ли  говорить  о
рабочем режиме лебедок, то неизвестно, что именно придется им  разгружать  и
грузить. Каждую минуту они должны быть готовы к внезапному  рывку.  Портовые
грузчики - народ грубый. Сегодня вы грузите на палубу  паровозы,  а  завтра,
возможно, - смешанные грузы из трюмов. К тому же судовое оборудование должно
быть безопасным, иначе владельцу придется выплатить столько штрафов, что  он
вылетит в трубу.
   Электродвигатели  непрерывно  совершенствуются.  При  той   же   мощности
уменьшаются их габариты,  повышается  надежность  и  упрощается  управление.
Однако  важнейшие  усовершенствования  сосредоточены   а   руках   двух-трех
компаний.  Не  хотелось  бы  им   кланяться,   вот   я   и   решил   создать
проектно-конструкторский    отдел    по    разработке     и     изготовлению
электродвигателей. Чтобы идея не вышла у  меня  из-под  контроля,  я  должен
располагать  двумя-тремя  хорошими  патентами.  Я  уже  приглядел  заводики,
которые, по-моему,  можно  прибрать  к  рукам,  и  тогда  нашей  организации
гарантирована независимость.
   Среди моих  сотрудников  есть  толковый  инженер-электрик,  ему  я  решил
поручить проблемы основного электрооборудования - генераторов, знаете ли,  и
двигателей для валов  и  судовых  винтов.  Фамилия  этого  инженера  Уотмен;
родился он на  ферме,  как  и  я,  а  образование  получил  в  Висконсинском
университете.  Очень  славный  малый,  но  уверяет,  что  с  проектированием
основного электрооборудования у него хлопот полон рот. А мне нужен еще  один
человек,  чтобы  занимался  вспомогательным  оборудованием.   Есть   у   вас
инженерная подготовка и опыт работы?
   - Подготовка-то есть, - отвечал я. - В  Цюрихе  электротехнику  преподают
превосходно, а я ею как раз увлекался. К сожалению, работать мне приходилось
только с паровыми двигателями и всевозможными станками. В  электротехнике  я
совершенно беспомощен.
   - Ну что ж, по крайней мере, вы знаете толк хоть  в  каком-то  инженерном
деле, и при вашем образовании вам нетрудно будет переквалифицироваться. Зато
не придется переучиваться, забывать старые знания, а в  бурно  развивающейся
отрасли техники это - скорее даже преимущество.
   Вы мне нравитесь, нравится все то, что я о вас знаю, поэтому я решил  вас
взять на испытание. Начнете с малого. Пока я могу вам предложить только  две
тысячи долларов в год. Но расти вы будете вместе  с  фирмой,  и  когда  ваша
стоимость в наших глазах повысится, я соответственно увеличу вам  жалованье.
Как, согласны?
   Твердый годовой оклад две тысячи долларов показался мне по тем  временам,
когда жизнь была дешевле, целым состоянием. Раньше я получал всего  двадцать
пять долларов в неделю.  Еще  больше  соблазняло  меня  положение  человека,
обеспеченного  постоянной  работой.   Заикаясь,   я   выразил   согласие   и
признательность.
   - Прежде, чем соглашаться, осмотрели бы предприятие: тогда бы выяснилось,
понравится ли вам здесь работать.
   Он провел меня во внутренний двор конторы; там стояло нечто вроде  хижины
из досок и  бревен.  Неказистое  было  строение.  Однако,  войдя  внутрь,  я
обнаружил, что помещение чистенькое и удобное. Я  порылся  в  библиотечке  и
нашел почти все учебники, полюбившиеся мне я  Цюрихском  политехническом,  а
также новейшие английские и американские монографии, с которыми до  сих  пор
не успел ознакомиться.
   Потом  мы  зашли  а  конструкторское  бюро,  где  мне  отныне  предстояло
трудиться. Меня представили  Биллу  Уотмену  -  сутулому  долговязому  парню
младше меня, молчаливому, но приветливому. Бюро было обставлено со строгой и
даже  аскетической  простотой.  Новехонькие,  последнего  образца   кульманы
оборудованы параллельными линейками,  повсюду  в  изобилии  миллиметровка  и
всякие  чертежные  принадлежности.  Рядом  с  моим  кульманом  -   старинный
письменный стол,  на  нем  -  добротная  пишущая  машинка,  высота  удобного
вращающегося кресла  с  откидной  спинкой  идеально  соответствует  условиям
работы. На столе  у  меня  уже  лежат  отточенные  карандаши  и  технические
справочники.
   Когда мы вышли оттуда, Уильямс спросил:
   - Ну и каково ваше мнение? Возьметесь за работу? Учтите, я готов дать вам
на размышление день или два.
   - Рабочее помещение симпатичное, - сказал  я,  -  и  жалованье  подходит.
Одного только я боюсь: вдруг не справлюсь.
   - Это уж мой риск,  -  ответил  Уильямс,  -  и  я  на  него  охотно  иду.
Приступайте к работе с завтрашнего дня. По-моему, не  стоит  инструктировать
вас подробнее, пока вы не освежили в памяти свои познания по электротехнике.
За ближайшие три недели перечитаете учебники и войдете в  курс.  Да,  и  еще
одно.  Вы  должны   отчетливо   представлять   себе   американскую   систему
патентования. Насколько я понимаю, у вас нет опыта работы с патентами.
   - Да, - признался я. - В Цюрихском  политехническом  нам  читали  краткий
курс патентоведения, но он охватывал европейские системы  патентования  -  в
основном швейцарскую, германскую и английскую. В последних лекциях профессор
уделил несколько слов  американской  системе  патентования,  но  осветил  ее
недостаточно, от этого не оттолкнешься.
   - Неважно, - сказал  Уильямс.  -  Я  и  не  предполагал,  что  вы  хорошо
разбираетесь в патентоведении. Познакомлю вас с нашим  юристом-патентоведом.
Он лучше любого профессора научит вас всем  тонкостям.  Я  всячески  поощряю
разговоры сотрудников  на  профессиональные  темы.  Из  всех  известных  мне
способов научиться чему-либо этот - наилучший. Если у вас появятся  вопросы,
не стесняйтесь, спрашивайте у нашего юрисконсульта. А если он ответит на них
не вполне удовлетворительно, обращайтесь ко мне.
   Он отвел меня в маленький,  перегороженный  надвое  кабинет,  где  стояли
конторка и шкаф с юридической литературой.  За  конторкой  сидел  продувного
вида молодой человек в очках, перед ним лежала раскрытая подшивка  патентов,
а он усердно строчил аннотации старомодной  вставочкой  со  стальным  пером.
Дописав фразу, он встал и поздоровался с нами.
   - Мистер Каммингс, - сказал Уильямс, - познакомьтесь с мистером Джеймсом,
Грегори Джеймсом. Он будет работать у  нас  в  качестве  инженера-электрика.
Уотмен до того загружен тяговыми двигателями, что работу над вспомогательным
оборудованием я  вынужден  поручить  другому  сотруднику,  и  мистер  Джеймс
согласился испробовать свои силы. Я посоветовал ему обратиться к  вам,  чтоб
вы его мало-мальски просветили в патентной игре. Вы ему не поможете?
   Каммингс пожал мне руку.
   - Разумеется, мистер Джеймс, - сказал он. - Буду рад помогать вам  в  чем
угодно.  Я  привык  обучать   молодых   инженеров   нашей   фирмы   начаткам
патентоведения. Приходите, как  выдастся  свободная  минутка,  и  мы  вместе
проработаем кое-что из основных положений. Удобно вам в  следующий  вторник,
часа в четыре? К тому времени я разгребу текучку.  Ведь  самое  полезное  из
всего, что я могу сделать, - это проследить, чтобы  инженеры  разбирались  в
патентовании и свою работу приносили мне в форме, пригодной  к  оптимальному
использованию.

   Я попрощался и домой к дяде, в Уотертаун, вернулся как по облаку.  Отныне
я стою на нужной ступеньке лестницы, ведущей к профессиональному  успеху.  А
ведь в моей профессии можно далеко пойти.
   ...За пятнадцать минут до начала  занятий  я  уже  сидел  на  работе,  за
письменным столом. Еще через пять минут появился Билл Уотмен.  Казалось,  он
от души желает сойтись со мной поближе и всячески старается быть хоть чем-то
полезен.
   - Отныне и впредь ты называешь меня "Билл", а я тебя "Грегори", -  сказал
он. - Могу я что-нибудь сделать, чтобы ввести тебя в курс?
   - Хотелось бы побольше  узнать  о  структуре  фирмы,  -  сказал  я.  -  В
центральной конторе я напоролся на удивительно грозную личность. Он  возымел
обо мне не слишком-то высокое мнение. Расскажи-ка мне о нем.
   - Ах, Олбрайт!  -  Мой  собеседник  отмахнулся.  -  Не  надо  из-за  него
переживать. Просто не попадайся ему на глаза.  Заправляет  здесь  не  он,  а
Уильямс, С тех пор, как он сцапал фирму "Олбрайт и сыновья", к нему  перешли
все полномочия Олбрайта. Сто лет назад родоначальник династии Олбрайтов  был
в Салеме важной  шишкой.  Представляешь?  Огромный,  деревянный,  квадратной
формы  особняк  с  капитанской  рубкой,  корабли  снуют  в  Калькутту  и  из
Калькутты, верфь в устье реки и прочие атрибуты торгового принца.
   Дом нынешних Олбрайтов  -  учреждение  ужасно  чопорное,  миссис  Олбрайт
разливает чай с таким видом, будто  подает  на  стол  серу  с  патокой.  Над
камином висит портрет великого предка. Ты  ведь  знаешь,  о  каком  портрете
речь: фоном служит окно с плюшевыми занавесями, на предке цветастый халат, в
руке подзорная труба, а за спиной  виднеется  торговый  флот  Олбрайтов.  На
голове у старца ночной колпак, смахивающий на тюрбан.
   Носище у старца - точь-в-точь как у нашего Олбрайта,  но  выражение  лица
под стать хоботу, да и мохнатые брови тоже. Он был властен и могуществен,  и
нисколько этого не скрывал. В войну 1812 года держал каперы, причем одним из
них командовал лично. Кроме того, в Салеме ходили слухи  (я  рассказываю  со
слов моего  двоюродного  деда),  будто  тот  Олбрайт  возил  с  африканского
побережья слоновую кость, да и рабами торговать не брезговал.
   О нем  плетут,  будто  однажды  он  закупал  партию  тростниковых  ножей,
приготовленную к отправке в Вест-Индию и перепродал китобоям в  гренландском
заливе Диско. Китобоям ножи пришлись как нельзя более кстати  при  добывании
ворвани из китовых туш. Эта операция принесла тому Олбрайту целое состояние,
хоть он  и  без  того  был  несметно  богат  и  навряд  ли  заметил  деньги,
заколоченные на ножах, - их затмили уже имевшиеся денежки.
   Еще до войны Севера с Югом Олбрайты отошли от морских перевозок  и  стали
уделять все больше внимания судостроению. С  их  стапелей  сходили  отличные
клипперы для ввоза китайского чая. Но война снизила спрос  на  парусники,  а
из-за конкуренции новых железных судов их  производство  на  какое-то  время
чуть не свелось на нет. Впоследствии "Олбрайт и сыновья" занялись  созданием
железных, а затем стальных судов, но младшие Олбрайты никогда не могли  даже
мысленно потягаться со стариком.
   Тот оставил  семье  немалые  средства.  Большинство  наследников  вложило
деньги в медные акции (знаешь, "Калумет энд Хекла") и  с  тех  пор  живут  в
почете и довольстве под сенью дедовой славы. Судостроительная верфь осталась
на месте, но пришла в упадок.
   А Уильямс к тому времени уже несколько лет занимался судовой техникой. Но
ему вовсе не по душе было ставить оборудование на суда чужого дяди.  Он  сам
хотел утвердиться в судостроении. Вот он и решил завладеть фирмой "Олбрайт и
сыновья". Фирма находилась не в блестящем состоянии, но сохранила  старинное
имя и стапеля, откуда можно спускать суда в глубокую  воду.  Уильямсу  нужны
были стапеля и имя, а в придачу он согласился  взять  Олбрайта.  С  тех  пор
Олбрайт задает фирме тон, а Уильямс следит за  тем,  чтобы  судостроительная
сторона дела не отставала от эпохи.
   Тебе, наверно, хотелось бы кое-что узнать  и  об  Уильямсе.  В  те  давно
минувшие дни, когда вступить в игру можно  было  благополучно  и  не  кончая
колледжа, он работал инженером в каком-то из  западных  штатов.  Технические
его познания немножко устарели, да он  и  сам  это  понимает.  Зато  у  него
хватает здравого смысла нанимать сотрудников,  досконально  изучивших  новую
технику.
   Он распоряжается кредитами фирмы и больше почти ни во что  не  лезет.  Не
стану отрицать, на  его  совести  -  довольно-таки  сомнительные  сделки.  В
глубине души он немножечко пират,  но,  по  крайней  мере,  у  него  хватает
совести порядочно  поступать  со  своими  сообщниками.  Олбрайт  преисполнен
добродетелей и высоких моральных чувств, но он, глазом  не  моргнув,  уволит
вас, едва только заподозрит, что вы не приносите фирме дохода.
   Между прочим, звонок был четверть часа назад, так  что  просматривайте-ка
свою почту да беритесь за работу.
   Я принялся перечитывать  учебники  по  электрическим  машинам  и  листать
новейшие  работы,  написанные  за  последние  три-четыре  года.  К  середине
рабочего дня в голове у меня бушевал вихрь таких понятий, как  напряженность
магнитного поля, петля гистерезиса, потенциал зажигания, волновая и петлевая
обмотки, - весь шаманский жаргон создателей электрооборудования.
   Когда пробило час пополудни,  Уотмену  пришлось  трижды  окликнуть  меня,
прежде чем я  отвлекся  от  книг  и  принял  его  приглашение  перекусить  в
кафетерии напротив.
   Вторая половина дня прошла, как и первая, в напряженном  дурмане.  Я  был
только  рад,  когда  рабочий  день  кончился  и  на  пути  домой   появилась
возможность привести мысли в порядок.
   Нахлынули на меня думы о студенческих  годах,  о  Домингеце,  и  я  вдруг
вспомнил, что вот уже более  года  не  получаю  от  него  никаких  известий.
Подобно мне, он продирался на  заводе  сквозь  дебри  ученичества  и  черной
работы, хоть и в другой фирме и другом маленьком городке.
   В записной книжке я разыскал последний из его адресов, известных  мне.  В
тот же вечер я написал Домингецу. Сообщил, что  самое  трудное  у  меня  уже
позади. Надеюсь, мол, что и у него тоже. А теперь, мол, у меня,  по  крайней
мере, есть возможность возобновить переписку с друзьями.
   Через несколько дней я получил ответ на  бланке  Фэйрвью-колледжа,  город
Ист-Брайэм, штат Массачузетс.

   Милый Грегори!
   (ведь я теперь должен называть тебя американским вариантом твоего имени).
   Был в восторге, получив от тебя весточку. Ты весьма подробно отчитался  в
том, что с тобой происходило за это время. Отплачу тебе той же монетой. Если
помнишь, меня ожидала  должность  в  фирме  "Консолидейтид  Дженерейторс"  в
Сиракузах, штат Нью-Йорк. Устроил меня туда Майк  Эдвардс,  помнишь,  щуплый
студентик. В "Консолидейтид Дженерейторс" его дядька занимает высокий  пост,
поэтому рекомендация Майка сослужила мне хорошую службу.
   В цехах я прошел примерно через то же, что и ты, но у меня  не  оказалось
ни твоего всеприятия,  ни  твоего  смирения.  Откровенно  говоря,  я  всегда
полагал,  что  махать  молотом  да  орудовать  гаечным  ключом,  зажатым   в
мозолистой руке, - занятия, недостойные благородного человека.
   В "Консолидейтид Дженерейторс" я недурно справлялся с  обязанностями,  но
повышали меня, на мой взгляд, чересчур медленно. Я  всегда  разделял  мнение
теннисоновского "северного крестьянина": путь преуспеяния в мире сем  -  это
путь туда, где деньги лежат.  Однако  в  ту  пору  влияние  мое  на  мистера
Эдвардса было недостаточно, чтобы обращаться к  нему  с  новой  просьбой,  а
другими знакомствами среди начальства я не обзавелся.
   Но события повернулись иначе.  Мне  всегда  казался  родственной  натурой
священник нашей церкви мистер Маннинг. Он  тоже  нравится  женщинам  и  тоже
твердо вознамерился преуспеть в жизни. В его случае  к  успеху  вела  модная
церковь  в  большом  городе  -  оттуда  можно   прорваться   на   какую-либо
административную должностишку. Я знал, что этот человек своего  добьется,  и
сделал на него ставку.
   Я поставил на верную лошадь. Года не прошло, как мы с ним  познакомились,
а он уже получил кафедру английского языка и риторики в Фэйрвью-колледже,  в
одноименном городе.
   Ситуацию я оценил правильно. Три месяца назад умер прежний ректор. Кто же
уселся в освободившееся кресло, как не преподобный мистер Маннинг?  Он  стал
подбирать  новых  сотрудников,  и  одно  из  первых  писем-приглашений  было
направлено твоему покорному (но не слишком покорному) слуге. Маннингу  нужен
именно такой человек как я. Мне предоставили выбор между кафедрами физики  и
математики.  Я  выбрал  титул  "профессор   математики"   -   правда   ведь,
внушительно?
   Теперь ты знаешь, где меня найти, вот и  приезжай,  когда  позволит  твоя
новая работа. Меня здесь встретили с распростертыми объятиями.  Может  быть,
ты здесь познакомишься с людьми, которые тебе в дальнейшем пригодятся.
   Искренне твой Диего.

   В то время я не мог выбраться к Домингецу, но решил съездить к  нему  при
первой же возможности. Между тем продолжалась текучка -  я  усердно  учился.
Оказалось, что у Каммингса можно многое  почерпнуть,  и  все  почерпнутое  я
бережно хранил в  памяти,  рассчитывая  использовать  в  будущем.  Раньше  я
принимал патент за чистую монету, то есть за способ  поощрить  изобретателя,
предоставив временную монополию на плод его разума. Теперь я стал  понимать,
что дело обстоит куда сложнее.  В  своей  наивности  я  рассматривал  выдачу
патента как гарантию ценных прав на  существенные  особенности  изобретения.
Теперь я узнал, что  абсолютно  законный  патент  может  гроша  ломаного  не
стоить, что представляемые патентом права  больше  зависят  от  квалификации
юриста, который его формулировал, чем от достоинств самого изобретения.
   Сердце изобретения - патентная формула, и ее  пункты  надо  составлять  с
величайшей точностью; точность эта, казалось  мне,  зависит  не  столько  от
принципов истины и рационализма, сколько от комплекса правовых  условностей.
Ценность изобретения имеет крайне мало общего с подлинной его сущностью. Мне
вдолбили,  что  слишком  узкая   формула   не   предоставляет   изобретателю
мало-мальски существенных прав, тогда  как  формулу  слишком  широкую  почти
наверняка   забракует    патентная    экспертиза.    Нежелателен    чересчур
добросовестный  охват   сути   изобретения:   создается   видимость,   будто
сформулирован закон природы, а законы природы не подлежат патентованию; зато
вполне  патентоспособно  остроумное  усовершенствование,  если   его   можно
соотнести с каким-то ремеслом.

   Только через две недели удалось мне выбраться к Диего в Ист-Брайэм.
   По  адресу,   указанному   Диего,   я   обнаружил   особняк,   достаточно
вместительный, но  не  столь  ухоженный,  как  обиталище  ректора  и  прочих
именитых лиц колледжа. Оказывается, там находилась  местная  гостиница,  где
жили многие холостые преподаватели. Диего ждал меня у  дверей.  Позади  него
стояла какая-то матрона, на вид добродушная и хлопотливая.
   - Здравствуй, Грегори! - окликнул меня Диего.- Добро  пожаловать  в  наши
академические пенаты!  Миссис  Гендерсон,  это  Грегори  Джеймс,  друг  моих
суровых студенческих лет в  Цюрихе.  А  это  миссис  Гендерсон,  добрый  дух
гостиницы.  Она  создает  нам  условия  много   более   сносные,   чем   мы,
неблагодарные, заслуживаем. Пойдем же, я покажу тебе твои апартаменты.
   Диего  занимал  номер  на  третьем   этаже.   В   спальне   -   старинная
комфортабельная кровать на четырех столбах, с ситцевым пологом. В гостиной -
веселенькие светлые обои, два удобных мягких кресла и большой книжный шкаф с
технической литературой, романами и сборниками  стихов.  Вместо  письменного
стола у окна - большой квадратный стол, а на нем - куча бумаг,  разбросанных
в беспорядке и в то же время  не  без  какой-то  упорядоченности.  Природная
небрежность Диего явно  сталкивалась  здесь  с  совершенно  иным  характером
миссис Гендерсон. Очевидно, добрая душа каждое утро бралась за сизифов  труд
- наводила порядок на столе у Диего.
   - Да, я здесь очень недурно устроился, - сказал Диего, - с  удовольствием
преподаю. В свободные часы занимаюсь научной  работой.  Да  вот,  кстати,  я
приготовил для тебя оттиски.
   Оттиски я сунул в портфель, чтобы просмотреть позднее.  Очевидно,  в  них
трактовались различные вопросы, связанные с математикой теории  контуров,  -
темой, по которой в то время мало появлялось работ. Впоследствии, ознакомясь
на досуге, я обнаружил, что это - достойные научные труды. Там не нашлось ни
одной идеи, которая была бы бесспорно нова  или  бесспорно  принадлежала  бы
Диего. После прочтения у меня осталось  чувство,  что  этот  человек  далеко
пош