еще.
     -- Я слышал, ты получил рану в этом походе. Ее тоже нанесли саки?
     --  Ты  мало пьешь,  Лор! Мало пьешь и много говоришь.  Эту рану не мог
нанести мне проклятый скиф. У него не было оружия. Когда он  свалился у моих
ног, у него нашли лишь вот этот нож, им нельзя зарезать даже свиньи.
     Шатаясь,  Антимах подошел к стене и стал шарить  руками по  развешанным
там образцам трофейного оружия.
     -- Грязные гиены! Кто лазил здесь? Куда девался нож этого отродья Аида?
Эй, кто там,  я  спрашиваю,  где нож? -- он заорал  так, что поморщился даже
терпеливый Дор.
     В дверях появился дрожащий эконом.
     -- Никто не трогал оружия господина. Я сам слежу во время уборки...
     -- Замолчи, а то я перережу тебе глотку! Где нож?!
     -- Успокойся, Антимах, нож не стоит дикого крика. У меня болят уши.
     --  Где я  живу? Это мой  дом или нет? Меня могут обокрасть  и заткнуть
рот. Убирайся, скотина!
     Последняя  фраза относилась  к эконому, который все еще  стоял у двери,
униженно согнувшись.
     Дрожа  от  гнева,  Антимах вернулся  к  столу. Аор не  продолжал  своих
нападок.  Другие мысли  отвлекли  его.  Слишком много  случайных и  странных
событий произошло  за последнее время.  Разбивается и сама склеивается ваза,
изготовленная  для  индусского  царя.  Из  прекрасной коллекции драгоценного
оружия  исчезает  никому  не  нужный скифский  бронзовый  кинжал.  Чья  рука
побывала  здесь? Кто  так  неожиданно  разрушил планы  его  врагов,  вовремя
подсунув фальшивую вазу, кто и зачем? И не связаны ли как-то между собой оба
случая?
     Антимах еще долго сетовал на свою  судьбу, на нерадивых слуг  и ленивых
воинов. Только далеко  за полночь он  наконец заснул прямо на  столе  против
Дора,  уже  кликнувшего  сопровождающих его рабов. В  последний  раз  окинув
взглядом  спящего Антимаха, Дор  вдруг глубоко задумался и, придвинув к  его
плечу  масленый  светильник,  остановил  затуманившийся взгляд на  небольшой
золотой броши  в форме львиной лапы. В центре ее сверкал  небольшой алмаз. А
сбоку приклеилась мутная  капля вина. Алмаз всегда  чист и тверд. Капля вина
пьяна  и непрочна.  И так во  всем. Жизнь всегда полна  контрастов,  а люди,
окружающие его, Дора, чаше походят на темную каплю вина.
     Даже на следующий день, слушая утренний доклад эконома,  Дор все  никак
не  мог отделаться от  этой  странной  мысли. Два таких  одинаковых и  таких
разных шарика, сжатых одной золотой лапой, все еще стояли перед его глазами.
Рассеянно  слушал  он  доклад  эконома, все  еще пытаясь найти  связь  между
пропавшим кинжалом и разбитой вазой.
     -- ...Раб, названный Аланом и  подаренный  нам Антимахом, вчера вечером
напал  на стражника,  за что будет посажен в яму. Агрипон  вернул долг в 200
оболов, взятый им у нас для покупки шерсти. Цены на рис...
     -- Постой, не трещи! О каком рабе ты говоришь?
     -- Раб,  подаренный нам  Антимахом и  назначенный  нами  для  работы  в
мастерской Аполонида. Цены на рис...
     --  Да подожди ты! Объясни  толком, что случилось!  Раб  из  мастерской
скульптора? Раб, взятый в плен Антимахом?
     Выслушав  подробный  доклад  эконома  обо  всем  происшедшем,   Дор  на
мгновение задумался и вдруг, усмехнувшись про себя, кивнул эконому:
     -- Раба привести ко мне.
     При Греко-Бактрийском дворе не соблюдались  строгости этикета. В другой
провинции  царедворец  посчитал  бы оскорблением говорить с рабом, здесь  же
серые усталые глаза Дора мельком окинули  юношу, многое увидев и оценив этим
беглым взглядом знатока человеческих характеров.
     Алан держался независимо, горечь недавнего унижения и тревога за себя и
друга,  брошенного  в  подвалы  дворца,   омрачали  его  лицо,  но  он  весь
подобрался, словно готовясь к новой схватке.
     Дор заговорил  медленно и  веско,  чуть  прищурив  глаза;  -- По  нашим
законам,  раб,  поднявший руку на  свободного  человека,  карается  смертью.
Известно ли это тебе?
     -- Известно!  Но если друг  попадает в  беду, должен ли  человек помочь
ему, по вашим законам?
     Дор усмехнулся горячности и вызову, звучащим в смелом ответе.
     --  Человек --  да,  раб  --  нет. И  кроме того,  твой  друг  совершил
государственное преступление. Он не  уберег вазу, предназначенную в  подарок
чужеземному государю. Но дело не в  этом. Ты смел и силен. Кроме  того... --
Лор помедлил, невольно вспомнив лицо Антимаха, когда тот говорил о "скифском
щенке",  -- кроме того, ты, вероятно, очень "любишь" Антимаха Маракандского.
Благодаря этому стечению  обстоятельств ты сам сейчас  сможешь выбрать между
смертью и свободой.
     -- Я умею ценить свободу. Она человеку нужнее жизни.
     -- Мертвые свободнее всех нас,  и  все  же  дороже  всего  для человека
свобода  при  жизни.  Ты  видишь  это  кольцо?  Такие печатки  носят  только
свободные  граждане наших городов.  Если  ты  выполнишь  мое  поручение, это
кольцо   станет  твоим   и  раб  Алан  навсегда  превратится  в  Аполонодора
Артамитского, почетного гражданина нашего города...
     В  этот момент Алану  вновь  вспомнились родные горы. Он  сможет  стать
гражданином великой сказочной  Бактрианы... Он, ничтожный изгнанник  родного
племени!
     Но сейчас же он вспомнил крик Узмета:
     -- Прощай, Алан! еще не все потеряно, ты еще сможешь вырваться отсюда!
     Даже в последнюю минуту он думал о нем... И Алан твердо ответил:
     --  Я выполню любое поручение,  если вместе со мной получит свободу мой
друг.
     Аор поморщился.
     "Еще  не  успев  стать  свободным,  этот  раб  смеет  ставить  какие-то
условия... Впрочем, не все ли равно? Пусть только он сделает  все, что надо,
а там..."
     -- Хорошо. После того, как мое поручение будет выполнено.
     И  долго еще,  отпустив Алана, предавался Аор размышлениям. Он  думал о
том, что сегодня утром,  воспользовавшись  его разрешением, Антимах выехал в
Мараканду;  там, вдали, он скорей  решится на измену; чувствуя себя в полной
безопасности, он сможет принять индусского посла...
     Только бы принял, только бы подписал договор... Только бы не отступил в
последний момент! Антимах вполне созрел для измены. Это Аор понял совершенно
ясно  во время своего  последнего визита. Теперь пора.  Юноша, в  варварской
крови которого так много  отваги и ненависти, послужит отличным орудием, Аор
всегда  умел извлечь  пользу из столкновения двух врагов, и если один из них
был слабее, он тайно возвышал его, понимая, что только равные бойцы погибают
в поединке одинаково быстро.

ГЛАВА XI

     Из  ворот  царского  дворца галопом вылетел всадник. На  чалом  жеребце
плотно сидел  сильный,  хорошо  вооруженный человек.  Прохожие, спасаясь  от
копыт  коня, бросались к заборам, и  вслед всаднику  летели ругательства  на
многих языках и наречиях. Под сверкающим греческим шлемом с высоким грифоном
невозможно было узнать лицо преобразившегося раба.
     За   годы,  проведенные  в  неволе,  юноша  успел  забыть  свист  ветра
сумасшедшей скачки. Стук копыт и крики прохожих заставляли его лишь  сильнее
стискивать  ногами бока горячего жеребца. А вокруг  мелькали лома  и  храмы,
прекрасные дворцы  и портики. Город пестрел яркими  цветами востока. Низкие,
но  легкие  постройки,  напоминающие порой каменное  кружево, соперничали со
строгим  стилем  греческих  пилонов;  яркие  восточные  халаты  и  шелковые,
приглушенных тонов, хитоны, смешавшись, заполнили улицы. Жеребей Алана легко
обогнал  роскошную  колесницу,  запряженную парой  лошадей.  Высокие  колеса
горели  начищенной  бронзой оковки. Утопая в облаке полупрозрачного шелка, в
колеснице  небрежно  возлежала  красивая женщина.  Неожиданно она  повернула
голову  и  ласково улыбнулась одними  глазами. На секунду  жеребей  сбился с
четкого  галопа,  словно  и  ему  передалось  волнение всадника.  Долго  еще
задумавшийся Алан не замечал ничего вокруг.
     Окрик  стражи  у городских ворот заставил его  очнуться.  Двое  воинов,
изнуренные  жарой в своих тяжелых доспехах,  сомкнули скрещенные копья перед
мордой коня. Один из воинов протянул  всаднику дощечку с толстым слоем сырой
глины. Алан снял защитную рукавицу из бычьей  кожи и прижал к глине кольцо с
печаткой, полученное от Дора. На  сероватой поверхности застыло изогнувшееся
тело барса. Один  взгляд на  этот  оттиск, точно по волшебству, согнал с лиц
воинов  сонливость  и лень. С лихорадочной поспешностью трижды  отсалютовали
они вслед посланцу всемогущего Дора.

     * * *

     Толстые кирпичные стены города давно остались позади, караванная тропа,
извиваясь  между  холмами пригорода, казалась бесконечной. Тут и там с обеих
сторон мелькали  полосы  земли, расчерченные на квадраты узкими  арыками. На
них  то  и  дело  можно  было  заметить согнутые, высушенные солнцем фигурки
людей.  Город был окружен огромным цветущим оазисом  орошаемой  земли. Почти
вся она принадлежала  членам городской храмовой  общины. Знатные горожане, в
большинстве своем потомки Искандера-Зюль-Карнайи*, [Восточное имя Александра
Македонского.] как  они  пышно  именовали  себя, сдавали  землю по  частям в
аренду местному населению, которое платило еще налоги царю и храмам. С  утра
до  вечера  под  обжигающим  солнцем  Бактрии  трудились  согбенные  фигуры.
Неуплативший ренту  или налог, немедленно продавался в  рабство. Однако даже
рабу у хорошего хозяина жилось лучше, чем этим несчастным.
     Поля вскоре кончились, и  тропа  увела  всадника  в бесконечное  марево
знойных  песков пустыни. До  Мараканды,  где  ему  предстояло встретиться  с
людьми Дора, было несколько томительных дней пути.
     Мипоксай  уже ничего не ждал. Последнее  свидание с другом и бесплодное
ожидание  окончательно  убедили  его в  том, что никто уже  не  в  силах ему
помочь.
     Во время переезда в  Мараканду весь  двор сопровождал Антимаха.  Обоз с
домашней утварью и провизией  двигался очень  медленно.  Тяжело  нагруженные
мулы едва переставляли  ноги. Антимах с  дружиной выехал на день раньше, и с
обозом осталось только несколько охранников.
     Совсем недавно Антимах приобрел  на базаре  новую партию рабов,  взамен
погибших во  время бегства. Мипоксай чувствовал себя среди  них чужим. Уныло
скрипели колеса  телеги, и  он  брел за  ней  следом  в  обшей  толпе рабов.
Начальник  охраны не  разрешил заковать их. Он был уверен -- даже у варваров
хватит  ума воздержаться от побега  в пустыне, где  нет воды и  пиши. Только
один  раб внушал ему некоторое беспокойство, и  он  не сводил  с  него глаз.
Широкий  в  плечах, с угрюмо опушенной головой  быка  -- такие  упрямо  идут
напролом, пока не сломают шею. До  сих пор неясно,  какую роль  играл он  во
время побега. Почему один остался в сарае? Начальник охраны поправил лук  за
спиной.  Его стрелы на  лету пробивают ласточек. Колчан полон.  Пусть только
попробует  затеять  смуту.  Иногда рабы  в  дороге набрасывались  на охрану,
захватывали обозы  и потом целыми  шайками  скитались по дорогам Бактрии. Их
безжалостно  истребляли  всеми  возможными  способами, и  все  же  шайки  не
переводились.
     Заночевали  прямо в пустыне, около дороги.  Рабы спали  между телегами.
Двое  жгли костры, и  вокруг спящих все  время ходила стража.  Воины  охраны
раскинули в стороне шатры. Все  уснули,  кроме дозорных и  Мипоксая. Тяжелые
мысли  мучили юношу. Нужно  решаться,  больше нечего  ждать. Завтра ночью он
сбежит. Алан навсегда останется в этой проклятой стране,  он уже выбрал свой
путь.
     Может  быть,  оттого, что  погас угловой костер или просто взошла луна,
Мипоксаю показалось, что  из  палатки  начальника охраны кто-то вышел.  Была
глубокая ночь. Смутная тень всадника отделилась от палатки и стала удаляться
в пустыню, прочь от дороги.
     Недалеко от лагеря всадник остановился и теперь чего-то ждал.
     Прогулка в пустыне ночью, да еще в одиночестве? Мипоксай слишком хорошо
изучил обычаи изнеженных, малоподвижных греков, чтобы поверить этому. Каждое
самое маленькое событие может помочь ему, может оказаться полезным. Кто этот
человек?  Что  за  дела  у  него  в ночной пустыне?  Необходимо узнать  это.
Мипоксай решительно поднялся и подошел к костру. Около огня  грелся  озябший
грек. Он должен был охранять рабов в первую половину ночи. Мипоксай попросил
разрешения отойти. Охранник окинул его пытливым взглядом, проверяя, не несет
ли  раб  украденную воду  и  пишу, необходимые для побега. Но, кроме  жалких
лохмотьев,  едва прикрывающих тело,  ничего не было  у Мипоксая. Воин махнул
рукой.
     -- Иди.
     Выйдя   из   освещенного   круга,   Мипоксай   пригнулся  и   короткими
стремительными  перебежками стал приближаться к  смутной фигуре стоявшего на
месте всадника.
     Подобравшись ближе, Мипоксай узнал начальника охраны -- приближенного и
друга Антимаха. Юноша  притаился за барханом и стал  ждать, сдерживая гулкие
удары сердца. У  него  совсем  мало времени.  Если  тот, кого ждет грек,  не
придет  сейчас же, замысел Мипоксая  обернется против него самого,  дежурный
охранник, не дождавшись его возвращения, поднимет тревогу.
     Минула минута... другая. Все было тихо.  Прошло еще несколько минут. По
расчетам  Мипоксая, его  время уже истекло. По-прежнему притаившись, молчала
пустыня. Ну что ж, тем лучше, он будет лежать здесь  хоть до рассвета; ночью
среди барханов не так-то легко найти человека. Однако что это?
     Мягкое  цоканье копыт нарушило тишину. Неподвижно  сидевший  на  лошади
грек   встрепенулся  и   поехал  навстречу  другому  всаднику,  словно  тень
возникшему  из ночной пустыни. Мипоксай осторожно  подполз ближе, теперь  он
мог отчетливо слышать весь разговор.
     --  Послезавтра в Мараканду прибывает индусский посол.  Антимах  послал
меня предупредить. Охрана  места поручена тебе. Встреча за городом у старого
храма  Кибелы.  Время и  пароль  узнаешь завтра. А пока отбери десяток самых
надежных  людей  и  подготовь  все. Займись  этим  сразу,  как  прибудешь  в
Мараканду. К  вечеру все  должно быть готово. Будь осторожен, Местон, шпионы
Лора всюду, никому не сносить головы в случае чего...
     --  Понимаю.  Проклятая служба!  --  Звучный плевок  как  бы подтвердил
сказанное.
     -- Ну, прощай. Мне пора возвращаться в Бактру. Нужно встречать гостей.
     -- Прощай.
     Всадники разъехались.  Таинственный  ночной визитер  повернул обратно к
Бактре, а Местон направился к спящему лагерю.  Мипоксай,  не пропустивший ни
слова из  их разговора,  остался лежать на песке. Ему  стала известна тайна,
значение  которой трудно  даже  оценить. Через два дня  будет  поздно. Нужно
предпринимать что-то немедленно. Бежать  обратно в Бактру? Но до нее слишком
далеко. Вернуться, дать увести себя  в Мараканду, а там разыскать людей Аора
и выдать им тайну врага в обмен на  свободу? Но разве сможет он разыскать их
в чужом городе? Что же делать?
     Прежде  чем  он  успел  принять  какое-то  решение, со  стороны  лагеря
послышался подозрительный шорох.
     Увидев подбиравшихся к нему со всех сторон людей, Мипоксай побежал,  но
ноги вязли в песке.
     Внезапно  из-за  соседнего  бархана на него  кинулись  сразу  несколько
человек,  заломили  и связали за спиной  руки.  Тот самый воин, что отпустил
его, несколько раз с размаху ударил по лицу, не снимая кожаной перчатки.
     Окровавленного  юношу  бросили  в  телегу  и,  как  только  въехали,  в
Мараканду, спустили в глубокий колодец в  конце двора Антимаха. Над колодцем
поставили стражу. Видимо, начальник охраны  заподозрил в ночной отлучке раба
что-то недоброе.  Рук ему так и  не развязали. Все тело  ломило  от  режущей
боли.  Несмотря  на  большую   глубину,  в  колодце   было  сухо  и   душно.
Отвратительные гады шевелились в его  сыпучих стенах, роясь в песчинках. Вот
мохнатая   желтая   и   жирная   фаланга   высунула   голову   с    четырьмя
челюстями-клювами.  Мипоксай поежился  от отвращения.  Настала  ночь.  Потом
день. Остался еще один. Скоро тайна перестанет существовать. А его, наверно,
убьют. Последний день, когда Мипоксай  еще мог  на что-то надеяться, тянулся
бесконечно долго.
     Корегарда встретила Алана неприветливо. Стража у городских ворот  долго
и  недовольно  разглядывала   его   печатку   и   дорожный  папирус.   Сразу
чувствовалось, что в этом городе правил другой человек. Власть Аора осталась
в Бактре. Все же его впустили. Вскоре Алан заметил следившего за ним шпиона.
Пришлось оставить коня во дворе караван-сарая. Он долго бродил по запутанным
улицам чужого  города.  Заметал следы, старался избавиться  от  непрошенного
спутника.
     Наконец Алан  понял, что это ему  удалось, и почти  сразу почувствовал,
что  заблудился.  Если  он  не  найдет  нужной  улицы,  придется  спрашивать
кого-нибудь, но любой житель может оказаться шпионом Антимаха.
     Антимах стал  для  него воплощением  всех зол. Он  лишил  его  свободы,
превратил в раба. И все внутри юноши закипало от ярости, едва Алан вспоминал
это имя. Наконец он может отомстить Антимаху и за себя, и за Мипоксая.
     Город смеялся  в  лицо  юноше  чужими  молчаливыми  зданиями. Вот из-за
толстой ребристой колонны  на  секунду появилось знакомое лицо. Появилось  и
тут же исчезло. Значит, шпион оказался хитрее его.  Ну что ж, у него-то он и
получит  нужные  сведения.  По крайней  мере,  здесь  он  будет знать, с кем
говорит.  Алан быстро прошел пустую в этот поздний час  улицу, резко свернул
за  угол.  Притаился за  широким пьедесталом статуи  какого-то  бога.  Ждать
пришлось недолго. Вскоре знакомая фигура долговязого шпиона вынырнула в двух
шагах от него.  Пустынная улица  помогла Алану  завершить  начатое. Холодное
лезвие ножа упиралось в затылок лежащего на земле человека.
     -- Ну, говори, собака, кто послал тебя следить за мной?
     -- Убери нож! --  Властный  окрик шпиона озадачил Алана. Человеку в его
положении не  следовало так кричать.  Алан  слегка  ослабил  нажим, и  шпион
протянул  ему  руку.  На   перстне   извивался  тайный   знак  Дора.  Вконец
растерявшись, юноша помог подняться с земли человеку, на которого только что
напал.  Он еще  не  знал,  что власть, построенная  на  обмане  и  хитрости,
нуждается в недоверии, даже в отношении к преданным слугам и лучшим друзьям.
Шпионы  и осведомители Аора заполнили всю страну, следили за всем и особенно
тщательно друг за  другом.  Как-то раз  на дружеском приеме великий  политик
грустно пошутил:
     -- Я не уверен, что мои люди не следят за мной.
     Длинный худой человек отряхнул халат, метнул  на  Алана злобный взгляд,
но, видимо, вспомнив о чем-то, заговорил примирительным тоном:
     -- Ты оказался  хитрее. Это  маленькое событие  останется  между  нами.
Взамен обещаю не говорить о твоих довольно странных скитаниях по городу.
     Только  теперь  Алан, наконец,  понял, что произошло.  Он побледнел  от
гнева, и шпион невольно попятился, увидев его лицо:
     -- Убирайся прочь, грязный шакал. Ну!
     Алан приподнял кинжал, и шпион сразу же отскочил на несколько шагов.
     -- Да ты что, взбесился? Знака не видел?!
     -- Пошел прочь, собачье отродье, попадешься мне еще раз, не спасут тебя
никакие знаки!
     Шпион  ушел, бормоча вполголоса угрозы  и  проклятья. еще часа два Алан
скитался по  городу и  наконец принял решение. Он выбрал богатый, украшенный
резным мрамором  дом и смело  постучал в решетчатую калитку ограды.  На стук
никто не ответил. Он постучал сильнее. Не оглядываясь, знал, что шпион стоит
за ближайшим  углом, переполненный жаждой  мести.  Если этот дом принадлежит
людям  Антимаха,  его могут  схватить еще до выполнения  задания. Эта  мысль
почему-то вызвала лишь  усмешку. Невелика честь выполнять  задание человека,
пославшего за тобой шпиона.
     Наконец во  дворе  дома  послышались  шаги нескольких человек.  Калитка
открылась. Пожилой обрюзгший  грек, закутанный в  теплый хитон,  внимательно
осмотрел  Алана. Хозяина сопровождали  два  воина  с факелами  и обнаженными
мечами. Ночной гость в т