Евгений Гуляковский
   Украденный залог

---------------------------------------------------------------
     Файл из Электрической библиотеки -- http://www.electrolib.ru/
     OCR & spellcheck -- Алексей Алексеевич (alexeevych@mail.ru)
---------------------------------------------------------------

     Гуляковский Е.Я.
     А  94 Последний  мираж: Роман, повесть, рассказы -- М.: Вече, 2002.  --
384 с. ("Параллельный мир")
     ББК 84 Р7
     ISBN 5-94538-086-5

     В  новую  книгу классика отечественной  фантастики вошли  произведения,
демонстрирующие всю широту спектра сегодняшней НФ: оригинальные научные идеи
и восточные легенды, альтернативная история и космический боевик. Объединяет
их мастерство исполнения, давно ставшее  визитной карточкой Е. Гуляковского,
привлекающее к его творчеству многочисленных читателей.


ПРОЛОГ

     -- Зачем человеку мужество, если он все равно умрет?
     Алексей грустно усмехнулся. Много дней их маленькая  экспедиция провела
в пустыне среди  тарыков,  в  желтом и едком  песке. Люди устали.  В трудные
минуты  они  начинают задавать  себе и  другим вопросы. На этот  раз  первой
начала  та, которую  он  любил. Вот  она сидит рядом. Равнодушная, с пустыми
глазами.  Такие  глаза  бывают у человека, когда  пустыня оказалась сильнее.
Волосы посерели  от пыли. Никто  не умывался  третьи сутки. Наверно, ей  уже
хочется  пить,  но  она  не  говорит  об  этом.  Она  спрашивает, что  такое
мужество... Наверно,  нужно остановить машину, успокоить ее,  чем-то утешить
или накричать, нагрубить. Вместо этого он начинает  объяснять ей,  что такое
мужество.
     В   неподходящей   обстановке   высокопарные  слова   звучат  нелепо  и
наполняются от этого непонятной значительностью.
     --  Мужество  не умирает вместе  с  человеком,  оно  остается  жить для
других.
     -- Может быть, и любовь остается другим?
     -- Может быть.
     И  снова молчат.  Сорок километров в жару.  Потом  остановка.  На шесть
часов, не больше, она, наверно, не захочет даже умыться.
     Когда  машина остановилась, Алексей узнал знакомое место. Здесь они уже
были.  Под  песчаной  грядой погребена  разрушенная стена  древнего  города.
Города давно нет, а стена осталась.
     Наверно, Таня думала о том же.  Она вышла из машины и долго смотрела на
стену.
     -- Это Бактра. Я знаю.  Великий  полководец  Аполонодор Артамитский две
тысячи лет тому  назад  разгромил здесь индусов. Говорят, он был чужеземцем.
Рабом и скифом. Ты тоже был скифом. Таких, как ты, греки называли варварами.
     Он знает, откуда у нее  эти точные  сведения.  Человек, от которого она
уехала с ним, был кандидатом каких-то очень древних наук.
     Разбили  палатки.  Когда стемнело, из корней саксаула  рабочие  сложили
костер.  Красные  отблески  ложились  на  старые  стены.  Казалось,  большие
мохнатые  тени ворочаются среди  них и живут отдельной, непонятной для людей
жизнью.
     --  Если  ты прав, то мужество  этих  людей, --  она кивнула на остатки
стен, -- все хорошее и светлое, что было у них, должно быть с нами. Где оно?
     -- Оно с нами.
     -- Я его не вижу.
     -- Мы не видели, как загорелись звезды, тем не менее  они  светят. Люди
не уходят бесследно, все лучшее остается с другими.
     -- Ты умеешь красиво придумывать. Однако умирает все. Даже любовь...
     Когда  Таня уснула, он  ушел из лагеря и  остановился  у  древних стен.
Никто не сможет ему помочь, и уж, во всяком случае, не те, кто жил здесь две
тысячи  лет  тому  назад. Менее всего они могли  помочь ему... Любил ли тот,
кого звали Аполонодор Артамитский?  Каким он  был человеком? И какое ему  до
этого дело?  Что он оставил ему?  Ему,  Алексею Петровичу Ветровскому, и что
останется  от него, если он  умрет? Что останется от всей его жизни, от  его
любви?
     Много  вопросов  бродило в эту  ночь  в  голове Алексея.  Вопросов,  на
которые люди обычно не получают ответа. Но случилось так, что на один из них
ответ был найден...
     История эта началась две тысячи лет тому назад на далеком и диком тогда
Урале.

ГЛАВА I

     Пепельно-серая кошка втиснула свое гибкое тело в узкую расселину скалы.
В желтых глазах таились  злоба и боль. Много дней шло по ее следу непонятное
двуногое существо. Трижды, сделав охотничий круг, залегала  она на его пути.
И трижды  короткие острые  палки вонзались в  ее  тело,  не  давали  сделать
последний прыжок. Страх и боль перед непонятной силой врага  гнали ее прочь.
Сейчас путь врага лежал ниже, в лощине. Низовой ветер нес чужой раздражающий
запах... И голод победил страх...
     Прямо под  расселиной, где  притаился  барс, из-за  зазубренного  ребра
скалы показалась фигурка  мальчика... Он шел на коротких и широких дощечках,
обернутых мехом куницы. Руки  точно  срослись с  большим  серповидным луком.
Мягкий  снег  легко держал  на  себе  щупленькое тело, укутанное в свободную
меховую  куртку.  Мальчик  шел  медленно,  но  это  была уже не  обостренная
осторожность  охотника.  В  раскачивающейся  походке  чувствовалась глубокая
усталость. еще немного -- и он упадет в снег. Слезы наворачиваются на  глаза
и тут же стынут на колючем ветру.
     Многодневный  блеск  снега  притупил   зрение...  Мальчик  не  замечает
грязно-серого пятна там, наверху,  над  своей головой...  Злобное,  короткое
рычание  заставляет его  рвануться  в  сторону.  Но уже  поздно. Туша  зверя
наваливается  на  плечи, опрокидывает навзничь, рот забивает жесткая вонючая
шерсть.
     От первого удара  стальных когтей спасла толстая куртка, клочья которой
полетели  в  разные стороны.  Челюсти  барса  лязгнули  у  самого  горла.  В
короткое, как  вспышка молнии, мгновение мальчик вспомнил правила рукопашной
борьбы со зверем, те правила, которым так долго учил его старый Хонг.
     Выгнувшись дугой, он втиснулся между лапами зверя, левой рукой вцепился
в  хребет,  а затылком  уперся  в  нижнюю  челюсть, изо  всех сил  парализуя
движения врага.  Барс сильно  ослабел  от  ран  и потери  крови.  Но  все же
крючковатые когти передних лап вонзились в спину мальчика. Боль заволакивала
глаза  маленького  охотника, сознание мутилось,  а правая  рука, прижатая  к
боку, никак не  могла  нащупать  рукоять ножа... Зверь рванулся в сторону и,
освободив  голову, оскалил пасть. Желтые глаза,  грозя  смертью, заглянули в
лицо  человеку.  И  тот, словно  принимая вызов,  в какую-то  долю мгновения
собрав остатки сил, ударил зверя ногами в живот и освободил правую руку.
     Сверкнул  тяжелый бронзовый нож. В ответ раздался хриплый рев. Слившись
в единый ком, облепленный алым  снегом, враги покатились к подножию сосны  и
там затихли. На  том месте,  где  остались  следы борьбы, среди ярких  пятен
крови золотистой полоской блестел выпавший из рук охотника кинжал...
     Молчала  вековая тайга. Сосны, точно судьи, оценивая поединок, легонько
качали лохматыми ветками. А кругом на десятки дней пути плыли синие морозные
туманы и возносили в небо свои вершины непроходимые титаны гор.
     Лесной волк,  привлеченный запахом  крови,  свернул с  оленьей  тропы и
короткой мягкой рысцой выбежал на поляну. Алый  ком настораживал его. Он шел
все медленнее, высоко задрав морду и принюхиваясь, но вдруг  сквозь приятный
запах кровавой  пиши  почуял  лесного  разбойника барса  и трусливо бросился
прочь.
     Неумолимая  тайга равнодушно молчала, сила была ее законом. Только сила
побеждала здесь, только она имела право есть, жить. Знал ли этот беспощадный
закон  маленький человек, лежащий там, внизу?  Мороз  все  прочнее  связывал
ледяными путами двух врагов.  Мертвый зверь сделал свое,  остальное довершит
тайга.
     Но человек хотел жить. И поединок продолжался. Может  быть, то,  что он
делал сейчас, было труднее победы над барсом! Но неужели он не понимает, что
ему нет спасения?
     Юный  охотник хорошо  знал  законы тайги. Да  только,  видно, много еще
молодых сил жизни было в искалеченном маленьком теле. И человек призвал себе
на помощь  новую,  враждебную тайге, силу.  Под  сосной  запылал огонь. Семь
солнц неподвижно лежал мальчик на шкуре врага, вместе  с его кровью и мясом,
вливая в себя  новые силы. Из маленького кожаного мешочка он достал душистые
травы,  смешал  их со слюной барса и  приложил к  своим ранам. Так  учил его
мудрый  Хонг. Как  только  вставало солнце,  этой  смесью он  снова и  снова
смазывал  раны,  шепча  заклинания и  молитвы.  И бог  леса, великий  Шамши,
сжалился над  маленьким охотником.  На  восьмое солнце,  совершив  привычный
обряд, он почувствовал, что снова может ходить.
     Первые шаги делал осторожно, с  трудом, словно  проверяя  себя.  И лишь
теперь обнаружил, что  в  кожаной петле на  поясе  нет  ножа.  Потеря сильно
огорчила его.  Он  обыскал  всю  поляну,  изрытую  схваткой  со  зверем,  --
напрасно. Нож, наверно,  провалился в рыхлый  снег, разве  его найдешь...  И
лишь при взгляде на скорченную тушу мертвого барса он утешился: такая победа
стоила потерянного ножа  --  он сможет  купить  у купцов новый. Хватит  и на
наконечники для стрел.
     За клыки барса купцы дадут не меньше десятка желтых янтарных шариков. В
день праздника он подарит их  Инге. При мысли об  Инге Алан  смутился.  Что,
если  она  и не захочет  принять подарок? Девушка  смеялась над  ним,  когда
вместе  с  другими  мальчиками  племени  Алан  собирался  на  первую  охоту.
Говорила, что он принесет шкуру зайца.
     Шкуру зайца? Зверь, которого он убил, не похож на зайца.
     На следующее утро маленькая фигурка вновь  брела по тайге.  Алан  часто
останавливался, чтобы  подкрепиться  мясом  барса,  жестким  и  невкусным. С
каждым солнцем он уходил все дальше из таежного плена -- к людям, к жизни. И
чем ближе  подходил  к  стоянке  племени,  тем сильнее чувствовал радость  и
гордость, ту самую, что столько дней гнала его по следу могучего зверя.
     Мальчик  уже видел  праздничные  костры, старейшин племени. Он войдет в
круг спокойной,  медленной  походкой. Настоящий  охотник  и воин  не  должен
делать  лишних движений.  Медленно  развернет большой  тяжелый  сверток, что
сейчас  лежит в его охотничьей  сумке. При  виде шкуры, наверно, даже старый
Хонг поднимется со  своего  места. "Убивший барса  один  на  один становится
великим воином, ярость и  сила зверя останутся с ним и приумножат  его силы"
-- так  говорил Хонг. Никогда еще в день посвящения молодой охотник не дарил
племени шкуру  такого  зверя. Старый Хонг  сможет по праву  гордиться  своим
учеником.
     И тут неожиданная мысль приходит в голову маленькому охотнику.
     Что,  если  никому не  сказать про победу? Спрятать  шкуру и молчать до
самого дня посвящения? Тогда все удивятся еще сильнее. Он так и сделает, про
шрамы скажет, что упал со скалы,  а шкуру спрячет. Молодой воин не знал еще,
как опасно шутить с судьбой.

     * * *

     Нерадостно  было  в  стойбище охотничьего племени Горных Барсов. Старый
Хонг сидел в своей  темной землянке и угрюмо смотрел в огонь. Не вернулся  с
охоты его любимый ученик. Трижды вопрошал  Хонг богов о  его судьбе, но боги
молчали.  Они гневались  на  племя, видно, мало жертв  приносили им. И  кара
богов тяжела. Хонг пытался собрать разбегающиеся мысли.
     Сегодня совет старейшин многое должен  решить.  Прибыли послы от самого
великого Скилура*. [Скилур -- скифский царь, II век до н.э.]
     Послы  говорят о войне с  греками. Если опять будет война, племя сильно
ослабеет... Воины поговаривают даже о том, чтобы идти под Скилура. Нужно  ли
это  сейчас?  Мысли, совершив привычный круг,  в который  раз возвращались к
Алану. Все сроки давно  минули, а  мальчика все нет. Законы племени  суровы.
Алану еще только четырнадцать зим, но он должен принести залог, стать воином
или  погибнуть.  Так  было  всегда.   Он  сильнее  и  смышленее  всех  своих
сверстников. Однако они вернулись, а его нет. Неужели случилось несчастье?
     Хонг слышит легкий звон бронзы у своей землянки.
     Это зовут  его. Никто, кроме него, не смеет входить  сюда, в  святилище
богов. Вот они стоят у очага, равнодушные черные идолы. Стоят и молчат.
     Старый  Хонг  бросает на них последний укоризненный взгляд и выходит на
свет. У порога землянки, скромно потупив глаза, стоит Герат, друг Алана.
     Герат молчит  и  ждет вопроса.  Так и положено  держать себя со старшим
молодому охотнику, еще не ставшему воином.
     -- Ну, что тебе? -- наконец сурово спрашивает Хонг.
     --  Разреши, Мудрейший, отправиться за зверем  в лощину Лося. Мы пойдем
вместе с Ингой.
     Суровая складка между бровей Хонга расходится. В лощину Лося ушел Алан.
Вот  уже семнадцать солнц,  как  нет его.  Друзья  тревожатся... И  хотя  по
законам  племени не полагается помогать  охотнику, ушедшему  добывать залог,
Хонг, махнув рукой, скрывается в землянке и уже с порога сурово бросает:
     -- Идите.
     Несчастье  подстерегло  Алана  на последнем переходе.  Он спрятал шкуру
барса в дупле гнилой березы и уже подходил к стойбищу. Юноша предвкушал, как
в торжественный день  посвящения достанет  из тайника шкуру барса и спокойно
развернет ее у костра совета, как радостно склонятся над ней  его  учителя и
товарищи.
     Неожиданно  ровный  снежный  наст  проломился   под   ним,  и   мальчик
почувствовал,  что куда-то  проваливается. От  удара  он потерял сознание, а
когда пришел в себя,  с  ужасом  увидел,  что  гладкие ледяные стены оленьей
западни закрыли от него весь мир.
     Кто и  когда вырыл эту яму на охотничьей тропе? Но что толку спрашивать
себя  об  этом  сейчас?  Тайга торжествовала. Она  зло посмеялась  над своим
пленником,  приготовила победителю барса жалкую  и  бессмысленную смерть. На
гладком дне ямы -- ни единой веточки. Изодранная  одежда не сохраняла больше
тепла, теплая шкура  зверя оставалась в дупле березы, напрасно ожидая своего
хозяина. А  там, наверху, надвигалась ночь. Бесконечная таежная зимняя ночь.
И  не  осталось  сил  обдирая  ладони  карабкаться вверх по гладким отвесным
стенам западни.
     В эту ночь  он уйдет в царство  мертвых... У него ничего нет для  этого
пути. Добрые предки  не  будут оберегать  его, мудрый  Хонг  не отгонит злых
духов... Племя никогда не узнает о его победе и гибели. Эта западня никем не
проверяется, только  теперь  заметил он  полусгнившие кости  зверей  в толще
льда, покрывавшего дно ямы. Он сбился с пути.
     Вблизи  стойбища  Алан знал  каждую  тропу.  Но  в  последние  дни  его
невероятно трудного пути так болела голова, что  он плохо помнил, где шел, и
угодил в  старую  заброшенную  ловушку.  Ему  стало  жаль  себя.  Узнает  ли
когда-нибудь Инга, что с ним случилось? А если бы  и узнала? Племя не  любит
неловких и неудачников. Инга первая посмеется над ним.
     Мысли от холода  начали  путаться. Тогда  Алан  привстал  и  попробовал
ползти вдоль стенок.  Резкая боль заставила его снова без сил  опуститься на
дно ямы.  Зачем цепляться за жизнь, когда выхода нет. Он мужественно уйдет в
царство мертвых, как подобает охотнику и воину. Все же он  стал воином, хоть
об этом и не узнает племя.
     Алан повернулся на  спину, вытянулся  и, сложив руки  на  груди замком,
чтобы  после смерти  злые духи  не смогли забраться в  него, стал смотреть в
пустое черное  небо. Казалось, оно опускается все ниже  и ниже, на самое дно
ямы.
     Когда он  очнулся, вместо черного пустого  неба  над  головой  оказался
знакомый закопченный  потолок  и где-то сбоку лицо Инги, почему-то совсем не
насмешливое. Она положила руку ему на лоб и тихо сказала кому-то:
     -- Проснулся уже.
     Алан  хотел вскочить, но  крепкие руки мягко  удержали его за плечи,  а
голос Герата прозвучал тихо, но строго:
     -- Лежи, Алан. Тебе нельзя вставать.
     Мальчик  долго ничего  не  мог  понять. Вместо холода ледяной западни в
хижину врывался  солнечный  весенний ветер. Он  нес с собой  смех,  бодрящие
запахи  веселья  и  здоровья.  Алан окончательно  проснулся  и  почувствовал
сильный голод.
     Позже Алан узнал, как Герат  и Инга нашли его след, а потом отыскали  и
его  самого,  без сознания  лежащего на дне заброшенной ловушки. Ослабев  от
ран, он перепутал дорогу и вместо охотничьей тропы попал на оленью.
     Никогда раньше Алан не  думал,  что окружающие так любят его.  Никто не
спрашивал, что с  ним случилось, не напоминало  готовящемся празднестве. Все
были веселы и ласковы с ним. Но он тяготился вынужденным бездельем.
     Наконец настал  долгожданный день, когда  Алан впервые вышел из хижины.
Был вечер. Такой, какой бывает только в весенней тайге,  когда пряные запахи
волнуют кровь, а в зеленых пахучих лапах елей пируют лесные боги.
     Стойбище лежало на берегу  большого озера. Над водой поднимался  легкий
прозрачный туман.
     Мальчик долго стоял  неподвижно. Смотрел  на знакомый  берег и не видел
его...
     Далеко  за озером  высились  неясно  синевшие  горы. Теплые ветры несли
оттуда дыхание весны.
     Что там, за этими  высокими горами?  Мудрый Хонг рассказывал,  что  там
жили  другие скифские  племена --  их могучие  друзья и соседи. А еще дальше
лежала  громадная  сказочная  страна.  О  ней  Хонг рассказывал  неохотно...
Называлась   она    певуче   и   странно:   Бактриана...*    [Бактриана   --
Греко-Бактрийское царство -- эллинистическое государство, находившееся южнее
Сырдарьи.]
     Говорят,  в  ней живут  крылатые грифоны  и диковинное существо Феникс.
Скифские  купцы  из  южных  племен  привезли  оттуда  странную  человеческую
фигурку, вырезанную из  кости. Они рассказывали легенды о великих  мастерах,
вырезающих из камня и кости человеческие фигуры так искусно,  что  они потом
оживали, охотились, как все люди, и работали, но  никогда  не умирали.  Хонг
запретил  смотреть  на эту фигурку, это, говорил  он, большой  грех.  Делать
можно только изображения зверей. На того,  кто дерзнет изображать  человека,
обрушится гнев богов.
     Фигурку  сожгли на костре.  Алан почему-то все  никак не может забыть о
ней. Белая и блестящая, она была так не похожа на черных закопченных идолов,
которых  он  еще мальчишкой, дрожа от  страха, тайком  разглядывал  в хижине
Хонга. Алан и  сам умел вырезать  фигурки зверей, они выходили очень похоже,
совсем как живые...
     Вот и сейчас он подобрал с  земли осколок кремня и  в задумчивости стал
водить  им  по мягкой поверхности  глыбы  известняка.  Под  рукой  возникали
черточки,  штрихи...  прерывались,  сливались  вместе,  рождали  линию... На
секунду мальчик  опустил руку, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя. И
вновь услышал рычание таежного зверя, увидел, как последний раз  дернулись и
застыли  лапы,  как вытянулось  и обвисло  под ударами ножа могучее,  гибкое
тело... Только об этом никто не должен знать, никто!
     Завтра  день посвящения.  Вот тогда! А  рука  с  обломком кремня  вновь
забегала  по  камню. И удивленный Алан вдруг  увидел  перед  собой  на камне
изображение картины, завладевшей его сознанием.
     Четкие контуры грозного  и  бессильного  зверя заставили удовлетворенно
улыбнуться Алана. И, отдавшись порыву, внутренне сжавшись от страха, он  дал
волю резцу...
     Вот,  опираясь  коленом   о  поверженного  зверя,  на  камне  возникает
маленькая  фигурка   человека...  Алан   уловил  легкий  шорох  и  испуганно
вскрикнул. Он быстро  обернулся и прижался к камню, спиной закрывая рисунок.
Из-за поворота тропинки показалась Инга и остановилась,  лукаво  наблюдая за
ним своими  черными  глазами. Он  долго  и как-то  странно смотрел на нее. И
вдруг,  решившись,   отодвинулся   в  сторону,  открывая   рисунок.   Словно
испугавшись того, что увидела, Инга крикнула, убегая:
     -- Иди, тебя зовет Хонг!
     Алан  поспешно стирает  рисунок и спускается к озеру. Воины тушат сеть,
Алану   хочется  посмотреть  улов,  но  задерживаться  нельзя,  когда  зовет
Мудрейший.  Вот и  его жилище.  Хонг  в  светлом халате,  искусно выделанном
мастерами из южных племен, на п