе  с  ним.  Когда  его
гусеницы  достигли  уровня  крыши  преграждавшего  ему  путь  контейнера,  я
отчетливо представил себе, как  он  сейчас  прыгнет  вперед  и  вырвется  на
свободу, но проход был чересчур широк, и очень скоро робот беспомощно  повис
под потолком на пятидесятиметровой высоте.
   Я услышал приближающийся звук сирен - это подошло подкрепление. У  выхода
из склада мы встретились с Винсентом.
   Я сказал:
   - Теперь будем ждать, пока приедут войска и разнесут эту тварь на куски.
   Винсент покачал головой:
   - А зачем?
   - Как зачем?
   - Прочностные показатели данной системы, - изрек он, -  оставляют  желать
много лучшего. И разжал клешню крана.
   Потом среди обломков нашли  такое  количество  боеприпасов,  которого  бы
хватило, чтобы уничтожить пару пригородов. Этого не произошло  только  из-за
неграмотной работы Детей: они отключили сигнализацию не на том складе.  Если
бы мы вовремя не получили сигнал тревоги, все бы кончилось тем,  что  войска
охотились за МА52 на улицах. В трех африканских городах так и  случилось,  и
погибших было множество. Ну а в других местах, как обычно, рвались  бомбы  -
от зажигательных до нервно-паралитических. Я не хотел ничего об этом  знать,
просто смотрел на заголовки  и  переключался  на  следующий  экран.  Слишком
быстро  приходилось  привыкать  к  мысли,  что  наша  победа   была   совсем
микроскопической.
   Несмотря на то, что нам, в сущности, просто повезло, Винсента и меня, как
и следовало ожидать, изобразили настоящими героями. Я  не  возражал  -  ведь
теперь  перевод  в  группу  по  борьбе   с   терроризмом   был   практически
гарантирован. Внимание прессы утомляло, но я стиснул зубы и терпел. Карен же
была просто взбешена, и я не мог ее винить - всех наших друзей  интересовала
только эта история,  и  ей,  видимо,  так  же  опротивело  в  сотый  раз  ее
выслушивать, как мне - рассказывать.
   Дальше - больше. Как-то в воскресенье к нам  забежал  брат  Карен,  чтобы
вместе посмотреть сделанные им - из самых лучших побуждений!  -  видеозаписи
всех моих интервью. Ужас был в том, что  Департамент  полиции  приказал  мне
давать интервью только под настройкой, и  поэтому  мы  с  Карен  делали  все
возможное, чтобы случайно не увидеть их по ГВ. Ничего не  поделаешь,  теперь
пришлось просмотреть их все разом. Карен было почти так же неприятно  видеть
меня под настройкой, как мне самому. Она назвала меня "бойскаут-зомби", и  я
не мог не согласиться с таким определением - этот полицейский с  моим  лицом
был таким  вежливым,  серьезным,  таким  до  идиотизма  сознательным  и  все
понимающим, что мне хотелось заткнуть ему рот. (Некоторые таковы от природы,
но их мало, и их всегда почему-то жалко.) У  каждого  полицейского  есть  не
менее шести стандартных настроечных модов - от "H1" до "Н6", но именно  "Н3"
приводит  сознание  в  оптимальную  для  несения  службы  кондицию,  "Н3"  в
буквальном смысле настраивает человека. Я всегда понимал, что "Н3"  попросту
временно калечит мой мозг, хотя и делает это для моей же пользы,  эффективно
и без последствий. В данном случае лучше всего называть вещи своими именами.
Настроечные моды превращают нас  в  хороших  полицейских,  настроечные  моды
спасают много жизней, но для этого они  -  временно  -  убивают  в  нас  все
человеческое. С этим нетрудно было смириться, если не слишком  задумываться.
"Настроечные препараты" недоброго старого времени, грубо,  химическим  путем
подавлявшие эмоции, повышавшие остроту чувств и быстроту  реакции,  вызывали
много побочных эффектов, таких, например, как непредсказуемые переходы между
настроенным и обычным состоянием, однако с появлением  нейронных  модов  все
эти проблемы исчезли. Моя жизнь просто и ясно делилась на две  не  связанные
между собой части - на службе я был настроен, вне службы нет.  Здесь  нельзя
было ничего перепутать, одна половина никак не мешала другой!.
   У Карен не было профессиональных модою. Врачи,  вечные  консерваторы,  до
сих  пор  ворчали  по  поводу  этой  технологии,  однако  их   сопротивление
постепенно слабело под воздействием дифференцированных премий  по  страховке
от преступной небрежности.
   Второго  декабря  мне  сообщили,  что  вопрос  о  моем  повышении   решен
положительно (несколькими часами  раньше  я  прочитал  об  этом  в  вечерних
новостях). Это было в пятницу, а в субботу я,  Карен,  Винсент  и  его  жена
Мария отправились в ресторан отметить это событие. Винсенту тоже  предлагали
перейти в группу по борьбе с терроризмом, но он отказался.
   - Подпортил ты себе карьеру, - сказал я ему, наполовину шутя,  наполовину
всерьез. - Нам никак не удавалось поговорить об этом раньше - под настройкой
такие  вещи  обсуждать  невозможно.  -   Борьба   с   терроризмом   -   дело
перспективное. Поработаю лет десять в группе, а потом уйду на бешеные деньги
консультантом в международную фирму.
   Он странно посмотрел на меня и сказал:
   - Я, знаешь, Не настолько честолюбив.
   А потом взял руку Марии в свою и крепко сжал ее. Самый обыкновенный жест,
но он никак не шел у меня из головы.
   В воскресенье я проснулся рано и понял, что больше не усну. Я выбрался из
постели - Карен всегда чувствовала, когда я лежу без сна, и  это  мешало  ей
больше, чем мое отсутствие. Сидя на кухне, я старался прийти к какому-нибудь
решению, но только все больше запутывался и от  этого  злился.  Я  ненавидел
самого себя, потому что постоянно думал о том, что  подвергаю  риску  Карен.
Надо было бы поговорить с ней, прежде чем  принимать  предложение,  но  сама
идея  такого  разговора  казалась  омерзительной.  Разве  мог  я  спрашивать
разрешения у нее? Разве мог бы я, допуская хоть малейшую  вероятность  того,
что Карен угрожает опасность, все-таки согласиться на эту работу, даже  если
сама Карен этого захочет? А если я, не говоря ей ни слова, откажусь - она же
все равно вытянет из меня, почему я это сделал, и никогда не простит, что  я
принял решение без нее.
   Я подошел к окну и посмотрел на ярко освещенную  улицу.  После  появления
Пузыря мне всегда казалось, что фонари год от года  светят  все  ярче.  Мимо
проехали  два  велосипедиста.  Оконное  стекло   вылетело   наружу   мелкими
осколками, а за ними сквозь пустую раму вылетел и я.
   Все настроечные моды включились без моей команды.
   Я сгруппировался  и  покатился  по  земле  -  за  этим  проследила  "Н4".
Окровавленный, переводя дух, я несколько секунд лежал на траве. Я слышал шум
огня позади,  я  чувствовал,  как  сердце  забилось  быстрее  и  кожа  стала
холодной, когда "H1" отключила  периферийное  кровообращение  -  управляемый
вариант  естественного  адреналинового   ответа.   Но   поддаться   безумию,
охватившему мое тело, я был уже физически не способен. Настройка  диктовала,
что  надлежит  холодно  проанализировать  ситуацию.  Для  этого  я  встал  и
обернулся. На газоне были разбройны куски черепицы, бомба, должно быть, была
заложена на потолке, ближе к задней части дома, над самой спальней. Я  видел
ошметки  булькающей  желеобразной  субстанции,  которые,  вспыхивая  голубым
пламенем, стекали вниз по остаткам внутренних стен.
   Я знал, что Карен мертва. Не ранена, не в опасности, а мертва.  Ничто  не
загораживало ее от взрыва, и она должна была умереть мгновенно.
   Потом я много раз вспоминал об этом  и  всегда  приходил  к  выводу,  что
обычный человек в такой ситуации бросился бы в дом, рискуя жизнью, в шоке, в
отчаянии, не веря  в  происшедшее,  делал  бы  все  самое  опасное  и  самое
бесполезное, что можно себе представить.
   Но бойскаут-зомби знал, что уже не может ничего  изменить,  и  он  просто
повернулся и пошел прочь.
   Понимая, что мертвым не  поможешь,  он  решил  позаботиться  о  том,  кто
уцелел.

Глава 3

   Я безуспешно пытаюсь найти хоть одну сколько-нибудь убедительную причину,
по которой Дети не могут иметь отношения ко всей этой истории. Пусть  им  до
сих пор не приходилось выкрадывать  из  психиатрической  больницы  умственно
неполноценных пациентов, зачатых в День  Пузыря,  но  ведь  таких  наверняка
раз-два и обчелся, а вообще-то такое абсурдное дело  вполне  в  духе  Детей.
Верно и то, что Дети до сих пор не были замечены в Нью-Гонконге, но из этого
не следует, что у них  нет  здесь  своей  базы.  Человек  пять-шесть  вполне
достаточно, чтобы провезти Лауру через границу и надежно спрятать в огромном
городе.
   Пытаясь сохранить спокойствие, я расхаживаю взад  и  вперед  по  комнате.
Меня охватывает скорее негодование, чем страх - как будто мой клиент  должен
был все предвидеть заранее и предупредить меня. Так  или  иначе,  но  за  те
деньги, что мне платят, связываться с террористами, а тем более с Детьми,  я
не намерен. Даже если они и не соизволят оказать моей особе такую честь, как
повторное покушение - а обычно они никогда не покушаются вторично  на  своих
случайно уцелевших жертв, как  бы  не  желая  признавать  неудачу,  -  я  не
собираюсь напоминать им о своем существовании, а уж тем более  давать  повод
снова занести меня в черный список.
   Я звоню в аэропорт: в шесть  часов  есть  подходящий  рейс.  Я  заказываю
билет. Собираю вещи. Все это занимает считанные минуты. Потом  я  сажусь  на
кровать и, тупо глядя на чемодан, начинаю постепенно вновь обретать  трезвый
взгляд на вещи.
   Значит, Лаура была зачата в День Пузыря - или где-то  около  того.  Ну  и
что?  Полиции  всего  света  запрограммировали  компьютеры   на   неустанное
отыскивание везде и всюду числовых, календарных, астрономических совпадений,
на  которых  так  помешаны  Дети.  Результат  всегда  один   -   гигантские,
терабайтные файлы,  переполненные  мусором.  Процентов  двадцать  информации
такого рода может, в принципе, иметь отношение к  Детям,  но  доля  значимых
совпадений исчезающе мала. С таким же успехом можно подозревать в терроризме
любого, у кого цвет глаз такой же, как у Маркуса Дюпре.
   Вне всякого сомнения, если любому из членов секты Детей рассказать о дате
зачатия Лауры, он согласится, что ее похищение - дело чрезвычайной важности.
Но разве можно считать это доказательством участия Детей в похищении Лауры?
   Нельзя ставить вопрос так: "Что это может значить для Детей?" Потому  что
если бы Дети принимали участие во всех преступлениях  на  свете,  где  можно
углядеть связь с каким-нибудь небесным знамением, число последователей Дюпре
должно было бы быть примерно в миллион раз больше, чем считалось до сих пор.
   Бежать было бы слишком театральным жестом.
   И все же. Пока мне нечего терять, кроме денег. Но  я  могу  недооценивать
опасность, а значит, мне надо не задумываясь бросать это дело.  Допустим.  А
дальше что? Пополнить ряды тех, кто  в  паническом  ужасе  перед  зверствами
Детей маниакально выискивает в своей биографии роковые знаки, кто запирается
дома в годовщину каждого малюсенького этапа в  истории  прохладного,  вялого
мученичества Дюпре,  отмечая  священные  дни  своей  собственной  религии  -
религии страха?
   Я распаковываю чемодан.
   Скоро  рассветет.  Бессонная  ночь,  как  это  часто   бывает,   приносит
своеобразное ощущение ясности, свободы  от  рутинного  круга  мыслей,  вновь
обретенного глубокого единства с миром. Я вызываю  "Босса",  чтобы  привести
свою эндокринную систему в норму, и иллюзия вскоре рассеивается.
   Мысль о причастности Детей к похищению обрушилась на меня как гром  среди
ясного неба. По сравнению с такими  откровениями  трезвый  анализ  собранной
мной информации выглядит весьма неутешительно. Но надо же с ч