дной узкой области техники: рано или поздно такие лампы  станут
неотъемлемыми частями всех контрольно-измерительных приборов. Вот  отправная
точка, откуда, мне кажется, надо исходить в нашей работе.
   - Боюсь, слишком  поздно  мы  вступаем  в  игру,  -  сказал  Каммингс.  -
Радиовещательные и телефонные компании  опутали  всю  эту  сферу  патентами.
Наверное, получить лицензии нам не составит  труда,  но  ведь  и  никому  из
желающих - тоже. Где гарантия, что, после того как  мы  вложим  сюда  прорву
денег, какая-нибудь другая фирма не урвет всю прибыль и  не  оставит  нас  с
носом?
   - Об  этом  я  думал,  -  ответил  я.  -  По-моему,  есть  верный  способ
обезвредить такие фирмы. Здесь  вступает  в  действие  другая  моя  идея.  К
раздаче основных патентов на электронные лампы мы не поспели, но не опоздали
еще к другому: мы можем прочно закрепиться в методах применения таких ламп в
контрольно-измерительной технике.  Системы  управления  ближайшего  будущего
рисуются мне примерно так. Допустим, есть какое-то устройство, например руль
корабля, и надо передать к нему приказ рулевого. Я утверждаю,  что  проблема
повышения  мощностного  уровня   приказов,   повышения,   достаточного   для
воздействия на руль, сводится  к  усилителям  и  электромоторам  современных
конструкций. Что такое усилители, вам известно. Они принимают слабый  сигнал
и умножают его первоначальную мощность десятикратно, стократно  или  даже  в
миллион раз. Радиоинженерам они превосходно известны. Но при  проектировании
систем управления одними усилителями не  обойтись.  Мало  передать  рулевому
двигателю приказы рулевого. Надо, кроме того, модифицировать эти  приказы  в
соответствии  с  конструкцией  двигателя,  чтобы  использовать  их  наиболее
эффективно. А для этого нужна новая техника суммирования  сообщений.  Мы  бы
хотели  суммировать   наши   сообщения   на   низком   силовом   уровне.   В
радиоаппаратуре это делается  перед  конечным  повышением  на  антенну.  Нам
необходимо  разработать  технику  целевого  суммирования  сообщений.   Такая
техника сыграет важнейшую  роль  в  экономике  заводов  будущего.  Возьмите,
например, химический завод, о котором мы недавно упоминали.  Там  почти  все
рабочие заняты тем, что считывают показания манометров, термометров и т.  п.
и в зависимости от показаний поворачивают рукояти управления в  соответствии
с какой-то программой. Если известна желательная технологическая  схема,  то
ее можно надеяться запрограммировать в самой системе управления. Это значит,
что большую часть заводской работы будет выполнять  машина  да  к  тому  же,
наверное, дешевле и лучше. Я говорил о химических заводах,  но  ту  же  идею
можно беспрепятственно внедрить на конвейерных линиях. Пусть  даже  качество
продукции не улучшится, зато предприниматели  высвободятся  из-под  давления
профсоюзов. Я думаю, таким доводом их будет нетрудно  подкупить.  Знаю,  все
это - дело далекого будущего, но ведь именно к  будущему,  да  притом  не  к
ближайшему, мы и должны готовиться. Я бы не стал упоминать о журавле в небе,
если бы не бесспорный успех, достигнутый в искусстве  суммирования  выходных
сигналов способом, наилучшим для управления механизмами. Есть в Англии  один
человек,  Седрик  Вудбери;  он  наводняет  техническую  периодику  отличными
статьями по данной проблеме. Каждый может  убедиться  собственными  глазами.
Уверяю вас, Вудбери уже нашел многие ответы и стоит на верном пути  к  тому,
чтобы найти все остальное.
   - Ну, оседлал  Джеймс  своего  любимого  конька,  -  заметил  Уильямс.  -
Последние  десять  лет  Вудбери  у  него  с  языка  не  сходит.  Давайте  же
выскажитесь и облегчите душу.
   - Если мы приобретем право распоряжаться трудами Вудбери, - продолжал  я,
- то получим крупный  козырь  про  запас.  В  людях  понемногу  пробуждается
интерес к  Вудбери,  но  пока  что  большая  часть  его  работ  пребывает  в
неизвестности. Я давно  числю  себя  поклонником  Вудбери,  как  справедливо
заметил мистер Уильямс.
   Привлек к нему внимание кое-кого из своих  друзей,  в  частности  мистера
Уотмена.  Ссылка  на  Вудбери  мелькнула  в  одной   статье   Домингеца   из
Фэйрвью-колледжа. Эти двое занимаются проблемой вполне серьезно, но едва  ли
шагнули дальше самого смутного представления об  истинных  ее  перспективах.
Естественно, я не собираюсь трубить на всех  углах  об  этой  новой  отрасли
техники. Если ее  возможности  таковы,  как  я  предполагаю,  то  пусть  все
останется между ними. Вряд ли  нас  кто-то  обскачет.  Труды  Вудбери  носят
предельно абстрактный  характер.  Вы,  мистер  Уильямс,  знаете,  какой  это
вспыльчивый, эксцентричный человек.  О  большинстве  представителей  славной
инженерской  профессии  он  самого  невысокого  мнения.   По-видимому,   ему
доставляет какое-то злорадное удовольствие не ставить  точек  ни  над  одним
"и", поэтому его творения доступны лишь немногим. Я  их  читал  и  нашел  их
довольно-таки неудобочитаемыми, но в них есть все, стоит  только  хорошенько
вчитаться. Если у кого-то хватит ума и инициативы воплотить в меди  и  стали
его  принципы  оптимального  конструирования,  то  этот  "кто-то"   опередит
остальных на несколько лет. Воротилы английских верфей  Вудбери  терпеть  не
могут. Прямо-таки ощетиниваются при одном упоминании  его  имени.  Особенную
неприязнь питает к нему Кийс-Дартфорд. Я  за  это  ни  капельки  не  осуждаю
старого морского волка.
   Кийс-Дартфорт со всеми своими парусами и мореходными познаниями  восходит
к началу века - не нынешнего, а минувшего. Вудбери это понимает и на  каждом
публичном сборище подпускает коммодору какую-нибудь шпильку.
   - Нет у меня стопроцентной уверенности,  что  изобретения  Вудбери  столь
ценны, как вы полагаете, - сказал Уильямс. - Однако я не впервые имею дело с
вашими идеями. Не раз уже я слышал от вас предложения, которые казались  мне
бредовыми. При всем том они, как правило, окупаются. Будем пока исходить  из
того, что вы правы. Допустим, работы Вудбери именно таковы, как вы уверяете.
Что мы предпримем? Каммингс, вы у нас  эксперт-патентовед.  Поможете  нам  в
этом мероприятии?
   - Звучит заманчиво, - признал Каммингс. - Учтите, я  должен  обдумать  ту
оценку перспектив, которую дает мистер Джеймс. Вы, я вижу,  охотно  исходите
из его правоты. Ладно, буду исходить из того же.  Джеймс,  оказался  ли  ваш
вспыльчивый друг настолько дальновидным, чтобы облечь свои идеи  в  ощутимую
форму патентов? Нельзя же основывать будущность фирмы на химерах.
   - Я как раз собирался затронуть этот вопрос,  -  ответил  я.  -  Нет,  не
оказался. Никогда в жизни он не был дельцом  и  не  держал  в  руках  тысячи
фунтов стерлингов.  Удовлетворение  он  получает,  трудясь  над  статьями  и
публикуя их, а также глядя, как корчатся другие,  уличенные  им  в  ошибках.
Кое-что из своих основополагающих идей он опубликовал  на  рубеже  столетий.
Посвятил их народу, если вы к этому клоните.
   - Именно к этому. Если Вудбери посвятил свои изобретения народу и нам  не
может передать права на них, то, по крайней мере, не может передать  никакие
права никому другому. Совершенно ясно, что Вудбери далеко  не  истощил  жилы
новых изобретений. Многое еще можно сделать в этом направлении, раз  уж  нам
потенциальная ценность идеи известна, а  другим  -  нет.  Самое  разумное  -
спокойно разрабатывать эту область, защитив патентами все мыслимые  способы,
какими можно практически осуществить идеи Вудбери. Тогда в дальнейшем руки у
нас окажутся развязанными, а наши конкуренты  шагу  ступить  не  смогут,  не
наткнувшись на тот или иной принадлежащий нам патент.
   - По-моему, верно, - сказал Уильямс. - Попробуем, Джеймс?
   - Ни о чем лучше, как работать над идеями Вудбери, мечтать не приходится,
- ответил я. - Признаться, я горю нетерпением выехать к нему. Вот  чуть-чуть
разберусь с бумагами на столе - и с радостью возьмусь за это  поручение  как
за первоочередную свою обязанность.
   - Этого я не могу позволить, - возразил Уильямс. - Уже не первый месяц вы
фактически исполняете обязанности главного инженера. Осенью Андерсон  уходит
на покой. Как только он уйдет, я официально назначу вас  главным  инженером.
Без вас я не могу обойтись. Нельзя ли перепоручить это дело кому-нибудь еще?
Например, Уотмену?
   - Я бы сам хотел попытать счастья, но если нельзя, то лучшей кандидатуры,
чем Уотмен, не придумаешь. Уотмен, ты согласен?
   Уотмен скромно усомнился в том, справится ли с  поручением.  Видно  было,
что желания взять  на  себя  эту  миссию  у  него  хоть  отбавляй.  Каммингс
колебался.
   - Не торопитесь, - посоветовал он. - Если  мы  выправим  патенты  на  имя
Уотмена, то каждому станет ясно, что  тут  налицо  закулисная  игра.  Другая
фирма может докопаться до того, что принципиальные идеи патентов украдены  у
Вудбери. Она причинит нам массу хлопот в патентных спорах, а то  и  опередит
нас. Я предпочел бы замести следы и никому не давать никаких зацепок.
   - Да, лучше бы приобрести права у лиц менее подозрительных, -  согласился
Уильямс. - Хорошо бы привязать изобретения к постороннему имени. Тогда мы бы
действительно опутали патентами всю отрасль, а  от  всех  прочих  оторвались
настолько, что не оставили бы им никаких шансов. Здесь одно  затруднение:  к
какому же постороннему имени?
   Тут я опять увлекся коммерцией. Не стану скрывать, сюда  примешивалась  и
затаенная злость.
   - А если к Домингецу? С недавних пор он балуется где-то на стыках с  этой
отраслью - так, в порядке джентльменской  забавы.  Ничего  серьезного,  сами
понимаете. С Домингецом я давно знаком и думаю, что нам удастся повесить  на
него изобретения. Я знаю склад его ума. Домингец тщеславен, поэтому никакого
труда не составляет внушить ему, будто идеи исходят от него. Мы  с  Уотменом
можем заняться конструкторским изучением проблемы,  а  попутно  нянчиться  с
Домингецом. А потом оформим патенты на имя Домингеца. Мне  кажется,  у  него
можно будет их выкупить по весьма сходной цене.
   - Слабовато, - сказал Уильямс. - Все равно люди  заподозрят  неладное,  а
след приведет к трудам Вудбери.
   - По-моему, этого нетрудно избежать, - вставил я. -  Давайте  решимся  на
дерзкий ход.  Вместо  того  чтобы  стараться  заполучить  новые  патенты  по
наинизшей цене,  давайте  предложим  Домингецу  головокружительную  сумму  и
придадим всей затее бесхитростный, однозначный вид.
   - В этом есть великий  смысл,  -  сказал  Уильямс.  -  Если  мы  решились
заняться этим делом, то нельзя довольствоваться полумерами. Предложим ему не
просто  приличную  цену:  предложим  неслыханную.  Тогда   наши   конкуренты
подумают, что дельцы из преуспевающей фирмы не стали бы платить такие деньги
за  пустяк,  что  изобретение,  пожалуй,  действительно  чего-то  стоит.  Мы
отпугнем всех конкурентов еще прежде чем начнется конкуренция.
   - Смысла здесь еще больше, чем вы думаете, -  подтвердил  Каммингс.  -  В
конце концов патентное право  не  исчерпывается  одними  только  параграфами
кодексов. Надо учитывать патентную экспертизу, да и судей тоже. Если  у  нас
дойдет до тяжбы - а это более чем вероятно, я бы даже сказал, гарантировано,
-  то,  когда  станет  известно,  что  мы   предлагаем   кругленькую   сумму
постороннему изобретателю, все проникнутся  убеждением,  что  за  эту  сумму
фирма получила равноценные изобретения. У нас появится  не  только  огромное
преимущество в патентных спорах, но и возможность (я не  ручаюсь,  но  почти
уверен) запугать противную сторону, прежде чем она обратится в суд. А каждый
месяц  беспрепятственного  нашего  владения   новыми   изобретениями   будет
просто-напросто укреплять презумпцию, будто они  действительно  находятся  в
законном  нашем  владении.  В  спорных   случаях   суд   принимает   сторону
фактического владельца.
   - Это мне не нравится, - заявил Олбрайт. - Вы, по-моему, нагло  попираете
традицию фирмы - трезвое благоразумие. Против этого  я  употреблю  все  свое
влияние.
   - Я и сам еще не пришел к окончательному решению,  -  сказал  Уильямс.  -
Меня все же надо убедить, что овчинка Вудбери стоит такой  сложной  выделки.
Знаю, Джеймс утверждает, что стоит. В моих глазах его мнение  имеет  большой
вес. В общем, если окажется, что изобретениями действительно стоит заняться,
то заняться ими надо дерзко. Во всяком случае, прощупывая почву, мы ничем не
рискуем. Прежде чем у  нас  появится  возможность  довести  дело  до  конца,
пройдет какое-то время. Мне кажется, Джеймс и Уотмен должны действовать, как
если бы мы приняли  положительное  решение.  Отказаться  от  этой  затеи  на
каком-то промежуточном этапе будет еще не поздно до тех пор, пока деньги  не
перейдут из рук в руки; мы решительно ничего не теряем, кроме времени одного
или двух наших служащих. За исключением присутствующих на совещании, ни одна
живая душа знать ничего  не  должна  о  наших  планах.  Хотите  высказаться,
Паттерсон?
   - Хотелось бы подробнее услышать об этом Домингеце, - сказал Паттерсон. -
Что он за птица? Достаточно ли в нем силы и прочих  качеств,  обеспечивающих
популярность, станет ли он привлекательной фигурой в глазах  общественности?
Бесцветная личность тут не  пригодится.  Если  же  этот  человек  согласится
подыгрывать рекламе и сумеет себя подать,  то  окажется  неоценимым  залогом
успеха фирмы. Джеймс, вы его знаете. Какой он в этом направлении?
   Я рассказал Паттерсону о давнем своем  знакомстве  с  Домингецом,  о  его
романтическом пребывании в цирке, о детстве  на  ранчо  среди  необъезженных
мустангов, о тем, какую лихость и даже театральность он на  себя  напускает.
Рассказал также, как он женился на вдове Матьесона.
   - Добро, - подытожил Паттерсон. - Есть  за  что  уцепиться.  Меня  так  и
подмывает засучить рукава - такие открываются горизонты. Джеймс, пришлите-ка
мне все материалы о Домингеце, какие только удастся собрать, а когда  придет
пора, мы уж за них возьмемся совместно.
   - Отлично, - заключил Уильямс. - Насколько я понимаю, всем все ясно.

   1920-1922
   Через несколько дней после совещания Уильямс  пригласил  меня  к  себе  в
кабинет для личной беседы.
   - Прежде чем говорить о делах, - сказал он, - я хотел бы обсудить с  вами
личный вопрос. Теперь, когда схлынула напряженность военных заказов, все  мы
можем подумать о себе и о личном счастье.  Так  вот,  вам  первому  я  решил
поведать о своем. За  годы  совместной  работы  мы  с  мисс  Сомерсет  очень
сблизились, и я попросил ее стать моей женой. Она оказалась настолько добра,
что согласилась, невзирая на все мои недостатки.
   Я смущенно пробормотал слова поздравлений и сердечно пожал Уильямсу руку.
   - Хотел просить вас о двух одолжениях, - продолжал Уильямс. -  Во-первых,
будьте шафером у меня на свадьбе. Мы с вами превосходно сработались, к  тому
же вы - давний друг. Когда человек занимает такое положение,  как  я,  вечно
отдает приказы и держит подчиненных в узде, у него не так-то  много  близких
друзей.
   - Конечно, буду, - отвечал я. - Для меня это большая честь. А второе?
   - Второе касается нашего медового  месяца.  Мы  решили  провести  его  за
границей, но не знаем, куда  именно  податься.  Вы  же  досконально  изучили
Европу, и в частности самые привлекательные ее уголки. Окажите  нам  услугу,
составьте программу поездки.
   Я согласился, пообещав приложить все старания.
   - Хорошо, - сказал он. - Значит, здесь все а порядке. А  теперь  о  деле.
Хочу поговорить о вашем с Каммингсом плане. Олбрайт его не одобряет,  но  вы
же Олбрайта знаете. Новые начинания ему не по душе,  и  в  то  же  время  он
страшно боится отстать от жизни. Если  я  одобрю  план  слишком  горячо,  то
Олбрайт будет гмыкать, покашливать, выдвигать возражения одно за другим,  но
в конце концов склонится на  мою  сторону.  Если  план  окажется  удачным  и
увенчается успехом, то мало-помалу Олбрайт позабудет  все  свои  возражения.
Через годик-другой начнет думать, будто сам породил этот  замысел.  Тогда  в
фирме "Уильямс и Олбрайт" все начинание станет неотъемлемой  частью  деловой
политики. А. там уж пусть-ка кто-нибудь попробует против  него  возразить  -
Олбрайт живо отбреет наглеца!
   В конечном итоге решение должен принять я. Но бесповоротное решение я  не
вижу возможности принять  еще  какое-то  время.  Предположим,  мы  прощупали
Домингеца, и из этого ничего не вышло. Я охотно выложу плату за консультацию
и даже, в разумных пределах, задаток.  Пусть  у  нас  останется  возможность
вовремя  вступить  в  игру,  если  игра  стоит  свеч.  Это  ведь   недорогое
удовольствие.
   Итак, предлагаю следующее. Потолкуйте с Домингецом и заинтересуйте его  в
нашей затее. На тот случай, если мы решим продолжить игру и предоставить все
полномочия Домингецу, проследите, чтобы Уотмен не надулся. А я тем  временем
займусь финансовой стороной и выясню, пойдет ли  нам  Уолл-стрит  навстречу,
если  мы  решим  активизироваться.  Но  помните,  я  на  вас  полагаюсь:  не
вовлекайте  нас  ни  в  какие  мало-мальски  важные  обязательства,  пока  и
поскольку я не даю особого распоряжения.
   От Уильямса я вышел, осчастливленный его доверием, исполненный  решимости
не подкачать и оказаться достойным возложенной на  меня  ответственности.  Я
был уверен, что у такого человека, как Уильямс,  справедливости  и  чуткости
хватит на двоих.
   Тем не менее,  поскольку  мне  приходилось  принять  участие  в  интриге,
которую в известной мере породило мое же предложение, на душе у меня скребли
кошки.  Я  прекрасно  знал,  что  Вудбери  не  очень-то   позволяет,   чтобы
посторонние вмешивались  в  его  дела  или  пытались  распорядиться  будущей
судьбой его изобретений.
   В общем-то я считал, что мы не вредить ему собираемся, а помогать.  Давно
уже он отсек от себя какие  бы  то  ни  было  права  собственности  на  свои
изобретения. Более того, предоставь его самому себе  -  он  наверняка  будет
продолжать в том же духе. Сам себе встает поперек пути,  тогда  как  у  него
есть все основания притязать на прибыль и даже сравнительное благосостояние.
Помочь ему можно только одним способом: пусть какой-то другой человек, более
искушенный, более от мира сего, станет хранителем его идей,  и  предоставить
автору заслуженные преимущества без личного авторского  вмешательства,  даже
без участия.
   Осуществись наш план, я не сомневался, что Уильямс вознаградил бы Вудбери
щедро, куда щедрее,  чем  обязан  был  по  закону.  Такого  принципа  всегда
придерживался Уильямс, имея дело с человеком, который  не  пытается  ущемить
его интересы и во всем, что касается собственных прав, простак простаком.
   Однако, учитывая упрямство и прямолинейность  Вудбери,  я  сознавал,  что
договориться с ним будет нелегко. Правда, я  надеялся,  что  при  содействии
Уильямса мне (человеку,  которого  Вудбери  называл  своим  другом)  удастся
как-нибудь уломать старика. Но все же  это  обстоятельство  меня  тревожило.
Зато меня ничуть не  тревожила  проблема  Домингеца.  Я  ведь  раскусил  его
тщеславную, себялюбивую душу. Из памяти у меня еще не изгладилась  последняя
наша встреча во Флоренции. В конце-то концов, если говорить  о  материальных
благах, то мой замысел ставит его в благоприятнейшее положение. Тонкости  же
чувств Домингеца в этических вопросах я не придавал излишнего  значения.  Не
сомневаясь, что справлюсь с Домингецом, я бессердечно отмахивался от мысли о
нежелательных последствиях моего вмешательства в его дела.
   Куда сильнее беспокоила меня проблема Уотмена.  Мы  намеревались  на  сто
процентов использовать его  мозг,  а  самому  ему  предоставить  мириться  с
второстепенным   (в   глазах   общественности)   положением.   Прежде    чем
предпринимать  что-либо,  я  собирался  побеседовать  с  ним   и   выяснить,
действительно ли наши планы ранят его так глубоко.
   При первом же удобном случае я с ним встретился. Уотмен  с  поразительной
готовностью согласился сотрудничать.
   -