ильная стужа,
хотя уже и не такая лютая. Совершенно черные деревья выказывали
по краю обесцвеченного леса набухшие зеленые почки.
     -- Когда  вы  далеко  от  меня,  я  вижу  вас  в  платье с
серебряными пуговицами, но когда же вы были в нем?  Ведь  не  в
первый  же  раз? А, в день свидания под тяжелым и мягким пальто
на вашем теле было это платье.
     Он толкнул дверь лавки и вошел в нее.
     -- Мне нужно множество цветов для Хлои, -- сказал он.
     -- Когда их ей отнести? -- спросила цветочница.
     Она была молоденькая и хрупкая,  с  красными  руками.  Она
очень любила цветы.
     -- Завтра  утром,  а заодно отнесите цветы и ко мне. Чтобы
вся  наша  комната  была   ими   заполнена:   лилиями,   белыми
гладиолусами,  розами,  охапками  других  белых  цветов,  -- и,
главное, приготовьте большой букет алых роз...

     XVII

     Братья  Де  Маре  одевались  к  свадьбе.  Их  очень  часто
приглашали  в педеружки, так как они хорошо выглядели. Они были
близнецами.  Старшего  звали  Кориолан.  У  него  были   черные
кудрявые  волосы, мягкая белая кожа, невинный вид, прямой нос и
голубые глаза, прикрытые длинными желтыми ресницами.
     Младший, которого звали Пегас, являл собою полное  подобие
старшего,  за  одним,  правда,  исключением -- его ресницы были
зелеными; этого обычно вполне хватало, чтобы отличить  их  друг
от  друга. Они выбрали карьеру педиков и по необходимости, и по
призванию, но, так как им хорошо платили за роль педеружек, они
больше почти не работали, и, к сожалению,  пагубная  праздность
толкала  их  время от времени к пороку. Так, например, накануне
Кориолан плохо  вел  себя  с  девушкой.  Пегас  отчитывал  его,
одновременно  втирая  себе  в  кожу  ягодиц  пасту  из  мужских
миндалин перед большим трехстворчатым зеркалом.
     -- И в каком часу ты вернулся домой, а? -- говорил Пегас.
     -- Понятия не имею, -- сказал Кориолан. -- Оставь  меня  в
покое. Занимайся своими ягодицами.
     Кориолан хирургическим зажимом выщипывал себе брови.
     -- Ты похабник! -- сказал Пегас. -- Девица!.. Если бы тебя
видела твоя тетушка!..
     -- О!..  А  ты, ты этого никогда не делал? А? -- с угрозой
сказал Кориолан.
     -- Когда это? -- сказал слегка встревоженный Пегас.
     Он  прервал  массаж  и  сделал  перед  зеркалом  несколько
элементов художественной гимнастики.
     -- Ладно,  --  сказал  Кориолан, -- иди к черту. Я не хочу
сводить тебя в могилу. Лучше застегни мне штанишки.
     У  них  были  специальные  штанишки  с   ширинкой   сзади,
застегнуть которую самому было очень трудно.
     -- А!  --  засмеялся  Пегас.  --  Вот  видишь? Тебе нечего
сказать!..
     -- К черту, я тебе говорю, -- повторил  Кориолан.  --  Кто
сегодня женится?
     -- Колен.  Он  женится  на  Хлое,  --  сказал  его  брат с
отвращением.
     -- Что за тон? -- спросил Кориолан. -- Он совсем  недурен,
этот парень.
     -- Да,  недурен,  --  сказал  Пегас  с завистью. -- Но вот
она... У нее такая пышная грудь, что никак  не  примешь  ее  за
мальчика!..
     Кориолан покраснел.
     -- Я  нахожу  ее красивой... -- пробормотал он. -- Хочется
дотронуться до ее груди... С тобой такого не бывает?
     Брат взглянул на него с изумлением.
     -- Каким же подонком ты становишься! -- энергично заключил
он. -- Другого такого развратника надо еще поискать...  В  один
прекрасный день ты женишься на женщине!..

     XVIII

     Монах  вышел  из  сакристилища,  следом за ним шел один из
Пузанов  и  какой-то  Шиш.  Они  несли   большие   коробки   из
гофрированного      картона,      наполненные     декоративными
финтифлюшками.
     -- Когда придет грузовик  Мазил,  подгоните  его  прямо  к
алтарю, Жозеф, -- сказал Монах Шишу.
     Дело  в  том,  что почти всех профессиональных Шишей зовут
Жозефами.
     -- Красить будем в желтое? -- сказал Жозеф.
     -- В фиолетовую полоску, -- сказал Пузан, Эммануэль Дзюдо,
здоровенный симпатичный  весельчак,  униформа  и  золотая  цепь
которого блестели, как носы на морозе.
     -- Да,  --  сказал Монах, -- ведь для блаславения прибудет
Епискобчик. Пошли, нужно  украсить  всеми  этими  финтифлюшками
балкон Музыкантов.
     -- А сколько будет музыкантов? -- спросил Шиш.
     -- Семижды  десять  да  три,  больше,  чем толковников, --
сказал Пузан.
     -- И четырнадцать детищ Веры, -- сказал Монах с гордостью.
     Шиш протяжно свистнул: "Фьюйуйуй..."
     -- А брачуются всего двое! -- с восторгом сказал он.
     -- Да, -- сказал Монах. -- У богатых всегда так и бывает.
     -- Гости будут? -- спросил Пузан.
     -- И много! -- сказал Шиш. --  Я  возьму  длинную  красную
алебарду и трость с красным набалдашником.
     -- Нет,  --  сказал  Монах.  --  Нужна  желтая  алебарда и
фиолетовая трость, так будет изысканнее.
     Они добрались до подножия хоров. Монах  обнаружил,  что  в
одном  из  поддерживающих  свод  столбов замаскирована дверь, и
открыл ее. Один  за  другим  они  стали  подниматься  по  узкой
лестнице,  закрученной как винт Архимеда. Сверху падали неясные
отблески.
     Они ввинтились на двадцать четыре поворота и  остановились
передохнуть.
     -- Тяжело! -- сказал Монах.
     Шиш,   стоявший   ниже  всех,  подтвердил  это,  и  Пузан,
оказавшийся   между   двух   огней,   подчинился   формулировке
большинства.
     -- Еще два с половиной оборота, -- сказал Монах.
     Они очутились на платформе, расположенной за алтарем в ста
метрах  над  землей,  которая  едва  угадывалась  отсюда сквозь
туман. Облака бесцеремонно проникали в церковь  и  расползались
по нефу обширными серыми клочьями.
     -- Будет  хорошая  погода, -- сказал Пузан, принюхиваясь к
запаху облаков. -- Они пахнут тимьяном.
     -- С привкусом синего рейгана, -- сказал Шиш, --  он  тоже
чувствуется.
     -- Надеюсь, церемония удастся на славу! -- сказал Монах.
     Они  поставили  свои  картонки  и  начали  украшать стулья
Музыкантов принесенными финтифлюшками. Шиш разворачивал их, дул
сверху, очищая от пыли, и передавал Пузану и Монаху.
     Над  ними  ввысь  уходили  столбы,   казалось,   что   они
соединяются  где-то неимоверно далеко. Матовый камень красивого
бело-кремового цвета ласкало мягкое сияние дня, и он отражал во
все стороны нежный,  спокойный  свет,  становившийся  на  самом
верху голубовато-зеленым.
     -- Надо бы начистить микрофоны, -- сказал Монах Шишу.
     -- Разверну  последнюю  штуку, -- сказал Шиш, -- и займусь
ими.
     Он вытащил из котомки лоскут  красного  сукна  и  принялся
энергично  надраивать  цоколь  первого микрофона. Всего их было
четыре, они располагались в ряд  перед  стульями  оркестрантов,
причем  скомбинированы  были  так,  что пока внутри раздавалась
музыка, каждой мелодии снаружи церкви отвечал колокольный звон.
     -- Поторопись, Жозеф, -- сказал Монах. -- Мы с  Эммануэлем
уже кончили.
     -- Подождите меня, -- сказал Шиш, -- подайте, Христа ради,
еще минут пять.
     Пузан  и  Монах  закрыли коробки крышками и сложили в углу
балкона, чтобы забрать их оттуда после свадьбы.
     -- Я готов! -- объявил Шиш.
     Все трое застегнули  ремни  своих  парашютов  и  грациозно
бросились   в   пустоту.   Три   огромных  разноцветных  цветка
раскрылись  с  мягким  всплеском,  и  вся  троица  благополучно
коснулась ногами полированных плит нефа.

     XIX

     -- Скажи, я красивая?
     Хлоя  изучала  свое  отражение  в бассейне из присыпанного
песком серебра; в нем беспечно резвился  маленький  карась.  На
плече  у  нее  сидела  серая мышь с черными усами, она потирала
лапками нос и следила за переменчивыми бликами.
     Хлоя уже надела чулки, легкие, как  воскуриваемый  фимиам,
цветом схожие с ее светлой кожей, и туфли на высоком каблуке из
белой  лайки.  Больше  на  ней  ничего  не было, только тяжелый
браслет из голубого  золота,  из-за  него  ее  нежное  запястье
казалось еще более хрупким.
     -- Не думаешь ли ты, что мне нужно одеться?
     Мышь соскользнула вдоль по округлому плечу Хлои и оперлась
об одну  из  ее  грудей.  Она осмотрела ее снизу вверх и пришла
именно к этому мнению.
     -- Тогда я спущу  тебя  на  землю!  --  сказала  Хлоя.  --
Знаешь,  сегодня  вечером  ты возвращаешься к Колену, тебе надо
будет со всеми здесь попрощаться!..
     Она пустила мышь на ковер, выглянула, приподняв на секунду
занавеску, в окно и подошла к кровати. Там  широко  раскинулось
белое  подвенечное  платье  Хлои и еще два платья цвета светлой
воды -- Изиды и Ализы.
     -- Вы готовы?
     В ванной комнате Ализа  помогала  Изиде  причесаться.  Они
тоже были в чулках и в туфлях.
     -- Мы  вовсе  не  спешим,  ни  вы, ни я! -- сказала Хлоя с
притворной суровостью. -- А известно ли вам, мои деточки, что я
выхожу сегодня утром замуж?
     -- У тебя впереди целый час! -- сказала Ализа.
     -- Этого более чем достаточно, --  сказала  Изида.  --  Ты
ведь уже причесана!
     Хлоя  тряхнула  локонами и засмеялась. В наполненной паром
комнате было жарко, а спина Ализы  была  столь  аппетитна,  что
Хлоя  не удержалась и нежно провела по ней ладонью. Изида, сидя
перед зеркалом, послушно подставляла голову точным рукам Ализы.
     -- Ты меня щекочешь! -- сказала Ализа и засмеялась.
     Хлоя нарочно ласкала ее там,  где  щекотно,  по  бокам  до
самых бедер. Кожа у Ализы была горячая и живая.
     -- Осторожней,  ты  испортишь  мне  прическу,  --  сказала
Изида, которая, чтобы убить время, занималась твоими ногтями.
     -- Вы прекрасны, вы обе так прекрасны, -- сказала Хлоя. --
Какая жалость, что вы не можете пойти прямо так, мне  бы  очень
хотелось, чтобы на вас только и были чулки да туфли.
     -- Одевайся,  малышка,  --  сказала  Ализа.  -- А то всюду
опоздаешь.
     -- Обними меня, -- сказала Хлоя. -- Я так счастлива!
     Ализа выставила ее из ванной, и Хлоя уселась  на  кровать.
Она  смеялась, разглядывая в одиночестве кружева своего платья.
Для начала она  надела  меленький  целлофановый  бюстгальтер  и
трусики  из белого атласа, которые мило опустились сзади под ее
упругими формами.

     XX

     -- Получается? -- сказал Колен.
     -- Пока нет, -- сказал Шик.
     В  четырнадцатый  раз  переделывал  он  узел  на  галстуке
Колена, и опять у него ничего не получалось.
     -- Надо бы попробовать в перчатках, -- сказал Колен.
     -- Почему? -- спросил Шик. -- Так что, будет лучше?
     -- Не  знаю,  --  сказал Колен. -- Просто идея, без всяких
претензий.
     -- Хорошо, что взялись за галстук заранее! -- сказал Шик.
     -- Да, -- сказал Колен. -- Но все равно опоздаем,  если  у
нас не выйдет.
     -- Ох! -- сказал Шик. -- Сейчас выйдет.
     Он  проделал  ряд  быстрых,  тесно связанных друг с другом
движений и  с  силой  потянул  за  оба  конца.  Галстук  лопнул
посредине и остался у него в руках.
     -- Третий, -- с отсутствующим видом заметил Колен.
     -- Ох! -- вздохнул Шик. -- Так получается... я знаю...
     Он  уселся  на  стул  и,  потирая  подбородок, углубился в
размышления.
     -- Понятия не имею, в чем дело, -- сказал он.
     -- Я тоже, -- сказал Колен. -- Что-то тут не так.
     --Да, -- сказал Шик, -- именно. Попытаюсь не глядя.
     Он взял четвертый галстук и небрежно  обмотал  его  вокруг
шеи  Колена,  с  заинтересованным  видом  наблюдая  за  полетом
скоробья. Пропустил широкий конец под узким, просунул его через
петлю,  сделал  оборот  вправо,  пропустил  его  вниз,   и,   к
несчастью, именно в этот момент его взгляд упал на неоконченное
творение.   Галстук   тут  же  мощно  затянулся,  прищемив  ему
указательный палец. Шик закудахтал от боли.
     -- Мерзкая тварь! -- выдавил он. -- Сволочь!!!
     -- Он сделал тебе больно? -- сочувственно спросил Колен.
     Шик изо всех сил сосал палец.
     -- Ноготь станет абсолютно черным, -- сказал он.
     -- Бедолага! -- сказал Колен.
     Шик пробормотал что-то и уставился на шею Колена.
     -- Тише! -- выдохнул он. -- Узел готов!.. Не двигайся!..
     Не спуская с  галстука  глаз,  он  осторожно  попятился  и
схватил   со   стоявшего  позади  стола  бутылочку  пастельного
фиксатора. Он медленно  взял  в  рот  кончик  маленькой  трубки
распылителя  и  бесшумно  приблизился к Колену. Колен напевал и
подчеркнуто смотрел в потолок.
     Струя  распыленной  жидкости  ударила  галстук   в   самую
середину  узла.  Он  резко  дернулся  и застыл в неподвижности,
пригвожденный к своему месту затвердевшей резиной.

     XXI

     Колен вышел из дома, по пятам за  ним  следовал  Шик.  Они
собирались  зайти за Хлоей. Николас должен был присоединиться к
ним прямо в церкви. Он стряпал особое блюдо, найденное у Гуффе,
и надеялся, что оно будет потрясающим.
     По дороге им попался книжный магазин, и Шик внезапно замер
перед ним.  В  самой  середине  витрины  экземпляр  "Затхлости"
Партра,  переплетенный  в фиолетовый сафьян с гербами герцогини
де Бонвуар, сверкал, подобный драгоценному украшению.
     -- Ой! -- сказал Шик. -- Посмотри!
     -- Что? -- сказал, повернувшись к витрине,  Колен.  --  А!
Это?
     -- Да, -- сказал Шик.
     От  вожделения  он  начал  пускать  слюну.  Между  его ног
образовался маленький ручеек, он потек к краю тротуара,  огибая
мельчайшие неровности пыли.
     -- Ну и что? ~ сказал Колен. -- У тебя же она есть?..
     -- Но отнюдь не в таком переплете!.. -- сказал Шик.
     -- Ну его к черту! -- сказал Колен. -- Пошли, мы спешим.
     -- Она стоит не меньше дублезвона или двух, -- сказал Шик.
     -- Конечно, -- сказал, удаляясь, Колен.
     Шик обшарил карманы.
     -- Колен, -- позвал он, -- одолжи мне чуть-чуть денег.
     Колен  снова  остановился.  Он покачал головой с печальным
видом.
     -- Уверен, --  сказал  он,  --  что  двадцать  пять  тысяч
дублезвонов, которые я тебе обещал, сохранятся недолго.
     Шик  покраснел,  повесил  нос,  но  протянул руку. Он взял
деньги и бросился  в  магазин.  Озабоченный,  Колен  ждал  его.
Увидев, как повеселел Шик, он опять покачал головой, на сей раз
с сочувствием, и полуулыбка выступила у него на губах.
     -- Ты безумец, мой бедный Шик! Сколько ты заплатил?
     -- Не  имеет никакого значения! -- сказал Шик. -- Поспешим
же.
     Они заторопились. Казалось, что  Шика  подхватили  летучие
дракончики.
     У  Хлоиного  подъезда  люди  разглядывали  красивый  белый
автомобиль, заказанный Коленом, -- его только что подали вместе
с церемониальным шофером. Внутри все было  обито  белым  мехом,
среди тепла и уюта звучала музыка.
     В  голубом  небе  плыли  легкие, расплывчатые облака. Было
холодно, но в разумных пределах. Зима подходила к концу.
     Пол лифта вспучился у них под ногами и сильной, но  мягкой
судорогой  доставил на нужный этаж. Раздвинулись его двери. Они
позвонили. Им открыли. Хлоя ждала их.
     Кроме целлофанового бюстгальтера, маленьких белых трусиков
и чулок, на ней было два слоя муслина, а с плеч спадала длинная
тюлевая вуаль, оставлявшая голову непокрытой.
     Так же были одеты и Ализа с  Изидой,  но  их  платья  были
цвета  воды.  Вьющиеся  волосы  девушек  сверкали  на  солнце и
тяжелой ароматной массой пенились на плечах.  Которую  из  трех
выбрать,   было  неясно.  Правда,  не  Колену.  Боясь  нарушить
гармонию ее туалета, он не осмелился обнять Хлою, но  отыгрался
на Изиде и Ализе. Видя, как он счастлив, они не протестовали.
     Вся  комната  была  заполнена  выбранными  Коленом  белыми
цветами, а на подушке смятой постели лежал лепесток алой  розы.
Запах  цветов  и  аромат  девушек  смешивались  воедино,  и Шик
чувствовал  себя  роящейся  пчелой.  У  Ализы  в  волосах  была
сиреневая орхидея, у Изиды --- алая роза, а у Хлои -- большущая
белая  камелия.  В  руках  она  держала букет лилий; браслет из
листьев плюща, вечно новых и  лакированных  свежестью,  блестел
рядом  с массивным браслетом из голубого золота. Ее обручальное
кольцо было  вымощено  крохотными  брильянтами,  квадратными  и
продолговатыми, азбукой Морзе они передавали имя Колена. В углу
из-под  букета  едва  виднелась  макушка кинооператора, который
отчаянно крутил ручку камеры.
     Колен попозировал чуть-чуть с Хлоей, потом  уступил  место
Шику, Ализе и Изиде. Наконец все собрались и отправились следом
за  Хлоей,  которая  первой  вошла  в  лифт.  Тросы  оного  так
растянулись под весом чрезмерной нагрузки, что не пришлось даже
нажимать на кнопку, но внизу они постарались выйти  все  сразу,
чтобы отставшего не унесло в кабине обратно наверх.
     Шофер  распахнул  дверцу.  Три девушки и Колен сели сзади.
Шик расположился спереди, и машина Тронулась. Все  прохожие  на
улице  оглядывались  и  с воодушевлением сучили руками, считая,
что это проезжает Президент,  а  затем  продолжали  свой  путь,
думая о вещах блестящих и позолоченных.
     До  церкви было рукой подать. Автомобиль описал элегантную
кардиоиду и остановился у подножия лестницы.
     На паперти, между двух резных колонн. Монах, Пузан  и  Шиш
давали предсвадебный парад. Позади них до земли спадала длинная
драпировка из белого шелка, и четырнадцать детищ Веры исполняли
балет.  Они  были одеты в белые блузы, красные штанишки и белые
тапочки. Девочки вместо  штанишек  надели  коротенькие  красные
юбочки  в  складочку, а в волосах у них красовалось по красному
перу. Монах держал большой барабан. Пузан играл  на  флейте,  а
Шиш  отбивал  ритм  маракасами. Они хором пропели припев, после
чего  Шиш,  дважды  прихлопнув  и  трижды  притопнув,   схватил
контрабас   и   при  помощи  смычка  исполнил  сногсшибательную
импровизацию на приуроченную  к  подобному  случаю  музыкальную
тему.
     Шесть  с  гаком  дюжин  музыкантов  играли  уже  на  своем
балконе, и вовсю трезвонили колокола.
     Вдруг раздался резкий  диссонантный  аккорд:  это  дирижер
подошел  слишком  близко  к  краю  и  выпал  наружу, управление
ансамблем принял на себя его  заместитель.  В  тот  миг,  когда
дирижер  разбился  о  плиты,  оркестр  издал  еще  один аккорд,
стремясь  заглушить  шум  падения,   но   церковь   все   равно
содрогнулась на своем основании.
     Колен  и Хлоя с восхищением наблюдали парад Монаха, Пузана
и Шиша, а  два  подшишика  ожидали  позади,  у  дверей  церкви,
момента  выноса  алебарды.  Монах  сделал  последнее  движение,
жонглируя  палочками   барабана.   Пузан   извлек   из   флейты
пронзительное  мяуканье,  чем  поверг  в  благоговение половину
святош, выстроившихся вдоль ступенек поглазеть  на  свадьбу,  а
Шиш  порвал,  извлекая  последний  аккорд,  со  струнами своего
контрабаса. Затем четырнадцать детищ Веры спустились гуськом по
ступенькам, девочки выстроились справа, а мальчики -- слева  от
дверцы автомобиля.
     Первой вышла Хлоя. В белом платье она была очаровательна и
лучезарна. За ней последовали Ализа и Изида. Появился Николас и
тут же  присоединился  ко  всем  остальным.  Колен взял за руку
Хлою. Николас  --  Изиду,  а  Шик  --  Ализу,  так  они  начали
восхождение  по  ступенькам, следом за ними пристроились братья
Де Маре, Кориолан справа и  Пегас  слева,  а  детища  Веры  шли
парами,  обласкиваясь  вдоль  всей лестницы. Монах, Пузан и Шиш
отложили свои инструменты и, в ожидании, водили хоровод.
     На паперти Колен и его друзья  совершили  сложный  маневр,
чтобы  надлежащим  образом  перестроиться  для входа в церковь:
Колен с Ализой, Николас под руку с Хлоей, затем Шик и Изида и в
самом конце братья Де Маре, но на этот раз уже Пегас справа,  а
Кориолан   слева.   Монах  и  его  сеиды,  перестав  кружиться,
возглавили кортеж, и все, распевая старый григорианский  хорал,
ринулись  к дверям. Когда они проходили мимо, подшишики разбили
им  на  голову  маленькую   колбочку   из   тонкого   хрусталя,
наполненную  очистительной  водой,  и воткнули в волосы палочки
зажженного ладана, у мужчин они горели  желтым  пламенем,  а  у
женщин -- фиолетовым.
     У  входа  в  церковь  были  расставлены вагонетки. Колен и
Ализа расположились в первой и тут ж