. Боевой Джек
спустился с электрокара, Дригг сошел следом; они подошли к щиту  и,  миновав
пролет металлической лестницы, поднялись к одному из отверстий.
   - Побудьте здесь, - велел сменный, - я приведу его.
   У Дригга не было ни  малейшего  желания  идти  за  ним,  он  и  без  того
изумлялся своей верности компании - верности, заведшей его так далеко. Между
ним  и  растревоженным  телом  планеты,  которое  точила  ниточка   туннеля,
оставались считанные футы.
   Серый песок и плотная глина. Черпалки перемалывали их и ссыпали в машины,
ждущие внизу. Было нечто зловещее, нечто пугающее во всем  этом  действе,  и
Дригг заставил себя перевести взгляд на Боевого Джека, который  разговаривал
с высоким мужчиной в одежде цвета хаки и  высоко  зашнурованных  инженерских
ботинках.  Только  когда  мужчина  повернулся,  показав   в   профиль   свой
классический нос, Дригг сообразил - это и  был  капитан  Огастин  Вашингтон.
Прежде Дригг видел его лишь в офисах и на  собраниях  правления  и  не  смог
сразу признать в этом здоровяке инженере того прекрасно одетого джентльмена.
Но все правильно, - не в цилиндре же ему здесь ходить.
   Раздалось нечто среднее между  воплем  и  визгом,  и  все  взгляды  разом
устремились в одном направлении.  Один  из  землекопов  указывал  на  темную
поверхность песка перед собой - она морщилась, вдавливаясь в щит. -  Прорыв!
- крикнул кто-то. Дригг  ничего  не  понимал,  но  видел:  случилось  что-то
ужасное. Все происходило стремительно и нелепо, люди растерянно суетились, а
песок морщился, шевелился, а потом лопнул, и с оглушительным свистом в песке
разверзлась дыра в добрых  два  фунта  шириной.  Ветер  налетел  на  Дригга,
болезненно ударил его по барабанным перепонкам, и посланец с  ужасом  понял,
что его затягивает прямо в зияющую пасть. Он вцепился в металл, все его тело
свела судорога при виде того, как ветер этот сдувает со щита тяжелые доски и
они летят, раскалываются в щепы, пропадают...
   Какой-то землекоп, спотыкаясь и сгибаясь под напором засасывающего вихря,
приблизился к месту прорыва с кипой соломы в сильных руках. Это  был  Боевой
Джек; он выходил на битву против того, что, возникнув так внезапно,  грозило
уничтожить всех. Кипу буквально вырвало  у  него  из  рук,  стоило  лишь  ее
поднять. Она ударилась о края пробоины, сплющилась, на мгновение застряла  -
и исчезла.
   Боевой Джек корчился, пытаясь найти опору и выбраться  из  опасной  зоны;
руки его тянулись к стальной переборке. Его пальцы почти касались ее, но так
и не достали. С ревом, полным скорее досады, нежели страха, он  раскачивался
издевательски близко от цели, а затем его поволокло назад, оторвало от земли
и головой вперед втянуло в пробоину.
   Одно нескончаемое жуткое мгновение он держался там, как пробка в бутылке,
и его дергающиеся ноги были еще в туннеле.
   Затем он пропал из виду, и воздух опять засвистел и завыл без помех.

Глава 2

ВАЖНОЕ РЕШЕНИЕ

   Потрясенные быстротой трагедии, все землекопы - не говоря уже об Альберте
Дригге - стояли, оцепенев от ужаса.  Хотя  жизнь,  полная  грубой  работы  и
испытаний, несчастных случаев и неожиданных увечий,  давно  стала  привычной
для этих сильных людей - даже они были напуганы. Лишь один человек  сохранял
присутствие духа и  был  в  состоянии  двигаться,  действовать,  расшевелить
оцепеневших от страха рабочих.
   - Ко мне! - крикнул  капитан  Вашингтон,  рванувшись  к  блоку  крепежных
бревен, приготовленному как раз  на  такой  случай.  Это  было  нечто  вроде
напоминающего створку двери щита высотой  в  рост  человека,  собранного  из
толстых досок, болтами посаженных на мощные бревна. Казалось,  один  человек
не в силах и пошевелить такую махину, но Вашингтон,  ухватив  щит  за  край,
напрягся и продвинул его вперед на добрых два фута.
   Это подтолкнуло  остальных.  Сомкнувшись  вокруг  Вашингтона,  очнувшиеся
землекопы ухватили блок, подняли и поволокли  вперед.  Затем  поток  воздуха
вырвал его у них из рук и  отверстие  захлопнулось;  пробоина  наконец  была
перекрыта. В щелях между досками воздух еще свистел вовсю, но бешеный  напор
его  сник.  Вашингтон  четко  распоряжался;  землекопы,   спеша,   старались
окончательно обуздать стихию, в то время как над ними из главного  отверстия
в  туннельном  щите  показался  странный  механизм,  приводимый  в  движение
равномерно работающими гидравлическими цилиндрами.  В  нем  было  что-то  от
орудийной башни военного корабля, только вместо пушки из него торчали четыре
длинные трубы с буровыми головками на концах.  Они  уткнулись  в  песок  над
пробоиной,  и  оператор  запустил  двигатель;  головки   завертелись.   Буры
стремительно погрузились в  мягкий  песок,  и,  как  только  башня  вплотную
прижалась к его поверхности, бурение было прекращено  и  открылись  клапаны.
Башня мгновенно покрылась коркой льда.
   Тем  временем  дюжий  землекоп  топором  прорубил   отверстие   посредине
деревянного щита напротив пробоины. Последовавший за этим воздушный удар был
так силен, что топор вырвало у землекопа из рук и утянуло в дыру. Землекоп с
усилием отступил назад, смеясь и  держа  руки  так,  чтобы  товарищи  видели
кровоточащие ссадины на ладонях, оставленные топорищем, когда вихрь,  одолев
мертвую хватку рук,  вырвал  его  топор.  Едва  он  успел  посторониться,  в
проделанное им  новое  отверстие  был  введен  раструб  толстого  шланга,  и
заклокотал насос.
   В  считанные  секунды  надсадный  свист  рвущегося  наружу  воздуха  стал
замирать. Лед сковал теперь  влажный  песок,  в  котором  произошел  прорыв;
знобкая волна холодного воздуха прошла над головами  людей.  Когда  движение
воздуха полностью прекратилось, Вашингтон приказал остановить насосы,  и  от
внезапной тишины у землекопов  зазвенело  в  ушах.  Не  сразу  они  обратили
внимание на звук телефонного зуммера - это капитан  Вашингтон  крутил  ручку
полевого телефона.
   - Немедленно дайте мне радиосвязь с кораблем.
   Все теперь напряженно следили за Вашингтоном, который, когда  связь  была
установлена, резко бросил одно лишь слово:
   - Докладывайте.
   Потом он слушал и кивал. Потом, обратившись наконец к  затаившим  дыхание
землекопам, сообщил:
   - Он в порядке. Жив и здоров. С радостными криками они принялись  бросать
кепки в воздух, но тут же  замерли,  когда  Вашингтон  поднял  руки,  требуя
тишины.
   - Когда произошел прорыв, они  увидели  его  признаки  на  поверхности  -
грязевой  выброс  и  фонтан  высотой  в  сорок  футов.  Затем  они  рискнули
приблизиться, насколько возможно, к  точке  выброса  -  вода  там  буквально
кипела - и были как раз над нами, когда появился Боевой Джек. Его,  как  там
говорят, подбросило в воздух, и они подобрали его почти сразу, как  он  упал
обратно. Он был без сознания, но телесных повреждений не  получил  и,  когда
пришел в себя, начал ругаться, еще не открыв  глаза.  А  теперь  за  работу,
парни; сегодня мы должны пройти еще двенадцать футов.
   Как только работа вошла в обычную колею, капитан Вашингтон  повернулся  к
Дриггу и крепко пожал ему руку.
   - Мистер Дригг, не так ли? Личный секретарь маркиза?
   - Да, сэр, и секретарь правления к тому же.
   - Вы застали нас в напряженный момент, мистер Дригг, и я надеюсь,  вы  не
слишком встревожены. В туннельном строительстве есть свои сложности, которых
не всегда удается избежать. Но,  как  вы  видели,  они  отнюдь  не  являются
непреодолимыми, надо лишь быть  наготове.  По  океаническому  дну  над  нами
проходит складка, так называемая синклиналь; вряд ли больше чем  пять  футов
песка отделяет нас от воды. Возможность прорыва здесь сохраняется постоянно.
Но экстренная закупорка и применение  фиксатора  Гауэна  быстро  перекрывают
пробоину.
   - Боюсь, это выше моего понимания, - сказал Дригг.
   - Отнюдь нет. Механика проста. -  По  мере  того  как  капитан  Вашингтон
продолжал свои объяснения, в глазах его засверкала подлинная увлеченность. -
Поскольку  песок  над  нами  насыщен  водой,  сжатый  воздух,   которым   мы
нейтрализуем водяное давление, продул  отверстие  до  самого  морского  дна.
Отверстие временно перекрыли деревянной заглушкой, а там  подоспел  фиксатор
Гауэна. Эти сверла полые, и, как только они вошли  на  всю  длину,  началась
закачка жидкого азота. Эта жидкость имеет  температуру  345,5  градуса  ниже
нуля  и мгновенно замораживает все, с чем соприкасается. По трубе,  которую
вы видите вон  там,  был  подан  густой  раствор  жидкого  грунта,  который,
замерзнув, отвердел и закупорил пробоину. Мы будем поддерживать его  в  этом
состоянии, пока не выйдем из опасной зоны  и  не  установим  здесь  стальные
секции туннельной обшивки. Все хорошо, что хорошо кончается,  -  у  нас  все
кончилось как раз так.
   - Действительно, кончилось хорошо, и для вашего  начальника  смены  тоже.
Очень удачно, что корабль был близко.
   Прежде чем ответить, Вашингтон смерил собеседника пронизывающим взглядом.
   - Здесь нет никакой случайности, и я  уверен,  вы  это  знаете.  Если  не
ошибаюсь, последнее  письмо  директоров,  где  мое  внимание  обращается  на
неоправданность расходов по содержанию корабля  на  стационарном  дежурстве,
шло за вашей подписью?
   - Это так, сэр, но это подпись лишь составителя текста, не более.  Решать
подобные вопросы я никоим образом не  уполномочен  и  всего  лишь  довел  до
вашего сведения мнение директоров. Но, если вы позволите, я дам полный отчет
о том, что видел сегодня,  и  обязательно  подчеркну,  что  благодаря  вашей
предусмотрительности была спасена человеческая жизнь.
   - Человеческую жизнь, мистер Дригг, спасла правильная организация работ.
   - Предусмотрительность, сэр, я настаиваю. Она заключается в том,  что  вы
ставите жизнь человека выше денег. Я скажу именно это, и вопрос будет  решен
раз и навсегда.
   Вашингтон, казалось, был несколько смущен теплыми нотками в голосе Дригга
и постарался побыстрее сменить тему разговора.
   - Я заставил вас ждать слишком долго. Дело у  вас,  должно  быть,  весьма
важное, коль скоро вы лично проделали такой путь.
   - Всего лишь бумага, если вам угодно. Дригг отомкнул замочек  портфеля  и
вынул лежавший внутри одинокий конверт. Увидев золотой геральдический  шлем,
Вашингтон приподнял брови, затем быстро разломал печать и прочел письмо.
   - Вы осведомлены о том,  что  тут  говорится?  -  спросил  он,  поигрывая
сложенным листом бумаги.
   - Я знаю лишь, что маркиз написал письмо лично, а на словах  поручил  мне
любыми  средствами  способствовать  вашему  возвращению  в  Лондон  по  делу
известной важности. Нам следовало бы отбыть теперь же.
   - Стоит ли? Ближайший прямой до Лондона уходит в девять и  прибывает  уже
после полуночи.
   - Напротив, - сказал Дригг с улыбкой.  -  Для  вас  подготовлен  спецрейс
"Летучего Корнуолльца", и поезд, я полагаю, уже ждет.
   - Это настолько срочно?
   - Это  крайне  срочно.  Его  Светлость  дал  мне  это  понять  достаточно
определенно.
   - Что ж, подчиняюсь. Но я должен пере...
   - Простите, я перебью. Полагаю, соответствующие распоряжения  были  также
переданы главному портье вашего отеля. Ваши вещи  упакованы  и  ждут  вас  в
поезде.
   Вашингтон кивнул; решение было  принято.  Повернулся  и  возвысил  голос,
перекрыв нарастающий шум:
   - Балхэд! Вы будете начальником смены, пока Боевой Джек не  вернется.  Не
замедляйте работ.
   Больше здесь нечего было делать. Вашингтон повел Дригга обратно через щит
к электрокару,  которым  решил  вернуться.  На  нем  они  доехали  до  самой
переборки и прибыли как раз  в  тот  момент,  когда  Боевой  Джек  вышел  им
навстречу из дверей кессона.
   - Черт меня возьми, если я захочу проделать это опять!  -  рявкнул  Джек.
Его одежда все еще была мокрой насквозь, на голове и на  плечах  красовались
кровоподтеки - следы путешествия сквозь морское дно. - Вышибло, как  пробку,
- вот что у меня в голове колотилось напоследок. Тут сразу - будто  выстрел,
все почернело.., а после только и помню - что смотрю я на т'небо и  на  лица
каких-то мерзопакостных грешников и не могу сообразить, на т'небесах  я  или
еще где.
   - Ты рожден, чтобы быть повешенным, - спокойно сказал  Вашингтон,  -  так
что утонуть тебе не суждено. Теперь возвращайся в забой  и  присмотри,  чтоб
они отработали смену не спустя рукава.
   - Я это сделаю. И накормлю дерьмом любого, кто не  нырнет  в  дыру  и  не
проделает мой путь, если это понадобится снова.
   Он повернулся и, пытаясь четко ставить ноги, затопал прочь, а Вашингтон и
Дригг тем временем рассаживались в кессоне.
   - Ему придется работать, - осмелился подать  голос  Дригг  после  долгого
молчания.
   - Не следовало бы, но я  не  могу  его  остановить.  У  землекопов  иной,
отличный от нашего, образ жизни, и мы должны его уважать. Если кто-то из них
ранен или заработал кессонную болезнь, он никогда в этом  не  признается,  и
доставить его в госпиталь можно, лишь дав ему как следует  по  голове,  -  а
этого он никогда мне не простит. Я видел,  как  они  очертя  голову  прыгали
через устье вентиляционной шахты шириной в десять футов и глубиной в сто.  Я
видел троих в шлюпке, которые отчаялись и  погибли,  и  четвертого,  который
смеялся и победил. Потом он и все, кто там оказался, напились пива так,  что
стоять не могли, - но это в память о погибших товарищах. И никто из  них  не
сожалеет ни о чем и не терзается ничем. Тяжелая и жестокая жизнь, можете  вы
сказать, но, ей-богу, она-то и выковывает мужчин.
   Несколько смущенный этой  свой  тирадой,  Вашингтон  хранил  молчание  на
протяжении всего пути по туннелю до вокзала в Пензансе. Уже стемнело, и лишь
в грядах облаков на западе догорали последние красноватые  отсветы.  Огоньки
мерцали  вдоль  путей,  насколько  хватало  глаз,  -   обходчики,   неспешно
расхаживая во мраке, пополняли сигнальные огни парафином и зажигали  фитили.
Толпы уже разошлись, и  на  станции  было  тихо,  лишь  одиноко  громоздился
"Дредноут", казавшийся еще больше, чем днем, и на его недавно отполированной
заново золотой обшивке  переливались  красные  и  зеленые  блики  стрелочных
огней. Прицеплены были только два вагона - салон и  "Монарх  горных  долин",
частный пассажирский вагон,  которым  пользовались  маркиз  и  другие  члены
совета директоров. Пожилой седой человек по прозвищу Бродяга -  когда-то  он
был дворецким у одного из членов правления, но,  дожив  до  преклонных  лет,
удалился на почетную и необременительную должность  проводника  "Монарха"  -
встречал их на ступенях своего вагона.
   - Ванна вас ждет, сэр, и одежда приготовлена.
   - Превосходно, но сначала я должен выпить. Присоединяйтесь ко мне, мистер
Дригг, если хотите. Денек выдался долгий и  горячий,  и  волнений  с  лихвой
хватило бы на месяц.
   - С удовольствием.
   Бой в парадной униформе с  готовностью  улыбнулся,  открывая  перед  ними
дверь салон-вагона. Увидев его, Вашингтон резко остановился.
   - Не следует ли этому младенцу уже быть в постели? Видит  бог,  во  время
спецрейса мы и сами можем открывать двери.
   Лицо мальчика вытянулось, и нижняя губа, казалось, готова была задрожать,
но Дригг сказал:
   - Они вызвались сами, капитан Вашингтон, и Билли, и  все  остальные.  Они
хотят ехать, и вы должны понять это.
   - Тогда едем. - И Вашингтон, рассмеявшись, вошел в салон. - Пошлите Биллу
лимонаду, и мы выпьем все вместе.
   Музыкант оглянулся на них  через  плечо,  улыбнулся,  показав  сверкающую
выставку золотых зубов, и, едва гости вошли, напористо заиграл "Оставь  свои
печали". Вашингтон послал ему пинтовую кружку  пива,  затем  поднял  свою  и
осушил  едва  ли  не  одним  глотком.  Тем  временем  поезд  с  удивительной
плавностью заскользил вперед; Вашингтон и Дригг не сразу заметили,  что  они
уже в пути.
   Пока кружки сменяли одна другую, пока тянулись  купание  и  переодевание,
путешествие подошло к концу - чуть ли не прежде, чем  Вашингтон  это  понял.
Пустоту платформы Паддингтонского вокзала  нарушал  только  дожидавшийся  их
прибытия восемнадцатифутовый шестидверный  "Роллс-ройс",  сверкающий  черным
лаком.  Ливрейный  лакей  придержал  дверцу,  а  когда  Вашингтон  и   Дригг
расположились внутри, подсел к  шоферу,  и  они  понеслись  снова.  Обогнули
Гайд-парк, взлетели на Конститьюшн-Хилл, миновали Букингемский дворец - судя
по сверканию всех окон, там шел  то  ли  бал,  то  ли  торжественный  прием;
буквально  через  несколько  минут   остановились   у   Трансатлантик-Хауса,
резиденции компании на Пэлл-Мэлл. Главный  вход  был  открыт,  и  Дригг  без
единого слова повел  Вашингтона  к  лифту  и  затем  наверх,  в  библиотеку.
Некоторое время они стояли там в тишине, среди сафьяна и темного  дерева,  а
когда швейцар закрыл наружную дверь, Дригг коснулся скрытой кнопки на  одной
из книжных полок. Целая секция отворилась, словно дверь, и  Дригг  указал  в
проем.
   - Его Светлость ожидает вас в личном кабинете. Он полагает целесообразным
обменяться с вами несколькими словами наедине,  прежде  чем  вы  предстанете
перед правлением. Если предстанете.
   Вашингтон шагнул вперед. Потайная  дверь  закрылась  за  ним,  а  впереди
открылась другая.
   Маркиз, сидя за столом, что-то писал и поначалу  не  поднимал  глаз.  Его
изысканный кабинет был  до  предела  насыщен  блеском  серебра  и  латуни  и
подавлял рядами семейных портретов. За спиною маркиза большое эркерное  окно
с раздвинутыми шторами открывало взгляду сент-джеймский  парк  и  башню  Биг
Бен, видневшуюся поодаль. Часы на башне торжественно  ударили  один  раз,  и
тогда маркиз отложил перо и жестом пригласил Вашингтона сесть.
   - Дело весьма срочное, - сказал он, - иначе я никогда не позволил бы себе
оторвать вас от работы столь бесцеремонным образом.
   - Я понял это по тону вашего послания. Но вы не написали, в чем это  дело
заключается.
   - Мы перейдем к этому чуть позже. Но я пригласил вас сюда поговорить один
на один по вопросу, который, за отсутствием лучшего термина,  можно  назвать
личным.
   Его Светлости, казалось, было не по себе. Он сцепил пальцы  перед  собой,
потом уронил на стол; потер мощную челюсть жестом, столь характерным для его
рода, затем обернулся к окну; после этого повернулся к Вашингтону снова.
   - Об этом трудно говорить,  капитан  Вашингтон,  дело  связано  с  нашими
семьями. Всем известно, кто  были  наши  предки,  а  ведь  могут  отыскаться
недоброжелатели.., не берусь утверждать, но вы же понимаете...
   Вашингтон понимал и отчасти испытывал то же замешательство, что и маркиз.
С этим грузом на душе он  прожил  всю  жизнь,  а  потому  считал  за  лучшее
бесстрастно принимать факты, как они  есть.  Чем  хранить  их,  как  горькую
тайну, было наверняка лучше, чтобы про них знали все.
   - Что прошло, то прошло, - сказала он. - Первый маркиз Корнуоллис  казнил
моего предка Джорджа Вашингтона как изменника, да, но это достояние истории,
вопрос элементарных знаний, не более. Я не чувствую никакого стыда и никакой
враждебности лично к вам или к вашей  семье,  могу  дать  слово.  Битва  при
Лексингтоне велась честно и  была  выиграна  честно.  Континентальную  армию
разгромили. Первый маркиз был солдатом, и ему ничего  не  оставалось,  кроме
как подчиняться приказам, сколь бы неприятными он ни находил их лично. Вы же
знаете, о казни распорядился сам король. Джордж Вашингтон был изменником, но
оттого лишь, что проиграл. Если бы он выиграл, он оказался бы  патриотом.  А
он заслуживал победы, потому что дело его было правым.
   - Боюсь, я недостаточно  осведомлен  об  этом  периоде  жизни,  -  сказал
Корнуоллис, опуская глаза.
   - Надеюсь, вы простите мне мою откровенность, Ваша Светлость, но мне  все
это  отнюдь  не  безразлично.  Вследствие  неудачного  восстания  и  чувства
национального  унижения,  которое  вызвало  в  американских   колониях   его
подавление, мы остаемся колонией по сей  день,  в  то  время  как  другие  -
Канада, например, или Австралия - получил