е времена не внушал доверия.
     -- Я приехал в ваш  город впервые. Не пустит ли хозяин  переночевать? Я
хорошо заплачу.
     -- У меня  не  караван-сарай, поэтому платы я  не  беру.  Оружие  отдай
Герону и входи.
     Один из воинов забрал у Алана меч.
     Его провели в небольшую комнату. В ней стояла жесткая  койка и стол. Ни
о чем больше не  беспокоясь, утомленный юноша сейчас же  заснул. Впервые  он
заснул в этой стране в качестве гостя, а не раба.
     Утром, еще  до рассвета, Алана разбудил осторожный стук в дверь. За ней
стояло пятеро вооруженных  людей. Сердце Алана  замерло. Он сразу понял, что
люди  Дора  сами нашли  его.  Один из них  вошел  в  комнату,  остальные  не
двигались с места. Дверь закрылась.
     --  Ты  попал  в  дом  старосты  базара.  Не  следовало  поступать  так
неосмотрительно. Меня зовут Ифросом. Эти люди поступают в твое распоряжение.
Шпионам пока не удалось установить место тайной встречи Антимаха с индусским
послом. Придется ждать.
     -- Где я должен остановиться?
     --  Можешь  оставаться здесь,  раз уж  так получилось, выдавай  себя за
купца, завтра тебе пришлют приказчика с образцами товаров.
     Мрачную  картину  открывали  путнику  развалины  храма  Кибелы. Угрюмые
бастионы  с черными  язвами  обвалов,  раздавленные песком и временем  стены
скорей  походили  на военную  крепость,  взятую штурмом,  чем  на  обиталище
некогда могущественной богини. Вместе  с Александром пришли другие заморские
боги.  Они  отняли  у храма  золото  и  славу.  Забвение  и  власть  пустыни
поселились  здесь. Резкие  красноватые  тени были еще причудливее  развалин.
Приветствуя приход  вечера,  где-то во мраке еще не  рухнувших сводов злобно
мяукает и смеется сыч, потом, захлебнувшись, надолго умолкает, и  победившая
тишина  вылетает из  башен черными хлопьями летучих  мышей. С  двух сторон к
храму  крадутся небольшие вооруженные отряды. В одном -- человек пять-шесть,
в  другом --  немногим  больше. Движения людей бесшумны и  мягки. Они словно
боятся спугнуть  перепончатых  посланников  тишины.  Прячась  за  барханами,
осторожно подходят к  стенам, и  через  весь  внутренний  двор  храма  летит
незнакомое чужое  слово.  Храм  молчит,  притаившись,  он  напоминает скелет
поверженного титана, грозящего непонятной карой. Воинам Антимаха не по себе.
Они знают,  зачем пришли  сюда. Казалось, сами боги создали  это  место  для
измены,  и,  казалось,  боги  сейчас  выйдут  из  развалин,   возмущенные  и
беспощадные  в  своем  гневе.  Тихо.  Тяжелой поступью наискось  через  двор
сходятся враги. Антимах спокоен и  мрачен. Индусский  посол  вертляв  и мал,
переводчик, словно  перепел, чеканит слова. Индусы и греки застыли, опершись
на копья, разделенные чертой измены.
     Антимах и посол вышли  вперед. Храм слушал внимательно, точно запоминая
слова:
     --  Армии  непобедимого, львиноподобного царя царей осадили  Зариаспу*.
[Зариаспа  -- древнее  название  Бактры (ныне  не  существующего  города  --
столицы Греко-Бактрийского царства).] Нет спасения его  врагам! Из  их голов
будет  сложен  в жилище эллинского бога  славный костер. Но  солнцеликий Пор
милостив к покорным. Золотым дождем сыплются его щедроты верным  воинам. Пор
предлагает  эллину,  именуемому Антимахом, приложить печать и руку  к  этому
указу. Именуемый  Антимахом  назначается  наместником сына мудрости  во всех
городах  Бактрии для вершения  воли и  власти царя царей. Ныне ему высочайше
повелевается собрать свои  дружины и подойти к Бактре через три солнца после
приложения  руки. Его воины  считаются отныне  воинами царя  царей, и сам он
временно, до разгрома врагов, назначается сотником индусской армии...
     Нахмурив  брови,  Антимах  думал.  Если оставить  в  стороне  восточное
славословие, указ выглядел не так уж плохо и все же...
     --  Я должен стать наместником  сразу  после захвата Бактры,  остальные
города долго не продержатся. Мараканда сдастся без боя.
     Торг длился недолго. После того как в указ были внесены соответствующие
изменения, на  которые посол был уполномочен заранее, в дело вступили воск и
перо. Дуя на горячую печать, Антимах спрятал ее в складках плаща,  и, словно
в  ответ на  этот жест,  храм  издевательски захохотал.  Потом  он  заревел,
засвистел, зарокотал могучими ужасными звуками и выплюнул  из  своих  глубин
беспощадных демонов возмездия,  их было семеро, но страх  двоил  и  троил их
число  в  глазах  охваченных  паникой  воинов. Дрожащей  рукой посол схватил
драгоценный документ и бросился  к провалу. Поздно. Один  из нападающих сбил
его и, вырвав папирус, скрылся в  проломе. Только теперь опомнился  Антимах,
поняв, какая беда обрушилась на него.
     -- Стоять, собаки! Ни с места! Держите его!
     Подбодренные  его  криком,  воины опомнились  и  бросились  к  провалу.
Последний из  нападавших вдруг остановился  и, повернувшись  лицом  к воинам
Антимаха, взмахнул мечом.  Какой-то индус с рассеченной головой упал ему под
ноги,   у  провала  тотчас   же  образовалась  свалка.  Уходили  драгоценные
мгновения.  Антимах   зарычал  от  ярости   и  сам  бросился  на  смельчака,
прикрывшего  отход товарищей.  Блеснула  стальная палица  --  и вот наконец,
расшвыряв во  все стороны безжизненные  тела  сраженных, Антимах  ворвался в
проход.
     Никого. Пустой короткий  коридор подземного хода заканчивается сплошной
каменной кладкой. Почти обезумев от сознания свалившегося на него несчастья,
он бежит обратно к ограде храма. Пустыня чиста, как свежевымытый стол, -- ни
ниточки,  ни  движения, не  за  что  зацепиться  глазу... Возникнув из мрака
развалин, враги словно растворились в нем.
     -- Не люди  это были, не люди, -- слышит он  за своей спиной испуганный
шепот.
     -- Трусливые шакалы! Это  были шпионы Аора. Понимаете, свиньи? Аора! --
И, застонав от бессильной ярости и страха, Антимах отшвырнул палицу далеко в
сторону.

ГЛАВА XII

     Посол  не  солгал.  Индусская  шестидесятитысячная  армия  уже  осадила
Бактру*. [Осада Бактры  индусами  --  исторический  факт.]  Военные  события
разворачивались неторопливо,  но за те несколько  дней,  пока Алан  выполнял
поручение  Аора,  многое  изменилось. Разрозненные  остатки  разбитой  армии
Евкратида втянулись в город, надеясь найти спасение за его толстыми стенами.
     Штурм  города-крепости считался в то время трудным, а порой безнадежным
делом.  Но  военный  совет  индусских  тысяч  надеялся  на  новые  тараны  и
стенобитные  машины,  недавно  закупленные  в  Риме.  Сейчас  обозы с  этими
машинами,  слонами и продовольствием находились  еще далеко от Бактры,  хотя
передовые  отряды  кавалерии  и  легкой пехоты уже  обложили  город  тройным
кольцом осады, перерезав все дороги и караванные  тропы. Такая осада сама по
себе еще ничем не угрожала городу, в котором были большие запасы.  Она могла
длиться месяцами, ничего не меняя в обшей военной обстановке.
     Но  осада  перерезала  всякое  сообщение  города   с  внешним  миром  и
преградила путь отряду Алана, тот единственный путь, что мог  привести юношу
к  свободе  и  осуществлению  дальнейших  планов. Возможно  ли вообще пройти
сквозь кольцо  осады? Что ждет его в осажденной Бактре?  Сдержит ли Аор свое
слово?  В ответ молчала пустыня. Здесь царили пески и шакалы, своими воплями
пугающие коней. Копыта лошадей вязли  в красноватом песке.  Отряд уже  давно
свернул с дороги и в молчании двигался вслед за Ифросом -- самым  опытным из
людей  Аора.  Вот он  поднимается на очередной бархан  и придерживает  коня,
поджидая Алана.
     --  Смотри,  начальник,  видишь  кольцо огней  впереди?  Алан  невольно
усмехнулся слову "начальник".
     -- Вон то зарево в тумане?
     -- Это отблеск костров, мы подъезжаем к индусским тылам.
     -- Знаешь ли ты, как проехать, чтобы не наткнуться на стражу?
     --  Знать   нельзя,  начальник,  но  по  руслу  большого  канала  можно
попробовать пройти, если он перекрыт сейчас.
     -- Что это за канал?
     -- В мирное время он снабжал город водой из больших колодцев, но сейчас
индусы, наверно, перекрыли его.
     -- А как же город без воды?
     -- В  нем  есть запасные колодцы, только они глубоки и пользоваться ими
неудобно.
     Воины спешились и осторожно двинулись дальше. Несколько едва различимых
теней  скрывались  за  песчаными  холмами,  упрямо  и  осторожно  все  ближе
подбирались к красноватому зареву вражеских костров.
     Вот по  знаку Ифроса все они упали  в  сухой песок  и медленно поползли
вперед. Алан полз рядом с Ифросом, ловя обрывки его хриплого шепота:
     --  За этим холмом  -- колодцы  и  начало канала... Здесь  должна  быть
стража...
     Но их опасения  оказались напрасны. На месте колодцев нашли лишь  груды
камней. Местность вокруг была пустынна, а дно  канала сухо. Багровый отблеск
костров лег на верхнюю кромку канала, по дну которого  теперь неслышно  полз
маленький отряд.  Тревожный грозный шум  громадного  ночного  бивуака иногда
волнами  прокатывался  над  их  головами, обдавая холодом  много  повидавших
воинов. Отголоски  незнакомой  речи,  протяжные  оклики часовых, редкий звон
оружия -- все говорило о  том, что они уже углубились во вражеский лагерь...
Теперь малейшее  неосторожное движение,  любой  звук  мог  стать причиной их
гибели. Сознание невидимой опасности вдавливало  людей в песок, сковывало их
движения.  И  как  раньше  в  решающие  минуты,  Алан  почувствовал  радость
предстоящей схватки.
     Повелительным жестом  он  приказал воинам остановиться, окинул взглядом
смутные, замершие фигуры. Шепотом  повторив приказание -- не двигаться, пока
он не подаст знак, -- Алан пополз по пологой стенке вверх -туда, к манящим и
зловещим  отблескам  огней.  Он и  сам не  знал,  почему  именно здесь решил
выглянуть  из  канала. Может  быть,  в легком шуме  его чуткое ухо  охотника
уловило  что-то  необычное.  Голова  Алана   высунулась  рядом  с  роскошным
индусским  шатром  в  тот  момент,  когда двое  стражников покинули горевший
невдалеке  костер  и  решительно  направились   к  каналу,   видимо,  чем-то
встревоженные. Один из  них,  высокий  и худой, с  громадным  шитом, зловеще
сверкавшим  в свете  костра,  крадучись  шел  шага на три  впереди  второго,
вытянув голову и, видимо, прислушиваясь. еще шаг --  и он увидит  скорченные
на дне  канала людские фигуры. Алан медленно натянул  лук, и  в тот  момент,
когда  длинный воин испуганно отпрянул от канала, свист стрелы был последним
звуком,  который услышали его слишком чуткие уши. Неуклюже тело дернулось и,
загрохотав металлическими доспехами, рухнуло наземь. В ту же  секунду второй
воин бросился прочь, издавая громкие вопли. Грозный шум проснувшегося лагеря
ударил в лицо Алану -- теперь только чудо могло спасти их.
     Уцепившись  за  бровку, он повернулся и крикнул  вниз: -- Бегите! Стены
Бактры близко, ворота справа от канала.
     Одно  мгновение Алан  колебался --  не прыгнуть ли ему вниз? Но  то  же
упрямое  чувство  шепнуло:  "Вперед",  и  он,  пользуясь  суматохой,  быстро
пробежал  несколько  шагов,  отделявших  его  от   шатра.  Длинные  шелковые
полотнища  беспорядочно спускались до земли. Алан поспешно завернулся в одно
из  них и неподвижно застыл. А вокруг  бушевал встревоженный лагерь, гремело
оружие, тут и там раздавались властные  крики команд, мягко стучали по песку
копыта  уносящихся прочь лошадей.  Тонкие  складки материи хорошо пропускали
звуки, и  Алан все  с большей тревогой  прислушивался к шуму.  Прошло больше
двух часов, а  он  все не затихал. Еще  час,  и рассвет выдаст  его убежище.
Нужно  было что-то  предпринимать. Из шатра не доносилось ни  звука, и  Алан
решил  посмотреть, что там  делается. Острое  лезвие  ножа  легко  распороло
ткань, Алан приник глазом к образовавшейся щели.  Глиняный  светильник слабо
освещал пустой шатер. Широкий  стол занимал почти все свободное место, и  на
нем беспорядочно были  разбросаны свитки  папируса,  чертежные инструменты и
маленькие деревянные  фигурки, изображавшие различных воинов, боевых слонов.
Алан понял, что перед ним шатер какого-то командира.
     Совсем  близко  послышался  стук  копыт  и  людские  голоса.  Положение
становилось опасным. Алан осторожно выглянул из своего убежища. Перед входом
в  шатер  остановилось два всадника.  По  тому,  как услужливо приняли у них
лошадей воины охраны, Алан понял, что это важные персоны. Оба вошли в шатер,
и сквозь проделанную щель легко  было рассмотреть прибывших. У одного из них
богатый,  вытканный золотом и шелком,  халат  путался  в  ногах.  Пожилой  и
тучный, этот человек сразу же прошел к столу и  принялся переставлять на нем
резные фигурки, изображавшие различного  рода войска.  Второй видимо, офицер
охраны,  остался у входа.  Он  расстегнул  тяжелый  черный  плащ и вместе  с
блестящим шлемом небрежно повесил его на  крюк у входа, так что часть одежды
выглядывала из шатра. У Алана сильнее забилось сердце. Краем глаза он видел,
как воины отвели лошадей в сторону и,  не снимая седел, держали их наготове.
Дерзкое решение родилось в голове юноши.
     Все  будет  зависеть от того,  чем займется офицер  охраны. Ага, вот он
тоже  подошел к столу,  видимо,  заинтересовался перестановкой  фигур. Пора!
Алан мягко опустился на песок и медленно пополз в  ту сторону, где  виднелся
черный  кусок плаща. Очень  важно было не  задеть  полотнищ  шатра, малейшее
движение могло  погубить. В то же время  нельзя было отделяться от шатра. На
светлом  песке  его  сейчас  же  заметят  воины  охраны.  Поэтому  двигаться
приходилось очень медленно,  с величайшей осторожностью. Наконец он добрался
до входа  и еще раз бросил взгляд в шатер. Индусы, склонившись над столом, о
чем-то оживленно спорили.
     Алан приподнялся и в одно мгновение сорвал с крюка плащ и шлем офицера.
Прижав  к себе  одежду,  он замер  неподвижно. Люди в шатре  не заметили его
стремительного  движения.   Тогда  вместо  высокого,  украшенного   грифоном
греческого  шлема Алан надел  гладкий  индусский.  Завернувшись в офицерский
плащ, он неторопливо, но решительно направился к воинам, державшим под уздцы
двух жеребцов. Алан на ходу оценивал лошадей.  В  голове лихорадочно  билась
мысль: "Только бы не ошибиться, если я  направлюсь к коню командующего, меня
тотчас же схватят..."
     Не говоря ни  слова,  Алан решительно прыгнул в седло.  Воин  услужливо
подал поводья, посторонился, и ветер скачки засвистел в ушах всадника.
     ... Когда Аору доложили о прибытии Алана, он дважды переспросил его имя
и  не сумел скрыть  изумления.  Вторую неделю  отрезанная от мира  Бактра не
получала никаких вестей. Не то что шпион, или посланник, казалось, даже мышь
не способна была пробраться  сквозь индусское кольцо. Только  что доложили о
том,  что  у  Северных  ворот  подобраны  трупы  нескольких  воинов  --  его
маракандских дружинников,  тех, что должны  были сопровождать Алана. Всех их
пронзили тяжелые индусские  стрелы.  А вот этот  один человек  -- чужеземец,
презренный   варвар,  как   привыкли  они   называть  всех  скифов,   сделал
невозможное.
     С нескрываемым интересом рассматривал Аор открытое, смелое лицо юноши.
     Рассказ  Алана  был скуп. Он ни словом не обмолвился  о происшествии со
шпионом,  справедливо решив,  что об этом Аору  донесут  и без него. Окончив
рассказ,  молча  протянул  Аору  заветный  свиток. Тот  мельком взглянул  на
печати,  подписи и не  сумел  полностью скрыть  радости.  Отложив в  сторону
документ, содержащий  в  себе огромную  политическую  силу, Аор  задумчиво и
внимательно посмотрел на стоящего перед ним храбреца.
     -- Ты сделал невозможное.  Ты хочешь стать гражданином Бактры, а знаешь
ли ты, что наше государство может погибнуть?
     -- Мать городов, священная Бактра -- бессмертна. Об этом говорят все.
     --  Об  этом  говорят  священные  папирусы...  В  голосе  Аора  звучали
неподдельная горечь и усталость. Он словно жаловался юноше на что-то.
     --  А  на  самом  деле у  нас осталось  двести  гоплитов*  [Гоплиты  --
тяжеловооруженные пехотинцы.] да сотня гетайров** [Гетайры -- знатные конные
воины.]  --  триста человек настоящих  воинов,  знающих  военное  искусство.
Горожане изнежены золотом и вином. Рабы и местное население  восстанут,  как
только  начнется  штурм.  Я  недооценил  возможностей  индусской  кавалерии.
Гипархи***  [Гипархи -- легкая индусская конница.] перерезали дороги Бактрии
на четыре дня раньше срока. Это решило судьбу страны.
     --  Но  ведь  совсем недавно в  городе  стоял большой  гарнизон!  -- не
удержался от восклицания Алан.
     -- Гарнизон! Пять отрядов были отправлены  в сатрапии**** [Сатрапия  --
провинция, область  в  Бактрии.] для  собирания  и стягивания сил  к Бактре.
Провинции  переходят  на  сторону врага! При  первом же ветерке  государство
рассыпается,  как  песчаный  холм.  Здесь ничего нельзя  предвидеть,  ничего
нельзя предусмотреть! Воин, висящий над пропастью  на  рукоятке своего меча,
загнанного в расселину, -- вот что такое потомки Александра в этих проклятых
богами восточных странах. Стоит на секунду выпустить оружие и уже  больше не
схватишь  его вновь!  Измена в каждом доме, на каждом шагу! Ты должен знать,
что ждет завтра сегодня еще свободного гражданина Бактрианы. Ты, совершивший
подвиг, достойный древних эллинских героев, заслужил настоящую свободу. Я не
хочу, чтобы завтра  ты потерял ее вновь, став индусским рабом. Ты чужеземец,
и никто не осудит тебя, если ты выйдешь за ворота Бактры и открыто перейдешь
к  нашим  врагам.  Ты выполнил  мое  поручение, ты  свободен.  Ворота города
открыты для тебя. Индусы с радостью примут к себе смелого воина.
     Аор умолк.  Алан не отвечал, и в комнате повисла тяжелая тишина.  Может
быть,  впервые в жизни  Аор  сказал всю  правду человеку, которому  искренне
предлагал стать врагом. Непонятное теплое чувство  к этому юноше  и сознание
обреченности  впервые вырвали  из уст сурового мужа, привыкшего к сложнейшим
политическим  интригам,  эти горькие правдивые  слова.  И  он с  непривычным
волнением ждал ответа Алана.
     Наконец  юноша вскинул голову и заговорил,  не отрывая взгляда от  лица
Аора:
     -- Это правда, я чужеземец здесь. Но  у меня есть  родина! И в изгнании
святы  ее  законы.  Законы  родины  не  позволяют  покинуть  в  беде  людей,
поверивших мне. Пусть даже не совсем поверивших, -- не смог он удержаться от
язвительного замечания, вспомнив о шпионах  Аора. -- Я успел полюбить за эти
годы  вашу страну, здесь я потерял свободу, здесь я завоевал ее вновь. Здесь
я увидел волшебное искусство ваших мастеров. Если  когда-нибудь родное племя
позовет меня, я буду принадлежать ему. А сейчас Алан -- воин вашего царства.
Вы обещали мне свободу и гражданство после возвращения.
     Алан   склонил   голову,   и   Аор,  возможно,  впервые  за  много  лет
почувствовал, как волнение сжало горло. Чтобы скрыть  его, он молча нагнулся
над  маленькой шкатулкой  и,  достав  оттуда  небольшой  папирус  с  круглой
оранжевой  печатью царя  и  подписью Евкратида,  протянул  его  юноше. Алан,
многому  научившийся  за  эти  годы,  развернул  лист  и  свободно  прочитал
витиеватые строчки греческого письма:
     "Я, великий царь Греко-Бактрии, повелеваю раба и варвара  Алана считать
отныне свободным гражданином матери городов Зариаспы. Я дарю ему гражданское
имя, пусть зовется отныне: Аполонодор Артамитский и носит печать Барса".
     Выходя из дворца,  Алан остановился на его ступенях и прижался виском к
холодной  мраморной колонне...  Голова кружилась, как от  пряного,  сладкого
греческого вина --  удивительного напитка, чем-то похожего на далекую страну
-- родину Аора  и  могучего полководца  Александра. Родину  славных героев и
прекрасных богов.
     Их  мраморные изображения,  охраняя вход  во  дворец,  стояли  по бокам
колонн  и загадочно  улыбались, будто им  и в самом деле  были известны  все
человеческие  дела  и судьбы.  Ко