- Так... Скажи, а почему так много клиентов из отдаленного  прошлого  или
не менее отдаленного будущего? Почему они не попадают в твою лавку... в свое
собственное время?
   - Но это же все равно что в карточном фокусе! Загадайте любое число и так
далее... Для меня самое главное то, что именно интересует клиента  и  что  в
нем может заинтересовать  меня.  А  прошлое  и  будущее  постоянно  меняются
местами, как, кстати, и настоящее. Отчасти  за  счет  наших  же  собственных
поступков. А порой бывает и так: кто-то начинает желать и вдруг передумывает
- и в итоге падает замертво. Дело в том, что видимое нашими клиентами и нами
- это всего лишь конечный результат: вот  они  пожелали  здесь  оказаться  и
оказались! И мы должны их обслужить. Быстро. Эффективно.
   Глория зашипела и сунула мне в руку бутылочку.
   - Слушай, а как же те записки в миниатюрной бутылочке? - опомнился  я.  -
Они же не могли сами ?пожелать? быть доставленными к тебе?
   - Безусловно. Их должны были  доставить  чисто  физическим  способом.  Их
передал кто-то разумный и способный чувствовать. Однако - и, похоже, во  имя
занимательности сюжета - автор записок хотел бы, чтобы мы поверили, будто  в
данном случае главным действующим лицом была некая мышь в драгоценной тиаре.
Но не верьте! Мышка - это для отвода глаз. Автор с той же легкостью  мог  бы
пожелать попасть сюда, сидя в железной клетке, как и будучи на свободе.  Как
известно, ?железные решетки - мне не клетка и каменные стены  -  не  тюрьма?
(Известнейшие строки из стихотворения  английского  поэта-лирика  XVII  века
Ричарда Лавлейса (1618-1657) ?Альтейе из тюрьмы?.).  Меня  хоть  в  ореховую
скорлупу засунь, я  и  там  себя  королем  бесконечного  пространства  сумею
почувствовать!..
   - Черт знает что! - пробормотал я. - Но что, если эта мышь  действительно
послужила почтальоном?
   - Возможно. И в таком случае она была бы не первым  зверьком,  пожелавшим
попасть  сюда.  Итак,  1943/44   годы.   Лондон   в   период   массированных
бомбардировок. Интересно, почему об  этом  в  записке  ни  слова?..  Франция
оккупирована нацистами. Как же этой бутылочке удалось попасть  в  ?Олд  Бонд
лтд.?? И еще этот бунт машин? Какой великолепный абсурд!
   - Тогда, может, это розыгрыш?
   - Даже если это и так, нам все равно  необходимо  встретиться  с  автором
столь экстравагантной выдумки. В общем,  вы  с  Няней  отправляетесь  искать
автора записки. Он скорее всего находится в 1944 году и...
   - Но почему, мой дорогой наставник, ты посылаешь меня?
   - Потому что самому  мне  некогда:  мне  предстоит  длительная  беседа  с
доктором Шрдлу. Не имею возможности даже приблизительно  сказать,  когда  мы
закончим.
   - Как это? Обычно не успел ты влететь в Дыру, как уже вылетаешь обратно!
   - Мэри Шелли и ее потомки виноваты.
   - А они-то какое имеют к этому отношение?
   - Она породила Виктора Франкенштейна, который воплотил ты сам знаешь что,
в результате чего  возникло  бог  знает  сколько  разнообразных  подражаний.
Прямо-таки не  к  чему  подключить  замечательного  еврейского  Иддроида  из
Бронкса. В общем, мне нужно время, чтобы все необходимое идентифицировать  и
ненужное отсеять.
   - Ты прав, черт побери! Нельзя допустить, чтобы всякие глупости болтались
под руками при создании его гениального мозга. Слушай, а ты не боишься,  что
он будет похож на голливудский вариант ?чудовища Франкенштейна??
   - Черт меня задери, если я знаю, что было у графа на  уме!  А  вообще-то,
конечно, - Иддроид в итоге может  выглядеть  как  угодно.  Быть  как  точной
копией Фрейда, так и любой разлюли-малиной.
   - Ну уж нет! - рассмеялся я. - Только не психомалиной!
   -  Серьезнее,  Альф!  Вот,  смотри:  в  этом  кошельке  несколько   сотен
английских фунтов.  Это  вам  на  мелкие  расходы,  но  постарайтесь  сперва
удостовериться, что попали в нужное время, то есть в начало 1944 года. И  не
забывайте о бомбежках! Особенно будьте осторожны  при  возвращении  назад  -
никаких шуточек, никакого бахвальства! А ты, няня,  при  малейшей  опасности
тащи его оттуда хоть за уши! К чертовой матери! Ни одна, даже самая  лучшая,
шутка ваших двух жизней не стоит!
   Это была довольно-таки скучная  охота  за  человеком.  И  лишь  благодаря
присутствию очаровательной Глории она превратилась в весьма удачную охоту за
сокровищами. Я буду краток.
   Лондон, Пикадилли-Серкус. Июнь 1944 года. На  заднем  плане  спешащие  по
своим делам местные жители. Вдали  и  даже  поблизости  в  небо  поднимаются
столбы дыма. Над головой слышится вой пикирующих бомбардировщиков. Никто  не
обращает на это особого внимания, пока не наступает внезапная тишина  -  это
значит, что бомба уже падает. Тогда практически все останавливаются и  ждут,
пока взрыв не прогремит где-нибудь в  другом  месте  и  ввысь  не  взовьется
очередной   столб   дыма.   Затем   возобновляется    деловая    активность,
сопровождаемая почти непрерывным воем сирен.
   Риджентс-парк: сейчас здесь сплошные зенитные батареи и зенитчики. Здания
зоосада используются как казармы.  Никаких  признаков  людей,  посаженных  в
клетки машинами. Очень странно!
   Компания ?Олд Бонд лтд.? уничтожена бомбой.
   Поиски в Государственном архиве имени и адреса владельца компании.
   Хаф-мун-стрит: здесь находится дом  владельца  компании,  но  его  самого
сейчас нет. Он в плену, в  Германии.  Служанка,  присматривающая  за  домом,
ничего не знает ни о делах компании, ни о бутылочке из-под шампанского.  Она
даже спрашивает, не шпионы ли мы. Мы говорим: да, шпионы!
   Отель ?Кадоген?  на  Слоан-стрит:  приходится  снять  номер  люкс,  чтобы
переночевать. Номер шикарный, но нам его сдают  под  мое  честное  слово  (я
сказал, что наш дом разбомбили и мы выскочили, в чем были, ничего  не  успев
взять с собой). Мы регистрируемся  как  мистер  и  миссис  А.  Нуар.  Десять
фунтов.
   Древний коридорный ведет нас наверх (лифты, разумеется, не работают) и  с
гордостью сообщает, что мы сняли тот самый номер, в котором в 1894 году  был
арестован Оскар Уайльд. Лжец! Уайльда доставили в суд  ?Олд  Бейли?  в  1895
году.
   Слоан-сквер: мы заходим в Мидлэнд-банк, чтобы разменять золотые,  которые
весят  черт  знает  сколько,  на  бумажные  деньги.  Затем  направляемся   в
универмаг ?Питер Джоунз? - нам нужно кое-что купить:  макияж  для  Глории  и
свитер для меня.  Июнь  выдался  на  редкость  холодный.  Слышу  исполненные
неискреннего негодования замечания в свой адрес по поводу того, что я  не  в
армии и  даже  не  в  военной  форме.  Глории  удается  сразу  охладить  пыл
недоброжелателей - она заговорщицким тоном  сообщает  им:  ?Он  из  Эм-Ай-5?
(т.е. из контрразведки).
   Итон-террас:  некогда  постоянное  место  встреч  богатых  коллекционеров
редких машин. Теперь же от  былого  великолепия  остался  только  роскошный,
похожий на корабль двухместный  ?Роллс-Ройс?,  припаркованный  перед  домом.
Милая старая  дама  в  частном  баре  сообщает  нам,  что  этим  автомобилем
пользовался  Лоуренс  Аравийский  (Томас  Эдуард   Лоуренс   (1888-1935)   -
английский разведчик, а также археолог и писатель; с 1916 г. вел разведку  в
арабских странах, в  1925-1929  гг.  -  в  Карачи,  Пешаваре,  на  афганской
границе.) во время одного из своих визитов в Лондон. Охотно ей верю.

***

   Несколько порций бренди оживили грустный обед. Глория  нарочно  поставила
маленькую  бутылочку  на  стойку  бара,  когда  мы  пили  аперитив,  -   она
вытаскивала ее повсюду, но пока что безрезультатно. Однако на  сей  раз  нам
повезло.
   Молодой и весьма привлекательный майор Королевских  военно-воздушных  сил
подошел, сел рядом с Глорией, улыбнулся и сказал: ?Ну-ну. Как  я  вижу,  еще
один сувенир от мадам Туссен? А я и не знал, что у  нее  все  еще  открыто!?
Глория тут же повернулась к нему и с улыбкой попросила: ?Прошу  вас,  майор,
помогите нам! Наш отец - знакомьтесь, это мой брат - подарил мне на  счастье
эту бутылочку, уезжая в армию Монти (Виконт Бернард Лоу  Монтгомери  (Монти)
Аламейнский (1887-1976) - английский фельдмаршал; во  Вторую  мировую  войну
командовал армией в  Северной  Африке,  которая  под  Эль-Аламейном  нанесла
поражение итало-германским войскам. В 1951 -1958 гг.  -  первый  заместитель
главнокомандующего вооруженными силами НАТО в Европе.). Но я так и не успела
спросить у него, что это за бутылочка и откуда она взялась?.
   Господи!  Какой  там  брат!  Однако,  уверен,  подобная  находчивость   -
существенная часть очарования нашей прелестной Глории!
   Мы с очаровашкой майором вежливо поклонились друг другу, и он  с  улыбкой
пояснил: ?Похоже  на  экспонат  выставки  миниатюр  мадам  Туссен  в  здании
вокзала ?Виктория-стейшн?. Но  мне  почему-то  казалось,  что  они  закрыты.
Впрочем, возможно, так и есть, и она распродает все поштучно.  Жаль.  У  нее
весьма  забавное  шоу,  разок  посмотреть  вполне  стоит.  И  выставка  тоже
познавательная. - Он  взял  крошечную  бутылочку,  покрутил  ее  в  руках  и
поставил на прежнее место перед Глорией. - Спорить готов, ваш отец купил  ее
именно там?.
   Он помолчал, поднял глаза и уставился в бездонный  омут  прекрасных  очей
Глории.
   "Могу ли я надеяться, что сегодня вечером  -  попозже  -  вы  согласитесь
составить мне компанию?" - спросил он.
   Она покачала головой:
   "К сожалению, я занята. У меня вечером деловая встреча?.
   "Дело в том, что сегодня мой  Последний  вечер.  Завтра  мы  грузимся  на
корабль и выходим в море. Вряд ли у меня в  ближайшем  будущем  представится
возможность провести вечер в обществе очаровательной дамы?.
   "Вечер еще только начался, - возразила она, вставая. - От всей души желаю
вам удачи. И спасибо большое!?
   "А вы постарайтесь все же посмотреть шоу мадам Туссен и развлечься?.

***

   После обеда мы поспешили вернуться на Слоан-стрит, чтобы успеть попасть в
гостиницу до начала затемнения. Прохожие на улицах  тоже  торопились,  часто
поглядывая на небо. В спину дул влажный  ветер,  точно  намекая,  что  скоро
начнется дождь.
   Поднимаясь по лестнице, мы  держались  за  руки,  а  у  дверей  номера  я
скользнул по губам Глории легким поцелуем, и мне показалось, что в ответ губ
моих быстро коснулся тут же исчезнувший раздвоенный змеиный язычок.
   Мы заперли дверь, и она, вытащив  из  своего  ридикюля  бутылку  коньяка,
протянула ее мне и сказала:
   "Вот. Можешь напоить меня до бесчувствия. Или,  если  хочешь,  выпей  все
сам.
   Но лучше напьемся вместе!?
   Я, разумеется, подчинился, совершенно очарованный  нашей  Медузой.  Мы  с
удовольствием выпили несколько бокалов  коньяка,  поздравляя  друг  друга  с
удачной охотой и чувствуя, как отпускает напряжение.  Потом  еще  выпили.  В
номере было полутемно, лишь неярко  светил  маленький  ночник  в  углу.  Уже
началось затемнение, и нам не хотелось зажигать верхний свет, хотя  занавеси
на окнах были вроде бы достаточно плотными. В  общем,  лучшей  обстановки  и
желать было нельзя.
   Мы лениво валялись поперек  кровати.  Розоватые  блестки  на  новой  коже
Глории сверкнули, когда она неторопливо потянулась и  принялась  развязывать
мой галстук, расстегивать рубашку и вообще - раздевать меня. Я лишь старался
не  разлить  оставшийся  в  бутылке  коньяк,  но  отнюдь  не   сопротивлялся
прикосновениям ее нежных холодных ручек, которые отчего-то удивительно  меня
возбуждали. Вскоре мне пришлось заткнуть бутылку пробкой и вступить  в  игру
более активно.
   Она была странно прекрасна и прекрасно странна!  Грудей  у  нее  не  было
вовсе, не было даже сосков. И пупка тоже. От шеи до  бедер  ее  ровное  тело
струилось, точно живая вода, и было гладким, округлым,  податливым,  а  кожа
посверкивала розовыми блестками. Она, казалось, меняла свою внешность каждую
секунду, словно разговаривала со мной на неведомом  мне  -  к  сожалению!  -
языке.
   Самое  интимное  место  у  нее  напоминало  бутон  цветка,  который  чуть
пульсировал во время наших страстных объятий, когда  мы,  сливаясь  воедино,
ласкали друг друга  губами  и  языком,  льнули  друг  к  другу  всем  телом,
буквально пожирали друг друга, задыхаясь от наслаждения...  Глория  тихонько
мелодично шипела - словно пела  что-то  на  своем  языке  любви.  Вдруг  она
охнула, выкрикнула что-то, и бутон раскрылся, превратившись в алый цветок, и
я погрузился в самую сердцевину этого цветка,  а  тело  Глории  и  ее  голос
запели еще громче, в унисон нашей страсти и любовной игре, высоким и  чистым
голосом, и голос ее плоти заставлял  и  меня  подпевать  этой  дивной  песне
любви. Увы, слишком скоро, как мне показалось, мы оба одновременно  испытали
высший восторг.
   Но так и остались лежать, не расплетая рук и ног, - она была  по-прежнему
прохладна, а я - чрезвычайно разгорячен, в полном  упоении  ею...  Не  сразу
нашел я в себе силы прошептать:  ?Любимая...  Дорогая...  Никогда  прежде...
никогда...?
   "Ш-ш-ш. Ш-ш-ш. Ш-ш-ш. Не двигайся. Подожди?.
   И я умолк.
   А  потом  вдруг  понял,  что  вокруг  делается  черт  знает   что:   выли
предупредительные сирены, слышались тяжелые  взрывы,  громы  и  молнии...  В
здании гостиницы хлопали двери, слышался топот ног, и все ближе  и  ближе  к
нам  раздавался  скрипучий  голос:  ?Воздушная  тревога,  дамы  и   господа!
Воздушная тревога! Самое глубокое бомбоубежище, если пожелаете,  на  станции
подземки Саут-Кен?.
   Наконец этот глашатай достиг нашего  номера  и  двинулся  дальше.  Мы  не
обратили на его призывы внимания: то,  чего  мы  оба  так  страстно  желали,
находилось здесь. Кончик осторожного язычка Глории медленно  обследовал  мои
глаза, уши, лицо, рот... Ее гибкое тело словно  ходило  волнами,  а  гладкая
блестящая  кожа  была  как  шелковая.  Лепестки  того  алого  цветка   снова
задрожали, легонько покалывая меня, заманивая обратно, возбуждая  желание  и
давая  силы...  И  на  этот  раз  мне  показалось,  что   наступило   вечное
блаженство...
   Когда же наконец мы расцепили объятия, то  шепотом  пожелали  друг  другу
спокойной ночи, уютно угнездились в теплой постели и крепко уснули.
   Проснувшись, мы  сперва  решили,  что  неплохо  было  бы  снова  заняться
любовью, но тут зазвучал сигнал отбоя, напоминая нам, зачем, собственно,  мы
оказались в Лондоне  1944  года.  Мы  посмеялись,  пожали  плечами  и  стали
собираться с мыслями, намереваясь непременно отыскать того  шалуна,  который
послал столь нелепый призыв о помощи. Я полагал,  что  все  дело  в  странно
образованной мышке с драгоценной тиарой на голове и явно  развитым  чувством
юмора. А Глория - что это один из тех шутников,  которые  способны  написать
молитву на булавочной головке. И она оказалась права.
   Такси в такую рань мы, разумеется, поймать не смогли  и  пошли  пешком  -
вышли на Слоан-сквер, спустились по Слоан-стрит, свернули  на  Пимлико-роуд,
дошли   до   Букингем-Пэлэс-роуд   (местные   жители   называют    ее    еще
?Бак-хаус-роуд?) и наконец оказались на вокзале Виктория, мрачном, помпезном
памятнике дурному вкусу викторианской эпохи.
   В залах ожидания было довольно темно, свет горел лишь кое-где, однако уже
царило оживление -  с  раннего  утра  начали  прибывать  владельцы  сезонных
билетов, которые, казалось, и без света ориентируются прекрасно.  Во  всяком
случае, не хуже, чем при свете. Лондонская толпа действительно довольно-таки
суетлива, так что нам пришлось побегать, пока мы не нашли то, что искали,  а
именно вывеску:
   ЛИЛИПУТСКИЙ ЛОНДОН МАДАМ  ТУССЕН  мадам  Туссен  и  ее  Лондон  лилипутов
Вывеска красовалась на двери, выкрашенной золотой краской, и в  центре  этой
двери была нарисована еще одна дверь, поменьше, а на ней - еще одна  и  т.д.
Стены вокруг были покрыты толстым слоем белой  штукатурки.  На  двери  висел
замок.
   Мы разочарованно посмотрели друг на друга и засмеялись. Потом  подошли  к
дверям камеры хранения и задали одетой в  военную  форму  женщине  несколько
вопросов.
   "Уй, точно! - залопотала она. -  Туточки  все  заперто  с  тех  пор,  как
лектричество отключили да так и не включили больше, хотя генератор-то  вроде
как снова заработал... Мадам Туе? Чтой-то давно ее не  видать.  Небось,  как
всегда, топит свое горюшко в ?Пим-Пинт-энд-Пайни-Эппл?. Да вы и сами  можете
туда заглянуть. Это туточки, за углом. Небось не заблудитесь!?
   И мы заглянули за все углы - улиц Бельгрейв, Эклстон и Элизабет,  -  пока
не обнаружили гостиницу ?Пимлико Пинт энд Пайнэппл? по адресу:  Семли-плейс,
1, Вестминстер. Вот так. Нет, я не жалуюсь. Даже хорошо: ведь если бы мы  не
потратили на поиски  этого  заведения  столько  времени,  то  оно  наверняка
оказалось бы еще  закрыто.  Ох  уж  эти  идиотские  законы  англичан  насчет
торговли спиртными напитками! Зато теперь в  пивном  зале  гостиницы  царило
оживление, и нам тут же указали мадам Туссен - она  сидела  одна  у  дальней
стены и топила свое горюшко в большой кружке некрепкого горького пива.
   Больше всего она была похожа на двухсотфунтовую леди  Макбет,  одетую  во
что-то черное и чудовищно размалеванную.  Возле  пивной  кружки  на  столике
лежали аккуратно сложенные в столбики шиллинги и  шестипенсовики.  Когда  мы
сели напротив, я незаметно сунул фунтовую купюру между этими столбиками.
   "Зачем  кинжалы  здесь?  Их  место  там?  (?Макбет?,  акт   II.   Перевод
Ю.Корнеева.), - ненатурально воскликнула  она  хорошо  поставленным  голосом
актрисы-неудачницы. Ну еще бы! таких я узнаю сразу! -- А вы  кто  такие??  Я
решил подыграть ей: ?Мы ваши коллеги, мадам. Моя фамилия Нуайе,  я  продюсер
из США. А это моя помощница Глория. Мы слышали о вашем замечательном  шоу  и
специально приехали, чтобы его посмотреть?.
   "Увы, все закрыто! Закрыто, дорогой мой продюсер!?
   "Потому что электричества нет?? - спросил я.
   "Да нет, не  поэтому.  Электричество-то  снова  включили.  Давно  уж  все
починено... Вы разве сами не видите??
   "Значит,  вы  теперь  сможете  восстановить  и  свое  замечательное   шоу
лилипутов??
   "Разумеется. Могла бы... Но нет! Никогда!?
   Я просунул между столбиками монет еще одну фунтовую купюру. Мамаша Туссен
заглотнула еще добрую порцию горького пива и тупо посмотрела на меня.
   "Почему же нет, дорогая мадам??
   Она наклонилась вперед, навалившись гигантской грудью на столик, и  тихим
голосом, каким  актеры  подают  ?реплики  в  сторону?  в  пьесах  из  времен
Реставрации, молвила: ?Никогда не допускайте, чтобы Враг, имени которого  мы
называть не будем, подслушал ваши  речи...  Но  когда  то  проклятое  орудие
нанесло удар по электростанции, полностью выведя ее из строя,  осталась  еще
одна, последняя... - Мадам Туссен  глотнула  еще  пивка.  -  Последняя,  но,
заметьте, очень мощная вспышка энергии, тысячи  и  тысячи  вольт,  лебединая
песнь умирающей электростанции Вокс-холла... Она-то и  прострелила  мое  шоу
насквозь! Сколько-то минут все двигалось и крутилось с безумной скоростью, а
потом стало останавливаться, замирать,  и  вот  наступила  пора  петь  песню
смерти... Теперь все стоит и никогда уж не  оживет  вновь!?  Я  сочувственно
поцокал  языком:  ?Какая  жалость!  Проклятые   любители   тушеной   капусты
непременно за это ответят!?
   "Я же просила вас имени Врага вслух не произносить!? Я  подсунул  ей  еще
одну купюру  и  сказал:  ?Не  будет  ли  с  нашей  стороны  слишком  большим
нахальством, мадам, попросить вас  показать  нам  ваше  шоу?  Живо  оно  или
мертво, но  мы  чувствуем,  что  могли  бы  многому  у  вас  научиться  -  в
общетеатральном, так сказать, смысле. Кто знает? А вдруг в Америке под вашим
руководством это шоу сможет возродиться снова? Как вы на это смотрите??
   Она смела деньги со столика в расшитую  бисером  сумочку,  быстро  допила
пиво и решительно встала: ?Идемте?.
   Мы двинулись за ней  следом.  Я  успел  внимательно  посмотреть  на  свою
возлюбленную - интересно, читает ли она мои мысли? А  думал  я  о  том,  что
последний всплеск энергии умирающей электростанции каким-то