Норберт ВИНЕР
   ИСКУСИТЕЛЬ

   Тем из изобретателей, кто житейским благам предпочитает истину.


   Некролог в "Нью-Йорк глоб" от 7 мая 1958 г.:
   "7 мая. - Вчера вечером в клубе "Да Винчи" скоропостижно скончался бывший
главный инженер фирмы "Уильямс контролс" Грегори Джеймс, своею деятельностью
немало способствовавший становлению атомного века. Покойному было 76 лет.

   Он  родился  в  Одессе  (Россия)   в   1902   г.,   окончил   Федеральный
политехнический институт Цюриха, долгое время работал  в  Нью-Йорке  главным
инженером фирмы "Уильямс контролс", удалился от дел в 1950 г.
   Одно  время  Грегори  Джеймс   был   ректором   Колумбийского   института
инженеров-кораблестроителей,  он  состоял   членом   виднейших   технических
объединений и обществ. Последние годы, удалившись на покой,  он  проживал  в
клубе "Да Винчи".
   Он никогда не был женат, у него нет прямых наследников".

   Заметка на первой полосе "Нью-Йорк глоб" от 14 мая 1958 г.:

   ЗАПИСКИ ДЖЕЙМСА
   Не в них ли - ключ к предыстории ракетного века?

   После  смерти  бывшего  главного  инженера  "Уильямс  контролс"   Грегори
Джеймса, скончавшегося на прошлой неделе,  обнаружен  запечатанный  конверт,
адресованный Грегори Уильямсу -  сыну  покойного  основателя  фирмы  Мордкея
Уильямса.

   В своем интервью мистер Уильямс заявил:
   - Отчасти рукопись посвящена личным  вопросам,  в  основном  же  освещает
историю  контрольно-измерительной  индустрии.   Рукопись   следует   считать
литературным завещанием мистера Джеймса.
   Рукопись представляет немалый общественный интерес. Я убежден, что,  если
отредактирую ее и издам, то выполню последнюю волю мистера Джеймса.

   Грегори Джеймс - Ованес Агапян - родился в 1882  г.  в  Одессе,  в  семье
зажиточного  армянского  ученого  -  ориенталиста.  Закончив  гимназию,   он
поступает в Политехнический институт в Цюрихе (Швейцария) где  знакомится  с
Диего Домингецом - циркачом, наездником, отчаянным малым,  убежавшим,  чтобы
учиться, из дома своего отца, мексиканского аристократа.
   После  института  Агапян,  изменивший  свою  фамилию  на  русский  лад  -
Яковский, - приезжает в Соединенные Штаты, где  его  дядя,  мелкий  торговец
Кабирян, знакомит юношу с пожилым бизнесменом Стандишем.


   1902-1903

   - Итак, - сказал Стандиш, -  мистер  Кабирян  уверяет,  что  вы  намерены
штурмом взять  цитадель  американской  техники.  Восхищен  вашей  смелостью.
Мистер Кабирян лестно отзывается о вашей учебной подготовке. Но прежде всего
расскажите-ка, что вы намерены делать и что согласились бы делать.
   - Я хочу работать инженером,  -ответил  я.  -  В  вашу  страну  я  прибыл
буквально на днях. Мои представления об американской технике слишком  скудны
и не позволяют мне судить, где именно я впишусь в общую картину и  на  каком
участке принесу пользу, но делать я согласился  бы  что  угодно  (ничуть  не
преувеличивая), лишь бы приступить к деятельности инженера.
   Стандиш покосился на мои ладони.
   - Гм, чересчур нежны, - заметил он. - Скажите,  а  простирается  ли  ваше
согласие на мозоли и грязь под ногтями?
   - Безусловно, простирается, - ответил я. -  Меня  заботит  другое:  я  не
знаю, как следуя путем грязи и мозолей,  попасть  в  технику.  С  чего  надо
начинать?
   - С заводских ворот, - ответил Стандиш. - Пока вы не располагаете  опытом
работы на американском производстве - да и вообще, насколько я  понимаю,  на
каком бы то ни было производстве, - с  вами  ни  одна  техническая  фирма  и
разговаривать не  станет.  Согласны  ли  вы  бродить  от  ворот  к  воротам,
предлагая свои услуги в качестве чернорабочего?
   - Согласен, - отвечал я.
   - В таком случае, вот вам список технических  предприятий  Бостона,  где,
возможно, требуются рабочие. Моя фирма здесь не фигурирует, так как я больше
не принимаю активного участия в ее делах, и навряд ли последние полгода  она
особенно процветает. Как видите, я указал, каким транспортом  добираться  до
каждого   предприятия,   и   расположил   их   в   порядке,   так   сказать,
привлекательности, по нисходящей. Позвольте дать вам  несколько  советов.  В
том случае, если вас где-то наймут, вы должны будете, не медля, приступить к
работе. Не ходите же наниматься в хорошем костюме, вроде сегодняшнего, и  ни
в коем случае не надевайте одежду европейского покроя. Далее: я вижу на  вас
пенсне. Если ваше зрение нуждается  в  коррекции,  купите  очки  в  стальной
оправе. Они не так претенциозны, а в  цехе  -  безопаснее.  Следующее:  надо
отметить, что вы вполне прилично владеете английским, но  это  -  английский
язык Англии. Здесь он не пользуется популярностью. Я не рассчитываю, что  вы
в один миг измените свою речь. Но вот пробудете здесь подольше, узнаете, как
говорят окружающие, - разговаривайте подобно им.
   И главное. Вы начинаете с азов, а это значит - снизу. Не  привередничайте
и не считайте себя выше окружающих. На первых порах не ждите успеха, но и не
отчаивайтесь. Когда пооботретесь и поймете, что к чему, - приходите  ко  мне
опять, буду рад помочь вам советом. А пока - выше голову. Желаю удачи.
   Дядя мой, чувствуя себя у Стандишей не в своей тарелке, ерзал в кресле. Я
сунул в карман список мистера Стандиша и решил последовать всем его советам.
   Начался обход фирм,  которые,  если  рассуждать  теоретически,  могли  бы
предоставить мне работу. Я не надеялся найти место в первой, второй или даже
десятой по счету фирме, но и не был подготовлен к унылой  процедуре  поисков
работы. Вечер за  вечером  я,  подавленный,  возвращался  домой  с  гудящими
ногами. Одна фирма закрылась, другая, испытывая затруднения, увольняла часть
рабочих, третья принимала только опытных. Я уж  было  совсем  разуверился  в
том, что когда-либо подыщу себе место.
   Но вот на полпути к округу Эссекс, в Кромере, я посетил Бэйсайдский завод
корпорации "Бэйсайд Энджиниринг", расположенный среди соляных болот, в устье
какой-то речушки. Длинные, приземистые  здания  цехов  походили  на  депо  и
изобиловали окнами, где стекла потускнели от пыли и паутины, а то  и  просто
отсутствовали,  выбитые  меткой  рукой   окрестных   мальчишек.   Корпорация
занималась изготовлением стационарных паровых двигателей.
   У центрального входа я осведомился, к  кому  надо  обратиться  по  поводу
приема на работу, и меня направили к прокопченной задней двери  с  табличкой
"Кадры". Следуя стрелкам-указателям, я пересек две или три  узкоколейки,  по
которым  сновали  вагоны-платформы.  В   запущенной   конторе,   разделенной
перегородками чуть выше человеческого роста, пропахшей дымом и сухим  лаком,
за деревянной стойкой восседал какой-то человек. Он с сомнением взглянул  на
мои руки.
   - Новичку, знаете ли, нечего рассчитывать на многое. Работа у  нас  здесь
нелегкая, да и с людьми нашими поладить  нелегко.  Вы  уверены,  что  хотите
попасть именно на такую работу?
   - Уверен, - ответил я.
   - Ладно, тогда вот вам записка, отнесете Биллу Фланагану в 15-й цех.  Там
очень быстро выяснится, справитесь вы или нет. Только потом не жалуйтесь, не
говорите, будто вас не предупреждали!
   Я  пересек  огороженную  территорию  завода,  усеянную  грудами   ржавого
металлолома, поросшую лопухами и цикорием, и  подошел  к  длинному  мрачному
строению,  откуда,  казалось,  неслись  все  шумы  ада.  Это  был  цех,  где
ремонтировали старые котлы.
   Плечистый верзила Билл Фланаган носил старый комбинезон,  некогда  синий,
теперь же до того изъеденный пятнами ржавчины, что  о  первоначальном  цвете
оставалось  лишь  догадываться.  Фланаган   командовал   бригадой   рабочих,
сгружавших с вагон-платформы старый котел. На меня он едва глянул.  Пробежал
глазами записку и сказал:
   - Конечно, займись-ка вместе с ребятами вон тем канатом, да не тяни, пока
я не крикну. Знай себе, смотри, что делают другие, и делай, как они.
   Когда гудок возвестил об окончании рабочей смены, спина и  плечи  у  меня
ныли, а руки сплошь покрылись  мозолями  в  два  слоя.  Смертельно  усталым,
побрел я в грязную душевую.
   Я подыскал комнату в пансионе у матушки Коркоран, достойной вдовицы,  чей
муж работал на Бэйсайдском заводе и был убит сорвавшимся с креплений котлом.
Подавляющее большинство ее жильцов тоже работало на том же  заводе.  Матушка
Коркоран  содержала  заведение  в  чистоте,  кормила  сытно,  хоть   и   без
разносолов, а дисциплину блюла не хуже армейского сержанта. Под самой крышей
у нее оказалась свободная комнатушка. Пуста она была, как отшельничья келья,
но там имелась удобная постель, а в углу стояла железная печурка.
   Постепенно я стал различать других жильцов. Вот старый  чудаковатый  Ларс
Густавсон,  швед,  по  профессии  наладчик.  Вот  мистер  Картер,  прежде  -
чертежник из отдела двигателей, ныне нигде не работает; по-видимому, перешел
на  иждивение  многочисленных   родственников.   Ходят   слухи,   будто   он
пристрастился к спиртному. Мисс Эллис, язвительная  старая  дева,  преподает
английский язык в средней школе. По-моему, ей бы больше подошло  преподавать
дисциплину и этикет. В пансионе она задавала тон.  В  этом  плане  никто  из
жильцов не был склонен обижать ее, кроме, пожалуй,  Майка  Хенесси  -  юного
рыжего ирландца из бухгалтерии.

   1903-1904
   Меж тем все катилось по  налаженной  колее:  пансион  -  завод,  завод  -
пансион.  Волдыри  на  руках  больше  не  взбухали,  ладони  у  меня   стали
мозолистыми и почернели от въевшейся копоти. Теперь я уверенно разбирался  в
тайнах разводного ключа и кувалды.
   Меня перевели в цех, где разрабатывалась новая модель парового поршневого
двигателя. Я измерял  планиметром  индикаторную  диаграмму  за  индикаторной
диаграммой. Взвешивал конденсированный пар, пока весь мир для меня не пропах
влажным ржавым чугуном. Овладел токарным и строгальным  станками,  так  что,
когда сломался старый ползун поршневого штока, я  экспромтом  сконструировал
новый и выполнил его в точно заданных размерах. Постиг  премудрость  заливки
металлических подшипников баббитом. Короче говоря, я стал  мастером  на  все
руки.
   Примерно тогда же объединились многие  из  мелких  технических  компаний.
Нашу фирму поглотил  какой-то  синдикат.  Значительное  число  рабочих  было
уволено, и среди них оказался я.
   Снова  начались  просмотры  газетных   объявлений,   обходы   заводов   и
всевозможных бюро найма. Однако я уже не был  желторотым  новичком.  У  меня
накопился двухгодовой опыт работы. Английским я,  пожалуй,  владел  немногим
лучше,  чем  в  день  приезда,  но  моя  речь  теперь  меньше  резала   слух
товарищей-рабочих. На сей раз мне с порога не отказывали. Я видел,  что  мою
кандидатуру серьезно рассматривают, и если она  отвергается,  то  по  веской
причине.
   Первые дни поисков работы нанесли легкую царапину моему самолюбию, но  не
уязвили его. Я решил написать мистеру Стандишу. Передо мною -  его  ответное
письмо. Я бережно хранил и храню этот документ, как пропуск,  открывший  мне
двери ко всей дальнейшей карьере. Вот текст:

   Дорогой Мистер Яковский!
   Я огорчился, узнав, что Вы опять подыскиваете работу. Такое  случается  с
каждым, и  программа  подготовки  молодого  специалиста  требует,  чтобы  он
понимал  это  обстоятельство  и  был   готов   к   подобным   непредвиденным
случайностям.
   Изредка я вижусь с Вашим дядюшкой, и он с восторгом показывает  мне  Ваши
письма. Очевидно, Вы как нельзя более толково распоряжались своим  временем.
По-видимому, Вы  обладаете  силой  воли,  необходимой  каждому,  кто  желает
зарабатывать себе на пропитание в качестве инженера.
   Более того, сторонкой я навел о Вас справки на заводе, где Вы работали. У
высокого начальства удалось  разузнать  не  многое,  поскольку  оно  слишком
далеко от начинающего юнца и может о нем даже не слыхать... Но есть  у  меня
там знакомства среди рабочих, в частности, я знаю Ларса  Густавсона:  в  мое
время он был там наладчиком. Ларсу все не по душе, но о Вас он отзывается  с
ожесточенным неодобрением, которое, как я понимаю, равносильно самой высокой
хвале.
   Короче говоря, теперь Вы достаточно поработали на  заводе  и  можете,  не
слишком преувеличивая, выдавать себя за опытного инженера. В таком случае, я
могу помочь Вам несколько ощутимее, чем в первый раз.
   Лет десять назад со мной работал Мордкей Уильямс. Это  довольно  толковый
инженер, человек простой и грубоватый (родом с фермы из-под  Нью-Йорка),  но
по-настоящему он развернулся в административной сфере техники. С тех пор  он
перешел в новоанглийскую кораблестроительную фирму "Олбрайт  и  сыновья".  В
финансовом  отношении  фирма  терпела  крах   -   затоварилась   устаревшими
изделиями, - и Уильямс успешно провел ее реорганизацию. Теперь  фирма  носит
название "Уильямс и Олбрайт", и уж поверьте: то, что на первом  месте  стоит
фамилия Уильямса - не просто случайность.
   Контора фирмы находится в Бостоне на Атлантик-авеню. Был у  меня  записан
точный адрес, но я его куда-то девал и теперь никак не найду;  посмотрите  в
справочнике.  В  общем,  я  отправил  Уильямсу  письмо  на  домашний  адрес,
рассказал кое-что о Вас, дал понять, что Вы сейчас  не  у  дел  и  могли  бы
пригодиться по научной части. Несколько лет подряд Мордкей мне жалуется, что
в фирме нет первоклассного инженера-ученого, и просит  подыскать  им  такого
сотрудника. Для Уильямса все  беды  -  оттого,  что  ученые  не  располагают
заводским опытом, а инженеры не владеют теорией.
   По-моему, сомнениям нет места: фирма возьмет Вас на работу. Поначалу  Вам
не приходится на многое рассчитывать: еле-еле хватит на трехразовое питание,
да еще, пожалуй, раз в год - новый костюм и раз в неделю,  в  воскресенье  -
сигара. Зато с  тех  пор,  как  Мордкей  перешел  в  эту  фирму,  она  стала
подходящим полем для продвижения способного молодого  человека,  к  тому  же
Мордкей там за Вами присмотрит.
   Хочу кое от чего Вас предостеречь. В Америке вновь прибывшим  живется  не
сладко, иммигрантам армянского происхождения - не слаще, чем всем остальным.
Вам на роду написано высоко взлететь, но  часть  пути  к  взлетной  площадке
придется преодолеть пешком, и незачем шагать  с  жерновом  на  шее.  Смените
фамилию, чтобы люди могли к Вам обращаться,  не  рискуя  сломать  язык.  Ваш
дядюшка перевел мне Ваши имя и фамилию как "Грегори, сын Джекоба".  Как  Вам
нравится "Грегори Джеймс"? В конце концов,  "Джеймс"  -  один  из  вариантов
имени "Джекоб".
   Горячо желающий Вам дальнейших успехов, искренне Ваш
   Уолтер Стандиш.

   Я высмотрел в справочнике адрес конторы "Уильямс и Олбрайт". Оказывается,
она помещалась не на самой Атлантик-стрит, а на одном из отходящих  от  этой
улицы старых волнорезов, в угрюмом гранитном здании. Внутри я обнаружил  там
своеобразную смесь современных суеты и энергичности (отнес на счет Уильямса)
с атмосферой салемской конторы (должно быть, влияние Олбрайта).
   Секретарша постучалась  в  дверь  кабинета  с  табличкой  "Питер  Огастес
Олбрайт-IV". Меня позвали внутрь, и я очутился лицом  к  лицу  с  высоким  и
сухопарым человеком за письменным столом; у человека  были  мохнатые  брови,
крючковатый нос, отлично сшитый костюм и сорочка  с  высоким  воротничком  -
такое можно  увидеть  на  ранних  фотоснимках  Вудро  Вильсона  и  Франклина
Рузвельта. Меня поразили в  нем  самообладание  и  собственное  достоинство,
которым противоречило то, что он бросал на меня взгляды  искоса,  словно  не
вполне был уверен в себе.
   - Мистер... - Он взглянул на новехонькую  визитную  карточку,  специально
заказанную для поисков работы. - Джеймс, кажется? Чем могу быть полезен?
   - Я к вам насчет  работы,  сэр.  Фирма,  где  я  служил,  свернула  часть
производства, и вот я опять  ищу  место  младшего  инженера.  Насколько  мне
известно, кое-какими сведениями обо мне располагает мистер Уильямс.
   Мистер Олбрайт в задумчивости постучал карандашиком по столу.
   - Джеймс, Джеймс... Вы, случайно, не родственник ли тем  самым  Джеймсам?
Так или  иначе,  фамилия  хорошая,  американская.  А  кстати,  документы  об
образовании и прежней работе у вас при себе?
   Я предъявил нотариально заверенную  копию  диплома  и  справку  от  фирмы
"Бэйсайд Энджиниринг". Олбрайт погрузился в  изучение.  Когда  он  дошел  до
фамилии "Яковский", я подметил у него в глазах искру неприязни.
   - Я вижу, эти бумаги принадлежат некоему мистеру Яковски, а ваше  фамилия
Джеймс. Какое они имеют к вам отношение?
   - Это мои документы, - возразил я. - Просто я сменил фамилию.
   - Гм. Боюсь, у нас нет для вас ничего подходящего. Всего доброго, сэр.
   Не помню уж, как вышел я  из  кабинета.  Секретаршу  в  приемной  удивил,
должно быть, мой удрученный вид.
   - Что случилось? - спросила она.
   - К сожалению, у мистера Олбрайта не нашлось для меня места  в  фирме,  -
ответил я. - Что ж, попытаю счастья где-нибудь еще.
   - Нет-нет, не уходите, - всполошилась она. - Только  что  приехал  мистер
Уильямс. Он особо спрашивал о вас и велел, чтобы я не упускала вас из виду.
   Меня провели в кабинет поменьше, да и по-иному обставленный.  У  Олбрайта
стены были выбелены, а мебель выдержана в стиле Салема 1820-х  годов,  здесь
же стены были лакированные, меблировка аскетически проста и деловита.
   За письменным столом, перед множеством бумаг,  разложенных  в  образцовом
порядке, сидел Мордкей Уильямс.
   В то время он, уже изведав первые триумфы, все же  знал,  что  дальнейшие
возможны только ценой упорной борьбы и надо непрестанно быть начеку. Кость у
него была тонкая, черты лица резкие: типичное лицо уроженца штатов Вермонт и
Нью-Йорк.
   Я протянул ему визитную карточку.
   - Мистер Джеймс?.. Ах да, мистер Яковский! Мистер Стандиш рассказал мне о
вас решительно все; мы дадим вам испытательный срок.
   - Боюсь, сэр, из этого ничего не выйдет. Только что  мистер  Олбрайт  дал
мне от ворот поворот.
   - Ну, Олбрайт! - отмахнулся Уильямс. - Он мой компаньон и добрый друг, но
не стоит принимать всерьез каждое его  слово.  Он  у  нас  ведает  вопросами
кораблестроения.  Слыхали  о  верфях  Олбрайта  в  Салеме?  А  я   занимаюсь
корабельной техникой,  причем  мистер  Олбрайт  в  конструкторские  бюро  не
заглядывает. И учтите: вы подчиняетесь непосредственно мне. Если  кто-нибудь
выведет вас из терпения, обращайтесь сначала ко мне, а уж  потом  принимайте
иные меры.
   Послушайте лучше, что вам предстоит у нас делать. Близится эпоха судов  с
электрическими  двигателями,  хоть  такие  двигатели  и  находятся  пока   в
экспериментальной стадии. Зато будущее у  них  огромное.  Капитану  не  надо
будет надрывать глотку, передавая свои команды  в  машинное  отделение,  или
посылать их по судовому телеграфу: все управление он сосредоточит у себя под
рукой, тут же, на капитанском мостике. Это удобнее, да и безопаснее, на  мой
взгляд, особенно в водах с интенсивным движением - портах и т. п.
   Есть  у  нас  и  другое  преимущество.  Установленный  на  судне   мощный
электрический генератор обеспечит  энергией  (и  в  достаточном  количестве)
вспомогательное  оборудование.  Ведь  на   всяком   судне   вспомогательного
оборудования не счесть - вентиляторы, лебедки, кабестаны, рулевой  привод  и
так далее. Эксплуатируется оно в хвост и в гриву. Никогда не знаешь,  с  чем
оно столкнется в открытом море или же в  порту  при  погрузке  и  разгрузке.
Значительная часть оборудования попадает в руки  портовых  грузчиков,  а  те
обращаются с ним так же нежно и бережно, как с лопатой.
   Далее, оборудование оборудованию рознь. Вентилятор работает  беспрерывно,
с почти ровной нагрузкой,  зачастую  -  в  ограниченном  пространстве.  Надо
следить,  чтоб  он  не  перегрелся.  Рулевые  двигатели  то  включаются,  то
отключаются, для них проблема перегрева не столь остра, но от них  требуется
максимальная надежность, иначе в тумане  обязательно  столкнешься  с  другим
судном или, в лучшем случае,  наскочишь  на  волнорез.  А  ес