ли,-  хриплым и  низким голосом  проговорила Вера. - Господи,
как влипли...
    - Ты хорошо плаваешь?
    - А какой смысл? - Веру передернуло.
    - Я  тебя спросил  о чем-то,-  напомнил Питер.  Раскорячив ноги, он
пытался привстать, пристально вглядываясь во что-то впереди.
    - Наверно, плаваю... Меня когда-то папа учил - там еще, на Земле...
Море помню, ласты...
    - В  километре от  берега  есть  островок,  его  отсюда  не  видно.
Крохотный такой, низкий; когда сильные дожди, его вообще затапливает. По
идее, сейчас он прямо по курсу. Если нас опрокинет, бери на палец правее
башни и жми что есть силы.
    - Ничего другого нельзя сделать? - спросила Вера.
    Питер дернул щекой.
    - Драться можно. Или молиться. Ни то, ни другое не поможет.
    - А плыть - поможет?
    - Слон не кинется на всех сразу,- сказал Питер. - Возможно, один из
нас имеет шанс.
    Вера покачала головой:
    - Холодно, ногу сведет. И я вообще так не хочу.
    - Дура!  - тонким  голосом крикнул  Йорис и  всхлипнул. - А он тебя
спросит, хочешь ты или нет?
    - Сам дурак! Трус!
    - Тише, вы... Жить надоело?
    - Дура конопатая!
    - Трус! Трус! Проверь - штаны сухие?
    - Тихо, я сказал!
    - Бей!..
    Лодка  накренилась   рывком  -   слон  атаковал   снизу.   Большое,
нечеловеческое, прозрачное,  скрывающее в себе серые, как пищевая паста,
мутные комки,  ворочалось под килем, пучилось, выдавливая лодку из воды.
Потеряв равновесие,  коротко вскрикнула  Вера,  ударившаяся  о  шпангоут
больной рукой.  Взвизгнул Йорис.  Опасно перегнувшись  через борт, Питер
пырнул пикой  взбаламученную воду  - раз,  другой...  На  третьем  ударе
рвануло так, что пику едва не выдернуло из рук, но слон все же отступил,
ушел на  дно, лишь  вода рябила и пузырилась там, где он погрузился - на
целую минуту, а если очень повезет, то и на две.
    - Весло!.. - скомандовал Питер.

                                   21
    - Потри-ка мне спину,- сказал Илья.
    Дэйв шлепнул его мочалкой по спине и начал тереть.
    - Легче! Легче! Озверел?
    Дэйв выругался.
    - Хорош  банный день,- сказал Маркус. - Мыла нет, горячей воды нет.
Песочком потереть кого-нибудь?
    Людвиг опрокинул на себя ушат воды.
    - Все-таки  чуть теплая...  Что ты  хочешь от  сырого торфа?  Я еще
когда говорил:  нужно от котла трубы провести, чтобы теплообменник был в
башне. Тогда  была бы  горячая. И  синтезатор работает  все хуже. Откуда
мыло?
    - У Лоренца, небось, есть. Только он не моется.
    Кто-то прыснул.
    - Он  моется по ночам,- возразил Уве. - За "махер" свой дрожит. Так
при кобуре и стоит под душем - себя трет и кобуру надраивает...
    - Хе-е...
    - Кто полотенце взял? Здесь висело.
    - И из пасти у него воняет, как из...
    - Зубы гнилые, оттого и бесится. Все болезни от зубов.
    - Кстати, о душе. Моя очередь.
    - Моя!
    - Протри  глаза. За  Дэйвом я  занимал, потом  Киро. А  тебя  здесь
вообще не было.
    - Чего-о?
    - Ничего. Давно в глаз не получал?
    - Эй! Эй! Этого не хватало!
    - У кого мое полотенце?
    - Людвиг, ты правильный тевтон. Чья сейчас очередь?
    - Запереть  Лоренца снаружи,  пускай в  обнимку с  кобурой  посидит
здесь суток двое-трое, умнее станет...
    - Да он дверь прожжет!
    - А  ты откуда  знаешь, сколько  у него  зарядов? Может, правда, ни
одного? А если два, так и на дверь хватит, и на тебя, умника, останется.
В который раз об этом говорим. Надоело.
    - Ладно вам, куда полотенце дели? Холодно же.
    - Что?
    - Да вот Пупырь полотенцем интересуется.
    - Его вытереть никакого полотенца не хватит. Так высохнет.
    - Совсем холодная пошла...
    - А  канючил-то как:  с Питером,  мол, хочу  уйти! Сидел бы сейчас,
деточка, в грязи по маковку и лапу сосал.
    - Я не канючил!
    - Нет,  серьезно. Я  сегодня целый  день думаю, где они могут быть.
Если разбили лодку, значит, идут берегом.
    - Ха, берегом! Там болота бездонные!
    - Положим,  бездонных здесь  не бывает.  Вот за кряжем на юге - там
да...   Островки опять-таки,  переночевать есть где. Мокроступы сделают,
пройдут. От  червей Питер  отобьется. Он  мне сам  говорил, что  дней за
десять пройти можно. И потом, у них просто нет другого выхода.
    - Это если лодку разбили... Ладно, ты не мели, ты предлагай. Что ты
предлагаешь? Встречную экспедицию?
    - Догадливый...
    -  Лоренц   тебе  устроит   экспедицию!  Торфа  давно  не  нюхал  -
соскучился? Нужна его превосходительству экспедиция, как же! Он и Веру и
Йориса спишет со спокойной душой, лишь бы Питер не вернулся...
    - А ты ему это в лицо скажи.
    - Умный, да? Вот интересно: каждый ждет, что другой себя подставит,
а не он. Только зря надеешься: все мы здесь такие умные.
    - Заткнись,  шкет, надоел.  Нет, в  самом  деле,  что  вы  все  его
боитесь? царь он вам? бог?
    - Люди вы или нет? Полотенце отдайте!
    - Нет у него двух зарядов. Один - максимум...

                               ИНТЕРМЕЦЦО

    Что-то давно меня не беспокоили.
    С чего бы?
    То, что он хулиган, я понял уже давно. Бывают радиохулиганы, бывают
телефонные и  всякие другие прочие, а этот - темпоральный. Прогрессируют
потомки...
    Не беспокоит пока - и хорошо.
    Их у меня двадцать семь - двадцать семь маленьких уродцев, взрослых
детей, с  которыми я  могу сделать  все, что  захочу. Например, один раз
ошибется Диего  и все  потравятся. Или  на лагерь  нападет цалькат.  Или
Анджей-Пупырь со  временем найдет  способ  экранироваться  от  излучения
странного солнца,  и тогда  жизнь пойдет  своим чередом  и Стефан спустя
несколько лет женится на Маргарет...
    Почему бы нет?
    Мне делается  страшно оттого,  что я  хочу им помочь, всем вместе и
каждому в  отдельности, а  особенно Джекобу  - ему в первую очередь. Они
ТАМ живут своей жизнью, и чем дальше, тем меньше у меня власти над ними,
если не  резать по  живому тупым  скальпелем. Что  им от  того, что  они
придуманы? Вся  штука в  том, что  они уже  давно  в е д у т  себя сами,
вдобавок я  подозреваю, что  некоторые из  них умнее меня, автора. Как я
это допустил  - не  знаю. Им теперь лучше видно, и они, как мне кажется,
хорошо знают,  что делают, а я все чаще ловлю себя на том, что не всегда
ясно понимаю  глубинную суть их поступков и слов. И мне, автору, страшно
им помогать, потому что может выйти еще хуже...
    Кого мне  выслушать, если  они попросят  помощи:  Питера?  Стефана?
Анджея?
    Найдутся и  такие, кто  попросит себе  еще одно пирожное. Не мне их
осуждать.
    Предоставить их самим себе? Придется...
    Одно мне  известно точно, а значит быть посему: Питер, Йорис и Вера
так или  иначе доберутся до "Декарта",- а вот что случится после? Что-то
ведь должно  случиться. Какие события посыпятся на головы двадцати семи?
Кто из  двоих возьмет  верх -  Стефан  или  Питер?  А  может  быть,  они
помирятся? Хм... Что-то говорит мне, что нет. Ни за что. Напротив, очень
может случиться  так, что  один из  них убьет  другого, сам  или не сам,
несмотря на мое обещание беречь героев. О, мои ребята могут многое! Если
потребуется создать  на планете  ад, они  обойдутся своими  силами,  без
всяких цалькатов.  Стоит лишь  начать -  и они  примутся уничтожать друг
друга с упоением, все более ощущая вкус к этому занятию. А может статься
-  во   всяком  случае  я  на  это  надеюсь,-  что  за  детьми  прилетит
спасательная экспедиция,  и, вывезенные  на  Землю,  они  будут  жить  и
стареть долго и счастливо.

                                   22
    Очередную атаку  отбили легко  - судя  по всему,  водяной слон лишь
примеривался, как лучше взять добычу, и отступил, едва Питер уколол его.
На этот  раз он  не ушел  на глубину,  а лишь  отплыл на десяток шагов и
сделал медленный-медленный  круг вокруг лодки. Поверхность торчащего над
водою горба  быстро меняла  цвет и  странно волновалась,  хлюпая и  рябя
воду.
    - Сейчас опять кинется,- сказал Питер, перехватывая пику поудобнее.
    - Может,  ты его  ранил? - с надеждой спросил Йорис. - Корежится-то
как... Отвяжется, а?
    - Жди,-  процедил Питер,  не отрывая  взгляда от воды. - Это только
поклевка была. Я ему и мембрану не пробил.
    - Какую мембрану?
    - Ну  шкуру,- объяснила Вера. - Ее и стрелометом не возьмешь, разве
что бластером...
    - А я не тебя спрашиваю...
    - Радуйся, что с тобой вообще разговаривают!
    - Тихо, вы оба!
    - А чего он такой дурак...
    Желток солнца  висел низко,  угрожая  задеть  краем  диска  дальние
холмы, чертил  по воде  дрожащую огненную  дорожку.  Как  и  предполагал
Питер, перед  закатом с  запада повеяло слабым ветерком. В такое время в
лагере и  на болоте происходит оживление, люди работают больше для виду,
нетерпеливо дожидаясь  зеленого луча  - сигнала  к  концу  работы,  если
только  Стефан  не  прикажет  работать  после  заката.  Скука  смертная.
Впрочем, сегодня праздник...
    - Поставить парус? - спросила Вера.
    - Без толку. Лучше проверь мешки - может, что осталось?
    - Нет. Нож вот и фляжка.
    Восточный  берег  был  близко  -  простым  глазом  уже  различалась
неровная  линия  частокола  вокруг  башни.  Вера  кусала  губы.  Приступ
восхищения  Питером   угас,  хотя   придумка  была   его,   и   придумка
великолепная. Им  удалось выиграть  несколько минут  отчаянной гребли  -
водяной слон  позволил себя  обмануть. Даже Йорис греб почти как надо, а
Вера, развязав  мешки, швыряла  в воду  все, что  в них  было,  стараясь
закинуть драгоценные  вещи подальше  от лодки  - теплую одежду, запасную
обувь, котелок...  Дольше всего слон возился с одним из спальных мешков,
никак не  мог понять,  что это  такое. А  на два других мешка не обратил
внимания.
    - Ну  иди сюда,  иди,- цедил  Питер сквозь  зубы. - Получил - и еще
получишь...
    Накренившись, лодка  черпнула воду  - водяной  слон шел  тараном  в
борт. И снова отступил, встретив удар пикой, и нехотя, почти лениво ушел
под лодку. Вера тоже ударила ножом, но промахнулась.
    - Сволочь...
    - Опять  на дно  не ушел,-  объявил  Йорис,  следя  за  водой.  Его
одолевала икота. - Он теперь не уйдет...
    - Заткнись!
    Лодку покачивало  - движение  в мертвой  глубине выдавала  зыбь,  и
медленно  кружились  ленивые  водовороты.  Диск  светила  расплющился  о
западный берег,  поджег редколесье  на двугорбом  холме, плеснул по воде
желтым огнем. Солнце напоследок смеялось над детьми, и смеялась вода.
    - А  что мы  теряем? -  гаркнул вдруг  Питер. -  В бога, в дьявола!
Надоело! Йорис, весло! Йо-хо-о...
    Вера кивнула в знак согласия, хотя никто ее одобрения не спрашивал.
Питер лучше  знает, что  делать, но голос его наигранно-бодр, так только
хуже, не  надо бы  этого... Она мельком оглянулась назад, где только что
была лодка,  а теперь вода бурлила и пенилась, выдавая движение хищника.
Там зарождалась  широкая волна  - водяной  слон, догоняя,  шел под самой
поверхностью, и нечем было отвлечь его от лодки. Что еще можно выбросить
- нож? Весло, которое держит Йорис? Самого Йориса?
    Это мысль, но Питер не допустит.
    Фляжку?
    Здоровой рукой  Вера покрепче  стиснула нож.  Как тогда, на пороге,
она неожиданно  осознала, что ей вовсе не страшно, и удивилась этому, но
рука все-таки  дрожала. "Если  он  не  отвяжется,  я  прыгну  за  борт,-
подумала она. - Пусть я, а не Питер. Он должен вернуться".
    Удар пришелся  снизу в  корму. Вера  слышала, как  позади загремело
упавшее весло  и зарычал  Питер, вцепившийся в транец, чтобы не вылететь
из вставшей  дыбом лодки, как длинно и страшно закричал Йорис, когда нос
погрузился и в лодку хлынула вода. Ей показалось странным, что лодка еще
держится на  плаву, но  вот корма  с оглушительным шлепком ухнула вниз -
прямо на  упругое, шевелящееся,  мягко-податливое. Холодная вода окатила
Веру до  пояса. Лодка  тяжело ворочалась  с борта  на борт, черпая воду,
кренясь все  сильнее с  каждым размахом  - водяной  слон  держал  цепко,
пытался обтечь  и поглотить,  теперь не выпустит... Сзади невнятно рычал
Питер, орудуя  пикой. Снова  нечеловечески тонко взвизгнул Йорис: "Уйди!
Уйди, студень,  жаба!". Он  бестолково колотил  веслом по воде, словно в
этом было спасение.
    Вера ждала.  Когда справа  над бортом  вырос прозрачный  горб,  она
дважды ударила  ножом, но  слон не  отступил, а  лишь попытался схватить
руку, и  сейчас же  слева поднялся  и загнулся внутрь лодки второй горб.
Лодку положило  на бок.  Как ни  странно, она  выправилась, до  половины
залитая водой, и встала на ровный киль.
    Вера бросила  нож, и  он булькнул  на дно лодки. В воде, заливающей
кокпит, покачивались щепки, мусор и всплывшая фляжка.
    - Нет!.. - крикнул Питер.
    Удар в днище.
    Пробка не  шла, и пальцы плохо слушались - детские пальцы немолодой
женщины, потрескавшиеся, стертые, кровоточащие...
    Удар.
    - Не смей!
    - Да! - крикнула Вера. - Да!
    Удар. Лодку подбросило и закружило волчком.
    - Гад, пику выдернул... Мне!.. Я сам!

                                   23
    Отсюда лагерь казался совсем крошечным, но те, кто остался внизу, в
недвижном ожидании  обратив кверху  пятна лиц,  были еще крошечней - как
точки. Как  муравьи, впавшие  в летаргию  с  наступлением  холодов.  Как
ничто. Их  всех можно  было прикрыть одной ладонью - защитить или, может
быть, наоборот. Нельзя лишь было забыть об их существовании.
    Краешек солнца был еще виден, а ярко-жгучая полоса уже пробежала по
воде, поиграла  на прибрежных  камнях  и,  перемахнув  частокол,  залила
гранит, на  мгновение ослепив  нестерпимой  мертвенной  зеленью.  Стефан
шепотом выругался. Когда-то этой серой скале давали поэтические прозвища
- Порт Зеленого Луча, например, и название не прижилось, потому что дали
его взрослые.  Еще того лучше - Берег Летящих Лепестков... Дня через два
после посадки  ветром с  востока принесло  кружащуюся тучу  алых  чешуек
размером  в   ноготь,  усеявших  прибрежный  гранит,-  то  ли  взаправду
лепестков неизвестных  цветов, то  ли  сброшенных  крылышек  мигрирующих
насекомых. Вряд ли у взрослых хватило времени и желания разобраться, что
это такое,-  первая смерть посетила лагерь уже через неделю - но зрелище
алого вихря,  наверное, было  феерическое. С  тех пор  оно  ни  разу  не
повторилось,  мало-помалу  начало  забываться,  обросло  фантастическими
додумками, и Стефан совсем не помнил его, сколько ни напрягал память, но
в бортовом  журнале рука  Бруно Лоренца  отметила необыкновенную красоту
явления, а значит, так оно и было.
    Зеленый луч  полз вверх  по башне и, наверно, множество ждущих глаз
из полутьмы  внизу следило за ним, томясь и предвкушая, но Стефан больше
не смотрел на муравьев. Он уберег глаза, когда луч добрался до площадки,
и лишь  только угас неистовый режущий свет, запустил первую ракету. Один
за другим  четыре огненных  хвоста взвились  в небо  и лопнули,  осветив
лагерь под  вопли восторга  снизу. Стефан  рассчитывал на пять, но пятый
патрон лишь  зашипел, словно  в картонной гильзе поселилась гадюка, и не
сработал.  Старье,   скисло...  Стефан   пинком   отшвырнул   патрон   к
противоположному краю  площадки -  не долетев,  тот  укатился  в  люк  и
загремел по ступеням трапа. Четыре шара висели в небе - два красных, два
желтых. Снижаясь,  один из красных попал под зеленый луч, и желтых стало
три. Внизу  заулюлюкали. Ничего,  сойдет. И  этого более чем достаточно.
Если на  каждый день  рождения тратить сигнальные ракеты, их не хватит и
на год.
    Он спустился  вниз, до  звонкого  щелчка  задвинув  за  собой  люк,
оставив над  головой опустевшую  площадку, хотя  была очередь Дэйва, а с
середины ночи  на дежурство  должен был  заступить Уве.  Снимая Дэйва  с
поста, Стефан  понимал, что  рискует, создавая  опасный  прецедент.  Как
тогда...  после  отмены  утреннего  развода  на  работы  пришлось  круто
доказывать, что  снисходительность - еще не слабость. Тогда они в первый
раз попытались  наброситься. Пусть.  Сегодня -  праздник. Трудно заранее
сказать, что в конце концов окажется опаснее, а так удалось хоть немного
разрядить нервозность.  О том,  что ночной часовой не нужен, Стефан знал
не хуже  других. Даже  вонючие гарпии,  активно кормящиеся в темноте, не
собираются ночью  в стаи,  а одиночкам на людей начхать, они ищут падаль
или, барражируя  над болотом,  высматривают молодь трясинных черепах. От
одной общей тревоги до другой проходят не дни - месяцы и годы, и тревоги
чаще всего оказываются ложными. Полон лес трухлявых костей - вот вам вся
фауна. Нелепо  отрицать правоту Киро: цалькат, убивший беднягу Ансельмо,
скорее всего  был реликтом,  по какой-то  случайности зажившимся  дольше
своих сородичей...
    Глупцы! Кроме  Людвига никто  не  способен  понять,  почему  ночные
дежурства, назначенные  с перепугу,  нельзя много  лет  спустя  отменить
простым приказом.  Это все  равно, что отменить рассвет или закат... Они
думают, Стефан все может себе позволить, как всякий порядочный самодур с
диктаторскими замашками. Нет, милые мои. Ошибаетесь. Он может только то,
против чего  вы не  посмеете возразить,  и с  каждым годом  он может все
меньше и  меньше, не потому, что он такое же ничтожество, как вы сами, а
потому, что  иначе придется  убивать. Нет  ничего  опаснее,  чем  ломать
привычные устои,  но в  эту ночь дежурства не будет - можете радоваться,
любители выбивать подпорки из-под себя...
    В капитанской  каюте был  порядок -  на этот раз Стефан осмотрел ее
гораздо   тщательней    обычного.   Новое    сигнальное   приспособление
действовало, контрольные  волоски висели  на местах.  В каюту  никто  не
наведывался -  не решился либо не смог. Это было правильно, так и должно
было быть,  еще вчера  это удовлетворило  бы вполне,  но сегодня  Стефан
ощущал неясное  беспокойство. Так нетрудно сделаться параноиком, подумал
он с неудовольствием. Или они умнее, чем я думаю? Вряд ли...
    Он отпер сейф и некоторое время колебался, разглядывая бутылку. Она
была чуть  заметно початая,  с восстановленной наклейкой поперек пробки,
прозрачного  тонированного   стекла,  подчеркивающего  благородный  цвет
напитка. Выдержанный  отцовский коньяк,  по случайности  не обнаруженный
пассажирами во  время пьяного  бунта, прозябал в небрежении. Выдать, что
ли по  наперстку? Между  прочим, чистейший  яд: пятьдесят  миллилитров -
смертельная доза  для какой-нибудь  Юты... Поразмыслив, Стефан аккуратно
запер дверцу. Обойдутся. Узнав о существовании бутылки, они могут прийти
к выводу о существовании тайника продовольствия.
    Он надел парадный капитанский китель, специально перешитый для него
Зоей. Когда-то  швее пришлось  здорово потрудиться,  зато результат того
стоил. Нигде  не морщило,  не тянуло,  не висело  балахоном, и  вид  был
внушительный. Оглядев  себя в  зеркало, Стефан удовлетворенно прищелкнул
языком.
    - Ладно,- сказал он вслух. - Пойдем раздавать пряники.
    Еще издали  он услышал  шум -  то ли в кают-компании веселились, не
слишком-то устав  после куцего  рабочего дня,  то ли  Дэйв опять  правил
кому-то прикус.  Стефан ускорил  шаги. Взрыв  хохота  успокоил  его:  не
дерутся. Празднуют. Грубые развлечения плебса. Что у них там на этот раз
- плевки  на дальность? Чемпионат по доставанию носа кончиком языка? Вот
и чудесно.
    ...Кто-то восторженно хлопал в ладоши, кто-то возмущенно пищал, что
ему застят,  и тянул  шею, кто-то  прыскал;  улыбался  Фукуда  и  хрюкал
довольный Анджей-Пупырь,  малыши самозабвенно  путались под ногами, а на
приготовленном для праздничного ужина столе посреди кают-компании мелким
чертиком вертелся  Диего. Кулаки  его были  плотно сжаты, остановившийся
безумный взгляд впивался в пространство так, словно хотел его высосать.
    - Итак,-  прошуршал он  противным суконным  голосом, вслед  за  чем
последовал новый  взрыв смеха,-  кто из  вас способен  на  элементарное:
определить в  какой руке  находится гайка?  А